Тёмная порода

Живите, не боясь ни увядания, ни смерти, – им вас не коснуться. Созерцайте, не оглядываясь на время, – оно для вас не закончится. Познавайте, тайны мироздания нескончаемы. Изменяйте себя, как пожелаете, будьте теми, кем хотите.

Всего один закон оставляю я вам, Смотрители: не вмешивайтесь. Ни в мирах, ни меж звёздами, никогда и ни за что естественный ход вещей не может быть нарушен.

Что должно, да случится. Таков мой замысел, таков для вас закон.

Непреложная Заповедь

Иллюстрация на переплёте Анны Ремез

Карта на форзаце Ольги Левиной (Sceith-A)

© Крейцер К., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Пролог

– Надеюсь, этот твой хвалёный мир меня не разочарует. Если я прервала Созерцание ради какой-то глупости, я тебя не прощу, Максимус. Так и знай!

– Аэ, – откликнулся Максимус, – ну каждый раз одно и то же! Ты должна видеть Его творения своими глазами, а не только мысленным взором. Этра прекрасен. Обещаю, ты ещё будешь ругать меня за то, что я не привёл тебя сюда раньше!

Он потянул Аэтернитас за собой в портал.

Небеса Этры оказались залиты белым пламенем от края до края. Магические потоки кипели и сворачивались бушующими водоворотами. Тени, оторвавшиеся от вещей, кружили в безумной пляске.

Ничего прекрасного здесь не было. Мир, в который они вступили, бился в конвульсиях, изгибался и дрожал.

– Это, по-твоему, жемчужина Творца? – скривилась Аэтернитас.

Она успела воплотиться, и порывистый ветер вмиг бросил в лицо, спутал и растрепал её длинные волосы. По коже побежали противные мурашки: сам воздух, сотворённый поддерживать жизнь, в Этре вопреки природе пытался эту жизнь вытянуть.

– Но здесь всё было иначе, – растерянно пробормотал Максимус. Он тоже обрёл тело и сразу поёжился. – Что-то произошло.

Аэтернитас огляделась. Они стояли на вершине холма. Позади начинались горы, в долине у подножия разместилось поселение. Аэтернитас чувствовала там присутствие живых существ и, очень остро, владевший ими страх. Так боятся смертные, когда умирают.

Она прикрыла глаза, обращаясь ко внутреннему взору.

Смерть, смерть, смерть. И чёрные тени повсюду.

– Что за сущности такие странные? – удивилась Аэтернитас. – Тонкий план просто кишит ими. Посмотри.

– Да и не только тонкий, – отозвался Максимус. – Вон там внизу это тоже не простые тени так пляшут.

Аэтернитас вернулась к обычному зрению и пригляделась в указанном направлении. Действительно: то, что сразу показалось ей причудливыми отсветами небесного пламени, на самом деле ими не являлось.

– Не знаю, что это, – развёл руками Максимус. – Не водилось тут такого раньше.

– И мир кричит, – заметила Аэтернитас, – как роженица в схватках.

С каждым мгновением ей всё больше здесь не нравилось.

– Ульмм меняется, – Максимус кивком указал на светило в небе. – Даже если переродится, а не сгорит, Этре уже будет всё равно. Мы подоспели прямиком к концу света.

– Никогда ещё такого не видела. Хотя… – она на мгновение задумалась, пытаясь поймать ускользающую мысль. – Нет, точно не видела. А ты?

– Изнутри – не видел. Я наблюдал однажды перерождение звезды, но в мир при ней не спускался.

– Пойдём, а? – предложила Аэтернитас. – Скверно здесь. Не хочу это созерцать. Лучше посмотрим на трансформацию звезды.

Максимус помедлил с ответом. Огляделся, нахмурился, отчего между бровей у него залегла глубокая складка, но потом всё же кивнул.

Где-то справа зашумели. Шаги многих ног, голоса. На холм взбежали люди, шестеро.

– Бегите! – заорал один из них, обращаясь к Аэтернитас и Максимусу. – Бегите, они уже здесь!

Тени хлынули со всех сторон. Теперь Аэтернитас могла их рассмотреть. Они не были злы или агрессивны, не были и опасны для неё или Максимуса: ничто в мирах не может причинить вред Смотрителю. Но от одного их присутствия Аэтернитас ощутила липкий ужас.

