Крестики-нолики. Рассказки о прошлом и настоящем

Редактор Юлия Бирюкова

Художник обложки Андрей Петрович Щербинин

Дизайнер обложки Юлия Бирюкова

Фотограф Игорь Зябин

Фотограф Анна Смирнова

Фотограф Татьяна Ушакова

Фотограф Александр Смирнов

Фотограф Андрей Немков

Фотограф Наталья Носкова

Фотограф Катерина Кропф

Фотограф Юлия Бирюкова

Фотограф Светлана Умникова

© Константин Крюгер, 2023

© Юлия Бирюкова, дизайн обложки, 2023

© Игорь Зябин, фотографии, 2023

© Анна Смирнова, фотографии, 2023

© Татьяна Ушакова, фотографии, 2023

© Александр Смирнов, фотографии, 2023

© Андрей Немков, фотографии, 2023

© Наталья Носкова, фотографии, 2023

© Катерина Кропф, фотографии, 2023

© Юлия Бирюкова, фотографии, 2023

© Светлана Умникова, фотографии, 2023

ISBN 978-5-0060-0985-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Благодарности

Четырнадцатый сборник Рассказок о крестиках и ноликах в моей жизни я с глубокой признательностью посвящаю верной и надежной Любимой, уже более двух десятков лет скрашивающей не всегда правильную жизнь мою и оберегающей от всяческих невзгод.

Настоящей книжкой, как и предыдущими, я отдаю дань светлой памяти друзьям и близким, очень рано покинувшим этот замечательный мир: младшему брату Борису, Косте «Малышу», Мишке «Нильсону», Борису «РА» Раскольникову, Андрею «Неману», Наталье Шоховой, Эдику «Родственнику», Валерию Василевскому, Игорю «Бамбине», Александру «Полковнику», Андрею Левину, Николаю «Куке», Володе «Бычману», Шуре «Помидору», Вовке «Осташке», Отцу Евгению, Косте «Моське», Оскару «Арэксу», Ларисе Львовой и многим, многим другим, к сожалению, здесь не упомянутым.

Появлением на свет Рассказки в значительной мере обязаны друзьям юности, молодости и всей «полифонической» жизни: Андрюшке «Крексу», Колюньке «Ленинскому Стипендиату», Мишке «Хиппи», Андрюхе «Брату», «Мальчику» Боре, Шурке «Портосу», Мишке «Рыбе», Толику «Федору», Виталику «Улыбчивому», Александру «Мастеру», Григорию Ивановичу, Сергуне Робертовичу, Сашку́ «Штейну», Вове́ Львовичу, Алёнушке Игоревне, Мишке «Алхимику», Андрею «Японисту», Олежке «Слонику», Гарику «Прайсу», Умному Петровичу, Сергею Анатольевичу, Игорю Алексеевичу, Танюльчику, братьям «Афоням», Диме «Космонавту», Карлену и Геворку, а также, далеким территориально, но близким душою Шуре, Лёньке и, конечно, обожаемым родственникам – «Братцу» Мише, Ирише Евгеньевне, Павлуше, Катерине, Олегу «Солу» и Матери Марии. Именно они и поныне воодушевляют меня на новые свершения.

Желаю долгих и плодотворных лет жизни горячо любимому редактору, а также суровым критикам и рецензентам Александру, Евгению «Джеффу» и мэтру Ильичу, чье постоянное содействие творчеству неоценимо.

Необычной обложкой я обязан давней дружбе моей спутницы с художником и литератором Андреем Петровичем Щербининым, от широты души подарившим ей серию картин, давших название этой книге.

Отзывы

Все отзывы очень радуют, а от молодого поколения особенно:

Я получил книгу и очень этому рад! Спасибо Вам большое, что снабдили еще одним интересным потоком воспоминаний!

Рассказ «Пионер» вышел большой, обо всем понемногу, как будто. Там и частичка Гурзуфа, и лагерь, и первые любовные материи. Было интересно читать, сразу видно, как поменяется потом Ваш темп жизни и как еще мало действующих лиц, другого уровня развлечения.

