000
ОтложитьЧитал
Глава1. "ЖИВОЙ ТРУП"
НЕОЖИДАННЫЙ ЗВОНОК
– Алло?
– Калерия?
– Я слушаю, кто это?
– Красивое имя у тебя. И отчество, как говорится, в тон.
– Благодарю, но с кем я говорю?
– Не важно. Забери свой труп…
Калерия Германовна опешила. Решив, что ослышалась, переспросила:
– Как вы сказали, что забрать?
– Неподвижное тело с признаками жизни. Одним словом, живой труп.
Звонившая женщина явно стремилась эпатировать собеседницу своим тоном, выбором слов, недомолвками.
– Какое тело, чьё тело? – возмутилась Калерия Германовна. – Боюсь, вы ошиблись номером, здесь не больница и не похоронное бюро.
Калерии Германовне давно никто не звонил. Она сама редко пользовалась телефоном. В основном, это было связано лишь с житейскими вопросами: медицинскими, бытовыми. Этот звонок ее сильно удивил. Вообще-то, номер ее телефона был известен крайне узкому кругу людей. Она предположила, что кто-то просто ошибся цифрой. Обычное дело, в общем-то, и уже собиралась положить трубку, когда услышала:
– Да, мужика своего забери, который у меня тут приблудился, да, занемог чего-то.
Калерии Германовне подумалось, что за этими словами стоит какая-то история с адюльтером. В ней автоматически сработало женское начало, интерес к такого рода жизненным ситуациям, свойственный женщинам, особенно, в возрасте. Она помедлила, прежде чем положить трубку.
Между тем, женщина продолжала:
– Не отбрёхивайся, Калерия, мужика своего забери, пока живой, всего делов-то, и вези хоть в больницу, хоть в похоронку.
Калерия Германовна, начала испытывать раздражение:
– Нет у меня никакого мужика, дамочка, – резко сказала она, – да, и вообще, с какой стати вы обращаетесь ко мне на «ты»? Мы что, знакомы?
– Обойдёшься! С каждой выкать – язык отсохнет. Ты Калерия Германовна, так?
– Так!
– Вильзен, так?
– Так!
– Что ж ты мне голову морочишь? Забирай своего мужа, пока он ещё пузыри пускает, и общайся с ним на «вы» сколько влезет…
Калерии Германовне окончательно стало понятно, что звонившая ей сейчас женщина принимает ее за жену своего любовника, который, видимо, неожиданно и серьёзно заболел.
Жизнь Калерии Германовны, пожилой одинокой женщины, была довольно однообразна. Знакомых в этом городе, в силу некоторых обстоятельств ее предшествующей жизни, было очень немного. Те же прошлые обстоятельства, которые держали ее в напряжении уже много лет, требовали от неё осторожности в общении с незнакомыми людьми. Ее обеспокоило знание незнакомой женщиной ее полного имени и фамилии. Но женское любопытство удерживало ее от того, чтобы просто положить трубку.
Она решила продолжить разговор и попытаться выяснить не несёт ли ей угрозы этот звонок.
– Слушайте, любезная, назовитесь хотя бы.
– Боже, что за фря такая? То «вы», то «любезная»! Прям, девятнадцатый век. Уж, не из дворянских ли курсисток будешь? Или из капээсэсовской тусовки? Не думала, что у него жена из партийных графьев…
– Вы говорите какими-то загадками, кого вы имеете ввиду? Что за мужчина?
– Да, муж это твой. Константин. А меня зови Валентиной, если ты без этого не можешь. Приблудился тут у меня твой Котик, да, как-то скопытился вдруг.
– Похоже, Валентина, здесь какое-то недоразумение. Своего мужа я похоронила уж и не помню сколько лет назад, а других у меня отродясь не было.
– Так уж и не было? Что, однолюбка, что ли? Это ж какая скукотища всю жизнь видеть один и тот же пенис… День за днём, год за годом наблюдать, как один и тот же мужик поворачивается к тебе задом после…
Вульгарность Валентины коробила пожилую женщину, и она перебила ее:
– Э…э…э.., вот видите, вы все-таки ошиблись номером. Сверьтесь со своей записной книжкой. У вас не может быть моего номера. Его нет в городской телефонной книге.
