Чиновникъ Особых поручений

Пролог

Год одна тысяча восемьсот девяносто девятый от Рождества Христова… Предпоследнее звено длинной череды лет, замыкающей малое «колесо» десятилетия и большой «круг» в сто лет – которые совсем непросто дались Российской империи. Оттого и новый год в ней везде встречали по-разному: в крестьянских деревеньках и селах, во множестве раскиданных по необъятным заснеженным просторам России-матушки – привычным голодом, приправленным легкой надеждой на лучшее, и тревогой о будущем. Шутка ли, целый век на изломе?!? Тут хочешь-не хочешь, а прислушаешься к шепоткам стариков о грядущих бедствиях и неизбежном Страшном суде. Хотя, с такой-то жизнью, им ли бояться смерти? Недаром ведь на Руси про умершего говорят – отмучился, сердешный…

Примерно те же чувства витали и внутри рабочих бараков, где обитала основная масса низкооплачиваемой фабрично-заводской трудовой скотинки. Ну там, разные подавальщики-подметальщики, грузчики и чернорабочие, мастеровщина самых низших разрядов – в общем все те же недавние крестьяне, снявшиеся с места в поисках лучшей жизни и сумевшие всеми правдами и неправдами «зацепиться» в городах. Только в отличие от пахарей, оставшихся на своей земле (пусть и в общине), надежды на лучшее у них было меньше, а вот злобы… Ее хватало, да. Покидая родные края, разорившиеся земледельцы надеялись на лучшее, однако на новом месте их ждала все та же тяжелая работа до ломоты в костях, и все тот же произвол важных господ и полицейских чинов. Всей разницы, что раньше пороли и взыскивали недоимки по приказу станового пристава, теперь же дерут штрафы и бьют морды по правилам, установленным фабричной администрацией! А буде кому что не нравится, так «вас таких за воротами много, мигом замену найдем!!!». И что тут поделаешь, коли так оно все и есть? Только молчать и стиснув зубы терпеть – да хлебать стаканами «казенку», топя в водке подсердечную ненависть на всех, которые господа… И еще глухую неприязнь к рабочей аристократии: в отличие от вчерашних крестьян, потомственная мастеровщина через одного была умельцами высоких разрядов, которыми любая заводская администрация разбрасываться не любила. Это какого-нибудь истопника в кочегарке можно легко заменить на жилистого «понаехавшего» – а попробуй его же поставить к станку вместо опытного токаря, так недавний пахарь тебе таких заготовок навертит!.. Ага, пока резец не запорет, или сам на вал не намотается – а это ж сплошные убытки, и никакого дохода! Так что жила трудовая аристократия очень даже неплохо: могла себе позволить съемную квартиру или дом, сытный стол каждый день, регулярные обновки жене, и даже удавалось отложить немножко на обучение детей в каком-нибудь ремесленном училище. Тем же, кто пытался обозвать их пролетариатом, или пуще того – подбить на бунт против властей, они незатейливо били морду. Или, по настроению, сдавали ближайшему городовому… Короче, было за что недолюбливать «потомственных», было! Собственно, если копнуть поглубже, то обитатели фабричных бараков испытывали глубокую неприязнь вообще ко всем, кто от них хоть чем-то да отличался – да и себя временами тоже изрядно ненавидели. За порушенные мечты и надежды, за жизнь скотскую, которой не было ни дна, ни просвета, ни продыха… Только водка и спасала, родимая.