Ваш взгляд на жизнь еще такой сырой, но любопытство, как всегда, берет верх и устремляет на новые подвиги!

Мне нравится такой «Пионер», где-то я вижу себя, понимаю, что принял бы, наверное, такие же во многом решения. Включил для атмосферности трек «Give me a ticket for an aeroplane» и с кайфом продолжил чтение!

ГКД

Отлично, без всяких там чего либо. Не устаю поражаться насыщенности твоей жизни, так и хочется сказать – не верю, но вериться на все сто. Отлично! Учитывая количество твоих знакомок, тебе надо скомпоновать сию романтику в одну книгу их учета.

КАФ

Рассказки зачетные, полностью готовые к «употреблению». Можно сказать, что «повар потрудился на славу», а «блюда – пальчики оближешь».

Но, хочется чего-то более серьезного и по содержанию и по исполнению.

Ферди

Ровесники хотя и критикуют, но их отклики – «бальзам на раны»:

Извини, что так долго читал. То на планшете не открывается, то на работе некогда. По-моему очень хорошо.

Не знаю, может мне и кажется, но, несмотря на юмор и веселость ситуаций, сквозит какая-то безысходность у главного героя, предопределенность, что все это добром не закончится. Наверное, это твой стиль и это ни плохо и ни хорошо. И в произведениях чувствуется ностальгия по прошедшему времени.

С. А. Юдин, к. с/х. н

«Ностальгию» дочитал. Кайф!

Последний раз занимался писательством, наверное, при поступлении в МАИ. Тогда,

помню, в муках разродился сочинением на тему соцреализма.

С тех пор у меня это дело идёт тяжко. Поэтому и отзыв немного задержал.

За книгу ещё раз спасибо, всё понравилось.

«Джон» Завьялов

Мой дорогой друг- писатель.

Как всегда здорово!

Ты приоткрыл некоторые странички истории, которые или я не знал, или забыл.

Спасибо!

Александр Клейман

Ещё раз спасибо. Прочёл и получил удовольствие от атмосферы юных годов.

С.А.

Спасибо, порадовал. Я всегда читал, да и читаю книги, представляя себя в тех ситуациях, в том времени и в тех местах, которые описываются в них. Отождествляю себя то с главным повествователем, то, наоборот, он мой оппонент. Как только я не могу оказаться «там» – книга становится для меня не интересной. Так вот. В который раз, читая твои опусы, я невероятным образом настолько все ярко представляю, что диву даюсь. Даже интонации передаются. А это, на мой не профессиональный взгляд, уже не что иное, как мастерство. Молодец, горжусь!!!!

С. Виноградов

И особо тешат авторское самолюбие комментарии из «далекого далека», подтверждающие что все мы, где бы ни проживали, вспоминаем и чувствуем одинаково:

Обалденно глубокий по смыслу рассказ «Отвага». ОЧЕНЬ понравился. Какие правильные слова ты нашел, какие точные чувства смог передать. Молодец! До мурашек!!

N. Fishman

Посмотрел в интернете, с кем тебя ставят в похожие авторы! Хотел поздравить, что с Диной Рубиной, а потом увидел, что с Чингизом Айтматовым, Валентином Распутиным и даже Джеком Лондоном! Поздравляю!!!

Я уверен, что у тебя отличный слог, который ты всё более оттачиваешь. Я также уверен, что ты вполне можешь писать более глубокие вещи, с некоторыми обобщениями, как «Отвага».

Jeff

Твои Рассказки меня всегда улыбают! Ты меня запускаешь из пушки в мое прошлое – в мою молодость, в наши 70-е, 80-е, 90-е. Это круто, это трогает, и за это огромное тебе спасибо!

С того момента, как 20 лет назад, под девизом «так каждый сумеет» попытался нарисовать картину маслом (и до сих пор пытаюсь), а также будучи «датским» поэтом сочиняя не без труда «вирши» на днюхи и свадьбы, я понял, что все, что связано с креативностью – писать ли картины, лепить ли чашки или писать рассказки или стихи, требует профессионализма по-любому!

Ты это делаешь профессионально! Однозначно!

