1. Карамелевый король
Конечно же, если строго, монопольный владелец одной из отраслей украинской кондитерской промышленности, или, как его называли в газетах, карамелевый король Федор Бурщак не принадлежал к олигархам в классическом понимании. Он, например, не содержал фракцию в парламенте, как Юлия Тимошенко, Игорь Шаров или Петр Порошенко. Не владел Федор и средствами массовой информации – у него не было газеты или, что еще лучше – телеканала, как, скажем, у социал-демократов объединенных, тех же «трудовиков» или «Видродження регионов», которых для краткости в кулуарах называли «Ведро». Федор Бурщак все свободные деньги старался вкладывать в производство, чем немало удивлял многих коллег по парламенту.
Парадокс же заключался в том, что именно Бурщака чаще, чем кого-либо публично называли олигархом. Возможно, этому способствовала внешность – 120-килограммовый гигант, предпочитавший пассивный образ жизни, демонстративно не друживший со спортом, не замеченный ни на престижных теннисных кортах на проспекте Науки или на горном курорте где-нибудь в Колорадо. Он вел уединенный образ жизни, за что его еще в пищевом институте, в студенческие годы, прозвали Бирюком. С годами Федор все больше напоминал, причем не отдаленно, а тютелька в тютельку, толстяка-буржуя с карикатур Кукриниксов, сопровождавшихся подтекстовками типа: «Жирующий на костях трудового негритянского народа Дядя Сэм, вождь капиталистических олигархов».
Да, внешность Федора Бурщака стопроцентно вписывалась в созданный нашей прессой образ современного толстосума, у которого в душе одна икона – его величество доллар США. Хотя все было не так однозначно, и если даже анализировать деятельность финансово-промышленной группы, которую создал Бурщак, а он консультировался с известными учеными по поводу подлинной сути понятия «олигарх», те тоже считали, что пресса допускала явный перекос. Ну никак не втискивался Бурщак в созданное газетчиками легковесное клише! Хотя бы потому, как втолковывал ему знакомый ученый, что вряд ли можно говорить, в случае с Федором, о наличии определенного политического синдиката, оказывающего заметное влияние, как на жизнедеятельность парламента, так и на распределение должностей в иерархии исполнительной власти.
Если и обзывать таких как он в прессе, то уж серыми кардиналами, но никак не олигархами. В отличие от последних, они предпочитали не светиться, оставаться в тени, тем более, – бросать вызов официальной власти. Ведь что такое, если разобраться, олигархия? Сращивание частного капитала с государственной бюрократией в корпоративных целях. А в перспективе – приватизация государственной власти олигарховым капиталом. А Федор по образованию – инженер-технолог. Возможно, думал он, те ребята, что сейчас полным ходом скупали ферросплавные заводы и облэнерго, приватизировали крупные стратегические объекты типа Николаевского глиноземного или Запорожского алюминиевого заводов, и представляли украинскую олигархию. Вполне может быть. Но причем здесь, скажите на милость, Федор Бурщак с его карамелью? В последнее время, правда, и он под влиянием золотой лихорадки бросился на крупную рыбу – подал документы на приватизацию изотопного завода в Желтых Водах, но кроме неприятностей это ему ничего не принесло.
Был у Федора и свой банчок – даже не банк, так, мелочь, не чета, тому же «Славянскому», не говоря о «Киевском Кредите». Когда-то давным-давно, в эпоху разгула инфляции, когда деньги превратились в бумажки, он с двумя компаньонами, скорее, чтобы не пропал капитал, а сами – не умерли от безделья, так как никаким серьезным бизнесом заниматься было невозможно, учредили тот банчок. И прошло-то с тех пор всего ничего, неполных десять лет, он недавно ужаснулся: да быть не может, всего-то? А оглядываешься назад – будто целая вечность. На самом же деле даже еще бухгалтерские документы не уничтожены, время не вышло, хранить надо. Вот только ребят уже нет, тех, с которыми банк на троих затевали. Володька Ястреб рванул в Штаты, спорол горячку, поспешил, переждал бы, сейчас, глядишь, вместе в парламенте заседали. Федор же выдюжил, грязь к нему не пристала, а ее много тогда бывшие коммунисты, сохранившие ментовскую крышу, вылили. Разорить хотели Бурщака, бизнес присвоить самым наглым образом, а их – грохнуть по одному, чтобы не трепыхались больше. А когда не удалось, – ментов спустили, КРУ, налоговую. А Мишку Рябошапку с беременной женой расстреляли, когда они с прогулки по Днепру возвращались, прямо на набережной у речного вокзала, на причале. Они даже с трапа не успели сойти.