Сказав это, Калерия Германовна внутренне ужаснулась:
– Какая же она простушка! Да, что там, просто дура! Разболталась, когда первым делом надо было выяснить откуда у этой женщины номер ее телефона. И, опять-таки, откуда она вообще знает ее имя и фамилию?
Но женщина на другом конце провода развивала другую тему, которую Калерия Германовна тоже не могла оставить без внимания
– Постой, постой, Калерия. Говоришь, твой муж умер. А как его звали?
Калерия насторожилась. Имя мужа, действительно, уже умершего после развода, могло стать зацепкой для вмешательства в ее тщательно оберегаемую личную жизнь. И она назвала первое пришедшее ей в голову имя, надеясь в ходе дальнейшего разговора выведать, что ещё знает Валентина о ней, кроме имени.
– Петром его звали, Петром Семёновичем.
Опасаясь, что Валентину может удовлетворить ее ответ, и она положит трубку, Калерия Германовна решила подыграть фривольному тону явно молодой женщины, лишь бы продолжить разговор. С ноткой язвительности в голосе она спросила:
– А что, Валентина, вы сами то состоите в браке или предпочитаете их разрушать.
– Ха! Брак! Ещё чего! Этот хомут? Не дай, боже. Я, конечно, влюбчивая. Но не настолько, чтобы связывать себя на всю жизнь с одним смазливым бздуном…
– Как удивительно вы выражаетесь, Валентина! – Не смогла не упрекнуть Калерия собеседницу за ее вульгарный лексикон. – Но как же семья, дети?
– Стоп, Калерия. Ты мне баки-то не заливай, про своего покойника Петю. В городе только у тебя фамилия Вильзен. Да, твой Котик честно признался мне, что женат….
– Постойте, постойте, – прервала Калерия Германовна Валентину, – он что, так прямо и сказал, что его жену зовут Калерией Германовной Вильзен?
– Да, нет, кажется, – Валентина помедлила, – нет, сам он не говорил. Вскользь упомянул, что семейный. А я и не расспрашивала. Зачем мне? А после я у него вашу совместную фотку нашла, где ты в огромной шляпе, почти как сомбреро. Помнишь такую? И там, на обороте, твоё имя, на которое ты откликнулась при моем звонке, и номер телефон, по которому мы сейчас с тобой разговариваем. Так что, номером я не ошиблась. Котик не то, что некоторые бздуны. Врут про своё холостятство. Да, я их всегда сходу раскалываю. От женатых ходоков отступной навар жирнее, – во всю бахвалилась Валентина.
У Калерии Германовны холодок прошёл между лопаток. Вон оно как! Ее фотография с полным именем и номером телефона! Она задумалась. Да, этого просто не может быть! Она сто лет не фотографировалась. А потом – сомбреро! У неё даже в молодости не было шляп с большими полями, не то что размером с сомбреро. Это, несомненно, не ее фото. Но на нем ее имя и телефон! Вот, что странно, если не сказать – страшно. Калерия Германовна, стараясь сдержать панику, попыталась что-то выяснить:
– Не пойму, о чём вы говорите, Валентина. Какая фотка? Какое сомбреро, какой навар? Винегрет какой-то!
Но Валентину понесло в другую сторону:
– Ну, ты даёшь? С Луны свалилась, что ли?
Подкармливаюсь я женатыми мужичками. Но давай к делу, если ты такая непонятливая или мозги мне поласкаешь. Твой супруг, Котик, лежит у меня на квартире в бессознательном состоянии. Квартира у меня съёмная, срок аренды истекает, а перетаскивать его с места на место мне нет никакого резону. Хотя, конечно, парень он – хоть куда. Мне с ним было хорошо. Тебе повезло, что когда-то он тебя подцепил. А вот удержать – не смогла. Сбежал. Теперь у тебя есть шанс вернуть его. Но придётся подлечить.
– Валентина, это уже напоминает какой-то детектив. Этот Котик…, что за имя, ему сколько лет, позвольте узнать?