Какие-то твои Рассказки мне нравятся больше, какие-то меньше, и не проси, чтоб я тебя хвалил. Я 1) не умею, и 2) боюсь случайным словом тебя обидеть.

Конечно (сорри) Бунин, Булгаков, Зощенко для меня – основание, база. Очень вкусно!

Но твои расказки… Они – Я! Гурзуфский, Московский, Тель-Авивский!

Если Бунин (и остальные) для меня – вкусен языком, стилем, ну… вообще… не персонифицировано…

То ты – вкусен тем, что ты пишешь обо мне, о моем времени, о своих друзьях, которые абсолютно могли бы быть моими, о том, что мне близко, о том, что живет во мне, и что мне ужасно, как приятно!

Поэтому я с огромным удовольствием всегда их читаю (слушаю), и это меня «молодит» (на сколько это, естественно, возможно). И за это спасибо тебе!

Я точно знаю, что ты талантлив! Но не проси меня рецензировать твои произведения!

Leonid D

Авторское предостережение

Этот сборник, как и все предыдущие и последующие, я предваряю стандартным предостережением:

В тексте используются вымышленные имена героев, и автор не несет никакой ответственности за их совпадение с реальными персонажами и деяниями оных в любых интерьерах.

Опять же, знаменитое определение Уинстона Черчилля «Реальность – это галлюцинация, вызванная недостатком алкоголя в крови!» отлично вписывается в общую канву моих опусов.

Хотя в предыдущих книгах я гордо анонсировал:

«Все события, упомянутые в дневниковых записках, происходили при моем непосредственном участии, а фигуранты – друзья, знакомые и родственники. Поэтому присказка «Сам я огурец не видал, но конюх из соседней деревни рассказал, что их барин едал и говорил, что вкусно» – не про эти Рассказки.

Правда, в некоторых опусах автор слегка отступил от 100% -ой истинности, но, отнюдь, «не ради красного словца», а оберегая особо ранимых и до сих пор «зашифрованных» персонажей».

Теперь, чтобы окончательно «умыть руки» и запутать привередливых критиков, дополняю вышеприведенный абзац:

«Тождественность всех событий и их участников с действительностью – чистая случайность!»

Предисловие

В незамысловатую игру «крестики-нолики» меня в раннем детстве научил играть Отец. Развлечение хоть и простое, количество комбинаций можно посчитать но пальцам, но исключительно развивает логику и внимание.

Отец любое умение доводил до совершенства. К большому сожалению, мне это не всегда удавалось – не хватало терпения. Но «крестики-нолики» я освоил досконально и побеждал почти всегда в дворовых, и, особенно, пионерско-лагерных турнирах из пяти и более партий. В юности немудреная забава служила отличным средством завязать и продолжить знакомство с любой особью женского пола. Наиболее удачно игра складывалась на пляже под легкие напитки, с расчерчиванием клеточек на песке, и ставками, отличающимися фривольностью и озорством.

* * *

Украшает обложку картина замечательного художника Андрея Щербинина, на мой взгляд, слегка футуристическая и явно не вписывающаяся в жесткие рамки соцреализма, как, впрочем, и большинство деяний упомянутых в этом сборнике друзей и приятелей. Чаще всего, проявление ими чувств и эмоций существенно выходили за рамки строгой социалистической морали и нравственности.

Знаменитое изречение¹ «Что наша жизнь? Игра!», по-моему, достаточно полно отражает виденье собственной судьбы персонажами, с неизменным азартом относящимися ко всем проявлениям жизнедеятельности. Значительная часть окружавших меня товарищей как раз принадлежала к когорте озорных эпикурейцев, не особо обращавших внимание на господствующие тогда пуританские нормы поведения советских граждан.

Отстаивая собственные, иногда идущие вразрез с общепринятыми, взгляды и сокровенные принципы многие приятели ставили на кон дальнейшее благополучие. Несмотря на это, жизнь основной массе удалась, и сейчас с высоты прожитых лет и материального достатка они со сладкой грустью вспоминают времена юношеского нигилизма и максимализма, когда «был я молод и удал, довелось, повидал …²».

