5 мая, суббота, середина дня. Северная Атлантика, южнее Пласентиа Бэй, полуостров Ньюфаундленд
«Проныра» – массивная и с виду неуклюжая круизная яхта-траулер восьмидесяти футов в длину – неторопливо и солидно резала высоким форштевнем серо-зеленую океанскую воду, двигаясь параллельно канадскому берегу и находясь сейчас примерно на траверзе Ньюфаундленда, его самой восточной оконечности. Штурвал крутил сейчас я, а наш самый опытный мореплаватель – молоденькая голландская художница Хендрике, отзывающаяся преимущественно на краткую версию своего имени, звучащую как Дрика, – спала в каюте после восьмичасовой вахты. За подвахтенного у меня был ветеран вьетнамской войны и бывший водитель грузовика Сэм, на редкость бодрый и решительный старикан, присоединившийся к нам в Техасе. Сейчас он засел в машинном отделении судна, разбираясь в руководстве по эксплуатации судового дизеля. Ну и правильно, он тут один, дизель в смысле, и случись поломка – нам хана, без вариантов. Спасать нас никто не бросится, потому что никого не осталось. Умер весь мир вообще-то, вместе со всеми спасателями. А дизель «Проныры», со слов все того же Сэма, от дизеля грузовика отличался мало, так что должен он с этим железом совладать.
Пустота, кругом пустота. Но эта пустота спокойная, это не та мертвая страна, которую мы оставили позади, это просто океан, который мы неторопливо пересекаем со скоростью восемь узлов. Восемь узлов – восемь морских миль в час, совсем не быстро, это не на машине и не на самолете. Прикидочно получается, что нам в океане недели три болтаться. Даже и не знаю, хорошо это или плохо. Если погода будет такая, как сейчас, когда ветер гонит мелкую волну, а небо ясное до самого горизонта, то и хорошо, пожалуй: отдых получается. Хороший такой отдых, сдобренный рыбалкой. Ни зомби вокруг, ни зомбированных мутантов, ни бандитов – вообще никого. Мелькнула было смешная мысль о пиратах, да кто теперь пиратствовать будет, если все судоходство замерло?
Видели мы, правда, несколько рыболовных траулеров вчера – видать, ньюфаундлендские рыбаки на промысел вышли, но они на нас внимания не обратили, равно как и мы на них. Заметили, да и все, у всех свои дела и свои пути, всем удачи.
Итак, восемь узлов. А между тем тысяча миль морских уже позади, уже пройдена, растаяла пенным следом за округлой кормой «Проныры». Топлива даже меньше тратим, чем ожидали, – идем с теплым океанским течением Гольфстрим, которое несет нас почти что туда, куда нам и нужно. Такое дело очень радует, да и движемся с опережением графика, пока в пути всего пятеро суток. Это именно мы восемь узлов даем, а ведь у течения тоже своя скорость имеется.
Впереди, если все пойдет по плану, Амстердам. В Амстердаме нам надо высадить Дрику. Не просто высадить, естественно, а для начала узнать, где ее мать, к которой она едет. И что там вообще в Амстердаме делается, не превратился ли этот старый город на каналах в подобие покинутого нами недавно Нью-Йорка. Если город в норме и мать найдем – расстанемся. Если нет, о чем думать не хочется, – будем думать дальше. Придумаем что-нибудь, это дело понятное. Пока придумывали, по крайней мере.
Путь нашей лодки предварительно был проложен на британский Плимут, откуда мы намеревались свернуть в Ла-Манш, или Канал, как называют пролив англичане. Хотелось взглянуть с борта и на британский берег, и на французский, понять, во что вылилось нашествие мертвецов для Европы. Очень уж слабая надежда была на ее выживание, если откровенно. Тут и скученность, и невооруженность населения, и либеральные правительства, и маленькие слабые армии – все против них. Никакого просвета, если честно. Вспоминалась маленькая Швейцария, где каждый военнообязан и хранит дома автомат, но и этого, как мне кажется, совсем недостаточно. Что взять с населения страны, не воевавшей ни с кем сотни лет и всегда старавшейся держаться подальше от любой заварухи?
Не знаю, не знаю. Вот не верится в счастливый исход – и все тут. Впрочем, нам в Швейцарию точно не по пути. Берег французский, берег бельгийский, а следом за ним – голландский. Все, первый пункт нашего путешествия будет достигнут, можно радоваться.