Голод, всеобъемлющий и неизбывный. Страсть, которую не утолить. Пустота, которую ничем не заполнить.

Женщина, что оказалась первой на пути теней, не успела даже вскрикнуть. Сущности обволокли её тёмным саваном и поглотили, растворив в себе. Её искра жизни угасла мгновенно.

Мужчина, который кричал, набросил щит на оставшихся людей. И, к удивлению Аэтернитас, на неё и Максимуса тоже. Тени, ударившись о магическую преграду, остановились. Но явно ненадолго – сущности принялись тянуть энергию из щита.

– Помогите держать, – прохрипел маг, сплюнув кровью.

Остальные люди обступили его, кто-то положил ладонь на плечо, кто-то взял за руку. Щит замерцал от прилива энергии.

– Если объединимся, – обратился мужчина к Максимусу, затем заглянул в лицо Аэтернитас, – у нас появится шанс. Их, – он указал на тени, – теперь нельзя уничтожить, но отбросить всё ещё можно.

«Наивный смертный, – подумалось Аэтернитас. – Нет никакого шанса. Мир разваливается. Ты погибнешь. Если не сейчас от этих теней, так чуть-чуть позже вместе со всеми остальными».

Её охватила какая-то щемящая тоска. Люди подобны песчинкам в океане мироздания. Такие мелкие, незначительные. Слабые и хрупкие. Такие смертные. И эти песчинки сопротивляются неизбежному. Ещё и пытаются защитить тех, кто стоит над ними и ни в какой защите не нуждается.

По щиту прошла рябь, тени напирали. Максимус дёрнулся, и Аэтернитас с одного взгляда поняла, что он собирается делать.

– Максимус, нет! – Она схватила его за руку. – Заповедь!

– Какая заповедь, Аэ?! Будем просто смотреть, как эти твари их убивают?

Аэтернитас растерялась. Она переводила взгляд с людей на Максимуса, с Максимуса на тени и обратно на людей. Она знала, как поступить правильно.

Но поступить так почему-то не могла.

Тени оказались непросты. У смертных против них не было ни единого шанса. Даже Максимус и Аэтернитас со всей доступной Смотрителям Силой справились не сразу.

Максимус разрывал их в клочья – они восстанавливались. Аэтернитас искала в них искру жизни, чтобы погасить, но не находила. Они не были живыми, не были мёртвыми. Алчущая пустота, да и только. Как такое уничтожишь?

Лишь когда Максимус сбросил тело и светящимся вихрем ворвался в гущу теней, когда ударил чистой Силой, лишь тогда тени пали, сожжённые изначальным пламенем.

– Кто вы такие? – потрясённо пролепетал мужчина, который создавал щит.

– Не имеет значения, – Максимус снова вернулся в тело.

– Боги, – выдохнул другой. – Боги услышали, как мы взывали к ним!

– Помогите нам!

– Остановите всё это!

– Да успокойтесь вы! – отмахнулся Максимус.

Смертные мигом замолкли.

Максимус обратился к Аэтернитас.

– Надо вывести людей в безопасное место.

– Где здесь оно, безопасное место? Эти небеса вот-вот рухнут.

– Под другие небеса, Аэтернитас.

– Ну, – она замялась, – раз мы всё равно им помогли, давай уже завершим начатое.

– Я хочу вывести не только их. Всех.

– Всех?

Максимус кивнул.

– С ума сошёл? Это не просто вмешательство! Это… Я не знаю даже, как назвать. Эфоры нас казнят!

– Ой, никого никогда не казнили, а нас вот возьмут и казнят!

– Да никто такого ещё и не делал!

– Аэтернитас, этому миру конец. Они, – Максимус указал на людей, – заперты в нём, как в клетке. Они все погибнут. Ты сможешь просто пройти мимо?

– Миры рождаются и умирают. Постоянно. Если всё время об этом думать…

– Всё время думать не надо. Подумай сейчас.

– Не знаю, Максимус, не знаю. Мне тоже жаль этот мир. Но заповедь…

– Сколько раз тебе говорил, заповедь – выдумка эфоров, чтобы держать нас в узде! Не вмешивайся, только смотри, наблюдай за чужими страданиями и радуйся, что тебя они не затронут. И главное – бойся всё время, оглядывайся. Вдруг ты что нарушил, сняв котёнка с дерева?