Надеюсь, Рассказки помогут большинству воскресить немало подзабытых озорных и веселых эпизодов бурной молодости, и, главное, утвердят в понимании, что жизнь еще далеко не кончилась! И, самое важное, побудят «не утратить желания желать!³».

Цикл: Наш Гурзуф

Не шагает дружно в ряд…

Непостижимым образом забавные и не очень истории всплывают вдруг в памяти, поднимаются на поверхность как листы старых газет или школьных тетрадей, вытолкнутые со дна волей случая. Эта Рассказка сложена из наших с Гариком «Прайсом» обрывков воспоминаний и посвящается орденоносной Советской Пионерии.

* * *

В Гурзуфе, кроме Всесоюзной пионерской здравницы «Артек», находились и другие пионерские лагеря, так сказать, районного значения. С существенно меньшей территорией и без собственного пляжа они располагались, как сейчас говорят, на второй и третьей линиях к морю. Как правило, водные процедуры пионеры принимали в обустроенных в лагерях бассейнах, но раз в день по графику и под строгим приглядом вожатых, воспитательниц и физруков ходили купаться в море.

Разновозрастные обитатели «Жемчужного берега», небольшого лагеря, поджатого со всех сторон санаториями и домами отдыха в первой половине дня организованными отрядными колоннами следовали на городской пляж, протянувшийся параллельно аллеям прибрежного парка. Не доходя до моря, ответственные вожатые и педагоги решили разбить вверенных их попечению детишек на пятерки в целях лучшего подсчета и контроля. Для этого они выбрали дальний от пивного павильона край аллей, относительно свободный от отдыхающих.

На самих же аллеях, проходящих среди Гурзуфских завсегдатаев как «пьяные», каждый день с раннего утра задорно праздновали жизнь и любовь молодые и не очень персонажи обоего пола различной степени трезвости. Гарик «Прайс» в компании приятелей восседал на одной из лавочек, мирно обсуждая широкий круг насущных вопросов: от последних веяний в современной рок-музыке до влияния аптечного «Раствора пустырника на спирту» на мужское либидо.

В плавное течение негромкой беседы внезапно вторгся звонкий, хорошо поставленный голос пионервожатой: «Отряд стройсь! Смиррна! Рассчитайсь на первый-второй!». «Вольна! Разойдись!», – Гарик среагировал мгновенно. Второй набор команд грянул существенно мощнее, а, главное, повелительнее, и пионеры послушались именно его. Следующая попытка вожатой по построению и расчету снова потерпела фиаско, несмотря на то, что прозвучала существенно громче. Немедленный отклик Прайса «Напра! Нале! Кругом! Шагом марш!» ввёл детишек в ступор. Хорошо памятные Гарику с детства навыки армейской муштры, перенятые у Отца-офицера, вкупе с редкой силы тренированным голосом похоронили дальнейшие потуги педагогического персонала его переорать.

Мне эта схватка немедленно привела на память эпизод из замечательной книги Э. М. Ремарка «Три товарища», которой зачитывался сам и все друзья юношеских лет. Хотя в приведенном ниже отрывке повествовалось о более взрослых материях.

«Этот поединок был форменной потехой. Армии спасения было известно, что кладбищенские скамьи служат прибежищем для любовных пар. Поэтому богобоязненные «армейцы», задумав нанести по кладбищу решающий удар, устроили воскресную облаву для спасения душ. Необученные голоса набожно, старательно и громко гнусавили слова песни. В знак протеста быстро организовался контрхор. В нем, видимо, участвовало немало бывших военных. Маршевая музыка Армии спасения раззадорила их. Вскоре мощно зазвучала старинная песня «В Гамбурге я побывал – мир цветущий увидал…» Армия спасения страшно всполошилась. Они вновь попытались перейти с контратаку. – «О, не упорствуй, умоляем…» – резко заголосил хор аскетических дам. Но зло победило. Трубные глотки противников дружно грянули в ответ:

Свое имя назвать мне нельзя: Ведь любовь продаю я за деньги…»

Задорные эпикурейцы⁴, как и в книге, снова взяли верх, и обескураженные вожатые вместе с подопечными шустро покинули «опасные» аллеи под дружное веселье их обитателей.