Сэм… Сэм до сих пор не сказал о своих планах. Сойдет на берег в Голландии или пойдет дальше со мной, до самого Питера, – пока ни гугу. Ну я и не настаиваю: придет время – скажет. Может, он и сам пока не решил и присоединился к нам лишь потому, что ему было нечего делать.
Коту, прибившемуся к нам еще в Аризоне, все равно, как мне кажется. Он спит сейчас прямо у меня за спиной, на диванчике, предназначенном для отдыха подвахтенного. При этом он меня сменять на посту не собирается, так что занимает его без всякого на то права – узурпировал, можно сказать. Но тут ничего не поделаешь, все их кошачье племя такое.
Топлива нам до Питера не хватит – там еще полторы тысячи миль ходу, маршрут извилистый, но подозреваю, что в Европе им можно будет где-нибудь разжиться, в каком-нибудь порту или марине – взять да и слить. Проходили мы уже это дело, разобрались, как надо действовать. А вот что там, в Питере… этого не знаю и представлять боюсь. На ум опять приходит недавно покинутый Нью-Йорк – гигантский мертвый город, разлагающийся как труп, каким он, в сущности, и является.
В Питере флот. Если точнее, то в Кронштадте, но флот – это уже всерьез. Думаю, что Кронштадт отобьют и беспредельничать у берегов не дадут. Надеюсь на это, по крайней мере, – что мне еще остается. Есть еще Калининград неподалеку, как запасной вариант. А чем плохо? В любом случае если доберусь до русских берегов – дальше справлюсь. У меня и мотоцикл есть, эндуро, вон прямо рядом со шлюпкой стоит, замотанный в пластиковый чехол, у меня и оружия полно, и патронов – всего с запасом. Разберусь. Или разберемся, это уже как сложится.
Надеешься на то, надеешься на это, и все эти надежды и есть единственный способ прогнозировать события. Нет телевидения, нет Интернета, нет радио – ничего нет. Все наугад. И наугад, самое главное, то, за что я все время норовлю найти себе как можно больше проблем: семья. Где они? Что с ними? Все ли в порядке? Это то, что не дает нормально спать, что посылает плохие сны, что заставляет думать о чем угодно – лишь бы не думать о главном. Жена. Дети. В общем, те люди, что составляют сам смысл моей жизни, без них она лишена какой-либо мотивации. Нет их – зачем жить самому?
Но в моей надежде на лучшее нет ничего иррационального. У них был, как говорят американцы, head start, говоря по-нашему – фора. Они были за городом, когда пришла Беда, они были в крепком большом доме с запасами еды и воды, и самое главное – у них было оружие. Не мой нынешний арсенал, естественно, но два новых и добротных дробовика с несколькими сотнями патронов – на тот момент настоящее сокровище. А еще с ними был брат жены, Володя, человек большой, сильный, отслуживший и на диво оборотистый, у которого к тому же была на попечении беременная Настя, так что еще и стимул шевелиться. Позже я узнал – связь тогда еще была, – что ему удалось разжиться у военных, которые начали раздавать оружие на заправках вокруг Москвы, еще и ППШ[1], и двумя пистолетами ТТ, и целым цинком патронов. В общем, должны были устроиться в безопасности, на мой взгляд, тем более что в поселке – мы жили за городом – было еще немало людей.
А пока… а пока надо добраться до страны под названием Королевство Нидерландов – это задача-минимум. Туда мы и идем. Ползет отметка на карт-плоттере, рассечен прямой линией нашего курса экран навигатора, радар «Фуруно» честно демонстрирует почти пустой экран – нет в океане никого настолько большого, чтобы обозначать себя метками. Пустота, как я уже сказал.
Сзади послышались шаги, в рубку вошел Сэм, на ходу вытирая руки полотенцем.
– А что ты здесь, а не наверху? – вроде как удивился он. – Погода прекрасная, да, сэр, загорал бы.
Над головой еще одна рубка, открытая – специально для тех, кто желает принимать солнечные ванны, так сказать. Называется «летучий мостик».
– Неохота, – покачал я головой. – Здесь кресла мягче.