В отличие от крестьян и фабрично-заводских работяг нижних разрядов, мещанское сословие Российской империи жило лучше. Не сказать, что разница прям так уж бросалась в глаза, но все же основная масса исконно городского населения спала в тепле и на своих лавках или каких иных лежаках – а не снимала койко-место, которое к тому же еще и сдавалось посменно. Заплатил пятачок хозяину ночлежного дома, и на целых восемь часов истертый тюфяк, набитый прелой соломой и клопами, в твоем полном распоряжении… М-да. В общем, жили городские получше деревенских и всяких там недавно понаехавших, оттого и мечты у них были несколько иные, обобщенно выражающиеся довольно простой формулой «жить в сытости и достатке». Устроиться прислугой в хороший дом, стать приказчиком в бакалейной лавке, получить место швейцара на входе в приличную ресторацию, сколотить капиталец на свою лавчонку где-нибудь в торговых рядах… Так сказать, мечты с перспективами. Причем, чем сытней жил потомственный горожанин, тем больше расширялось его понимание достатка – так уж устроен человек, что чем больше у него есть, тем большего желается. Уже не стоять за прилавком торгового заведения, а самому им владеть; не служить в богатом доме, а быть ему полным хозяином… Венцом же мещанских грез был собственный доходный дом с меблированными комнатами: в одной квартирке жить, остальные сдавать посуточно или помесячно – не жизнь, а сплошная сказка! Которую, как правило (увы и ах) воплощали в жизнь представители совсем другого сословия – а именно, купеческого. Вот уж кто мечтал, не растекаясь попусту «мыслию на воздусях»: и не о простой сытости и жизни в достатке, нет – тут уже речь шла о богатстве и преуспевании в делах. А в последнее время начались разговоры еще и о том, что было бы неплохо, если бы к голосу русского купечества прислушивались и высоких кабинетах Санкт-Петербурга. Тихие-тихие такие разговоры, но местами уже и вполне предметные… Да, так вот: прежде мечтаний, правильные купцы обязательно заглядывали в свои амбарные книги, тщательно сводили баланс приходов и расходов, изучали рыночную конъюнктуру, советовались с родней и союзниками в торговых делах… И только после всего этого, выбрав подходящий момент и время, начинали деятельно мечтать: энергично и деловито, шаг за шагом уверенно воплощая свои надежды. Впрочем, были среди купцов и пустые фантазеры: их прадеды наживали капиталы, деды основывали торговые дома, отцы-дядья старательно продолжали и приумножали, они же успешно спускали все в нужник. Ну так оно и понятно: не умеешь мечтать, не берись! Как только деловой человек забывал свои корни и начинал жить на дворянский лад, тратя родовые капиталы на всякую бесполезную дурь – все становилось ясно, и конец в таком случае мог быть только один… Впрочем, их пример другим наука, и на месте павшего столпа коммерции обязательно пробивалась вверх молодая и энергичная поросль новых удачливых дельцов. Как говорится, все что ни делается, делается к лучшему! Особенно это утверждение любили представители следующего сословия, духовного: служители веры для каждого прихожанина находили слова утешения и поддержки, и ласковое пастырское наставление. Тяжкую ношу несли на плечах своих честные отцы, очень тяжкую: ведь помимо служения Богу, им приходилось служить еще и государству Российскому вообще, и министерству… Ой, то есть Святейшему Синоду в частности. Так что во время праздничных служб и воскресных проповедей им приходилось напоминать пастве не только о терпении и смирении, но и о словах тринадцатого апостола Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога»^[1]. И разъяснять для совсем уж тугодумных, что бунтовать доброму христианину против батюшки-царя есть прегрешение великое, чуть ли не наравне со смертными грехами!.. Помимо поддержания правильного миропорядка и благочиния, духовенство следило и за… В смысле, помогало своим прихожанам блюсти духовную чистоту – а светская власть бдительно смотрела за тем, чтобы люд православный не ленился заглядывать в храмы Божии. Регулярно, это значит не реже раза в неделю (лучше – чаще), и попробуй только позабыть про таинство исповеди! Такого забывчивого могли для вразумления и в тюрьму отправить. Кроме всего вышеперечисленного, Церковь несла Свет просвещения в простой народ посредством церковно-приходских школ; призревала в детских приютах и богадельнях сирых и убогих; вела учет всех родившихся, брачующихся и усопших, занималась различной адресной благотворительностью, организовывала паломников по святым местам… В общем, трудилась на духовной ниве не покладая рук и языков – а так как император Всероссийский был главой не только светской власти, но и духовной, то многотрудные заботы духовенства получали у него должную оценку. Если же по-простому, то синодальная церковь имела свой кусок бюджетного пирога Российской империи, и уже давненько не задумывалась над тем, где брать хлеб свой насущный. Соответственно, и мечты у иерархов были относительно скромными, можно даже сказать служебными: чтобы подотчетные епархии всемерно расцветали и прирастали новыми благочестивыми прихожанами, чтобы высокопоставленная и титулованная паства не забывала делиться с ними своими сомнениями и тревогами, о всемерном укреплении духовных скреп народонаселения империи, о новых красивых храмах и монастырях… В общем, практически рутина. Правда, был в этой купели елея и небольшой черпачок дегтя: некоторая часть белого духовенства мечтала (временами до исступления!) о том, чтобы сменить место своего служения на более сытное и спокойное. Очень желательно, чтобы оное было в городе – ибо, чем глубже в народ, тем беднее был приход, и довольно часто сельский причт^[2] отличался от окрестного населения только цветом заплаток на рясах, да ключом от церквушки на поясе. В остальном – так же пахали в свободное от служб время, держали огороды и различную живность, не брезговали стаканом-другим «казенки» при случае, и охотно принимали подношения разной снедью. Или кулаком в морду, если моральный облик попа не соответствовал его высокому званию: ну там, цены за требы ломил безбожно, на чужих молодок поглядывал совсем не пастырским оком, пьянствовал без меры, и все в таком же духе. Но хуже всего, если в окормляемом приходе проживал кто-то из староверов: эти гадили служителям государственного культа с большой выдумкой, зорко подмечая любое отступление от канонов православия, и раздувая его чуть ли не до смертного греха! Хмельное вкушать нельзя, деньги за церковные таинства брать нельзя, девок и парней молодых смущать вопросами непотребными на исповедях тоже нельзя… Сплошное нельзя!!! Между прочим, цену за венчания-крещения-отпевания и исповеди белое духовенство не от балды назначало, а согласно постановлениям Святейшего Синода! И списки с исповедальными вопросами там же составляли!.. Однако такие тонкости прежде благочестивое и смиренно-покорное простонародье понимать отказывалось, и все чаще бывало так, что благочинному^[3] приходилось закрывать церковь и переводить причт в другой приход, по причине отказа паствы содержать своего духовного отца. А еще темные и необразованные пахари начали как-то нехорошо поглядывать на земли в церковно-монастырском владении, отдельные же отщепенцы и вовсе осмеливались бубнить что-то не очень разборчивое… Вроде как «Бог делиться велел?». Но, в общем и целом, духовные скрепы империи были как никогда сильны, так что поводы для беспокойства у Русской православной церкви если и были, то незначительные.