– Он сказал, что это ты его так называла, а вообще-то он – Константин и ему точно – 32, недавно вместе отмечали его днюху. Мне тоже нравилось называть его Котиком.
– Боюсь вас сильно огорчить, милочка. Старовата я для брака с таким молодым человеком. Я уже пенсионерка с немалым стажем. Ваш Котик не может быть моим супругом даже по возрасту. Вы не поверите, тем более по телефону, а между тем мне 60, – немного округлила Калерия свой возраст.
– По голосу не скажешь…, но допустим! Тогда какой он прохиндей! Деляга! Я чувствовала в нем эту жилку. К наследству пристроился. Что там у тебя, бабуся? Квартира, фамильные драгоценности? Ты раскусила его и дала пинка под зад?
– Да, я знаю, есть такие альфонсы, проходимцы. Но они предварительно изучают благосостояние своих жертв и моё вряд ли привлекло бы их. Так что, на этом, наверно, и попрощаемся, Валентина. Но буду признательна, если удовлетворите моё чисто женское любопытство. Что с этим Котиком, чем он так тяжко болен, что вы его трупом называете?
– Нет, бабуся, ты меня не убедила. Давай-ка встретимся, чтобы я лично узрела твой ветхозаветный портрет. Желательно, в сравнении с твоим паспортом. А там посмотрим.
Калерия Германовна задумалась. Она была почти уверена, что это какая-то подстава. Кому-то что-то от неё нужно! Вся эта чушь, которую несла Валентина, всего лишь для того, чтобы выманить ее из дома. Язычок у неё подвешен. Настоящий спектакль разыграла и очень артистично. Она ведь практически не ответила на ее вопросы: о ком идёт речь, что с ним случилось, чем он болен? А ловчую сеть расставила.
Но если все это сейчас не выяснить, во что превратится ее жизнь с сегодняшнего дня! Постоянно помнить об этом звонке? С опаской выходить из дома? В каждом человеке на улице видеть угрозу? В каждой молодой женщине видеть Валентину?
– Честно говоря, и мне было бы весьма любопытно лицезреть такую… э. э. э, не сочтите за резкость, разбитную миледи, а также эту, как вы говорите, мою фотографию.
– Грубишь, бабуся! Ну, да, бог с тобой. Не думала, что согласишься. А раз согласилась, похоже, я лоханулась. Ты и в самом деле можешь оказаться не той, кто мне нужен. Ну, все равно. Имя-то на фотке – твоё. Давай, забьём стрелку прямо сегодня? День ещё только начался. Где тебе удобно?
– Я вообще-то ещё не согласилась. И паспорт я показываю только сотруднику милиции при предъявлении им удостоверения, – Калерия Германовна попыталась остаться хозяйкой положения.
Она помолчала, дожидаясь реакции Валентины. Но та молчала.
– Ага, упоминание милиции ее испугало, – успела подумать Калерия Германовна.
Но Валентина вдруг рассмеялась:
– А что, давай прямо в отделении встретимся.
Тогда женщина решилась:
– Хорошо. Не знаю, где вы находитесь, но я гуляю до обеда в центральном сквере. Выйду через полчаса, буду у фонтана с соседками до двенадцати. Не забудьте и вы прихватить свой паспорт. И фотографию, фотографию не забудьте.
– Не боИсь, – ответила Валентина с просторечной интонацией, – не забуду, любопытно же сравнить твой пенсионный лик с молодухой на фотке. Жди.
Калерия Германовна уловила досаду в голосе женщины и дрожащей рукой положила трубку. Она разволновалась. Этот звонок ее сильно расстроил и обеспокоил. В ходе разговора она пережила несколько всплесков паники, ноги ее плохо
держали, и она была вынуждена сесть. Временами ее охватывало ощущение, что кто-то или что-то стоит у неё за спиной.
Измерив пульс, она поняла, что давление сильно подскочило, и отправилась на кухню принять лекарства. На столе она увидела свой завтрак, к которому из-за звонка так и не успела приступить. Ни о какой еде теперь и речи не могло быть. Ее буквально подташнивало от наплывов внутреннего беспокойства. Выпив чашку уже остывшего чая, она вернулась в комнату и прилегла на тахту.