То наглое убийство взбудоражило весь Киев, министр выступал, генеральный прокурор, сам президент Леонид Кравчук. Да где такое видано, чтобы средь бела дня в центре города, с автоматами – совсем распоясались бандиты. А ведь к Федору они еще раньше приходили, в банк, человек восемь в спортивных костюмах и кожаных куртках, так тогда они одевались, бандитская униформа. Нахрапом прошли через приемную, своего человека оставили, чтобы Федькину охрану нейтрализовать, и секретарша не могла никуда позвонить. У него, правда, под ногой на полу кнопка вмонтирована, сигнализация, с милицией напрямую, последнее ноу-хау, но что-то его остановило: не надо ее нажимать, не поможет. Сидели, развалясь на стульях у стены в его тесной клетушке, куртки нарочито на распашку, чтобы лучше видно золотые цепи, каждое звено размером с хорошую сливу, на поясе – гранаты-лимонки, автоматы Калашникова поблескивают.
Почти все – чучмеки, в армии таких называли чмом и чурками, не считали за людей. «Началник, слышь, началник! Крэдыт пришли к тэбе получить! Давай 20 тысяч крэдит нашем обществу с очень ограныченной ответственности!» – «Дневальный! Нэси станок ыгральный!» – ответил он, слегка переиначив армейскую дразнилку, стараясь не слишком переигрывать, чтобы не обидеть этих кацо. Жаль с деньгами расставаться, да делать нечего, другого выхода не было. Зато время выиграть удалось. А это главное, и, не дожидаясь, пока братья-чеченцы придут еще или чего доброго, пригласят его на стрелку под кинотеатр «Орбита» на Бессарабке, быстро послал за помощью к Кулаку, уже тогда державшему Чоколовку и аэропорт Жуляны. Деньги удалось даже вернуть, а с Кулаком они до сих пор по жизни и бизнесу вместе идут.
Почему он вспомнил об этом? Может, из-за того, что сейчас как раз шел смотреть ремонт в старом детском садике, куда ходил тридцать лет назад, вернее, приводила тетка Оксана, и который он сейчас выкупил? Выкупил не для чисто конкретных целей и не для коммерции, а чтобы восстановить в ветхом, на ладан дышащем двухэтажном флигеле, все так, как было тогда, тридцать лет назад. Так, да не так. Вот, например, холл, где раздевалка, шкафчики стояли – у кого мячик нарисованный, у кого – белочка или зайчик там, – Федор все в стиле евроремонта зашарашил, а шкафчики – позолотой загадал оббить, да чтоб с зеркалами внутри. Картины развесят старинные, антиквариат, мебель в тон, сантехнику испанскую, бассейн, джакузи – чтобы у детей все было для отдыха – и видик, и телек, и компьютерный – нет, не класс, такой необходимости нет пока – небольшой уголок.
Уже виделась Федору презентация в отреставрированном детском саду, список уточняли его люди, чтоб и воспитатели те, что с ним возились, и все, кто с ним ходил тридцать лет назад в детский садик, и все другие поколения по желанию, как в той жизни было. Эта работа продвигалась значительно труднее, чем ремонт и покупка всяких антикварных стульев. Там что – бабки заплатил, людей нанял, команду дал – только контролируй! А здесь – попробуй, собери. Найди тех, кто тридцать лет назад работал в детском саду и посещал его! Да многих уже и на свете нет. Поэтому и приходилось мозгами шурупать, целый план составить, чтоб и в газете, и по телеку объявление дать, и оргкомитет, кто бы мог людей понаходить. Там же, на презентации, Федор и должен был по идее передать ключи от новенького детского садика, каких Киев еще не видовал, главе районной администрации, чтобы пользовались бесплатно.