* * *

В семидесятые, самый расцвет «Брежневского застоя» и пик борьбы с инакомыслием категорически не следовало вслух поминать Деникина и прочих господ белогвардейцев! Но на «Прайса» накатило чудесное настроение после «литра выпитой», и он мощно и радостно, так, что было слышно на отдалённых Гурзуфских пляжах, протрубил с парапета: «Гаспада-а-а! … Деникин… взял Орёл!!!».

Безусые юнцы, загоравшие в тот день на пляже, уже давно стали взрослыми дядями, в период возмужания активно посещавшими замечательный поселок. Но, до сих пор, при встречах в Крыму или Москве всегда весело приветствуют Гарика: «Деникин уже взял Орёл?!».

* * *

Спуститься в Гурзуф с Симферопольской трассы можно несколькими путями, но самых популярных было два: извилистая шоссейная дорога с маршрутом единственного поселкового автобуса и напрямки – опасная и почти отвесная тропа, петляющая через дикие колючие кустарники, огороженные хозяйские огороды и прочие множественные препятствия. Примерно на середине стежка упиралась в территорию уже упомянутого «Жемчужного берега», змеилась дальше вдоль ограды и шагов через триста ныряла в мало кому известную лазейку военного санатория. Покружив по субтропическому парку-дендрарию здравницы, осмелев и увеличившись в ширину дорожка через красивую охраняемую калитку выводила прямо на променад к морю.

Как-то возвращаясь с удачного «аска⁵» в Ялте Гарик с друзьями вторглись на территорию «Жемчужного берега», то ли не заметив в сумерках поворота, то ли перепутав лазейки в заборе. Удивленные и обрадованные неожиданным визитом нестандартно выглядевших посетителей, пионеры окружили вожака с вопросом «Дяденька, вы кто?». На что, одетый в знаменитую кожаную жилетку на голое тело и кожаный же картуз «немецкого легионера», Прайс «ничтоже сумняшеся» представился турецким шпионом, приплывшим с противоположного берега моря. И объявил, что его задание – выяснить как можно больше про корабли Советского флота, базирующиеся в акватории Южного Берега Крыма. За сообщенные сведения он пообещал награду в виде иностранной «жувачки».

Как позже рассказывал Игорь, в 1967году он и сам «пионерил» в лагере «Юность» в Севастополе. Однажды к забору здравницы подошёл незнакомец, иносказательно и завуалировано интересовавшийся подводными лодками в гавани города. Пионеры отреагировали мгновенно и адекватно, сообщив вожатому и директору лагеря об обнаруженном шпионе.

Припомнив этот инцидент, Прайс надумал проверить реакцию детишек в 1980 году. Эксперимент показал, что они, почему-то, готовы выдать любую информацию неизвестному персонажу за ничтожный гонорар.

«Не поверишь!», – с застарелым удивлением и искренним потрясением в голосе делился давними воспоминаниями Гарик: «Вместо того, чтобы тут же сдать меня вожатым или ещё, кому следует, пионеры как один, взахлёб, перебивая друг друга, стали рассказывать обо всем замеченном и увиденном. Готовые Плохиши на службе Буржуинов!».

Мы с Игорем веселились, вспоминая былое, и заключили, что наше поколение, выросшее на приключениях эпического Майора Пронина и легендарного пограничника Никиты Карацупы, существенно непримиримее и, главное, бдительнее относились к подозрительным персонажам, что подтверждает текст популярной детской песни того времени «Коричневая пуговка⁶».

«Ребят тут похвалили за храбрость и сноровку

И долго жал им руки отважный капитан

Ребятам подарили отличную винтовку,

Алешке подарили гремучий барабан.

Вот так она хранится, Советская граница.

И никакая сволочь её не перейдет!»

Цикл: Судьбы человеческие

Японское – значит отличное!