– Куда ты собираешься их вести? – сдалась Аэтернитас.

– В Ультим, – быстро решил Максимус. – Помнишь тот мирок, что около звезды Фуко? Он тут ближе всего, да и Фуко станет хорошим якорем для заклятия.

– Хорошо. Открыть дорогу?

– Да. Я буду держать.

Аэтернитас прикрыла глаза, сосредотачиваясь. На самом деле, особой нужды в этом жесте для неё не было, но, когда она овеществляла часть себя и обретала тело, ей нравилось использовать все его возможности, даже самые незначительные.

Она представила мир, в который нужно открыть путь, окинула внутренним взором его небосвод. Увидела различимые на нём созвездия, Фуко, изливающую на него свою благодать, почувствовала дыхание мира.

Тонкая золотая ниточка, направляемая её волей, – основа для будущего пути – потянулась от Этры к Ультиму. Потом ещё одна, и ещё, и ещё.

Нити уплотнялись и ширились: Максимус, в свою очередь, вливал в них Силу. Мир вокруг трещал по швам, но спасительная дорога укреплялась и наконец стала достаточно надёжной, чтобы выдержать исход обитателей Этры.

Перед Аэтернитас и Максимусом разлилось мерцание портала.

– Отлично! – обрадовался Максимус. – Сейчас выводим тех, кто находится поблизости, и открываем следующий. К моменту, когда Ульмм окончательно разбушуется, в Этре не должно остаться живых! Потом пойдём к эфорам и расскажем им о тенях. Они должны знать. Слишком это всё странно.

– Эфоры будут в бешенстве, когда узнают о том, что мы наделали, – заметила Аэтернитас.

– В бешенстве! – рассмеялся Максимус. – Скажешь тоже! Они бесчувственные, как камни. К тому же я рассчитываю, что тени заинтересуют их больше, чем мы. Скажем ещё, что увели живых, чтобы не кормить этих странных созданий. Мы не хотели вмешиваться, просто так получилось, – Максимус хитро улыбнулся.

Аэтернитас не смогла удержаться от ответной улыбки. Максимусу, как обычно, удалось развеять её сомнения. Конечно, он прав. Нельзя оставить всё как есть и просто пройти мимо.

– Конец мира нам остановить не под силу, – обратился Максимус к оторопевшим людям. – Но вас мы отсюда выведем. Вас и всех, кого найдём.

Смертные пали ниц.

– Никто не покинет Этру, Максимус, – раздался глухой голос, лишённый каких-либо интонаций. – Время этого мира пришло.

Их окружили эфоры. Они возникли из ниоткуда, Аэтернитас даже не почувствовала приближения. Она только успела взглянуть на Максимуса, как гул, опустошающий, сводящий с ума, заполнил всё её существо.

Переход меж двумя мирами рухнул.

– Совет принял решение, – возвестил Великий эфор.

По оболочке, служившей ему телом, змеились трещины, сквозь которые изнутри прорывался слепящий свет. Казалось, кожа-скорлупа вот-вот не выдержит натиска, лопнет, и чистая Сила – кровь и плоть создания – расплещется вокруг. Он и его собратья, как и Смотрители, могли бы и не воплощаться, а могли придать себе любую форму, но почему-то предпочитали именно эту – человекоподобную и обманчиво хрупкую, будто бы из последних сил выдерживающую их естество.

Собравшиеся на суде Смотрители, тоже все как один во плоти, внимали словам эфора, затаив дыхание и приняв настолько смиренный вид, что в них сейчас едва ли можно было угадать любимых детей Творца. Сжатые пальцы, бледные лица, глаза, потупленные, чтобы не пересечься ненароком взглядом с главой эфората, или, что ещё хуже, с тем, кто стоял, скованный его волей, в самом низу амфитеатра и единственный из присутствующих прямо смотрел в залитые белым пламенем глаза судьи.

– Смотрители были оставлены наблюдать за мирами, созданными Творцом, – эфор обводил невидящими глазами амфитеатр, – любоваться Его творением, познавать, созерцая. Вам дана сила, вам дано бессмертие, и лишь одна заповедь, которой надо следовать.