«ВАЛЬКА РАКЕТА»
Валентиной представляла себя незнакомым людям только она сама. Знакомые чаще называли ее Валькой Ракетой. Так повелось ещё с детдома, где подброшенному ребёнку дали фамилию Ракетина. Воспитатели не заморачивались с поиском фамилии. В день оформления личного дела малютки по радио с утра шли сообщения о запуске на орбиту очередного космонавта. Оттуда и выудили слово «ракета», как самое подходящее для фамилии. Традиция такая была в детдоме – привязывать фамилии безродных деток к большим событиям в жизни страны.
Со временем оказалось, что фамилия Ракетина удивительно соответствует особенностям характера девочки. Она росла бойкой, быстрой, дерзкой, за словом в карман не лезла, за себя могла постоять так, что мальчишки боялись ее задирать. Они-то и приклеили ей прозвище – Валька Ракета. С ним она и пошла по жизни.
Ее долго не удавалось отдать на удочерение.
Как не уговаривали ее воспитатели, чтобы на «смотринах» она вела себя сдержанно, она «взбрыкивала» по самым безобидным поводам и все расстраивалось.
Едва переступив кабинет директора, Валя, по каким-то только ей ведомым внешним признакам, оценивала очередного «покупателя» (так дети в своём кругу называли усыновителей). Немного «покривлявшись», как она потом сама отзывалась о своём поведении на «смотринах», и по реакции усыновителя убедившись, что не ошиблась в своей интуитивной его оценке, Валька вежливо просила директора отпустить ее, потому что у неё: или «дела», или «ее ждут», или «ей нужно в туалет» и тому подобное. И та понимала, что девочка уже приняла окончательное решение и уговаривать ее «удочериться» с этим претендентом или претенденткой на усыновление бесполезно.
Детдомовская вольница устраивала Вальку примерно до семи лет. Когда началась школа, она буквально влюбилась в свою первую учительницу. Это была уже не очень молодая женщина, недавно потерявшая семью вследствие трагических обстоятельств. Свою любовь к детям, не реализованную до конца в собственном доме, она перенесла на детдомовскую мелюзгу, и они платили ей сторицей.
Через повариху, которая когда-то хотела удочерить ее, но из-за судимости получила отказ, Валька разузнала историю «училки». Через месяц занятий, дождавшись окончания последнего урока, она подошла к учительнице и, в полном соответствии со своим дерзким характером, огорошила ее ультиматумом:
– Я хочу усыновиться, то есть удочериться. У вас никого нет. Возьмите меня, я буду вам самой лучшей дочкой.
Выдохнув это одним махом, она от волнения вдруг расплакалась, сквозь слезы выкрикнула ещё: «Честно, зуб даю» и выскочила из класса.
Особенностью Вальки была ее везучесть. И в этом случае ей тоже повезло. Учительница уже сама положила глаз на эту смышлёную, прилежную девочку, которая так разительно была не похожа на ту, о которой ей рассказывали воспитатели, когда она изучала состав своего будущего класса.
В общем, Валька «усыновилась» и выполнила своё обещание быть хорошей дочкой. Оставаясь, в целом, прежней шаловливой и дерзкой Валькой Ракетой, она никогда не переходила ту грань, которая могла бы по-настоящему огорчить ее приёмную маму.
А та, внимательно наблюдая за развитием девочки, заметила, бывая с ней в магазинах, с каким интересом она наблюдает за работой продавцов в магазинах одежды. Сами по себе вещи ее интересовали лишь постольку поскольку. Ее захватывал сам процесс торговли, внешний вид продавцов, их поведение в различных ситуациях при общении с покупателями.
Поэтому после школы мать посоветовала Вале поступить в колледж на отделение торговли. Успешно закончив учёбу, девушка по распределению переехала в другой город, сняла квартиру и работала теперь продавцом в магазине мужской одежды. Здесь у неё и случилась эта история с мужчиной, который упорно не хотел просыпаться.
