Басни

Белка

 
В деревне, в праздник, под окном
          Помещичьих хоро́м,
               Народ толпился.
На Белку в колесе зевал он и дивился.
Вблизи с берёзы ей дивился тоже Дрозд:
Так бегала она, что лапки лишь мелькали
     И раздувался пышный хвост.
«Землячка старая», спросил тут Дрозд:
                      «нельзя ли
     Сказать, что́ делаешь ты здесь?» –
«Ох, милый друг! тружусь день весь:
Я по делам гонцом у барина большого;
     Ну, некогда ни пить, ни есть,
     Ни даже духу перевесть».
И Белка в колесе бежать пустилась снова.
«Да», улетая, Дрозд сказал: «то ясно мне,
Что ты бежишь – а всё на том же ты окне».
 
 
     Посмотришь на дельца иного:
Хлопочет, мечется, ему дивятся все:
     Он, кажется, из кожи рвётся,
Да только всё вперёд не подаётся,
     Как Белка в колесе.
 

Мыши

 
     «Сестрица! знаешь ли, беда!»
На корабле Мышь Мыши говорила:
«Ведь оказалась течь: внизу у нас вода
          Чуть не хватила
          До самого мне рыла».
(А правда, так она лишь лапки замочила.)
     «И что́ диковинки – наш капитан
          Или с похмелья^[90], или пьян.
Матросы все – один ленивее другого;
          Ну, словом, нет порядку никакого.
     Сейчас кричала я во весь народ,
     Что ко́ дну наш корабль идёт:
Куда! – Никто и ухом не ведёт,
Как будто б ложные я распускала вести;
А ясно – только в трюм лишь стоит заглянуть,
     Что кораблю часа́ не дотянуть.
Сестрица! неужели нам гибнуть с ними вместе!
Пойдём же, кинемся, скорее, с корабля;
          Авось не далеко земля!»
Тут в Океан мои затейницы спрыгну́ли
          И – утонули;
А наш корабль, рукой искусною водим,
Достигнул пристани и цел, и невредим.
 
 
     Теперь пойдут вопросы:
А что́ же капитан и течь, и что́ матросы?
               Течь слабая, и та
               В минуту унята;
А остальное – клевета^[91].
 

Лиса

 
     Зимой, ранёхонько, близ жи́ла,
Лиса у проруби пила в большой мороз.
Меж тем, оплошность ли, судьба ль (не в этом сила),
     Но – кончик хвостика Лисица замочила,
          И ко льду он примёрз.
     Беда не велика, легко б её поправить:
          Рвануться только посильней
И волосков хотя десятка два оставить,
               Но до людей
          Домой убраться поскорей.
Да как испортить хвост? А хвост такой пушистый,
          Раскидистый и золотистый!
Нет, лучше подождать – ведь спит ещё народ;
А между тем, авось, и оттепель придёт,
     Так хвост от проруби оттает.
Вот ждёт-пождёт, а хвост лишь боле примерзает.
     Глядит – и день светает,
Народ шеве́лится, и слышны голоса.
          Тут бедная моя Лиса
          Туда-сюда метаться;
Но уж от проруби не может оторваться.
По счастью, Волк бежит. – «Друг милый! кум!
                                     отец!»
Кричит Лиса: «спаси! Пришёл совсем конец!»
          Вот кум остановился –
     И в спа́сенье Лисы вступился.
          Приём его был очень прост:
          Он на́чисто отгрыз ей хвост.
     Тут, без хвоста, домой моя пустилась дура.
     Уж рада, что на ней цела осталась шкура.
 
 
Мне кажется, что смысл не тёмен басни сей.
     Щепотки волосков Лиса не пожалей –
          Остался б хвост у ней.
 

Волки и Овцы

 
Овечкам от Волков совсем житья не стало,
     И до того, что, наконец,
Правительство зверей благие меры взяло
     Вступиться в спа́сенье Овец, —
     И учреждён Совет на сей конец.
Большая часть в нём, правда, были Волки;
Но не о всех Волках ведь злые толки.
     Видали и таких Волков, и многократ;
          Примеры эти не забыты, —
          Которые ходили близко стад
     Смирнёхонько – когда бывали сыты.
Так почему ж Волкам в Совете и не быть?
          Хоть надобно Овец оборонить,
     Но и Волков не вовсе ж притеснить.
Вот заседание в глухом лесу открыли;
          Судили, думали, рядили
          И, наконец, придумали закон.
     Вот вам от слова в слово он:
     «Как скоро Волк у стада забуянит,
     И обижать он Овцу станет,
     То Волка тут властна Овца,
          Не разбираючи лица,
Схватить за шиворот и в суд тотчас представить,
     В соседний лес иль в бор».
В законе нечего прибавить, ни убавить.
     Да только я видал: до этих пор –
Хоть говорят: Волкам и не спускают –
Что будь Овца ответчик иль истец:
     А только Волки всё-таки Овец
          В леса таскают.
 