«Не вмешивайся, не вмешивайся», – прокатилось по амфитеатру. Смотрители вторили друг другу, бормоча священную формулу.

Максимус скривился. Эфор остановил взгляд на нём.

– Ты нарушил заповедь. И ты не раскаялся в содеянном. Трижды мои братья спрашивали тебя, и трижды ты отказался покаяться.

Стоящие за спиной главы Совета эфоры дружно покачали головами.

– Спроси меня ещё сотню раз, и ещё сотню раз я отвечу, что мне не в чем раскаиваться, – бросил Максимус.

– Ты нарушил волю Творца, – тембр голоса эфора неуловимо изменился и теперь, очевидно, должен был передавать печаль создания.

– Я так не считаю, – Максимус зло усмехнулся. – По Его воле я чувствую сострадание к тем, кто заперт в Этре. И если Его волей мне дана сила их спасти, почему я не должен этого делать?

– Служение Смотрителей в том, чтобы дать случиться тому, что должно. Этра должен погибнуть. Всё, что происходит в мирах, есть замысел Творца.

– Так, может, и то, что я сделал, есть Его замысел? Может, это Творец направил меня в Этру? Может, он создал меня, чтобы я спас этот мир?

– Есть заповедь, которую оставил Творец. Она непреложна. Смотрители не вмешиваются в дела миров, лишь созерцают.

– Я не знаю, кто оставил эту заповедь. Я никогда не видел Творца. Заповедь принесли нам вы. И чтить её требуете вы, в то время как всё во мне протестует. Почему я должен верить вам? Если я создание Творца, то мои действия есть Его замысел. Тогда дайте тому, что должно, произойти. Не вмешивайтесь!

– Заповедь дана Смотрителям, не эфорам.

– Там живые, – выдохнул Максимус. – Люди и нелюди, зверьё, духи. Они хотят жить. Они взывают о помощи. А эти жуткие тени? Они питаются жизненной энергией, они гасят искры, так быть не должно! Как вы можете сохранять спокойствие?

– На всё воля Творца.

– Ах, ну да, что вам до гибнущих миров. Вы же ничего не чувствуете, ведь так?

– Ты слишком долго бродил по мирам, Максимус, и недостаточно созерцал. Ты вовлёкся. Забыл о предназначении, о долге. Заставил позабыть других.

При упоминании о других Максимус напрягся. Аэтернитас. Её не было рядом с ним, не было и среди Смотрителей. Он не беспокоился о себе, уже почти не беспокоился об Этре и его жителях и пререкался с эфором, не пытаясь что-то доказать, а скорее из вредности. Но судьба Аэтернитас по-прежнему волновала его.

– Ты, верно, думаешь, где Аэтернитас? – спросил эфор, будто бы прочитав его мысли. – Почему та, что стояла с тобой плечом к плечу, когда ты совершал преступление, не стоит рядом сейчас?

Не дождавшись ответа, эфор продолжил:

– Покаяние, Максимус, покаяние, столь тобой недооценённое. Аэтернитас, дитя, входи, – его голос разнёсся по всему амфитеатру.

Тонкая фигурка Аэтернитас появилась в верхних рядах. Помедлив, начала спускаться по ступеням. В самом низу она остановилась и поклонилась эфорам так низко, что её великолепные золотистые волосы коснулись тёмных камней пола. Лицо застыло маской. На Максимуса она не смотрела.

– Аэтернитас, истинно ли твоё раскаяние?

– Да, Великий эфор.

– Отрекаешься ли ты от дел мятежника?

– Да, Великий.

– Готова ли ты подкрепить своё покаяние делом?

Она всё же бросила быстрый взгляд на Максимуса, замешкалась, но, когда ответила, голос её прозвучал твёрдо.

– Да.

Эфор удовлетворённо кивнул.

– Решение Совета таково: презревшему заповедь – наказание небытие. Максимус! Ты приговариваешься к развоплощению.

По рядам Смотрителей прокатились возгласы ужаса. Они были бессмертны. Они не могли умереть ни от старости, ни от клинка, ни от заклятия; не могли сгореть, утонуть, задохнуться или прервать свою жизнь любым иным способом, что уничтожил бы других созданий Творца. Одно только развоплощение в Великой Бездне могло прекратить их существование.