Для того и создавалось, Федор не жлоб какой с улицы, всю жизнь вырос здесь, на Краснозвездной, в пятиэтажной хрущовке с теткой Оксаной, родителей не помнил, сирота, из детдома. Фамилию Бурщак ему, кстати, там дали, очень он борщ любил, когда маленьким был. Все бурчал: «Борща качу!» Так и пристало: Борщак, потом – Бурщак, это когда уже в паспорт записывали, спросили: так как же? Сказать «Борщак» постеснялся, остался на всю жизнь Бурщаком. Здесь, на Краснозвездной, и в школу пошел до третьего класса, потом тетка заболела, определила Федора в китайский интернат на третьей просеке в Святошино, там язык китайский изучали, да так и не выучили – никто, ни один человек. Даже для смеху.
Да что китайский! Вон сколько в Киеве английских школ, что с первого по десятый класс английский изучают по три раза в неделю, и то никто и не выучил. Что-то здесь не так, братцы, говорил народный депутат по Зализнычному округу № 15 Федор Бурщак, да не услышали его коллеги-депутаты, посмеивались в курилках: что ты, мол, карамелевый король Украины, в образование полез? Кумекаешь что-то в этом? Занимался бы лучше своей карамелью и не мешал знающим людям реформу в образовании проводить за бюджетные бабки. Они и сейчас, узнав про затею с детским садиком, допекают. И больше всех дебил этот, глава райадиминистрации Фролов. Вот где кретин! Федор ему такой дворец выстроил на шару, так он принимать не желает, скотина, – «мне его некем заполнить, детей нет. Рождаемость в районе на нуле, сколько садиков стоят заколоченных!» Ну не придурок ли жизни? Полный, причем! Да надо еще посмотреть, почему они заколоченные, ты же их все коммерческим структурам в аренду отдал, сука, за наличные! Нет, за этим козлом глаз да глаз нужен, правы ребята, сюда управляющего своего определить надо. А то весь антиквариат с компьютерами в момент испарится. С этого Фролова станется. Уже и пацаны Кулака с ним, козлом, беседовали, ничего не помогает, отморозок какой-то! Довел район до ручки, дети уже не рождаются. Смотри, блин, мы тебя заставим свечку держать, чтобы процесс пошел!
Не знал бедный глава райадминистрации, что наступил на больной мозоль нардепа и короля карамелевой промышленности Бурщака. А мог бы, кстати сказать, поинтересоваться, разузнать, людей поспрашивать, тем более, должность занимаешь такую. Да и не простой человек с улицы, народный депутат все же, тебе с ним в одном городе и даже округе жить еще сколько, на Марс никто из вас не улетает, правда? Рассказали бы тебе, что Федор Бурщак здесь всю жизнь сиротой прожил, узнал, что почем на своей шкуре.
И то, что после расстрела своего компаньона с беременной женой на речвокзале тогда, в 92-м, пацана его, Костика четырехлетнего, к себе забрал. Неженатый ведь до сих пор, 36-й год стукнул, оно и пора может, мужчина видный, да при таких деньгах, нардеп, а так с Костиком и живет в том же микрорайоне, где сам вырос, только и того, что с хрущевки съехал, когда первые деньги завелись. Другой бы на его месте запросто мог квартиру в центре купить шикарную, где-нибудь на Печерские или у Золотых ворот, а он переселился напротив своего бывшего дома, из окна ту хрущевку рассматривает каждое утро, когда зарядку делает. Тетка Оксана как умерла, он уговорил ее знакомую из их старого дома, приходила прибираться и готовить, стирала за ними. А как иначе, если он возвращался за полночь, а поднимался в полшестого, раньше, чем в армии?