Действительно, вдоль панели управления выстроились в ряд три невероятно удобных вращающихся кресла, обтянутых кожей сливочного цвета. Сядешь – и вставать неохота. Наверху сиденья виниловые, пожестче будут, нет такой благодати для седалища.
Сэм взглянул на часы, сказал:
– До вахты полтора часа еще, спиннинг заброшу.
– Ага, давай, – кивнул я. – Тунец хороший не помешал бы.
После «консервной и сухпайковой диеты», которой мы вынуждены были придерживаться во время нашего путешествия через Америку большинство времени, возможность ловить рыбу была прямо праздником как для души, так и для желудка. Первый выловленный тунец, большой, обтекаемый, толстый, одарил нас несколькими килограммами суховатого и плотного темно-красного мяса, превратившегося на сковородке в такие же плотные, только уже сероватые стейки, на удивление вкусные. Следующая попытка рыбачить почти сразу же завершилась следующим тунцом, а сейчас Сэм рассчитывал выловить уже третьего. Ну удачи.
Оставив лодку на попечение автопилота, пошел на кухню, которую язык никак не поворачивался называть камбузом – очень уж шикарно она выглядела, у меня такой и в доме подмосковном не было, пожалуй. Налил воды в чайник, включил. Надо же, тут у нас опять все блага цивилизации появились – и душ горячий, и электричество в сети, и даже кондиционер есть, который никто не включает, правда: и так свежо, – и топливо экономится.
Вот почему Москва не на берегу моря, да еще какого-нибудь теплого? Так бы туда и дошел, с комфортом и горячим душем. Ну и кондиционером, пусть и выключенным, разумеется. И жить вполне можно на борту «Проныры», причем очень неплохо жить. Интересно, люди где-нибудь пришли к идее селиться на борту, например, больших круизных судов? Там и генераторы большие, и кают много, и охранять от вторжения такое место легко. Ладно, увидим, чего сейчас гадать.
Москва – порт пяти морей. Ха-ха. Каналы, шлюзы – кто там кого теперь пропускать будет? Всю жизнь мечтал жить где-нибудь у моря, да так и не получилось. Может быть, все же теперь с семьей куда-нибудь в подобное место перебраться? А куда? В Питер? Так там непонятно что есть придется: места-то не слишком сельскохозяйственные, Поволжье этот самый Питер кроет как кит воблу с таких позиций. А позиция «пожрать» – она куда как сильная в любом планировании, базовая, можно сказать.
Ладно, все равно пока проблема в том, чтобы добраться. Доберусь – и видно будет, там придумаю.
Чайник быстро вскипел, щелкнув выключателем, кипяток тугой парящей струей полился в кружку, быстро окрашиваясь от болтавшегося там чайного пакетика. Две ложки бурого тростникового сахара – и можно обратно на мостик, смотреть на пустынный горизонт Атлантического океана.
10 мая, четверг, утро. Северная Атлантика, где-то в самой середине
Дни тянулись за днями, мили за милями, и ничего, абсолютно ничего не происходило. Даже пейзаж не менялся. Погода радовала до последнего дня. Легкий ветерок, к тому же еще и попутный, небольшая волна, которой даже не под силу было сколь-нибудь заметно раскачать «Проныру», приглушенный гул дизеля – его уже перестали замечать. Все в штатном режиме. Даже режим вахт нарушился – мы обнаружили, что так жить скучновато, и менялись уже «творчески», выгадывая время так, чтобы можно было хотя бы всем вместе за стол сесть, пообщаться.
По ощущениям, как ни странно, это все напоминало отдых на даче, особенно после того, как я нашел в кухонном ящике газовый гриль и начал на нем жарить вполне пристойный шашлык из неизменного тунца – только он у нас и ловился почему-то.
Утро же четверга встретило нас не так ласково, как раньше. Ветер стал резче, холоднее, а горизонт к юго-востоку заметно потемнел.
– Похоже на шторм, – сказал Сэм, при этом не открыв мне ничего нового: я сам как раз об этом и думал.
– Похоже, – согласился я с ним. – Очень похоже. Что делаем?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Попробуем взять северней? К северу, да и прямо по курсу небо пока чистое.
– Давай, – вздохнул я, склонившись над карт-плоттером и внося поправки в курс. – Не думаю, что получится придумать что-то умнее.