Максимус и сам оторопел. Высшая мера, конец всего. Кто бы мог подумать…

– Аэтернитас! Ты тоже презрела заповедь, но раскаялась. Покаяние открывает пути, неведомые гордыне. Докажи же свою верность. Исполни приговор Максимуса – и будешь прощена и восстановлена во всех правах Смотрителя.

– Да, Великий эфор, – она снова низко поклонилась.

Максимусу показалось, что у него гора упала с плеч. Он с трудом смог сохранить бесстрастное выражение и скрыть улыбку. За себя он не боялся, но Аэтернитас не должна отвечать за его дела. Она изначально была не в восторге от идеи спасать Этру, а он её уговорил. И когда эфоры взяли их под стражу, больше всего он боялся, что Аэтернитас начнёт геройствовать и наделает глупостей, но благо ума в ней было не меньше, чем красоты. Ему уже не помочь: нет силы, способной сокрушить эфоров. А вот ей умирать совершенно незачем.

Аэтернитас будет жить, и за это он, если нужно, добровольно шагнёт в Великую Бездну.

– Максимус, желаешь ли ты сказать последнее слово? – спросил эфор.

– Нет.

– Подумай, – посоветовал эфор. – Когда Аэтернитас начнёт ритуал, слова станут недоступны.

– Нет, – невозмутимо повторил Максимус.

– Как знаешь. Дитя, возьми, – в руке у эфора возник шарик света, отделился и поплыл вниз к Аэтернитас. – Это ключ, он откроет путь к Великой Бездне. Прими его и начинай. Он подскажет, что делать.

Шарик, точь-в-точь такой, какими полнится Вечная библиотека, опустился в изящные ладони, полыхнул и исчез в них. Аэтернитас зажмурилась, затем последовал судорожный вдох, глаза широко распахнулись, сверкнули и потемнели. Она сделала несколько шагов, встала напротив Максимуса и нараспев затянула формулу, вначале вполне обычную, какими открывались порталы – он даже не понял, отчего бы не сотворить её мысленно, – но быстро перетёкшую в нечто совершенно неведомое.

Крючки и связки, на первый взгляд абсолютно бессмысленные, цепляли и стягивали нити Силы к Аэтернитас. Пространство вокруг дрожало, изменялось, и постепенно Максимус перестал слышать её голос. Аэтернитас всё также шевелила губами, но ни единого звука из них не вырывалось. Слова исчезли, как и обещал эфор. Камни под ногами таяли, уступая место тёмной воронке, лишённой обыкновенного для порталов сияния.

Максимус предпочёл не смотреть на воронку и перевёл взгляд на Аэтернитас. В сгущающейся темноте её кожа казалась ещё белее обычного, будто бы её подсветили изнутри звёздным мерцанием. Волосы золотым облаком клубились вокруг точёного тела. Она была сейчас вспышкой молнии, разрывающей темноту. Максимус со злой гордостью подумал, что столь прекрасного палача ещё нужно было заслужить.

Аэтернитас резко уронила руки, отпуская нити Силы. Внутри у Максимуса будто бы лопнула струна. Ритуал близился к завершению, чёрная бездна, разверзшаяся под ногами, звала. Над амфитеатром мириадами огней мерцала Радужная Туманность, звёзды рождались и гасли, срывались с небес и восходили над мирами. Где-то далеко бился в агонии Этра.

Тонкие пальцы мёртвой хваткой вцепились в руку Максимуса. Заворожённый зовом Великой Бездны, он не заметил, как Аэтернитас оказалась рядом. На её лице вспыхнула улыбка. Максимус не успел осознать, что происходит, лишь краем зрения уловил хаос в рядах эфоров.

Аэтернитас шагнула в Великую Бездну, увлекая Максимуса за собой.

Ульмм вспыхнула в последний раз и взорвалась.

Волна испепелила Этру, в один миг оборвав жизни всех его обитателей.

И только золотая нить, пуповиной связавшая два мира, уцелела.

Слишком хрупкая, чтобы послужить спасительной дорогой для тех, кто жил и умер в Этре. Достаточно прочная, чтобы Сила потекла по ней от уже мёртвого Этры к Ультиму и изменила его навсегда.