И только выходные были для них с Костиком святыми, полной расслабухой. Чаще всего вдвоем раненько мотали на летнюю дачу, под Вышгород. Участок тетки Оксаны, полученный еще в бытность работы на авиазаводе, избушка на курьих ножках. Тогда строго наказывали по партийной линии за двухэтажные дома, а тетка была партийной. Да им много и не надо, мобильник выключался напрочь на целых два дня, никакого телека, даже транзистора, а газет – и подавно. Рыбачили, купались до синевы на губах, ныряли с довбочки, готовили на костре суп и шашлык. В прошлом году купили лодку-плоскодонку, стоял сумасшедший клев, судачка как прорвало, и окуньки шли за милую душу, лящи, коропа. Возвращались запоздно в воскресенье, с одной мыслью – помыться и спать. Зато всю неделю крутился, как заведенный, в предвкушении субботы. Костик дни считал, оба ужасно дорожили выходными. Классно было и то, что здесь Федора никто не знал, можно ходить в рванных выцветших шортах и пропахшей костром и рыбной чешуей любимой футболке, купаться и загорать. Или болтать с любым встречным-поперечным, будучи уверенным, что он у тебя ничего не станет просить, потому что понятия не имеет, что ты – нардеп Федор Бурщак. Хорошо, что сессии теперь реже транслировали по телеку, не так, как в первые созывы, когда депутаты покруче звезд Голливуда себя чувствовали. Впрочем, и когда передавали, Федор особо на трибуну не лез, разве когда Длинный, его дружок и деловой партнер, лидер фракции, попросит выступить.
Друзья сначала обижались, думали, он выходные на баб тратит, мало кто знал, что один из тех, кого газеты называли едва ли не главным олигархом, живет один с пацаном и запросто ловит рыбу в Днепре. Эту тайну Федор хранил, к себе в душу никого не подпускал, в парламенте не знали, разве что тот же Игорек Длинный. Кулак в курсе, правда, но у них свой договор, мужской, надежный. Больше всего боялся, чтобы не пронюхали журналисты, такое началось бы, – представить страшно! Пока судьба его хранила. Тьфу-тьфу-тьфу!
Была еще одна дача, в Конче. Один пуриц расплатился за вагон металла землей в Новоселках. Они взяли десять гектаров на троих – покойный Миша Рябошапка – Костин отец, нынешний обладатель гринкарты Володька Ястреб и он, Федор. Тогда смеялись – на хрена столько? Теперь земля в Конче на вес золота. Через год он уступил Паше-нефтянику половину, тот обставил все с таким размахом, показушник проклятый, стыдно туда ездить!
Хотел сразу продать, тот же Пашка и выкупил бы. А потом подумал: а какого, собственно, рожна? Через два года Костику шестнадцать, он на него перепишет, пусть пацану хоть что-то в этой жизни обломится. А ездить туда – на фиг, на фиг! Раза два в год, чтобы отметиться, так, для проформы. Отгрохал Паша дворец – неудобно перед людьми, стыдно, зачем вся эта роскошь? Для понта, разве там нормально отдохнуть можно? Тридцать человек одних охранников, обслуга на веломобилях и рафиках разъезжает. Обедали на террасе над озером, а он по рации: «Кухня, кухня, пятнадцать отбивных, двенадцать пельменей, пива и воды привезите».
Кусок леса оттяпал, гектаров двадцать, охотничий замок выгнал, от замка к берегу деревянная лестница шикарная, резная, в венецианском стиле. Здесь же колыба, две кухни для разделывания и приготовления дичи, все в охотничьей символике. Между замком и колыбой, как положено, бассейн закрытый с двумя саунами и кегельбаном. На том месте, где когда-то была сельская школа, Федор еще застал ее, теперь вертолетная площадка, и на вертолетах, значит, сюда кое-кто залетает. Что касается местных жителей, а здесь когда-то было два хутора, им повезло больше. Тем, кто согласился добровольно покинуть насиженные места, еще и доплатили. Ну а упрямцам – что с них взять, пусть прыгают через шлагбаумы, объезжают посты охраны, она, кстати, на вездеходах, выписывает аборигенам пропуска. Хочешь по лесу пройтись? Пожалуйста, никто не запрещает, пропуск действителен на три часа, после прогулки на КПП зарегистрируйся в журнале. Один дед – сто лет, рассказывал, что ни при помещиках, ни при немцах такого порядка не было, как новые украинцы установили.