Ну и наконец, высшее из сословий, кровью, потом и муками на благо государства Российского заслужившее все свои привилегии… Эм, вернее почти все: кое-что дворянству досталось в виде подарка. Как только почил в бозе первый Отец народа и Император Всероссийский Петр Алексеевич Романов, так и начали пришедшие ему на смену правители радовать дворянство разными приятными мелочишками – обязательную военную службу отменили, телесные наказания, разных вольностей и прав добавили… Так разбаловали служилое прежде сословие, что оное нечаянно подцепило чуму вольнодумства, едва не развившуюся до стадии парламентской республики. Пришлось лечить болезнь старыми проверенными средствами, попутно основательно почистив гвардию – однако же, дарованные вольности забирать взад не стали. И время уже было не то, да и носители царского венца… Кто сказал, измельчали?!? Изменились! Это только «Дракон Московский» любил ставить Русь на дыбы по поводу и без, не боялся лично рубить головы, участвовать в сражениях и сыпать Указами без оглядки на мнение окружающих – а вот его наследники предпочитали более спокойную жизнь. И безопасную. Не у всех это получалось (и особенно не получилось у Павла Первого, ага), но по итогам правления императора Николая Освободителя, дворянство успокоилось и вновь стало верной опорой трона. От обязанности помогать крестьянам в голодные годы их освободили, выкупные платежи в пользу дворянства назначили, и даже крестьянские наделы из бывшей помещичьей земли так разметили-нарезали, что самые «вкусные» участки все одно остались за прежними хозяевами. Леса, дороги к водопою для скота, обильные пастбища… Одно плохо: деньги с выкупных платежей как-то незаметно закончились, оставив после себя приятное послевкусие французского шампанского и благоприобретенную привычку регулярно отдыхать на заграничных курортах. В час нужды пришлось обратить взор на родовые имения, но увы, надолго их не хватило – и уже в середине царствования Александра Второго Заступника, люди благородного происхождения начали стремительно нищать. Заложенные-перезаложенные дворянские гнезда уходили на аукционах за сущие гроши, богатые невесты стали большой редкостью, а в разные надежные предприятия с гарантированной казной пятипроцентной годовой рентой было столько желающих, что иных еще на подходе затаптывали. Были и другие перспективные начинания для дворян, однако львиная доля таких прожектов закончилась внезапным банкротством и полным разорением пайщиков. Обидно! Предки кровь проливали, отцы-деды державе служили… Как могли, так и служили… И до чего все докатилось? Низшие сословия с каждым днем наглели все больше и больше, позабыв про должное уважение и почитание вышестоящих! Купцы через губу разговаривают, в глаза своим богатством тычут!.. Внуки крестьян и мастеровщины, выслуживших личное дворянство, тихой сапой пробираются на начальственные посты в министерствах, понемногу оттесняя от кормила государства Российского столбовых дворян! Только каста военно-морских офицеров пока и держалась, не допуская в свой круг всякое сиволапое мужичье – а вот в армии и Военном ведомстве уже не редкость выходец из простонародья в обер-офицерских чинах. К чему катимся, милостивые государи?!?