Всю ночь небо Ультима пылало. Завеса из всполохов света: красных, жёлтых, зелёных – заполняла его, дрожала и волновалась, будто от несуществующего ветра. Умерли все звуки, все движения: ни шороха, ни дыхания человека, ни слова. Мир затих, заворожённый сиянием небес.

Причудливый танец отблесков продолжался до самого утра, но рассвет так и не наступил. Темнота мягко опустилась на замерший мир.

Тьма была почти осязаемой, густой и плотной. Звезда Фуко висела в небе тёмным диском, увенчанным пламенеющей короной.

Так продолжалось три дня.

Темнота сгинула столь же внезапно, как и пришла. Фуко вновь засияла в небе. Но прежним Ультим уже не был.

Магия разливалась по миру, проникала в самые укромные его уголки, впитывалась в землю, растворялась в воде, рассеивалась в воздухе и сверкала в пламени. Взбудораженные стихии исторгли из себя элементалей. В лесах проснулись гианы, саламандры заплясали в огне, ундины начали резвиться в водах, а сильфы принялись носиться с ветром.

Жители Ультима не знали, что мир изменился. Магия текла сквозь них, но не задевала. Существа ходили рядом с ними, но были незримы, проявляясь лишь неясными силуэтами, таявшими, если начать в них вглядываться.

Так было, пока не появились те, кто оказался способен направлять разлившуюся по Ультиму силу. Дети Темноты. Проклятые. Наделённые Даром.

Маги.

1. Тринадцать сапфиров

Молодой князь Сергос возвращался с охоты. Добыча в этот раз превзошла самые смелые ожидания. Тринадцать звёздных сапфиров. Даже необработанные, они излучали холодный свет.

Сокровище.

Князь Штольмский владел тремя подобными камнями, все они сияли в его короне, и отец Сергоса, князь Деннард, с трудом скрывал зависть. Это при том, что Гарден был несравнимо богаче Штольма. А тут тринадцать! Настоящее сокровище.

Копия, сделанная с карты ювелира из Нойса его ушлым подмастерьем, полностью себя окупила. Хотя, когда Сергос отдал за неё полновесный золотой, Марис, его друг, сочинил целую балладу, назвал её песней о парне, что не умел считать, и подначивал Сергоса ею на протяжении всего лета. Что Марис скажет теперь?

Впрочем, обойтись сапфиры Сергосу могли и вправду слишком дорого, ведь их стражи оказались под стать самим камням. Духи часто охраняли самоцветы, и их появление было вполне ожидаемым. Но когда стражи обрели форму прекрасных дев, гиан, Сергос опешил. Дед рассказывал ему об этих Существах, но сам Сергос никогда с ними не сталкивался и к такой встрече оказался не готов.

Гианы приближались, наёмники настороженно смотрели на оцепеневшего князя, не видя, но чувствуя присутствие опасных Существ, а Сергос никак не мог спустить заготовленное боевое заклятие. Потому что уничтожать неясные тени – это одно, а ударить создание небесной красоты – совершенно другое.

Понимая, что если ничего не сделать, то и он, и его телохранители останутся в этой пещере навечно, Сергос усилием воли сбросил оцепенение. Новое заклятие сплелось на удивление быстро. Он просто подумал, что духов нужно не уничтожить, но изгнать, и влил в эту мысль всю доступную ему Силу. План сработал: гианы исчезли, а камни теперь сверкали у Сергоса в руках. Но вот сам он оказался полностью истощён и не сотворил бы сейчас и простенького заклятия, даже если бы от этого зависела его жизнь.

– По возвращении в Гарден все получат награду, – Сергос обвёл своих воинов взглядом.

По его вине они оказались сегодня на волосок от смерти, хотя и не знали об этом. Рассказывать о своём замешательстве Сергос, разумеется, не собирался, но необходимость в компенсации серебром видел ясно.

– Милорд невероятно щедр, – Винс, старший наёмников, учтиво поклонился.

Остальные довольно переглянулись.

Сергос знал, что воякам его охота за камнями представлялась чистой воды блажью. Но он не скупился на плату и, чего уж там, сам был неплохим бойцом и магом в придачу. Выходило, что умереть в его компании шансов гораздо меньше, чем хорошо заработать.