Нормально, а? Зачем пацану такое видеть? Он из школы приходит и спрашивает: «Федор, а у нас учителя бастовать снова собираются, деньги не платят, вы чем там в Верховной Раде занимаетесь?» Или: «Не надо за мной машину после уроков присылать, в классе дразнить стали, «мальчик-мажор», говорят». – «Что такое «мажор»?» – «У кого родители бизнесмены крутые или совсем олигархи». Ну как здесь не выругаться? Да только он пальцем пошевели, давно бы Косте иномарку купил, квартиру и тэ дэ, и тэ пэ. Да разве водитель с охранником заезжают в школу для шику? Время сейчас такое неспокойное, он и мобилку Костику купил, чтоб быть все время на связи, знать, что все в порядке. Как нет его Кости, где-то задерживается, Федор работать не может, все из рук валится. Мальчики-мажоры, е-пэ-рэ-сэ-тэ! Беспредел такой кругом творится, милиция совсем растерялась, мышей не ловит, люди боятся вечером на улицу выйти, а министр ихний на Верховной Раде себе дополнительное финансирование просит. Хрен вам, а не финансирование!
На этом фоне, конечно, Паше-нефтянику лучше не выдрыгиваться, зачем подставляться лишний раз? Да если пресса пронюхает про их дачу, площадью десять гектаров, да псарню с конюшней, мало не покажется тогда Пашке. А почему бы не пронюхать, конкуренты их сдать запросто могут, за сто баксов наймут писаку заказного, голодного, тот такую статейку встругнет, всю жизнь отмываться будешь – не отмоешься. А Пашке все по фиг! Уехал в Сомали на львов охотиться – совесть есть, спрашивается? А на «даче» новое строительство тем временем развернул – гавань для яхты двухпалубной, чтоб к берегу, когда причаливала, прямо в гавань спускалась, зимняя стоянка предусмотрена, стапеля… Да, нефтяной бизнес-бездонный, это тебе не шоколад с карамелью продавать.
И никто, кстати, разбираться не станет – «дача» ведь общая, на двоих записана, значит и отвечать вместе будут. Так Пашка, понятное дело, выкрутится, а Федор, как всегда, крайним останется. А бордель какой там развел, даже Кулак предупреждал: те барышни, что во флигеле живут, на самом деле отправляются в Эмираты шейхам на продажу, а триндел: модельный бизнес! Сил моих больше нет терпеть все это! Эх, взять бы Костика да в Верону на лето махнуть, какой городок чудный, как в сказке, с улицами Монтекки и Капулетти, той самой ареной для боев гладиаторских. В прошлом году ездил с парламентской делегацией, так в душу запал городок, по ночам снится. Он тогда весь его исходил вдоль и поперек, не мог надышаться воздухом – чудной смесью медового трубочного табака, дорогих одеколонов, абрикосовых цветов и свежевыкошенной травы. Поклялся, чтобы не случилось, привезет сюда Костика, покажет ему Верону. Хо-хо-хо, когда еще такое будет, похоже, что до Вероны теперь дальше, чем до Луны!
2. Кулак
В пять часов у Федора была назначена встреча с Кулаком в казино «Миг удачи» на Городецкого, бывшей Карла Маркса. Кулак начал открывать и скупать игорные дома практически раньше всех в Киеве. Смешно теперь вспоминать, как все это зарождалось, как давали на лапу председателям райисполкомов ходившие в их чиновничьем кругу чепуховые суммы, – по триста долларов, а бывало и меньше, вкладывали почему-то в конверты или же в папки картонные. И как те жадно заглатывали, подлизывлись, благодарили. Не стесняясь, приходили с расфуфыренными женами на презентации, подвыпив, вальяжно садились за столы играть, пытаясь изобразить умные лица, начитавшись детективов, или видели по телеку, как на западе обеспеченные люди проводят время. Что делать, приходилось им еще за столом уступать – так, самую мелочь, чтобы совсем не развращать, шепнуть крупье, чтобы дал выиграть долларов по сто. И жены располневшие лезли, ну нет, здесь без обмана! Хочешь спустить бабки – что ж, мы тебе поможем, потому как, если им еще проигрывать, – денег никаких вообще не хватит, себе в убыток придется работать. Бывало, мужья их еле уносили, дорвавшихся до дармового виски и диковинного по тем временам джина с тоником.