Собственно, это был третий ее мужчина за два года жизни в этом городе. Характеристика «разбитная», которую ей дала Калерия Германовна, была справедлива лишь в том отношении, что она была весёлой, коммуникабельной женщиной, легко сходилась с людьми в любой социальной среде. А в том телефонном разговоре она была «на нервах», как она сама определила впоследствии тогдашнее своё состояние, и ее заносило в сторону развязности, ей, вообще-то, несвойственной.
Красивая, стройная продавщица в отделе мужских костюмов привлекала внимание мужчин. И Валя этим беззастенчиво пользовалась. Стоило им обратиться к ней за консультацией по поводу покупки, как они оказывались в безвыходном положении. Валентина просто опутывала их своим обаянием. Тактично, вежливо и, казалось бы, ненавязчиво, но с удивительной быстротой заставляла мужчин поверить, что товар, у которого они остановились или держали в руках, пошит именно на них и лично для них. И редко кто из мужчин уходил без покупки, даже если они ее сегодня не планировали. Другие продавцы восхищались умением девушки быстро реализовывать даже залежавшийся товар и иначе, как Валькой Ракетой, не называли ее между собой.
Но любые фривольности, грубые намёки и грязные предложения пресекались ею так, что злоупотребивший этим мужчина избегал впоследствии заходить в ее отдел. Но если мужчина был достоин ее внимания, в тенета Вали он попадал быстро. И все три раза это оказались женатые мужчины. То, что в разговоре с Калерией Германовной она представляла себя ей чуть ли не охотницей за женатыми мужчинами, было неправдой. Все три ее знакомства были случайными. Не она, а мужчины первыми стали искать отношений с ней.
Сама Валентина пока не собиралась замуж. И ей претило разваливать браки. В ней жило неизвестно откуда появившееся чувство женской солидарности с жёнами, изменяющих им мужчин. У нее на этот счет была своя философия. Она просто ставила себя на их место и представляла себе, каково им узнать о неверности мужей. Она знала, что измены, как правило, недолго остаются тайной. Неожиданно вскрывшаяся правда может стать трагедией для хорошей семьи, для детей. Разоблачения могли обернуться большими неприятностями и для неё, Валентины, лично.
Поэтому, спустя какое-то время, когда пыл страсти любовника начинал остывать, она предлагала «неверному женатику» расстаться с ней. Двое первых «бздунов», как она впоследствии цинично их назовёт, признали ее аргументацию расставания с признательностью и щедро отблагодарили на прощанье. Они дорожили своим домашним семейным согласием и страшились неизбежного появления грозовых туч над своей головой в случае простой оплошности с их стороны.
Кстати, слово «бздуны» Валя впервые и даже неожиданно для самой себя употребила в телефонном разговоре с Калерией Германовной. В тот момент она ещё подумала: «Ничего себе разошлась, Валюха! Полегче, а то, бог знает, что про тебя подумают. Реально – за шлюху примут». Но слово это все-таки не было случайным в лексиконе Валентины. Оно подразумевало некоторое ее презрение к трусоватой сущности всех неверных мужей в целом.
А вот с третьим мужчиной у Вали неожиданно все пошло наперекосяк. Она была крайне раздражена тем, что его непробудный сон нарушил ее уютный привычный уклад жизни. Автоматически ее раздражение падало и на предполагаемую жену Константина. Поэтому она так вызывающе повела себя в разговоре с Калерией Германовной. Сейчас, идя на встречу с ней, она предчувствовала, что выбрала не тот путь в решении своей проблемы. Но другие пока не приходили ей в голову, и она вошла в сквер.
ФОТОГРАФИЯ
– Здравствуйте, уважаемые бабули, а где же ваши бузотёры?
Валентина остановилась перед скамьёй у фонтана, где в тени под старыми липами сидели три пожилые женщины.
– Так, будни ведь, на своей работе бузят, в садиках. Дают нам передохнуть, слава богу. А вы кого ищете? – откликнулась одна из женщин.
– И кто же из вас будет Калерия Германовна? – спросила Валентина, похлопывая своим паспортом по ладони.
Она решила, что самый верный способ заглянуть в паспорт Калерии, это предварительно показать свой.
– Меня зовут Валентиной, – она продемонстрировала раскрытый документ.