– А сейчас мы все заслуживаем доброго ужина и отдыха, – объявил Сергос. – По дороге сюда я видел постоялый двор, к вечеру, думаю, доберёмся. Предлагаю заночевать там.

– Так-то не лучшее место, милорд, – старший наёмников откашлялся. – Этот постоялый двор принадлежит Дженго.

– Это тот штольмский разбойник, что держит бордели?

– Да, милорд. Но это не совсем бордель, больше постоялый двор, хотя и бабу можно купить и кормят хорошо. Во всех заведениях Дженго так принято, – оскалился наёмник.

– По-моему, – Сергос потёр подбородок, нащупал двухдневную щетину и отметил про себя, что пора бы уже побриться, – в Штольме при желании «бабу купить» можно в любом постоялом дворе. В этом-то что не так?

– Дженго в подвале представления проводит. Я сам там, конечно, не был, – сразу отчурался наёмник, – люди рассказывали. Вот я вам и сказал, что место не из пристойных. А представления эти… Ну, такие…

Винс явно пытался подобрать слова, чтоб не шокировать благородного нанимателя, но потом бросил эту затею.

– В общем, вам там не понравится, милорд. Там…

– Ладно, – отмахнулся Сергос, – я даже знать не хочу. Мне бы сейчас просто помыться, поесть и лечь спать. И людям твоим надо отдохнуть. Так что плевать на репутацию этого двора. Переночуем, а утром двинемся в Гарден.

К ночи добрались до постоялого двора, успев знатно продрогнуть. Месяц Падающих Листьев только начался, а в Штольме уже всё дышало осенью: с заходом солнца и следа не оставалось от дневного тепла.

Сдав лошадей конюху, они вошли. Общий зал был полон. К ним тут же подбежал усатый толстый человек в засаленном фартуке.

– Приветствую вас в нашем постоялом дворе. Ночлег, ужин, – он заговорщически понизил голос, – девочки – всё к вашим услугам.

– Ужин мне и моим людям, – Сергос проигнорировал приветствие. – Мясо, хлеб, вино, что у вас там ещё есть. Комнату с ванной мне, комнату парням. Это всё, – договорив, он нарочитым движением перебросил плащ на плечо, чтобы показался вышитый на его походном дублете герб Гардена.

Обычно он так не делал, как, впрочем, и не позволял себе не здороваться, но тут не удержался. Пусть трактирщик думает, кому девок предлагает!

– Девять серебряных, милорд, – усатый низко поклонился.

– Воды ещё кувшин. И побыстрее, – Сергос достал десять монет и сунул ему.

– Милорд так щедр, – и без того широкое лицо растянулось в улыбке, – всё будет в лучшем виде. Позвольте предложить благородному господину стол поближе к очагу? Ночная прохлада нынче коварна.

Сергос кивнул. Промозглой осенней ночью да предварительно схлопотав магическое истощение от местечка возле огня отказаться сложно. Запас Силы тепло не восстановит, но хоть озноб не будет так донимать.

Устроившись за столом, Сергос оглядел главный зал постоялого двора. Не хватало света, но обстановке это, пожалуй, шло только на пользу, потому как на неё здесь сильно не тратились: обшарпанные стены, кое-где прикрытые не лучшего вида деревянными панелями, криво висящая под дощатым потолком кованая люстра, отродясь не чищенная от воска и копоти, плохонькие столы – два больших, с десяток маленьких – и отвратительно неудобные скамейки при них – не совсем те вещи, на которые стоит обращать внимание публики.

Впрочем, такая неприглядность наполнению зала не мешала, ведь приходили сюда явно не за изысканным времяпрепровождением. За столом слева увлечённо играли в кости, напротив какой-то здоровяк опрокидывал в себя третью кружку вина подряд и попутно успевал лапать сразу двух девиц, а соседи справа уже вполне были готовы выходить на воздух и выяснять отношения. Правда, намечалось и приобщение к искусству: в углу возился с лютней бард, под стать всему остальному помятый и уставший. Народу меж тем всё прибавлялось.

Принесли ужин. С едой здесь дела обстояли получше, чем с антуражем: жареное мясо с румяной корочкой, свежий хлеб и печёные овощи выглядели вполне аппетитно и пахли соответствующе.