Когда открывали «Миг удачи», весь город сошелся, два дня только «Вип-персоны» гулеванили, по карточкам специальным, для начальства. Посуды перебилось, захезали все, пришлось понедельник санитарным днем объявлять, скоблить, чистить, раны зализывать. Переживали: как-то оно дальше пойдет? Уж если начальство, солидные как бы люди, и так себя вели? А вдруг братва нагрянет с улицы? Рамку установили, тоже, считай, первую в Киеве, а сколько сомневающихся было! Да, поначалу буксовало здорово, пока все попритерлось – с милицией, властями, сами ребята руку набили, короче, первые прибыля пошли с заметным отставанием от графика. Но пошли же! А вскоре проявились и все преимущества игорного бизнеса – безналоговая, неучтенная никем наличка. Сколько Кулак отмыл денег через казино – и не одно, через год у него была уже целая сеть по Киеву – никто и никогда не узнает.
Другие тоже не дремали, смекнув, бросились в погоню, но право первой брачной ночи осталось за ними, попробуй, догони, да и места в Киеве всем хватит. Давно прошли те благословенные времена, когда деньги зарабатывались так легко, никто не брал тебя под колпак, не заносил в компьютер, не прессовал. Что ж, кто не успел, тот опоздал. Врагу не пожелал бы Федор начинать сегодня любой бизнес в Украине. Надо быть полным отморозком, да и кто подпустит к кормушке, выведет на рынок? Столько теперь фискальных органов стоит на страже, не то, что украсть, – честно заработать не дадут – и налоговая, и УБОП с УБЭПОМ, и полиция, и МВД, и СБУ, – все бдят, чтобы кто случайный не вклинился в их владенья.
Хиляйте, придурки, и без вас есть кому зелень косить, сидите тихо и не чирикайте. Федор вспомнил, как к нему на депутатский прием пришел руководитель одного небольшого предприятия: сделал ремонт у себя в конторе, наличными деньгами надо было расплатиться со строителями, а откуда их взять? И сумма-то ерундовая – то ли пятнадцать, то ли двадцать тысяч уже в гривнах. Решил проконвертировать через фирму-однодневку, ну его и взяли за барки: плыви, милый, сюда! Пришел за помощью к своему депутату, больше не к кому. Раньше в райком партии ходили, а теперь вот к нему, Федору. И что выяснилось: в списке подпольных конвертаторов фигурировало несколько фирм, и суммы не в пример нашему директору: по несколько миллионов – кто цитрусовыми торговал, кто окорочками по три четыре сотни тонн, но задержали только этого бедолагу.
Федор, улаживая вопрос в налоговой полиции, спросил, как бы между прочим: «А почему его только в разработку взяли, ведь по сводке проходит куда более крупная рыба?» – «Так это же наши постоянные клиенты, – ответили ему, – мы их давно пасем, когда смотрим – свежак появился, нам неизвестный, вот мы его и пощупали, что за один, чем дышит, кто стоит за ним…». – «Да, – подумал про себя Федор, – уж вы пасете, как бы не так, дань собираете, а начальству докладываете только о тех, кто без солидной крыши работает».
В казино Кулака не было. Вообще-то он отличался пунктуальностью, опаздывал редко, значит, что-то случилось, подумал Федор. И тут же запиликал мобильник. «Алло, это я, дождись меня, пожалуйста, мы тут туалет ищем». Ни хрена себе, заявочки. Это был их старый детский пароль, понятный только им знак: дело труба, замели менты. Когда-то еще школьниками попали по пьяному делу за то, что мочились в подворотне на Крещатике. Невтерпеж было, прямо у Центрального гастронома, их, конечно, замели, отвели в отделение на Свердлова и продержали всю ночь. С тех пор и пошло: туалет ищи прежде всего, не то к ментам попадешь! Давно прошли те школьные игры, другие нынче времена – менты честь Кулаку отдают, особенно на Чоколовке, да и на том же Крещатике иногда.