Летом 75-го стечение необычных обстоятельств определило дальнейшие судьбоносные интересы в жизни моего одноклассника Антона. Мама его, трудившаяся тогда во Внешнеторговом Объединении «Совэкспортфильм», пристроила непоседливого подростка подхалтурить (типа подай-принеси) на съемках советско-японского фильма «Дерсу Узала». Весь следующий учебный год вдруг повзрослевший Антоха занимал нас историями про тайгу, дебри Приморского края, актеров и съемки. Но самое сильное впечатление на него произвело знакомство с японским режиссером Акиро Куросавой⁷. Зародившийся интерес Антона к Стране восходящего солнца креп все сильнее, тяга к Японии плотно вошла в «плоть и кровь». Успешно поступив в ИСАА МГУ, активный студент, естественно, выбрал востоковедение с прицелом на Фудзияму. А увлечение киноискусством так и осталось любимым хобби на всю жизнь.

На старших курсах Антон удачно и продолжительно пару раз съездил в Японию на лингвистическую практику, впоследствии обернувшуюся полноценной работой. Окончив институт, перспективный выпускник, не без помощи родителей, распределился в одно из Внешне Торговых Объединений, от которого скоренько отправился в командировку в Токио. Там он успешно возобновил отношения с существенно разросшейся компанией, где проходил практику, и ему предложили долгосрочный контракт. Советский Союз уже разваливался, времена наступили смутные, и препонов в зарубежном трудоустройстве Антону никто не чинил. Плодотворно и вполне прибыльно потрудившись в далеких палестинах, он возвратился в уже совершенно другое государство.

Молодой человек вполне безболезненно и успешно вписался в новую реальность, чему в значительной мере поспособствовала привезенная в товарном количестве выдающаяся японская аудио и видеоаппаратура. Бо́льшую часть он реализовал за очень неплохие деньги среди приятелей, а чуть ли не единственная тогда в столице мультиинструментальная мини-студия «с мозгами» привлекла длиннющую очередь музыкантов, желавших записать демонстрационные кассеты высочайшего японского качества.

За проведенное вдали от Родины время приятель истосковался по раздольному отдыху на ЮБК⁸, полюбившемуся еще в институтские годы. И сразу рванул в Гурзуф, где неумеренным употреблением Массандры и активными «романтическими знакомствами» постарался восполнить пропущенные удовольствия. Мы вволю покуролесили на «пьяных» аллеях, в «Спутнике» и коктейль-холле.

Свободное владение японским языком очень помогло Антону обустроиться в кардинально изменившейся Российской действительности. Он взялся активно опекать открывающиеся во множестве японские компании и служил их владельцам «прислугой за всё»: переводчиком, водителем и секретарем-референтом. Нигде не числясь официально, «зарплату» вездесущий «Фигаро» получал в красочной японской валюте или привозимых под заказ новейших образцах дорогостоящей умопомрачительной техники, «отрываемых с руками» множественными знакомцами по зашкаливающей цене.

Антошка по-прежнему проживал вместе с родителями в малогабаритной хрущевской двушке на Керченской. В его комнатке господствовала трехспальная тахта, вокруг которой удалось втиснуть телевизионную тумбу с видеоаппаратурой и небольшой платяной шкаф. Связывать себя узами брака перспективный жених не собирался, но и не особо монашествовал. Наиболее часто находившаяся при нем девица проходила среди знакомых как «тусовщица Настя», из-за веселого нрава и перманентного чрезмерно-вечернего макияжа.

Наиболее удачные свои «бизнес-проекты» Антон «Японист» всегда отмечал с размахом несколько суток. Заскочив как-то к нему в середине дня, я застал товарища в сильно болезненном состоянии «со вчерашнего» и томимого иссушающей жаждой. На предложение сгонять за оздоровительным пивом он откликнулся с охотой, но проявил снобизм и настоял на импортном баночном из продуктовой «Березки». Достав из-за отставших обоев пухлую пачку красных купюр, Антон вызвонил соседа- «трезвого водителя» и отправил меня в валютный магазин около Новодевичьего монастыря. Присутствовала легкая опаска относительно нежданной встречи с «товарищами в штатском», на чьи вопросы о происхождении иеновых банкнот крупного номинала я вряд ли смог бы вразумительно ответить. Визит в «валютку» прошел без сучка и задоринки, но возвращение вызвало у меня нешуточное негодование: я обнаружил Антона на кухне за ополовиненной банкой низкопробного и сильно разбадяженного разливного пойла, принесенного случайно заскочившим «на огонек» приятелем. «Уж очень трубы горели!», – оправдание Япониста прояснило ситуацию и умерило мое недовольство.