Женщина, выглядевшая несколько моложе своих соседок и одетая более элегантно, поднялась и предложила девушке перейти на скамейку дальше по аллее.
– Жаркий день опять будет, – начала разговор Валентина, смущённая тем, что женщина оказалась, действительно, пожилой, без сомнения. Ей было неловко от того, что в разговоре по телефону она держала себя вызывающе цинично, если не сказать – хамовато. – Это ваши соседки?
– Да, старушенции из окрестных домов. Душно нынче в квартирах-то даже ночью. Рановато в этом году стартовало лето. Ещё только начало июня, а припекает уже с утра, как в середине июля. Вот и выползаем по утру отдышаться. А вы, Валентина, действительно хороши.
– Такой уж уродилась, спасибо предкам, их генам. Жаль, что я их не видела никогда.
– То есть? Как так – не видела?
– Детдомовская я. Но проехали… Вы тоже, Калерия Германовна, хорошо сохранились. Шестьдесят, не шестьдесят, но да, невеста из вас уже, извините, не очень. Хотя, конечно, кому как. На вкус и цвет, как говорится, товарища нет.
– Благодарю, можете посмотреть мой паспорт.
– Да, не надо и так понятно. Кстати, извините за моё прежнее тыканье. Да, и вообще, грубила я вам, каюсь. Я, может, и разбитная, как вы выразились, но грубость не в моем вкусе. Так получилось… Злюсь, ситуация такая…
– Ну, вот и хорошо, и ладно, – прервала Калерия поток извинений смущённой девушки. – Теперь расскажите, в чем же все-таки дело? Откуда вы знаете моё имя, что за Константин, которого вы мне так настойчиво эээ … предлагали забрать.
– Вы хотели сказать – «впаривала». Теперь уже я не стала бы обижаться, если бы вы так сказали. А Константин в моей жизни случился в результате ДТП, – не стала Валентина откладывать разговор по существу.
– Ой! Вот так, так! По его вине?
– Да, нет, как раз по моей. Но он повёл себя вполне по-джентльменски. Я-то впервые попала в такую историю, была в полной прострации. Но он как-то быстро все урегулировал с милицией, устроил недорогой ремонт, хотя, в основном, пострадала моя машина. И при этом всю неделю, пока продолжались эти хлопоты, он абсолютно не проявлял интереса ко мне, как к женщине, тем более, как видите, довольно привлекательной. А я-то уже втрескалась. В день, когда я должна была забирать машину из ремонта, он позвонил и сказал, чтобы я не беспокоилась, машину мне доставят на дом, а он приглашает меня пообедать в ресторан.
Ну, а дальше – все как обычно. Он несколько раз ночевал у меня. Не скрывал, что женат, что есть ребёнок, что в интиме жена зовёт его Котиком. Исчезал временами. Первый раз, когда его долго не было, думала – все, бросил. Но вернулся, сказал, что работа у него такая, разъездная. Тогда я впервые поинтересовалась, что за работа. Он отшутился, дескать, меньше знаешь, лучше спишь, лишь бы зарплата капала.
А вот пару недель назад случилось это. Утром я не могла его добудиться и ушла на работу. Вечером пришла – он в постели в той же позе, на левом боку. Начала будить, перевернула на спину – ноль реакции. Испугалась, потрогала пульс, послушала сердце – стучит чётко, ровно, но как будто медленнее, чем я привыкла. Я баба не робкая, думаю до утра подожду, живой ведь, тёплый, может просто принял чего-то не того. Вокруг зелья-то полно… Чего его раньше времени подставлять? Оклемается.
Ночью почти не спала, а утром вызвала скорую. Увезли. Через день позвонили из больницы. Мол, имеется конфиденциальная информация, нужно явиться лично к главному врачу. Отпросилась с работы, понеслась. Выяснилось, что он абсолютно здоров, а находится, по их мнению, в летаргическом сне. В госбольнице его держать не будут. Забирайте, мол, домой, мы неделю понаблюдаем, кое-чем проколем, а дальше – ищите частных врачей. Летаргические сны бывают кратковременными – дни, недели, но, случается, и надолго могут затянуться.