А вспомни, как его пытались ночью пришить в полицейском садике, в двух шагах от Владимирской, 33, куда таскали на допрос? Четыре месяца Кулака держали в Дарнице, за вокзалом, в изоляторе предварительного заключения, без оглашения обвинения. Странные обстоятельства его «дела», когда сперва берут, а потом начинают «шить» – тогда это было еще удивительно – заставили братву серьезно задуматься. Кулаку тогда, можно сказать, повезло. У него обострилась язва, да так, что вынуждены были везти в гастроэнтерологический центр, а позже, по причине кровохарканья, госпитализировали не в тюремную, а в городскую больницу. Диагноз жесткий, откуда только взялся у внешне пышущего здоровьем Кулака: «хроническая язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки, осложненная желудочно-кишечным кровотечением». Потом началось худшее: язва превратилась в открытую рану, кровь заливала желудок. Такую рану не перебинтуешь и жгутом не перевяжешь. А тут как раз «Беркут» нагрянул, кто-то позвонил, что Кулаку готовят побег. Забрали его с кровоточащей раной в «воронок», а машину из больницы не хотят выпускать, с документами что-то там не в порядке. Два с половиной часа, пока длилось разбирательство, Кулак истекал кровью в машине. Наконец вернули обратно в палату. Федор как раз к тому времени подъехал, его вызвонили по мобильнику. Появился главврач, осмотрел Кулака, дал команду: «На стол!». Перед операцией, когда вводили зондирование, из зонда ударила лилово-красная струя крови.
– Что там? – спросил Кулак у хирурга.
– Кровь.
– Налейте стакан и отнесите прокурору, – сказал Кулак.
Вот откуда это взялось. Недавно оппозиционеры бузу в Киеве затеяли, гулеванили с портретом сидящей у деда Лукьяна Юли Тимошенко, тоже придумали добровольно кровь под стенами прокуратуры на Резницкой сдавать. А Кулак первым такой номер придумал. Правда, говорили, что оппозиционеры не свою кровь сдавали, а свинную, заранее приготовленную, в стакан прокурору налили. А Кулак хотел, чтобы отнесли родную. После операции врачи сделали вывод: в таком состоянии Кулака везти никуда нельзя. Но их никто не собирался слушать.
Выждав день, забрали в тюремную больницу. Транспортировали на простынях, через окно. Не мытьем, так катаньем. Такой начинался произвол. Ничего не добившись, выпустили на волю, а сами пустили наружку, чтобы она его и грохнула. Уже позже они узнали правду: мурыжили и вызывли в ментуру с понтами, чтобы спровоцировать пацанов, другие группировки, представить, что он будто бы сдает своих. Пусть, мол, братва сама с ним разбирается. Вот как тогда работали. Вокруг – перестройка, а у ментов – прессовка, причем не только бесхозной шушеры и наперсточников, но и только-только появившихся кооператоров.
Собственно, тогда и началось формирование того, что сейчас в газетах называют организованной преступностью. Прошел месяц-другой и под началом Кулака «трудилось» уже несколько десятков бойцов. Постепенно все лакомые кусочки в районе перетекли плавно к нему – и рынок, и автостанция, и два кинотеатра, а позже и склады оборонного завода и сам завод, на котором трудилось в лучшие времена до пятнадцати тысяч человек. Прибив эти «объекты», Кулак калеными утюгами выжег оттуда чужаков, запустив своих наперсточников, таксистов, а позже – проституток и торговцев наркотиками, естественно, обложив их солидным оброком. Да что там – пацаны за счастье считали попасть под Кулака, его крышу, это же лучше отдать сколько надо, а потом брать самим, наклонять кого не попадя, зная, что ты надежно защищен бригадой.
Кулак вроде бы и не суетился – расставлял бойцов по точкам, решал спорные вопросы, опираясь на растущий авторитет, контролировал своевременное поступление отчислений в общак. Как раз в это время по Киеву прокатилась волна расправ с неугодными коммерсантами и заодно с зарвавшимися рэкетирами, отказавшимися платить общак. Случились и жестокие, на грани садизма, случаи вымогательств типа раскаленным паяльником. Бойцы внаглую врывались в конторы и выставляли такие требования, что волосы вставали дыбом и не только в фигуральном смысле. Несогласных вывозили в лес, пытали до последней сотки баксов, с заклеенными скотчем глазами бросали в озера или выталкивали изуродованных и голых на автотрассы.