* * *

Начало 90-х Антон ознаменовал женитьбой на совсем молоденькой девчушке из артистической среды, ей едва исполнилось восемнадцать. Юная супруга быстренько сделала его папой, что не очень пришлось заядлому эпикурейцу по вкусу, и благоверная, забрав ребенка, вернулась к отчий дом. Японист, хотя вида не показывал, сильно переживал семейную коллизию. Сначала пытался заливать развод вином и «свободной» любовью, а затем с головой ушёл в предпринимательство, в коем весьма преуспел.

В конце прошлого тысячелетия дела приятеля настолько пошли в гору, что он приобрел просторную двухкомнатную квартиру в сталинской семиэтажке на улице Правды. Счастливый обладатель немедленно перепроектировал новое жилище и сделал недешевый «японо-ремонт». Однако, вследствие серьезного, случившегося в начале «опасных девяностых» казуса, у Япониста развились повышенная тревожность и подозрительность к некоторым персонажам из прошлого, но на меня это не распространялось.

Дизайн жилища потряс несказанно: тотальная перепланировка с переносом стен не только в местах общего пользования, но и в жилых помещениях создавала ощущение некоего сюрреализма. Объединив одну из комнат с кухней, внимательный знаток иностранной киноклассики по примеру героя фильма «Американский жиголо⁹» встроил в проходную арку штангу для выковывания выдающейся мужественной фигуры. Бо́льшую комнату хозяин разделил на две – небольшую спаленку с огромной кроватью от стены до стены и тёмный компьютерный кабинет.

Ванную от пола до потолка покрывала черная зеркальная крупноразмерная плитка, подсмотренная в каком-то фильме для взрослых. Двое суток в сильно впечатлившем нестандартном интерьере пролетели незаметно, пока мы с Японистом под дорогие импортные напитки предавались Крымским воспоминаниям, просмотру выдающихся киноновинок и обсуждению непростой текущей обстановки в стране и мире.

Затем жизнь развела надолго, и я Антона потерял из виду. Телефон в его апартаментах и квартире родителей молчал, а мобильными мы еще не обзавелись.

* * *

В «сталинском колодце» моего двора сверстников проживало ровно пересчитать по пальцам! Все друг друга знали с детства, и большинство приятельствовали. Эдик выделялся природной смуглостью и бездонными блюдцами карих глаз. Не совсем славянский облик он унаследовал от матери, ребенком вывезенной из республиканской Испании. Отец семейства служил заместителем директора АМО ЗиЛ, что в определенной степени повлияло на судьбу сына. После окончания заводского техникума, не отличающийся примерным поведением и особыми успехами в учебе, Эдуард распределился в экспериментальный цех предприятия водителем-механиком-испытателем правительственных ЗиЛов.

Повышенная любвеобильность наследного испанца в сочетании с выдающимися лимузинами действовали на приглашаемых прокатиться барышень без осечки. При этом, Эдик был сторонником серьезных отношений и женился регулярно и без устали. Мы не особо дружили, но всегда радостно приветствовали друг друга при нечастых случайных встречах. По непроверенной дворовой информации после годов «большого перелома» Эдик успешно перепрофилировался в водителя- персональщика при российском представительстве крупной иностранной компании.

Лет десять назад я заскочил во двор детства наскоро глянуть на восстановленную, памятную с малолетства, скульптуру «неизвестным футболистам». Воспоминания прервал громкий звук автомобильного клаксона. Из большого внедорожника высунулась расплывшаяся в улыбке физиономия Эдика: «Привет! Ты как?». Недолгий приветственный треп завершился неожиданно: «Ты знаешь кого я сейчас вожу? Одноклассника твоего, Антона!».