В общем, последнее из сословий Российской империи более всего желало возвращения старых добрых времен – когда и трава была зеленее, и простолюдины почтительней, и жилось не в пример лучше. Причем мечты эти имели вполне практический окрас, и довольно широко обсуждались в светском обществе, ведь для их воплощения в жизнь всего-то и надо было, что провести в империи давно назревшие реформы. Так сказать, обновить немного обветшавшее и устаревшее здание российской государственности, переустроив оное по самым современным западным образцам – дабы как можно больше верных сынов Отечества могли приносить пользу, посильно участвуя в управлении великой державой вообще, и ее финансовыми потоками в частности. Одно плохо: не было единства в том, какой именно прогрессивный общественный строй следовало устроить вместо устаревшего самодержавия. Часть дворянства склонялась к конституционной монархии, других манила демократия североамериканского образца, третьим милей всего была прекрасная Франция и ее чудесный политический строй… Зато все мечтатели удивительно дружно предпочитали не думать (и в особенности не размышлять вслух!) о том, кто и каким образом будет убеждать правящего монарха о необходимости соответствующих реформ. Ведь в своей коронационной речи Его императорское Величество Николай Второй поклялся хранить устои империи в том виде, в коем он восприял их от почившего в бозе отца – а дворянство еще не успело позабыть тяжелую руку Александра Третьего Миротворца.

В общем, странно получалось: сословия разные, а надежды у всех были на диво общие: все хотели лучшей жизни, и при этом опасались, что «завтра будет хуже, чем вчера». Так вот и встретили подданные Российской империи свой новый, одна тысяча восемьсот девяносто девятый от Рождества Христова год – полные светлых надежд, и при этом готовые к разочарованиям…

Глава 1

На исходе января в Санкт-Петербурге установилась на диво приятная погода: обычный для этого времени года промозглый ветер улетел набираться сил на просторы хмурой Балтики, забрав с собой и свиту из свинцово-серых туч. Промороженная брусчатка мостовых жадно впитывала в себя последние лучи далекого солнца, победно вздымался в чистое небо узкий клинок Адмиралтейского шпиля, а в воздухе повсеместно пахло скорой весной… Ну, там, где это не перебивали иные, более сильные ароматы. Вкусного березового дымка из печных и каминных труб; свежих конских каштанов, что торопливо убирал с проезжей части недовольный дворник; или вот – нежного флердоранжа, плывущего своеобразным шлейфом вслед за стайкой румяных курсисток… К слову, двадцатилетние красавицы, совершающие вечерний моцион по главной улице города Святого Петра, довольно скоро начали морщить свои миленькие носики, кои буквально атаковал резкий запах свежей краски, с терпкой ноткой горелого кирпича и сладковатым привкусом свежестроганого дерева.

– Спускай помалу!!!

Шарахнувшись от зычного и непонятного призыва откуда-то сверху, хрупкие нежные создания едва не стоптали молодого мужчину. Ой, то есть не мужчину, а целого поручика лейб-гвардии Конной артиллерии! Оценив генеральское сукно его шинели, благородство облика и мощное телосложение, слушательницы Высших бестужевских женских курсов немедля обстреляли бравого офицера залпами своих прекрасных глазок и смущенно порозовели.

– Хорош, крепи!!!

Увы, но возможный кавалер не проявил к милым барышням ну совершенно никакого внимания – гораздо больше его привлекал вид болтающихся на веревках маляров-верхолазов, удивительно ловко освежающих желтой краской подкопченный фасад столичной конторы «Московского купеческого банка». Кстати, привлекал не только его: чуть поодаль на тротуаре собралась небольшая толпа уличных зевак, глазеющих на бесплатное цирковое представление, устраиваемое бесстрашными «гимнастами». Словно в насмешку, неподалеку от «сцены» присутствовал и большой брезентовый купол наподобие циркового – вот только укрывал он не посыпанную опилками арену с лавками для зрителей, а голый пустырь, где еще пару месяцев назад находилась головная контора «Русской оружейной компании». И откуда по сию пору тянуло чем-то горелым и противно-кислым… Еще немного обождав и окончательно разочаровавшись в молодом лейб-гвардии болване, троица курсисток совсем было собралась продолжить свой променад. Вот только отойдя буквально на десяток шагов, они заметили городового, который странно косился на зеваку в офицерской шинели и неуверенно мялся, периодически вытягиваясь чуть ли не по стойке смирно. Затем одна из девушек обратила внимание на зеваку, который украдкой поглядывал на бравого поручика… Переглянувшись, барышни сначала замедлили шаг, затем вообще остановились, учуяв дразнящий и одновременно манящий аромат какой-то тайны – и конечно же, немедля возжелав ее раскрыть. Девичье любопытство временами бывает таким сильным и неудержимым, что с ним ну просто невозможно совладать!..

– Девочки, мне почему-то кажется, что я его уже где-то видела!

– Где?!?

Увы, память у «бестужевок» тоже была девичьей, и упорно отказывалась быть полезной хозяйкам. Да и сам статный красавчик не торопился помогать милым дознавательницам – его внимание целиком было отдано прибывшему к брезентовому шатру грузовому автомотору. С интересом проследив за разгрузкой с него вязанки длинных ребристых железных палок, и погрузки на освободившееся место пустых бочек из-под цемента, поручик развернулся, и как-то… Задумчиво, что ли? Зашагал. Причем не куда нибудь, а к стоящему возле конторы «Московского Купеческого банка» черному лимузину. Хм-м?.. Увидев, как одетый по последней французской моде шоффэр почтительно открывает перед Его благородием заднюю дверцу пассажирского салона, курсистки испытали настолько сильный и острый приступ любопытства, что на пару мгновений даже забыли дышать – поручик, и на лимузине?!?! Стоило «Волге-Л» с басовитым урчанием двигателя мягко стронуться с места и покатить вниз по проспекту, как тот самый зевака заскочил в свободный экипаж и принялся нетерпеливо пихать извозчика в спину тросточкой, суля «целковый, если нагонишь!!!». И только городовой перестал мучиться непонятными сомнениями, облегченно выдохнул и перекрестился.

– У-уу!..

Хором выразив недовольство от постигшей их неудачи, «бестужевки» возобновили прогулку, азартно строя самые разные предположения и сожалея, что их маленькое приключение так быстро закончилось. Довольно скоро интерес к предмету беседы начал угасать, и тут, как нельзя кстати, им на глаза попалась афишная тумба: освидетельствовав оную на предмет интересных театральных премьер и новинок иллюзиона, девушки продолжили нагуливать аппетит, прямо на ходу устроив небольшой научный диспут на тему того, каким образом иные молоденькие балерины становятся известными киноактрисами. Разумеется, «бестужевки» не верили слухам о нравах, царящих в балетных труппах Императорских театров – как можно, они приличные девушки! Но все равно, от иных «версий» у них предательски розовели щечки и краснели ушки. И вот, когда они уже почти выработали единую позицию…

– Ой, смотрите!

Знакомая антрацитово-черная «Волга-Л», стоявшая возле здания за нумером девяносто восемь по Невскому проспекту, всем своим видом буквально насмехалась над бедными курсистками. А ведь они только-только выкинули из памяти таинственного незнакомца, с таким трудом затушили сжигавший их огонь любопытства… Нет, ну это просто свинство какое-то! Внимательно и даже пристрастно оглядевшись по сторонам в поисках лейб-гвардии Конной артиллерии поручика, опытные и повидавшие жизнь двадцатилетние девушки коротко посовещались – и подступили с расспросами к швейцару, чей пост располагался неподалеку от роскошного самобеглого экипажа. Немного приветливых улыбок, чуточку нежного щебетания и дюжий бородач добровольно сознался, что дом за его широкой спиной вот уже второй месяц принадлежит Его сиятельству Агреневу Александру Яковлевичу.

– А кто проживает в том доме?

Как оказалось, дома слева и справа от нумера девяносто восьмого – теперь тоже принадлежали несчастному погорельцу. Который от постигшего его удара судьбы был в таком душевном смятении, что не торгуясь выкупил у прежних владельцев разом три участка со всеми возведенными на них строениями. Разговорившийся швейцар зачем-то поведал, что уже проживая на новом месте, Их сиятельство выплатил несколько десятков сторублевых вознаграждений – за сведения, оказавшиеся полезными для розыска неизвестных пока еще злоумышленников-поджигателей. Учитывая неподдельный энтузиазм добровольных помощников полиции, разгоревшийся после первых же выплат, инкогнито преступников было под серьезной угрозой. А уж с каким усердием искали ценный прибор, похищенный у Его сиятельства…

– Только, барышни, вы зря пришли сразу на адрес: вам прежде надо бы в следственную часть… Все вознаграждения только по их представлению на казенной бумаге с печатью!

– Мы не за тем…

– А, так вы место горничной себе приискиваете?

– Да нет же!

– Понятно-с. Молодые красивые барышни желают получить аудиенцию приватным порядком?..

– Что?!? Болван!

– Виноват!!!

Кое-как справившись с праведным негодованием, слушательницы «Бестужевских» женских курсов все же смогли добыть у отставного унтера ответ на интересующий их вопрос.

– Ну как же не знать! Знаем-с. Его благородие.

Опасливо поглядев на закипающих девиц, ливрейный служитель на всякий случай уточнил:

– Приехали с визитом к Их сиятельству.

– А кто он таков, знаешь?

Вздохнув, хранитель входной двери добровольно выдал любознательным барышням Большую служебную тайну:

– Лейб-гвардии Конной артиллерии поручик!

– Что, и… Все?

– Нам больше знать и не положено-с.

Растерянно переглянувшись, очаровательные амазонки отступились от измученного допросом швейцара. Однако в этот вечер удача определенно была на их стороне: возле «Волги-Л» они заметили уже знакомого им франтоватого шоффэра, который, слегка неприлично отклячив свой… Свои тылы, энергично протирал маленькие прожектора, установленные на передке элегантного и безумно дорогого самоходного экипажа.

– Bonjour, monsieur…

Как собеседник, мсье Анри оказался на голову выше неотесанного болвана-швейцара: моментально забросал девиц изысканными комплиментами, наговорил кучу приятностей, пригласил при случае прокатиться на вверенном его заботам лимузине. И конечно же, обещал рассказать все, что только пожелают узнать милые мадемуазель – правда увязав свою «исповедь» с посещением хорошего ресторана, куда он всю троицу и пригласил, мимолетно добавив, что знает очень приличные меблированные комнаты…

– Сударь, вы!.. Вы хам и наглец!!!

Пожав плечами, галантный шоффэр не прощаясь покинул общество странных девиц, отгородившись от их гневных взоров сначала дверцей лимузина, а потом и плотной темной занавесочкой, задвинутой на окно изнутри. В общем… В общем, да пошел он к черту, этот поручик! И вечерний променад тоже!.. «Бестужевок» ждала уютная комната в общежитии Высших женских курсов, интересные книги, вкусные кремовые пирожные в качестве проверенного лекарства от душевных переживаний, и возможность излить свое возмущение в понимающие уши. Все курсистки рано или поздно сталкивались с предвзятым отношением современного общества, но чтобы так, как сегодня!.. Если взрослая самостоятельная девушка чуточку улыбнулась в разговоре с мужчиной, это еще не повод делать пошлые намеки! Один болван их в содержанки сходу определил, второй оказался еще хуже первого… Л-лягушкоед!

Меж тем, причина их злоключений внимательно рассматривала своих невольных преследовательниц из окна второго этажа – вот только мысли «таинственного незнакомца» занимала не возможная любовная интрижка с кем-либо из двадцатилетних, и весьма недурных на внешность девиц. Приехав навестить друга, слегка приболевшего инфлюэнцей^[4] и порадовать его хорошими новостями, Его императорское высочество Михаил Александрович был огорошен столь черной вестью, что будь даже курсистки полностью нагими и танцуй перед окнами канкан – он все равно остался бы равнодушным к их прелестям. Само упоминание о брюшном тифе отдает стылой могилой и настраивает на крайне серьезный лад, а уж если тебе говорят, что твой лучший друг уже второй день не встает с постели, и есть серьезное подозрение именно на эту болезнь… Услышав тихий скрип открывающейся двери, Великий князь резко развернулся на каблуках, а затем с недостойной его титулов торопливостью подскочил к молодой сестре милосердия:

– Как он?

– Спит.

Бесцеремонно всунув в руки члена августейшей Фамилии накрытую салфеткой кювету из нержавеющей стали, девушка начала снимать с себя белый медицинский халат.

– Михаил, вы чай будете?

– Буду. Но лучше коньяку…

Бывшее семейное гнездо купцов Лопатиных еще не успели переделать под нового хозяина, однако это не помешало парочке горничных-кореянок оформить правильный стол для русской чайной церемонии. Небольшой самовар с фаянсовым блюдечком под краником, две корзинки со свежей выпечкой, небольшая пирамидка баранок, горка соленых и сладких сушек, плошки с медом и сгущенными сливками, розетки с вареньем – и, конечно же, графинчик хорошего французского коньяка.

– Ульяна, судя по вашему спокойствию – подозрение на тиф себя не оправдало?

– Мне телефонировали результаты расширенных исследований… Это не тиф.

– Слава Богу!

Приняв граммов этак сто янтарного «чая» десятилетней выдержки, Его императорское высочество оттаял душой и немного расслабился.

– Знаете, Михаил.

Присев за стол, воспитанница князя Агренева сложила перед собой руки ладонями вверх, и внимательно разглядывала линии своей судьбы. Когда молчание стало совсем уж неприличным, девушка с волосами цвета меди глубоко вздохнула и словно очнулась:

– Так получилось, что еще до поступления в Женский медицинский институт я довольно много знала про холеру и брюшной тиф. Происхождение, признаки, диагностика, лечение, профилактика. Именно по моей просьбе начали исследования по… Впрочем, неважно.

Опять вздохнув, студентка второго курса мединститута убрала ладони со стола:

– У дяди Саши был не только брюшной тиф. В его крови обнаружен некий токсин, дающий схожую клиническую картину.

– В смысле? Вы хотите сказать…

Благожелательная улыбка на лице молодого мужчины как-то сама по себе превратилась в череду сложных эмоций, главной из которых было настороженное внимание:

– Пять дней назад проявились первые признаки серьезного недомогания. Как только анализы выявили присутствие возбудителя брюшного тифа, незамедлительно применили антибиотик…

Не глядя на собеседника, медноволосая последовательница Гиппократа подтянула к себе пустую чашку и принялась священнодействовать, наводя чай с липовым медом.

– Это новое лекарство, которое дает гарантированно-положительный результат в лечении брюшного тифа, холеры и… Хм, ну, к примеру, тех болезней, что насылает богиня любви Венера.

– Анти-био?.. Занятное название.

– Пф! Дядя Саша вообще предлагал назвать его «Бактой». Работа над препаратом еще далеко не окончена, но его уже можно применять – с известной осторожностью, конечно. Когда выявилась интоксикация, это посчитали последствием лечения, назначив соответствующую терапию. Однако, сегодня наконец-то закончили расширенный токсикологический анализ…

Скосив взгляд на внимательно слушающего ее Михаила, девушка пересказала результаты исследования простым языком:

– Дяде Саше подлили что-то вроде своеобразного коктейля из двух компонентов. Первая часть из возбудителей брюшного тифа, вторая – некий слабый токсин растительного происхождения.

Образование молодого Великого князя было сугубо с военным уклоном, зато он вырос при дворе, и этого вполне хватило для верного вывода:

– Получается, все признаки указывают на обычную хворь, но излечение невозможно?

Молчание, воцарившееся после этого за чайным столом, было каким угодно, но только не уютным – пока наконец, хозяйка со вздохом не предложила:

– Давайте сменим тему, Миша. Вы, насколько я помню, упоминали какие-то хорошие новости? Они были бы весьма кстати.

С некоторым усилием переключившись на новую тему в разговоре (все равно поведанное ему Ульяной требовалось «переварить» и основательно пообмыслить), поручик лейб-гвардии Конной артиллерии согласно кивнул.

– Да, пожалуй. Новости мои состоят в том, что не далее как вчера я имел весьма примечательную беседу с главой Департамента государственной экономии графом Сольским. Если отжать всю воду придворных речей, то меня заверили в полной поддержке идеи всемерного развития российской химической промышленности, и – пользуясь случаем, попросили передать князю Агреневу, что граф будет рад увидеть его у себя в кабинете утром восьмого февраля. Как сказал Дмитрий Мартынович, «дабы уточнить несколько спорных формулировок в кредитном договоре».