Уже дошло до переоформления фирм, квартир и машин на себя. Со временем, конечно, стали умнее – внедряли своих людей в коммерческие структуры – неважно кем – экспедитором или замдиректором. Во-первых, зарплату получали реально, а во-вторых, полностью контролировали финансовое состояние фирм. Переписать их на сторону Кулака, оставалось делом техники. Именно так Кулак – постепенно, тихой сапой, перебрал фирмы всего района, переоформляя их на бригадную собственность, расставляя учредителями преданных людей. Со временем появились свои рестораны, кафе, ночные клубы с дискотеками и стриптизами. И все чисто, никаких вопросов со стороны правоохранительных органов не возникало.
Да и какие могли быть претензии к Кулаку, если он лично не участвовал ни в одной операции, день и ночь просиживал в ночном клубе «Мичман», руководя процессом на расстоянии? Что касается залетавших время от времени отдельных бойцов, никто из них, конечно, и не думал закладывать своего босса, да кто же себе враг? А чтобы выдворить Кулака на зону, и речи не могло быть: тогда еще наркоту и патроны не подбрасывали без зазрения совести, как сейчас. Как-то они, зацепив двух путан, заехали с ними в Ригу, прокатились по Прибалтике. Бляди быстро надоели, в Киев возвращались вдвоем. Блаженствовали, вспоминая маленькую Европу. Федор предложил: «А в Киеве слабо такой рынок отмочить?» – «И пункты обменные, киоски, как у них!» – поддержал Кулак. Та неоформленная идея вскоре обрела вполне реальные черты. Киев превратился в массовую барахолку, челноки, сдававшие все, что еще осталось на Украине, теперь и домой возвращались с баулами шмоток и долгосрочной бакалеи. Поездки стали окупаться сторицей, они с Кулаком стригли купоны не только с выручки, но и со «страховых операций». Конечно же, не все так гладко шло, сколько людей полегло, да и козлы-«продавцы» ночами путались. Им рога обламывали, учить пришлось долго – бить, обирать, вывозить в лес на профилактические беседы, пока до них дошло: каждый день платить надо по 5 рублей, кто торгует с рук и 10 – с лотка.
Сегодня высокие милицейские чины, отвечая на вопрос, почему в Украине спокойно и безнаказанно, можно сказать, припеваючи, живут не бедствуют известные всему городу лидеры преступного мира, отвечают, что поначалу у них не было опыта борьбы с организованным противником, вооруженным технически и материально оснащенным лучше милиции. Да и с дисциплиной у бандитов покруче. Теперь же – нет необходимого правового механизма, позволяющего привлечь тех к уголовной ответственности. В том смысле, что все лидеры легализованы, занимаются нормальным бизнесом, а не добивают своих конкурентов в лесу или пытают с помощью утюгов на конспиративных квартирах.
Тем не менее, отчитываться об «успехах» им все равно приходилось, и они врали, без зазрения совести. Федор сам не раз слышал под куполом парламента фразы типа: «В процессе работы по ликвидации криминальных группировок в Украине было зарегистрировано 5 тысяч оперативно-розыскных дел как на специфические коллективы, так и на отдельных лиц… Такое спланированное наступление позволило выявить и обезвредить 570 группировок численностью 2,5 тысячи членов, которыми было совершено 1,5 тысячи преступлений». Одно остается за кадром этой бодрой статистики: почему сквозь эти сети прошли, как нож сквозь масло, лидеры-бандиты, те, чьи имена на слуху всего Киева? Почему не раскрыто ни одно громкое заказное убийство? Короче, правы те, кто сегодня утверждает, что вместо борьбы с мафией, киевский УБОП делал «крыши». Отвечая на эти упреки, один из милицейских лидеров привел в свое оправдание такой тезис: чтобы засадить Кулака за решетку, всему управлению надо, отбросив другие дела, трудится года два. А наша работа оценивается по валу, по количеству раскрытых преступлений. Вот и все объяснение. Система давит, здесь не до творчества, за такие показатели по головке не погладят.