Дрика, стоявшая рядом с нами, хоть и была самым опытным из всех мореплавателем, лишь качала головой. Ее опыт тоже измерялся несколькими поездками на яхте ее дяди, так что все мы представляли прекрасный образец дилетантов, взявшихся не за свое дело. Единственное, что я помнил про штормы, так то, что судно все время надо стараться держать носом к волне. Что делать, если волна идет с той стороны, куда тебе категорически не надо, я не знал. И похоже, что этого не знал никто из нас.
Несколько следующих часов прошли в тревожном ожидании. Горизонт темнел, становилось пасмурно, ветрено, волна пошла частая и резкая, с заметным плеском колотящаяся в скулу «Проныры». Стало прохладно, все натянули штормовки.
К середине дня стало ясно, что идея с отклонением от курса была не слишком продуктивной: шторм шел к нам по диагонали, зато очень широким фронтом, так что обойти, похоже, его никак не получалось. Надо было просто поворачивать назад, чтобы его избежать, но такую идею даже рассматривать никто не собирался. Да и догонит ведь наверняка.
– Значит, так, – сказал я, почесав в затылке, – надо закрепить все, что у нас не закреплено. Это я точно помню, из детских книг. А потом еще раз проверить, точно ли закреплено все, чтобы не обнаружить, что потом мотоцикл, скажем, нырнул в воду. Дрика, давай тогда ты на штурвал, а мы с Сэмом займемся осмотром хозяйства.
Авральные работы у нас прошли за час примерно, убрали и закрепили все, что могло стронуться с места. Затем собрались в рубке, куда перевели управление с «летучего мостика». В отличие от мостика здесь было тепло и даже качало немного меньше – мы находились ниже. Захлопнулась дверь на палубу, окончательно отделив нас от непогоды. Вместе с тем ветер становился все резче, волна – выше, с гребней начало срывать брызги, попадающие на стекла, – приходилось включать стеклоочистители. Вставшая за штурвал Дрика сменила курс, развернув «Проныру» курсом к волне, – бортовая качка стала слишком чувствительна, а шторм даже еще не начался.
– От маршрута отклоняемся, – сокрушенно вздохнул Сэм, увидев, как на экране навигатора к синей линии курса добавилась еще и красная, тянувшаяся от стрелки, обозначающей положение судна. И красная отодвигалась от синей все дальше и дальше.
– Выбора нет, – сказала Дрика. – Это единственный курс, которым мы сейчас можем идти.
– И куда он нас ведет?
Я потыкал пальцами в стрелки масштабирования карт-плоттера, затем ответил Сэму:
– Куда-то на стык Испании и Португалии. Не так все страшно – места обитаемые, разберемся, что там к чему.
Он только хмыкнул в ответ, затем сказал:
– Хорошо, что вчера сообразили все топливо из бочек в танк перекачать. Похоже, расход у нас резко подскочит.
Темный край неба наводил меня на схожие мысли. Мало того что наш курс будет против волн и ветра, так он еще выйдет из течения Гольфстрима, скорость должна упасть сильно. Хорошо бы, до берега солярки хватило. Должно хватить. Надеюсь.
О том, что ждет нас впереди, думать не хотелось. Сводок погоды давно уже никто не передавал, и мы ни малейшего понятия не имели, что за шторм идет нам навстречу. А у «Проныры» был свой предел мореходным способностям, и если то, что нас ждет, в этот лимит не укладывается… можно даже не продолжать.
Было страшно, но как-то умеренно страшно, с примесью фатализма: чему быть – того уж точно не миновать. А глядишь, еще и миновать удастся. Весь наш поход слишком смахивает на авантюру – трудно удивляться очередной опасности.
10 мая, четверг, день. Северная Атлантика, где-то в самой середине
Килевая качка все усиливалась и усиливалась, но пока «Проныра» с ней справлялся. К счастью нашему, шторм, идущий с юго-востока, пока был умеренным. Будь мы на борту упущенного нами в Хьюстоне контейнеровоза «Алисия», например, мы его, возможно, особо и не ощущали бы, но наш восьмидесятифутовый траулер болтало изрядно. Он то с усилием карабкался на идущий навстречу пологий водяной холм, то срывался по его обратному склону вниз, скользя как большой неуклюжий серфер. В самой нижней точке его высокий форштевень выбивал целое облако брызг, летевших навстречу, в стекло рубки, по которому размеренно сновали туда-сюда длинные щетки.