– Здоровья и процветания милорду Сергосу! – наёмники подняли глиняные стаканы с вином.

Сергос тост поддержал: поблагодарил людей и сделал глоток. Вино, разумеется, кислило, но многого от него никто и не ждал. После гарденского, особенно того, которое делал лично княжеский домоуправитель, любое другое вино казалось Сергосу уксусом. Потому он сразу и потребовал себе воды.

Бард наконец наладил инструмент и затянул балладу, повествующую о Темноте. Сергос потёр виски – мало ему было пьяного гомона вокруг! Он слышал эту историю уже, наверное, с сотню раз, и сказать, что не любил её, – это не сказать ничего.

Зато еда всё-таки оказалась вкусной. Сергос отмахнулся от раздражающих стенаний барда, благо голос у того оказался слабоват, и погрузился в свои мысли, попутно расправляясь с ужином.

Мешочек с сапфирами грел душу. Ради них можно и не в одной такой дыре переночевать.

Разумеется, стоимость камней Сергоса интересовала мало: продавать или помещать сапфиры в гарденскую сокровищницу он не собирался. У него возникло несколько идей донельзя изящных вещиц, которые он мог бы создать, оправив эти камни, но просто вкрутить такие самоцветы в корону, перстни или серьги – кощунство, да и бессмыслица. Княжья корона со звёздными сапфирами никого уже не удивит – количество не отменит вторичности идеи, другие украшения – матушка синих камней не любит, не девицам же их дарить. Был уже в их роду такой не в меру галантный кавалер – раздарил своим многочисленным возлюбленным перстней да серёжек с гарденским гербом, а потом они к нему все разом и явились требовать женитьбы – до сих пор про это похабные песенки распевают.

Да и не мог Сергос себе представить женщину, которой бы ему вздумалось преподнести звёздные сапфиры. Есть куча других самоцветов, негоже сокровищами разбрасываться.

А вот попробовать накачать эти камни магией и сделать их источником для заклятия – вот это дело. Тогда, может быть, очередной голем просуществует дольше четверти дня.

Бард, кажется, распелся. Игнорировать его жалостливые подвывания о том, как Лаума, первая из ведьм, убила свою сестру, солнцеликую Сауле, чтобы занять её место, завладеть Великим Очагом и возлечь с её мужем, Тэйвасом-громовержцем, а очаг взял и потух от такой несправедливости, становилось всё сложнее. А это ещё не началась часть о том, как Лаума после нарожала порченых детей – магов, разумеется. Свести историю грандиозного затмения к такой похабщине – это ещё надо было умудриться. И самое печальное – эта баллада почти ни в чём не спорила с тем, чему учили в храмах Светозарных.

Сергос снова оглядел зал, внезапно начавший пустеть, в поисках трактирщика. Сколько вообще он должен ждать, пока приготовят комнаты?

Усатый тут же возник рядом, бесшумно, как умеют только хорошая обслуга да убийцы.

– Милорд, – поклонился он Сергосу, – ваши комнаты готовы.

– Хорошо, как раз вовремя.

Очень хотелось помыться и завалиться спать, тело и разум требовали восстановления.

– Не желаете ли чего-нибудь ещё? У нас найдётся развлечение, которое сможет удивить даже человека вашего круга.

– О чём ты? – Сергос внутренне напрягся, памятуя о намёках наёмника о здешних развлечениях, но виду не подал.

– Сегодня дают представление, – усатый выделил последнее слово голосом и многозначительным движением бровей. – Дженго ведьму местную поймал. Она, говорят, всех мужиков в округе ворожбой своей с ума свела. И простолюдинов, и благородных развлеченья ради попривораживала. Бабы от её козней уже просто в голос выли. Дженго про это прослышал и решил её изловить да в дело её талант пустить. Девка, правда, так просто не далась – двоих его людей живьём спалила, самого его чутка подрезала, но потом он браслеты-то на неё надел – и кончилась ведьма. Вот сегодня-то с ней йодасы и порезвятся – им, ведьмам-то, с духами не в новинку развлекаться, – а мы посмотрим. Потом, если живая останется и вид товарный не потеряет, купить её на ночь можно будет да попользовать.

Усатый плотоядно облизнулся и добавил: