bannerbannerbanner
Название книги:

Моно логи. Том 6

Автор:
Кирилл Кудряшов
полная версияМоно логи. Том 6

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Минут через 5 ко мне заглянула старшая сестра.

– Болит?

– Не-а, – ответил я, – вообще ничего ниже ребер не чувствую.

– Вот и хорошо. При первых признаках боли – зовите. Вот кнопка на стене…

Рядом со мной в самом деле красовалась красная кнопка с надписью "Тревога".

– Если что нужно – мы сразу прибежим.

– Пожрать!

– Что?

– Пожрать мне нужно! Срочно! Дико жрать хочу.

– Нельзя. Лежите.

Я снова остался один и принялся пытаться шевелить ногами. Отвратительное, скажу я вам, чувство, когда кажется, что ног у тебя нет. Я сосредотачивался, посылал импульс к ноге, и… Импульс возвращался обратно! Я прямо физически чувствовал этот откат тока по нейронам. Это было даже больно, и верхнюю часть тела, которую я еще чувствовал, сводило легкой судорогой. Попробовав несколько раз шевельнуть хоть пальцем, я забил на это гиблое дело и занялся делами насущными.

Позвонил жене и маме. Написал пост о том, что меня прооперировали и я жив, проиллюстрировав его фотографией своих бесчувственных ног. Дотянулся до тумбочки и сожрал припасенный льняной батончик. Немного полегчало, пустота в животе хотя бы частично заполнилась.

Небольшой запас еды, принесенной из дома, лежал в холодильнике, но до него было не добраться никак.

Главный минус спинальной анестезии – необходимость сутки после нее лежать пластом. Лидокаин (или новокаин? В общем, анестезия) вводится между позвонками, в пространство вокруг спинного мозга. Если встать, дав нагрузку на позвоночник – фиг знает, как поведут себя остатки этой жидкости. Куда сольются, на что надавят, что сместят? Так можно остаться в моем нынешнем положении, без ног и таза, на всю жизнь. Поэтому сутки – пластом. Даже садиться нельзя. Максимум – поворачиваться на бок, или чуть приподниматься на локтях. Так что холодильник для меня еще 24 часа – недостижимая мечта.

Пришла сестра со шприцом.

– Что это?

– Обезболивающее. Морфин.

Не чистый, конечно. Какое-то вещество на основе морфина, я просто название забыл. Наркота, в общем.

– Так у меня пока ничего и не болит.

– А меня это мало волнует. Мне сказали колоть – я пришла колоть.

Еще полчаса спустя анестезия начала понемногу отходить, и ко мне решила вернуться правая нога ниже колена. Чуть-чуть стали откликаться на нервные импульсы пальцы… Потихоньку стала возвращаться возможность нормально дышать.

Часа через полтора после операции я вовсю шевелил ногами, но меня слегка беспокоил тот факт, что то, что выше ног, что мужики пуще всего берегут, возвращаться не торопилось.

Заглянул хирург. Состоялся уже вполне привычный диалог.

– Лежите?

– Лежу.

– Вот и лежите.

Хирург ушел, время снова потянулось…

В обед, ожидаемо, принесли обед.

– 418-ая… Ага, после операции. Диета номер 42, для почти покойных. Вот вам суп. И чай.

– Хоть хлеба к нему дайте!

– Не положено.

– Так положите! Я не знаю, что там у вас за диета прописана, но мне грыжу штопали! Это даже полостной операцией в полной мере не считается!

– Не положено! Ешьте суп!

Супом оказалась тарелка прозрачной субстанции, пахнущая капустой и отчаянием. От желания вызвать такси и сбежать, меня удерживала только перспектива остаться паралитиком на всю жизнь.

Часам к четырем мое тело снова стало принадлежать мне полностью. Онемение прошло, все работало как надо. Пришла и боль, но боль вполне терпимая, особо мне не мешавшая. И снова я лежал, читал, играл, болтал с друзьями в соцсетях, и тихонько ждал, что будет дальше.

Зашел хирург.

– Лежу! – сказал я ему с порога, предчувствуя стандартный вопрос.

– Ноги работают?

– Да.

– А это самое?

– Побочную функцию выполняет. Основную пока проверить не было возможности. Женщина нужна. Желательно красивая.

– Ясно. Как себя чувствуете в целом?

– Отлично! – я не кривил душой. Зашитый живот болел, но боль эта ничуть не мешала жить. Я вспоминал, как меня корежило от боли в 12 лет после аппендицита, и радовался тому, что скоро поеду домой. Будущее рисовалось радостным и простым. Вот завтра мне можно будет вставать, и я сбегу отсюда! Вот ей Богу сбегу!

Я все продумал, еще ложась в больницу. Специально надел старую куртку, которую все равно собирался выкинуть. Ну и пусть мне не отдадут верхнюю одежду без бумажки о выписке! На улице -5. В кофте доплетусь до такси, и домой. Дома и стены помогают.

К вечеру возникла первая серьезная проблема. Простите за интимные подробности, но принесенная санитаром бутылочка наполнилась под завязку. Нужна была новая, а по сему я не колеблясь нажал на кнопку возле кровати.

В коридоре, на сестринском посту, раздался противный писк, и… И ничего не произошло. Пульт на посту попищал пару минут, и заткнулся. Никто ко мне не пришел.

Я нажал на кнопку еще раз. И… Не произошло ВООБЩЕ ничего. Не было даже писка.

Вот тут я слегка запаниковал, потому что бутылочка нужна была уже очень срочно. Спасительная уборная была в двух шагах от меня, но вставать-то нельзя!

Еще одно отвратительное чувство в копилку послеоперационных ощущений. Я МОГ встать. Реально чувствовал себя вполне прилично, и был уверен, что спокойно дойду до туалета, сделаю все свои дела, и вернусь обратно. Но НЕЛЬЗЯ! Может быть, введенный мне в позвоночник лидокаин уже рассосался и как раз сейчас пытается вывестись из моего организма, а может быть одна капелька все еще лежит между позвонками, и только и ждет, чтобы я сдавил ее, и она в свою очередь надавила на спинной мозг…

Русская рулетка, в которой ты не знаешь, есть ли патрон хоть в одном гнезде барабана. Может, револьвер не заряжен, а, может быть, заряжены все шесть гнезд.

Вставать нельзя.

Услышав шаги в коридоре, я довольно внятно и громко крикнул:

– Человек, проходящий мимо моей двери, позовите, пожалуйста, сестру!

Реакции ноль. Шаги удалялись. Уверенные такие шаги. Ровные. Пациенты так не ходят. Пациенты передвигаются медленно, зачастую – шаркающей походкой. Это явно был кто-то из персонала, только ему было пофигу.

Когда в коридоре снова раздались шаги, на этот раз уже вполне пациентские, я не стал размениваться по мелочам.

– ПОМОГИТЕ! – от души заорал я, для верности толкнув стул, так что он с грохотом отлетел к стене.

– Вам что-то нужно? – спросил женский голос из-за двери.

Нет, в этой стране определенно можно умереть среди бела дня, и никто не обратит внимания.

– Да! Позовите, пожалуйста, сестру!

– Сейчас…

Еще минут пять спустя пришла сестра…

Я лежал и вспоминал голливудские фильмы, где на писк кардиомонитора сбегается весь персонал, уже с дефибриллятором наготове. Здесь я мог умереть раз 11, и нашли бы меня, наверное, только во время обхода.

– Вы чего-то хотели?

– Да. Вот…

– Щас поменяем. А чего просто на кнопку не нажали?

Я молча кивнул ей на мигающую красным кнопку "тревога".

– Хм… Надо же… Видать сломалась. Ну ладно.

– Простите меня, конечно, за мое назойливое любопытство, но что мне делать ночью, если мне вдруг поплохеет?

– А вам может поплохеть?

– Откуда я знаю?

– Ну, вы сейчас нормально себя чувствуете?

– Сейчас – да.

– Ну вот и лежите!

Логично… Вот умрете – тогда и паникуйте.

Однако, после того, как сестра выполнила какие-то манипуляции у себя на пульте, красный огонек у меня возле кнопки все-таки погас, и кнопка соизволила среагировать на мое следующее нажатие. "Тревога" работала, спать я мог спокойно.

Вечером принесли тот самый антибиотик с интересными побочными действиями.

– Простите, а куда мне блевать, если побочные действия снова дадут о себе знать?

– На пол, пожалуйста. Я постараюсь успеть отбежать на безопасное расстояние.

Обошлось. Второй раз лекарство пошло лучше.

Часам к 22, снова пришла медсестра с морфином. Уже и без того сонный я ожидал, что провалюсь в приятный сон, изобилующий легкими наркотическими глюками, но вместо этого меня куда-то повело и принялось качать на волнах. Не спал я практически всю ночь, просыпаясь от любого шороха и движения. В этот раз морфин почему-то практически не снял боль, а при каждом движении шов отзывался огненной вспышкой.

Промучившись до 5 утра, я не выдержал и снова нажал на "тревогу".

– Что-то случилось?

– Да. Скажите, во сколько придет фея с волшебным уколом? А то я из-за болей что-то толком уснуть не могу…

– А морфин вам теперь только вечером положен. Но знаете, я могу вас уколоть ненаркотическим обезболивающим. НПВП хотите?

Да, я хотел. И практически сразу же после этого укола, подействовавшего лучше морфина, провалился в крепкий и почти здоровый сон, но… Всего на пару часов. Проснулся я в семь от рыданий под дверью.

Спросонок подумал о самом плохом. Что кто-то ночью в отделении умер. Вроде никого тяжелого у нас не было, но мало ли? Но рыдания под дверью были вызваны куда более трагической причиной. У заступившей на дежурство сестры кто-то спер только позавчера принесенный, свежий, новый, только что выстиранный халат.

Слушая ее стенания, я решил, как только смогу встать, проверить наличие кошелька в рюкзаке. Мало ли, что тут было, пока меня оперировали. В этой больнице возможно все.

Подали завтрак. Как всегда скудный и тоскливый. В этот раз мне хотя бы полагался кусок хлеба с маслом…

– Так, 418-ая… Не ходячий?

– Это ненадолго! – чувствовал я себя в самом деле отлично, и снова начал думать о том, что сбегу, как только мне разрешат встать.

– Что у нас тут… Диета №23, для восстающих мертвецов. Каша из серого нечто и хлеб с маслом. Чай вам можно с сахаром.

Потом был обход.

– Лежите?

– Нет, от тоски и безысходности парю над кроватью, потому что отлежал уже все, на чем можно было лежать. Когда мне можно вставать, доктор? Я отлично себя чувствую и готов хоть сейчас к выписке.

 

– Хехе. Оптимистичный больной – это хорошо. Повязка в норме, крови нет, значит, зашил я вас хорошо. Менять повязку будем, пожалуй, завтра. Встать можете через 2 часа. А пока – лежите. Будете вставать – делайте это плавно и аккуратно. Голова может закружиться.

Я весь извертелся, ожидая, когда пройдут эти два часа. И вот, наконец, дождался.

Все! Прошли сутки после операции! Можно вставать! Чувствовал я себя отлично, живот практически не болел, и я очень хотел домой: к любимой жене, детям и бекону… Ну, пункт первый: сесть на кровати!

Сесть оказалось больно, но не критично. Я посидел немного, удостоверился, что голова не кружится, и я не рухну в обморок при попытке встать, собрался с силами, оттолкнулся от кровати и встал на ноги.

Живот словно разрезали заново, только уже безо всякой анестезии. А потом в него засунули раскаленные пассатижи, ухватили ими кишки и принялись завязывать их в узелки. Я согнулся пополам, постоял так несколько секунд, понял, что выпрямиться все равно не смогу, и повалился обратно на кровать. Ни о каком побеге не могло идти и речи. Оказалось, что лежать и ходить – это две принципиально разные вещи.

Минут 15 спустя, я предпринял вторую попытку. Оказалось, что самым тяжелым было переждать первые 10 секунд боли после подъема, и выпрямиться. Дальше дело пошло лучше. Через боль, с матами и паузами после каждого шага, я пошлепал-таки до уборной и впервые за сутки умылся.

К обеду по отделению разнесся вкусный аромат. Шепоток: "Гречка, гречка!" бежал среди пациентов, будто в том анекдоте про монашек и ожидаемую на обед морковку. И таким же, как в анекдоте, был финал. Облом. Масштабный облом!

Походкой покореженного Т-800, я приковылял в столовую, как бурундук Рокфор на аромат сыра. На тарелку мне плюхнули бурое нечто и сосиску…

– Берите, берите! – видя мое недоумение, поторопила меня повариха.

– Но… Я же отчетливо чувствовал запах гречки! Мне показалось?

– Нет. Гречка есть,

– Тогда… Почему вы положили мне эту слизь ксеноморфа?

– Гречки мало. Ешьте что дали. Пока кашу не раздам – гречку не открою.

– Знаете, я тогда, пожалуй, подожду, пока не кончится эта, с позволения сказать, каша.

– Ждите. Ваше право. Но сосисок тоже мало. На всех может не хватить… И к тому же, тем, кто соглашается на кашу, я даю ПЕЧЕНЬКУ!

Так я понял, что кухня 11-ой больницы на темной стороне. Они – жестокие изверги, и у них есть печеньки.

Вечером в дверь палаты с трудом протиснулась медсестра размером с двух меня. Жестом велела мне вытянуть руку, подцепила к катетеру шприц и что-то молча в меня влила. Интуитивно я предположил, что это снова был антибиотик, но спросить не рискнул.

Когда стемнело – пришла фея с волшебным уколом.

– А можно мне не морфин, а НПВП? Мне тут просто утром его кололи, и я с него лучше сплю, чем с вашей наркоты.

– Нет.

– Но позвольте… Морфин – дорогой, подотчетный. И я не хочу морфин! Можно мне другое обезболивающее?

– Нет. Сказано колоть морфин – я колю морфин.

Ночь прошла лучше и быстрее предыдущей. Угнетало меня только одно: скудный запас принесенной из дома еды в виде связки бананов, двух йогуртов и трех льняных батончиков таял на глазах. А на больничной слизи, даже если заедать ее печенькой, я определенно долго не протяну.

Утром, после завтрака, пока я задумчиво рассматривал катетер и думал: а что будет, если я случайно сорву его во сне – не истеку ли я кровью? – случился обход.

– Лежите?

– Хожу.

– Самочувствие?

– Отличное!

– Приходите на перевязку.

Прогулка до перевязочной была самой долгой прогулкой с момента попадания на операционный стол. Я передвигался все еще походкой Т-800, которого крепко отделал Т-1000, но ходить уже мог, и в мою голову все навязчивее пробиралась мысль о побеге.

Меня перевязали, констатировав, что шов отличный, и заживление идет по плану. Попутно сняли и катетер, видимо сочтя, что он больше не нужен.

Время потянулось дальше.

От тоски и безысходности я принялся гулять по больнице, медлительным серым призраком перемещаясь по коридорам и любуясь солнечными бликами на окнах. Свобода манила, мои мысли целиком и полностью занимал сочный бекон, так контрастировавший с больничной жратвой. Но сбегать было страшновато. Мало ли… Я и так недооценил масштаб операции, и недооценивать время реабилитации после нее не хотелось.

Что есть паховая грыжа? Если очень грубо и утрировано, то это щель в мышечной ткани там, где ее быть не должно. И через эту щель содержимое брюшины вываливается в паховую область. Кишки, проще говоря. Лишившись в детстве аппендикса я знал, как тяжело и больно срастается брюшная стенка, и потому ожидал, что после грыжесечения я буду бодро ходить уже на следующий день. Операция ведь проще. Брюшину не разрезают, а значит срастаться ей не надо. Разрезают только кожу, вшивают сеточку-заплатку на то место, где завелось несанкционированное отверстие, и зашивают кожу обратно.

Вот только я не учел, что вшитая в меня сеточка будет размером примерно 15*3 сантиметра, и вот как раз этой сеточке нужно довольно много времени, чтобы прижиться.

Вечером третьего послеоперационного дня мне наконец-то отменили морфин и стали колоть НПВП. А вот со вторым уколом возникла заминка.

– А где ваш катетер? – спросила сестра.

– Олег Анатольевич снял.

– Зашибись… А как я вам антибиотик уколю? Блин, может он назначение снял, но забыл об этом в карточке написать?

– Все возможно, особенно у вас в больнице, где даже халаты пропадают. Халат-то нашли?

– Не, так и не нашли. Ладно, значит, не буду колоть…

Утром четвертого дня я получил ответ на свой вопрос о том, что будет, если сорвать катетер.

Я неторопливо (по-другому я еще долго не мог) прогуливался по коридору отделения, кайфуя от сознания того, что у меня не вываливаются кишки. Со стороны это может показаться идиотизмом, но… Я упрямо, через боль, бродил взад-вперед по коридору, пока хватало сил, периодически касаясь рукой живота. Удостоверяясь, что он зверски болит, но вшитая в меня авоська держит надежно, и кишка, доставлявшая мне массу неудобств чуть ли не всю мою жизнь, надежно лежит там, где ей и полагается лежать! И вот в одну из ходок по коридору, я обнаружил в процедурной залитого кровью мужика. Буквально с ног до головы залитого!

Фильм ужасов на натуре!

– …соседи по палате разбудили, – услышал я обрывок разговора, – так бы еще спал и спал. Видать вырвал во сне. Не знаю, как…

– Голова не кружится?

– Да вроде нет. Как думаете, сколько я крови потерял?

– Думаю, миллилитров сто – точно.

Выглядел он так, как будто потерял ее всю!

Я порадовался, что катетер мне уже сняли, и опасность нечаянно вскрыть себе вену меня миновала. Зря порадовался.

Ближе к вечеру ко мне заглянула сестра с уже знакомым 10-миллилитровым шприцом, наполненным бурой жидкостью. Антибиотиком.

– Давайте руку. Нет, не эту. С катетером.

– А у меня нет катетера.

– Как???

– Олег Анатольевич снял. Я думал, курс антибиотика уже закончен…

– Нифига. Он сегодня после обхода нам выговор сделал, что вчера вам укол не сделали. Надо колоть. Ну что ж, будем делать как многое в России…

– Через жопу?

– Ага. Через нее, родимую. Поворачивайтесь на бок. Мужайтесь!

Зачем надо было мужаться, я понял спустя несколько секунд. Левую ногу парализовало, как только сестра начала вводить мне лекарство в мышцу. Более страшного укола я не видел никогда в жизни! Даже "Актовегин", сыворотка крови молодых телят (кому кололи, тот поймет) – мерк в сторонке в сравнении с этим лекарством.

– Терпите, скоро всосется, – сказала мне сестра на прощанье.

"Скоро" на практике было равно примерно получасу. На эти полчаса я забыл обо всем! Даже ощущения от чихания с разрезанным животом меркли в сравнении с уколом этой гадости внутримышечно. Я дал себе зарок, что больше никого в этой больнице к своей жопе не подпущу. Ни санитара с его манипуляциями, ни сестер с их шприцами. Колите в вену, ставьте мне катетер, делайте что угодно, но жопу я буду беречь как зеницу ока!

Вечером меня пришла навестить подруга. Начитавшись моих полных трагизма и отчаяния голодных постов, милая Катя принесла мне пожрать. Не бекон, конечно, но пару йогуртов, связку бананов и пачку печенья. Я воспрял духом! Теперь, даже если мне придется провести здесь еще неделю, голодная смерть мне больше не грозит! И пусть идут лесом поварихи с их печеньками и темной стороной!

Ну а на следующий день меня выгнали домой!

После обхода доктор опять погнал меня в перевязочную, осмотрел, перевязал, и велел через полчаса зайти к нему в кабинет.

– Собирайте вещи, я вас отпускаю!

– Ура!!! Выписка!!!

– Не выписываю, а отпускаю. Лежите тут, одиночную палату мне занимаете. Надоели! Срастайтесь дома. Через неделю приедете, я вам швы сниму, и уже тогда выпишу! Все, вот вам расписка, чтоб вам вещи в гардеробе отдали.

Но вы же не думаете, что моя больничная эпопея закончилась вот так просто и без финального аккорда? Нет, конечно же вы так не думаете!

Я вернулся туда через неделю. Снова стоял с курткой подмышкой у лифта, ожидая скандала на тему "Ходют тут всякие с верхней одеждой!", и внезапно нос к носу столкнулся со своим хирургом.

– А вы чего тут делаете? – спросил он.

– Ну как же… Вы же мне сказали сегодня прийти, швы снять?

– Я? Вы у меня на завтра записаны… Рановато еще.

– Эм… И что мне теперь делать? Обратно ехать?

– Ладно, поднимайтесь в перевязочную. Сниму. Авось не разойдется…

Как же я люблю этот медицинский авось…

В общем, как вы уже поняли, ничего не разошлось. Сейчас, почти три месяца спустя, авоська хоть иногда и отликается легкой болью на резкие движения, но работает исправно. И я уже без страха таскаю на руках обоих детей, даже одновременно. Но финальное указание хирурга все еще блюду…

– Женщин на руках ближайшие полгода не таскайте. На всякий случай…

38. Техногенные чудовища

Вы наверняка сталкивались с ними. С предметами, обретшими разум. Чаще всего сознание зарождалось у старой Советской техники… Это мог быть телевизор, который бьет током именно вас, утюг, который плюется паром только в ваших руках, или радиоприменик, который самопроизвольно включается в 2 часа ночи…

Как правило, если предметы обретают разум, то разум этот полон злобы и ненависти. Зачастую – направленной на одного конкретного человека. Или же наоборот, как питбуль-убийца, эта штуковина будет подчиняться только одному хозяину, и пытаться откусить левое полужопие всем остальным.

В моем доме таким питбулем работают недавно купленные супругой римские шторы. Она поднимает и опускает их одним движением руки. Я – корячусь по 10-15 минут, тягая и дергая, то с проклятиями, то с молитвой. И все без толку… Шторы подчиняются только жене, меня же они пытаются извести.

Но никогда еще я не встречал монстра, подобного тому, что стоял в квартире на Плющихе, кою мы сняли с подругой на время пребывания в столице.

Сначала о нас с Юлей. Я не могу сказать, что у нас с ней есть традиция по нечетным годам ездить гулять в Москву. Потому что два случая – это еще совпадение, а вот если мы снова полетим в Москву в 21-м – это точно будет закономерность. Но тот факт, что в 2019-м мы пытались полететь в Петербург, но оказались в Москве – определенно свидетельствует о том, что Златоглавая нас так и манит.

Мы бронировали квартиру на Airbnb. Если верить описанию, то это была изысканная аристократическая квартира в самом центре столицы. На фотографиях красовались позолоченные подсвечники, резные спинки стульев и хрустальная люстра, а в описании говорилось, что квартира оснащена всем необходимым для путешественника и гидромассажной ванной.

Хозяйку, если верить профилю звали Джоанна. Джоанна опоздала на вручение нам ключей минут на 30, и оказалась вполне обычной Жанной, хоть и не стюардессой. Квартира действительно была в самом деле в центре, с видом на шпиль МИДа, подсвечники, похоже, кто-то спер до нас а в хрустальной люстре горела только половина лампочек. Резные спинки стульев присутствовали в количестве двух штук, так что когда к нам в гости завалился Гена, Юля чокалась с нами бутылкой пива, вальяжно развалившись на диване. Главным сюрпризом в квартире, в которое "Есть все необходимое для путешественника" (с) Джоанна, оказалось отсутствие микроволновки. Мы аж задумались: в самом деле, зачем путешественнику микроволновка? Впрочем, на квартире в Подмосковье, которую мы снимали в прошлый раз, не было холодильника. В сравнении с этим перспектива греть пиццу в газовой духовке была просто мелочью.

Газовая духовка нас, правда, чуть не убила…

Учитесь перекладывать ответственность! Чувствуете разницу между "Газовая духовка нас чуть не убила" и "Я забыл выключить газ"? В первом случае мы имеем дело с обретшим разум предметом интерьера, а во втором – с классическим раздолбаем, впервые в жизни использовавшим газовую духовку.

 

А как было дело? Нам привезли пиццу. Уже слегка остывшую. Решили погреть… А микроволновка-то, по мнению Джоанны, путешественнику не треба. Открыли духовку, а она газовая. А я никогда в жизни с газовой духовкой дела не имел. С плиткой – да. На газовой плите – готовил. Там все просто: газ включил, спичку поднес, потом пальцы под струей холодной воды подержал, и все. А где поджигать духовку?

Я включил газ, послушал непонятно откуда сходящее шипение, закрыл духовку и пошел есть холодную пиццу.

Какое действие я пропустил? Правильно, выключить газ…

Был вечер. Мы собирались отужинать и лечь спать. Нас спасли два факта: я – эстет, и я – гордец. Эстетство не позволило мне есть остывшую пиццу, а гордость – не позволила признать, что я, обладатель двух красных дипломов о высшем техническом образовании, не могу разобраться с какой-то духовкой!

Был бы я всеядным и не гордым – легли бы мы спать при включенной газовой духовке. В принципе велик шанс, что я бы выжил. Я спал в отдельной комнате за закрытой дверью и приоткрытым окном. Вполне возможно, что я проснулся бы с жуткой головной болью, но проснулся бы. А Юля спала в гостиной, между которой и кухней даже двери-то не было, одно перетекало в другое…

Но я был эстетом и гордецом, да еще и занудой, к тому же. И это спасло Юле жизнь.

Ну, можно сказать, что жизнь ей спасли современные технологии, потому что я погуглил, как поджигать газовую духовку, и пошел применять свои знания на практике. Минут, наверное, через 20 после первой попытки.

Сколько газа втекает в духовку за 20 минут? Достаточно ли это для взрыва, если поднести спичку?

Я опустился на колени перед духовкой. Зажег спичку. Чуть приоткрыл дверцу. Потом вспомнил, что чтобы поджечь газ, его сначала надо включить… Осознал, что я его и не выключал. Закрыл духовку. Дунул на спичку, уже в тот момент, когда она обожгла мне пальцы. Изрек несколько нецензурных выражений…

– Обжегся? – спросила меня Юля.

– Поверь, это меньшая из бед, которые могли со мной сегодня произойти…

Но эта заметка – она не о духовке и не обо мне, героически спасшем подругу от смерти, пожертвовав частью эпидермиса на пальцах правой руки.

Вы могли бы подумать, что разумным техногенным монстром из квартиры Джоанны я назвал смертоносную духовку? Но нет, духовка сама не включала газ… Духовка была опасна лишь для жопорукого неумехи, избалованного электричеством.

В квартире Джоанны были вещи и пострашнее…

Одной из них была стиральная машинка.

Хорошо, что это было наше второе с Юлей совместное путешествие. Юля в принципе уже была готова ко всему. К тому, например, что мы с Геной, предпочтем прогулке с ней на Арбат и ужину во вкусном ресторане, остаться в тайм-кафе гладить ежиков и умильно радоваться тому, что ежик обосрался у Гены на груди, или куснул меня за палец, перепутав меня со сверчком.

В первую поездку Юля сильно удивлялась тому, что я разговариваю со стиральной машинкой…

– Милая, ну отдай мои трусы! Что тебе стоит, а? Ну постирала и хватит. Открой дверцу, дорогая моя… Очень тебя прошу, это мои последние трусы. Моя жизнь без них будет полна трагизма и мозолей в ненужных местах.

Во вторую поездку на стиральную машинку в квартире Джоанны я откровенно матерился.

Это чудовище с вертикальной загрузкой ненавидело всякого, кто пытался заставить ее работать. Попытка открыть барабан была чревата потерей пальцев. Она так громко и жутко распахивала свою железную пасть, что я испуганно отдергивал руку, а белье закидывал в нее с расстояния в пару шагов. На всякий случай.

Конечно, она и рядом не стояла с описанной мной много лет назад стиральной машинкой по прозвищу Давилка, которая скакала по ванной как бешеная, пытаясь проломить пол, и чуть не сломала мне ногу. Но Джоаннина машина тоже была не подарок… Раз получив по рукам (от нее, а не от меня), Юля предпочитала стирать на руках, боясь, что машинка или покалечит ее саму, или разложит на атомы одежду.

Меня машинка слушалась. Ворчала, рычала, подпрыгивала на месте, пыталась отбить мне пальцы, но исправно стирала мой шмот. Видимо понимала, что если что-то случится с моей любимой футболкой с надписью "Sulaco" – я ее саму на винтики разберу.

Но нет, и не стиральная машинка была главным монстром аристократической квартиры Джоанны.

Главарем мафии ванной комнаты была душевая кабина.

– Жанна, – сказал я при первом осмотре квартиры, – в объявлении фигурировала гидромассажная ванна. Не то, что бы это было именно то, за чем я прилетел в Москву, но я уже настроился на то, чтобы полежать в ней. Но я ее не наблюдаю!

– Это ошибка Airbnb. Там нет пункта душ с гидромассажем, поэтому я выбрала ванну. А душ – вот он. Душевая кабина.

– Но в объявлении-то ванна.

– Но ведь гидромассаж тут есть!

На этом месте Джоанна сделала вид, что я куда-то пропал, обернулась к Юле, которую она сочла более интеллектуальным собеседником, и принялась рассказывать ей о том, что перемещаться по Москве на метро – это пережиток прошлого века, и что наземным транспортом сейчас быстрее и удобнее.

– Жанна, но все-таки, это же даже не гидромассаж! В гидромассаже вода подается широкой струей под большим напором, с помощь специального насоса, встроенного в ванную. А тут – узенькие форсунки, рассчитанные на напор воды из водопровода…

– А еще я бы вам обязательно советовала посетить выставку картин Мунка в Третьяковке! – протараторила Джоанна, и скрылась в дверях.

Она – ушла, а мы втроем – остались. Я озадаченно смотрел на то место, где минуту назад стояла хозяйка квартиры, Юля – с интересом смотрела на меня (она всегда на меня так смотрит, ждет, что я еще отчебучу), а душевая кабинка угрожающе смотрела на нас обоих.

– Ну и черт с ней, с гидромассажной ванной! – вынес вердикт я. – Что у нас сегодня по плану? ВДНХ? Поехали!

Как вы думаете, чего я больше всего на свете хотел вечером того же дня, после того, как я весь день гулял по городу, в который влюблен всем своим огромным и добрым сердцем?

Ладно, кроме выпить. Выпить я хочу всегда, это не считается.

Я хотел принять душ!

– Дамы – вперед! – сказал я, уступая Юле право привести себя в порядок первой.

Душевая выжидающе смотрела на нас. Ей все равно было, кто станет первой жертвой. Я – пожирнее буду, зато с Юлей проще справиться.

– Знаешь что, иди первым ты. Заодно расскажешь мне, как там все управляется. – решила Юля.

Я забрался в кабинку, ширина которой как раз примерно соответствовала моим плечам. А поскольку жопа у меня немного шире плеч – находиться в кабинке было несколько неуютно. Я чувствовал себя шмелем, которого угораздило попасться в пасть росянке.

Я включил воду. Мне на голову полился поток ледяной воды. Я шарахнулся в сторону, едва не опрокинув кабину, и размазался по стенке, чтобы спрятаться от воды из широкой лейки в потолке.

Матерясь, я потянулся к ручке переключения режимов работы кабинки. Мне нужна была маленькая ручная лейка… Одно движение, и ледяные струи ударили мне в спину. Еще одну – спустились чуть ниже.

– Да твою ж мать! Ну уж следующим-то точно должен быть режим "маленькая лейка"!

Но нет, следующим снова был режим "С потолка".

– Да как так-то?

Я принялся вращать переключатель обратно. Задница, спина, макушка, УРА, маленькая лейка! Почему-то при кручении влево этот режим отсутствовал, и включался только движением направо…

Успев продрогнуть, я принялся настраивать температуру воды. Настроил. Намылился. Из лейки полил кипяток…

Настроил снова. Сотворил на голове шапку из пены, принялся смывать… Кабина снова включила холодную воду.

39. Встать, суд пришел!

Сегодня у меня был суд! Первый в жизни суд, к которому я долго шел. И суд я выиграл!

Но я был бы не я, если бы не попал в нелепую и идиотскую ситуацию. Меня задержал судебный пристав и составил на меня протокол за попытку пронести в суд предмет, который можно использовать как оружие, для оказания давления на судью.

Предыстория: хорошо известная в Новосибирске компания kassy.ru повела себя в пандемию весьма мерзко и недостойно, так что подозреваю, в ближайшем будущем ее полностью вытеснит Яндекс.афиша, или кто-то другой. Потому что отзывы у "Касс.ру" такие, что смывать пятно на репутации им придется кровью.

Ребята просто отказались возвращать людям деньги за отмененные концерты. Не отвечали ни по телефону, ни по электронной почте, прикрывшись табличкой с сообщением: "В городе режим повышенной готовности, губернатор запретил нам работать, вот мы и не работаем!"


Издательство:
Автор