Дрику сменил я, но она далеко не ушла – сидела в соседнем кресле, попивая минералку с лимонным соком. К счастью, пока морская болезнь никого не одолела, и причина этого была понятна – никто не уходил в каюты, все смотрели вперед. Укачивает обычно того, кто не видит идущей навстречу волны и чей организм воспринимает каждый прыжок или провал как сюрприз, выжимая из вестибулярного аппарата все возможности. Не поможет такой способ – есть и другой: алкоголь в умеренных дозах. Так вроде нельзя, но, учитывая, что присматривать за нами некому, то по чуть-чуть даже можно. Если подопрет.
– Надолго это, интересно? – спросил Сэм, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Может быть, до самой Европы, – пожал я плечами. – Это же не ураган, как в Техасе, это просто непогода, а она бывает и по несколько дней подряд. Сам знаешь.
– Знаю, да, сэр, – мрачно согласился он.
– У нас так бывает недели по две или три, – добавила Дрика. – Дождь, ветер, хоть вообще из дома не выходи. Нормальная погода.
12 мая, суббота, день. Северная Атлантика
Шторм не успокаивался уже два дня и постепенно начал всех нас выматывать. Спать как-то толком не получалось – мешала качка, заявляла о себе морская болезнь, стоило только лечь. Даже алкоголь помогал временно, пока «доза работала». Отдыхали в креслах на мостике, сменяли друг друга у штурвала по просьбе «дать отдохнуть». Лица у всех бледные, под глазами синяки. Но как-то пока справлялись. Один кот почти никак не реагировал на качку, разве что удивительно много спал – даже для него сверх нормы, хотя обычно Тигр старался посвящать этому полезному занятию все свободное время, не занятое едой.
Волны катились навстречу большими, пугающими серо-зелеными холмами, брызгающими пеной со своих вершин. В небе ни единого просвета, сплошные тяжелые, цвета свинца, тучи, дождь поливает как из душа, навстречу, превращая изображение в стекле рубки в подобие картины авангардного художника, всеми силами избегающего четких линий и очертаний, – все плывет, все размазывается, все теряет свою форму. И в голове подобная картина – сказывается утомление.
18 мая, пятница, день. Северная Атлантика
Больше недели непогоды добивало всех. Наш крошечный экипаж дошел до последней стадии вымотанности, но шторм все не утихал. Вместе с тем морская болезнь немного отступила – организм адаптировался, а дикая усталость вроде даже наладила сон. Опять назначили вахты так, как и положено, – циклически, вахтенный, подвахтенный, отдыхающий, – по четыре часа. Отдыхающий удалялся в нашу единственную неразгромленную каюту, а подвахтенный пытался уснуть на диване в рубке.
Радар упорно показывал отсутствие какого-либо движения в океане: ни судов, ни лодок – ничего. Пустота, только одни мы, пробирающиеся меж уверенно катящихся куда-то к северо-западу водяных валов. Наш курс упорно вел вдаль от главной цели – входа в Ла-Манш, – мы шли навстречу волне и отворачивать не собирались. Нельзя нам было отворачивать: потонем к чертовой матери с нашими умениями.
Запасы топлива таяли предсказуемо быстро, все получилось именно так, как я и рассчитывал: непогода порушила все наши планы. Но это как раз расстраивало меньше всего – мы все равно приближались к Европе, а Европа – это такое место, где люди всегда жили очень плотно, и побережье тоже не пустовало. Найдем способ добраться туда, куда нам надо, – нам бы под ногами твердую землю ощутить, а уж потом… для твердой воли нет преград.
Хуже другое: оптимальный курс упирался в воронку Кадизского залива, и вот это напрягало. Направление волн давало нам некий простор для отклонения к югу, но тогда мы упирались в Африку, и уж она нам нужна была меньше всего на свете. Отклоняться же к северу толком не получалось – мы разворачивались так, что волна била бы нам в правую скулу, и к чему это приведет… Мы хоть и на судне, а маневрируем как на плоту – нет у нас умений для большего, идем как несет, как получается. А получается в Кадизский залив.