Лисица и Осёл

 
«Отколе, умная, бредёшь ты, голова?» —
Лисица, встретяся с Ослом, его спросила. —
     «Сейчас лишь ото Льва!
Ну, кумушка, куда его девалась сила:
Бывало, зарычит, так стонет лес кругом,
     И я, без памяти, бегом,
Куда глаза глядят, от этого урода;
А ныне в старости и дряхл и хил.
          Совсем без сил,
Валяется в пещере, как колода.
          Поверишь ли, в зверях
     Пропал к нему весь прежний страх,
И поплатился он старинными долгами!
Кто мимо Льва ни шёл, всяк вымещал ему
                По-своему:
Кто зубом, кто рогами…»
«Но ты коснуться Льву, конечно,
                           не дерзнул?» —
           Лиса Осла перерывает.
           «Вот-на! – Осёл ей отвечает. —
А мне чего робеть? и я его лягнул:
      Пускай ослиные копыта знает!»
 
 
Так души низкие, будь знатен, силен ты,
Не смеют на тебя поднять они и взгляды;
      Но упади лишь с высоты:
От первых жди от них обиды и досады.
 

Крестьянин и Собака

 
     У мужика, большого эконома,
     Хозяина зажиточного дома,
     Собака нанялась и двор стеречь,
          И хлебы печь,
И, сверх того, полоть и поливать рассаду.
     Какой же выдумал он вздор, —
     Читатель говорит – тут нет ни складу,
          Ни ладу.
     Пускай бы стеречи уж двор;
Да видано ль, чтоб где собаки хлеб пекали
          Или рассаду поливали?
     Читатель! Я бы был не прав кругом,
Когда сказал бы: «да», – да дело здесь не в том,
А в том, что наш Барбос за всё за это взялся,
      И вымолвил себе он плату за троих;
Барбосу хорошо: что нужды до других.
Хозяин между тем на ярмарку собрался,
Поехал, погулял – приехал и назад,
     Посмотрит – жизни стал не рад,
           И рвёт, и мечет он с досады:
           Ни хлеба дома, ни рассады.
      А сверх того, к нему на двор
Залез и клеть его обкрал начисто вор.
Вот на Барбоса тут посыпалось руганье;
      Но у него на всё готово оправданье:
Он за рассадою печь хлеб никак не мог;
Рассадник оттого лишь только не удался,
Что, сторожа? вокруг двора, он стал без ног;
           А вора он затем не устерёг,
      Что хлебы печь тогда сбирался.
 

Лев и Мышь

 
У Льва просила Мышь смиренно позволенья
Поблизости его в дупле завесть селенье
И так примолвила: «Хотя-де здесь, в лесах,
          Ты и могуч и славен;
     Хоть в силе Льву никто не равен,
И рёв один его на всех наводит страх,
     Но будущее кто угадывать возьмётся –
Ка́к знать? кому в ком нужда доведётся?
     И как я ни мала кажусь,
А, может быть, подчас тебе и пригожусь». —
«Ты!» вскрикнул Лев: «Ты, жалкое созданье!
          За эти дерзкие слова
     Ты стоишь смерти в наказанье.
          Прочь, прочь отсель, пока жива –
     Иль твоего не будет праху».
Тут Мышка бедная, не вспомняся от страху,
Со всех пустилась ног – простыл её и след.
Льву даром не прошла, однако ж, гордость эта:
Отправяся искать добычи на обед,
          Попался он в тенета^[92].
Без пользы сила в нём, напрасен рёв и стон,
          Как он ни рвался, ни метался,
     Но всё добычею охотника остался,
И в клетке напоказ народу увезён.
Про Мышку бедную тут поздно вспомнил он,
          Что бы помочь она ему сумела,
     Что сеть бы от её зубов не уцелела,
     И что его своя кичливость^[93] съела.
 
 
     Читатель, – истину любя,
Примолвлю к басне я, и то не от себя –
     Не по́пусту в народе говорится:
     Не плюй в колодезь, пригодится
               Воды напиться.
 

Кукушка и Петух

 
«Как, милый Петушок, поёшь ты громко,
                                   важно!» –
     «А ты, Кукушечка, мой свет,
     Как тянешь плавно и протяжно:
Во всём лесу у нас такой певицы нет!» –
«Тебя, мой куманёк, век слушать я готова». —
     «А ты, красавица, божусь,
Лишь только замолчишь, то жду я, не дождусь,
          Чтоб начала ты снова…
     Отколь такой берется голосок?
          И чист, и нежен, и высок!..
Да вы уж родом так: собою не велички,
          А песни, что́ твой соловей!» –
     «Спасибо, кум; зато, по совести моей,
     Поёшь ты лучше райской птички.
     На всех ссылаюсь в этом я».
Тут Воробей, случась, примолвил им: «Друзья!
     Хоть вы охрипните, хваля друг дружку, —
          Всё ваша музыка плоха!..»
 
 
          За что же, не боясь греха,
          Кукушка хвалит Петуха?
     За то, что хвалит он Кукушку.