Из последующего монолога словоохотливого шофера я почерпнул массу интересной информации о неизвестном периоде жизни Япониста. Ему предложили значимый пост в международной страховой компании, решительно осваивающей российские просторы. Зарубежный опыт и совершенное знание нескольких иностранных языков, а также западноевропейская наружность и внешний лоск помогли Антону уверенно выстроить успешную карьеру. Регулярные командировки по России с открытием новых офисов способствовали быстрому продвижению по служебной лестнице с чувствительным увеличением оклада.

Антон вторично женился, на этот раз, с учетом первого опыта, на средних лет барышне и вскорости стал отцом. К воспитанию обожаемой дочки он подошел основательно: элитный детский сад, спецшкола с углубленным изучением иностранных языков, уроки бальных танцев. Серьезные занятия принесли желанные плоды: к 12-ти годам хорошенькая старлетка занимала первые места на всероссийских и международных конкурсах.

* * *

Жизнь неожиданно столкнула через несколько лет. Случайно встретив на Таганке, я едва узнал Антона и был потрясен его видом. Мы зашли в ближайшую рюмочную. «Помнишь Бунинские строки „Но перед кончиною сидел Темир-Аксак-Хан в пыли на камнях базара и целовал лохмотья проходящих калек и нищих, говоря им: Выньте мою душу, калеки и нищие, ибо нет в ней больше даже желания желать!¹⁰“. Вот и у меня уже давно точно такое же состояние – жить не хочется!», – Антону явно хотелось выговориться.

Чересчур раннее взросление дочери в контексте царящих в профессиональном танцевальном мирке специфических нравов привело к трагедии. Применяемые тайком для укрепления выносливости препараты вызвали гормональный сбой в растущем организме, и девушка начала резко набирать вес. Как следствие, ведущие позиции в танцевальных кругах остались в прошлом, вызвав серьезную депрессию, побороть которую бывшая прима пыталась с помощью алкоголя и «расширяющих сознание» препаратов. Закончилось всё фатально. Гибель дочери разбила сердце супруге Антона, ненадолго пережившей единственное чадо.

Одинокий вдовец впал в смертельную тоску, губительно подействовавшую на его врожденный оптимизм. Совершенно утратив жажду жизни, всегда общительный, спортивный и моложавый Японист бросил работу и стал превращаться в нелюдимую «древнюю развалину».

* * *

Друзья Антона не оставляли и пытались всеми доступными способами вернуть его к жизни. К счастью, ещё случаются чудеса: из небытия возникла первая, давно выросшая дочь Антона, вполне преуспевшая в жизни и ставшая модным фотографом, правда, не в России. Бывшая жена через цепь общих знакомых случайно узнала о трагедии Япониста и сообщила дочери. Та немедленно примчалась из Израиля в Москву и, проведя с сильно сдавшим отцом очень тяжкую неделю, сумела понять, как вернуть ему интерес к жизни. Она продала старую квартиру на Керченской, добавила недостающих денег и купила огромный участок земли в 25 гектар за триста пятьдесят километров от столицы. Там Антон не сразу, но с прежней энергией занялся обустройством «фазенды своей мечты» – возведением просторного одноэтажного особняка в колониальном стиле, оборудованием пасеки, разведением кроликов и разметкой картофельных полей. В фермерских начинаниях ему активно, советом и делом, помогали старые друзья, давно занимавшиеся аграрными проектами. От них до меня и доходили известия о «деревенских» достижениях Япониста. Протянув в свой «волчий угол» выделенную линию интернета, Антон активно использует всевозможные японские новации в нелегком «крестьянском» труде, чем очень любит похваляться в «Фейсбуке¹¹», ещё одном источнике информации и способе общения.

* * *

К глубокому сожалению, к Японисту так и не вернулась былая охота и легкость общения, поэтому его голос я слышу только изредка в телефонных поздравлениях по различным датам, а личные рандеву случаются, в лучшем случае, раз в три года, в его нечастые визиты в столицу из калужской глухомани. На ежегодную встречу одноклассников Антон не появляется уже лет двадцать, хотя иногда с оказией пересылает первой школьной любви трехлитровые банки отличного (по японской технологии) мёда со своих плантаций.