Вот так он и завис у меня. Мне он нравился, тянула время, надеялась на чудо, но явился хозяин квартиры, до которого дошли слухи о «живом трупе». Это, кстати, именно он впервые так его назвал. Потребовал освободить квартиру или платить вдвое больше. Поэтому я начала поиски его жены. Частные клиники не по моему карману.
– Да, история, – сказала Калерия Германовна, переходя к главному вопросу, ради которого, собственно, она и пошла на эту встречу, – так что там за фото?
Валентина достала из сумочки фотографию. Это был цветной снимок мужчины и женщины, 9х6, на фоне городского пейзажа. На нем серый костюм, в тон ему – галстук. Женщина в белом длинном платье и белой шляпе с большими полями.
– Прям, семейная пара, может быть, даже молодожёны, – сказала Валентина, внимательно рассматривая лицо женщины на фотографии, и, подняв голову, сравнила с лицом Калерии Германовны.
– Вроде ничего общего, – сказала девушка с заметным огорчением. – Хотя? … Там же ее лицо в тени от огромных полей шляпы… Может быть, если вам сбросить лет 30-40 …, – с робкой надеждой неуверенно произнесла она, ещё раз взглянув на фотографию.
Для удобства сравнивания лиц Валентина держала фото вертикально перед своими глазами, и Калерия Германовна имела возможность прочитать на обратной стороне своё полное имя и телефонный номер. Мурашки вновь побежали у неё по телу.
Девушка, наконец, передала снимок Калерии Германовне, и та углубилась в его изучение. Потом спросила:
– Так, откуда этот снимок у вас?
– Когда Котик оказался в трансе, я занялась поисками контакта с кем-то, кто его знает, и нашла в его пиджаке бумажник, а в нем и это фото.
Калерия Германовна всегда носила в сумочке лупу для рассматривания мелких текстов на ярлычках в магазинах. Сейчас она ее достала.
– Во-первых, фотография недавняя. Ей не может быть 30-40 лет, как вы говорите, – начала она свой анализ, – хотя бы потому, что с обратной стороны фотобумага сохранила свежий белый цвет. Только представьте себе во что бы она превратилась в бумажнике даже за пару лет. А эта – как новая.
Во-вторых, – продолжала она, – эта девушка на фото на меня совершенно не похожа, и мужчину рядом с ней я никогда не видела. У меня хорошая память на лица.
А про себя подумала, что память у неё настолько хорошая, что из-за неё пришлось однажды менять весь образ жизни.
– Допустим, – размышляла она вслух, – что у меня есть молодая тёзка и это она здесь на фотографии. Если это фото семейной пары, то обычно подписывают оба имени, и то только тогда, когда фото кому-то дарится. А почему здесь одно, да ещё в такой полной бюрократической форме – не только имя, но и отчество. Почерк явно мужской: беглый, неровный. Тогда, что же получается? Муж надписывает на семейной фотографии полное имярек собственной жены? Чтобы не забыть, что ли? Для семейных фото это как-то не совсем принято. А зачем телефонный номер? Что, жена живёт по другому адресу? Я могу допустить существование тёзки, но совпадение номеров телефона? Что-то здесь не так, милочка. Я крайне обеспокоена. Им же и адрес мой известен, наверное?
У Калерии Германовны закололо в висках, рука, державшая фотографию, задрожала.
– В самом деле, я как-то даже не подумала, странно это, – проговорила Валентина, – похоже, у вас есть реальные причины для беспокойства. Потому что при свете дня я не узнаю на фото Котика. Это не он, это другой парень. Дома в комнате, в полутьме, я не рассмотрела толком. Меня интересовала надпись, а не само фото. Она не закончила, потому, что Калерия Германовна перебила ее, продолжая размышлять вслух:
– Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, это предположение, что в нужный момент у вашего «трупа» не оказалось под рукой клочка бумаги для записи только что полученной срочной информации. И он использовал то, что подвернулось под руку. Чью-то фотографию. Но это ведь информация обо мне, – в ужасе воскликнула она. – С какой стати этот ваш "труп» интересуется мной?
– Очень даже может быть, – откликнулась Валентина, – я сама так часто делаю, использую все что под руку подвернётся.
Калерия Германовна ее не слушала. В ней все сильнее нарастала тревога. То, что в телефонном разговоре вызывало беспокойство, теперь перерастало в знобящий страх. По боли в затылке она поняла, что снова подскочило давление. Человека на фото она не знала. Откуда ее координаты у незнакомого мужчины? Интересно, что ее имя на обороте фото и номер телефона были написаны пастами разного цвета. Логично было предположить, что сначала была получена информация о ее имени, а телефон обнаружился позже. То есть ее искали! Зачем? Неужели?
Женщину подмывало желание броситься домой к телефону. Но ноги ей отказывали. Приподнявшись, она снова в бессилии опустилась на своё место. Она достала пузырёк нитроглицерина, бросила таблетку под язык и, закрыв глаза, откинулась на спинку садовой скамьи.
Валентина, наблюдавшая за женщиной с сочувствием и тревогой, благоразумно помалкивала, вертя в руках фотографию. Потом встала, бросила фото в сумку, отошла на пару шагов, достала сигареты и закурила, стараясь выдыхать дым в сторону.
Немного погодя, Калерия Германовна стала подниматься. Валентина поспешила ей на помощь, поддержав ее под локоть.
– Вот, как все обернулось с вашим «трупом», – раздражённо сказала пожилая женщина молодой, выдёргивая руку. В ней все больше нарастало подозрение в отношении Валентины.
Девушка не нашлась, что ответить, промолчала. Она чувствовала себя не в своей тарелке. Калерия Германовна раз за разом адресовала ей словосочетание «ваш труп» с такой язвительно-саркастической интонацией, что девушке становилось все более и более не по себе. Она сознавала, что создала проблемы пожилому и не совсем здоровому человеку, готова была ему помочь, но не знала, как. Уйти, извинившись, Валентина не решалась. Единственно, что сдерживало ее смущение и недовольство собой, была мысль, что, как бы там ни было, но объективно она ведь фактически предупредила женщину о возможной опасности.
Ее сочувствие к этой, как-то сразу осунувшейся и даже немного сгорбившейся женщине, было столь велико, что она неожиданно для самой себя произнесла:
– Калерия Германовна, не знаю, пойдёте ли вы в милицию, но могу дать вам свой адрес. На всякий случай. За собой вины я не знаю, пусть они с ним разбираются. Заодно освободят мне квартиру от него.
Пожилая женщина, собиравшаяся уже уходить, остановилась, потом, не поворачиваясь, сказала:
– Мне не только ваш адрес нужен, но и фотография.
– Да, я бы с радостью, а вдруг он очнётся и «предъяву» мне сделает. Пусть уж от милиции требует фотку назад, я им отдам, – немного поколебавшись, огорчённо ответила Валентина.
Калерия Германовна медленно повернулась к Валентине и внимательно посмотрела на неё:
– Так, милиции она вроде не боится! – констатировала она про себя. – И даже готова сдать им свой «труп». Но фотографию не хочет отдавать. А это ведь главная улика против тех, кто стоит за этим «спектаклем». Ко мне сочувствие проявляет. Но так ли уж невинна эта красивая овечка? Какова ее роль? Может, просто блефует. Кто-то придумал всю эту историю с летаргией, с «трупом», а она ее искусно разыгрывает передо мной. Но для чего? Вытащить меня на улицу? Ну, вытащила уже, и что?
Она тревожно оглянулась вокруг, удивив Валентину своими резкими поворотами то в одну сторону, то в другую. Никого и ничего подозрительного не обнаружив, Калерия Германовна снова вернулась к своим мыслям о "трупе".
– Лица этого парня на фото я не знаю, а вот на лицо трупа мне бы хотелось взглянуть, – подумала она. – И, вообще, существует ли он реально? Если он, действительно, сейчас лежит на ее квартире без сознания или спит, как она говорит, я могла бы считать себя в относительной безопасности хотя бы какое-то время. Но сначала я должна его увидеть. Почему Валентина до сих пор не изъявила желания показать его мне? Да, потому, что никакого трупа, наверно, и нет. А вот сейчас проверим. Пригласит – не пригласит?
