Большая охота

Посвящается моей жене О Мен Хи, которая стоически дожидалась меня из всех нижеперечисленных авантюр…

Серия «Библиотека „Русского охотничьего журнала“» основана в 2013 году

В книгу включены фотографии, выполненные А. Кречмаром, Д. Поляченко, А. Агаповым, С. Рудаковым (компания «Кулу»), С. Ивановым, О. Мочаловой, В. Таймыром, И. Шпиленком, Е. Крокуновым, Т. Крокуновой, А. Вайводсом, Д. Даниловым, А. Кляцыным, Е. Кречмаром, С. Марченковым, В. Солкиным, Е. Фестером, Ю. Шараповым

Фотографии, авторство которых не указано, выполнены автором

Фото на обложке Руслана Кастоева

2-е издание, с изменениями в оформлении.

1-е издание вышло в 2012 году

Введение

Охота за мечтой: история и современность

Мы обогнём верховья Учинейвеема, выйдем на Кымыльваам, оттуда нам останется километров восемьдесят до Куроды. По Куроде двигаем вниз в поисках приличного леса. Как только доходим до леса, начинаем оглядываться в поисках лагеря, оттуда и начнём.

Мой собеседник, полярный вездеходчик, смотрит на меня исподлобья, с недоверием и даже враждебностью. Он достаёт из потрёпанного кожаного офицерского планшета ещё более потрёпанную бумажную карту, кладёт её поверх моей – чистой, недавно напечатанной, ещё пахнущей типографской краской:

– Что-то я ничего на твоей карте не понимаю.

Начинает водить по ней толстым пальцем со сбитым ногтем – заслуженным таким пальцем полярного вездеходчика. Поводив достаточно долго, отрывисто побормотав себе под нос что-то неразборчивое, пару раз недоверчиво хрюкнув, снова поднимает глаза:

– Ты хоть понимаешь, парень, где это всё находится? Сюда надо прежде всего попасть, а ты ещё хочешь на кого-то охотиться…

Экспедиции в наши дни становятся делом не таким уж и сложным. В один прекрасный день вы, лёжа на любимом диване, потягивая пиво и бесцельно переключая телевизионные каналы, вдруг случайно натыкаетесь на фантастические красоты истоков Нила, захватывающие дух просторы полярных пустынь, виды камчатских гейзеров или венесуэльских саванн. Что-то западает вам в душу – и уже через несколько дней вы полночи не можете заснуть: в вашем сердце поселилась Мечта. Если финансы позволяют, то в скором времени (а если пока не очень позволяют – то спустя несколько лет) вы обращаетесь в хорошее туристическое агентство. Профессионалы этого бизнеса обеспечат вам и шампанское на кромке ледника Хельминнфрос, и незабываемые вечера на смотровой площадке над водопадом Виктория, и облёт на вертолёте лавового озера вулкана Мауна-Кеа.

Охотничьи экспедиции ничем в этом плане не отличаются от туристических – разве что ценой.

Профессионалы легко обратят в рутинную техническую задачу исполнение любой вашей мечты, в том числе и экспедицию за большим зверем.

Но это в наши дни торжества технологий.

А в древности экспедиции за большим зверем были примером предельного испытания всех человеческих способностей.

История охотничьих экспедиций уходит в настолько далёкое прошлое, что достоверно отследить её истоки не представляется возможным. В античные времена гладиаторы и призовые бойцы схватывались на аренах амфитеатров с привезёнными с самых краёв Ойкумены львами, турами, леопардами, тиграми и даже слонами. Немного позже высшей доблестью стало считаться преследование этих зверей в местах их обитания. Королевские дворы и парламенты, раджи и тинги аплодировали отважным путешественникам, привозившим из дальних стран штабеля слоновьих бивней, кипы крокодильих шкур, тонны бизоньего мяса.

Исследовательские и завоевательские экспедиции XVII – первой половины XX века обязательно включали в себя и охоту. Одним из самых ярких примеров этого стала история самоокупаемости исследования Северной Земли за счёт сдачи молодому Советскому государству шкур белых медведей.

Огромные сборы привозились из приполярных областей экспедициями капитана Росса, герцога Абруццкого, Н. Норденшельда, Ф. Нансена, Р. Самойловича, Г. Ушакова.

Заметный вклад в изучение американской фауны внесла знаменитая экспедиция М. Льюиса и У. Кларка, доставившая большие сборы шкур, черепов и даже полных скелетов антилоп-вилорогов, бизонов, медведей гризли.

Участники охотничьих экспедиций этого периода буквально «снимали сливки» с фауны регионов, ранее не испытывавших на себе влияния цивилизации. Некоторые рекорды, установленные тогда рядовыми коллекторами и стрелками, не превзойдены за почти сто пятьдесят лет спортивной охоты на двух континентах – достаточно вспомнить рога снежного барана, добытые на Камчатке экспедицией Ф. Рябушинского в самом начале XX столетия. Я бы, кстати, с удовольствием посмотрел на результаты оценок рогов яка и барана Марко Поло, добытых экспедициями Н. Пржевальского, П. Козлова и Б. Громбчевского, как и на обмеры медвежьих черепов из сборов Г. Стеллера и И. Вознесенского: уверен, они весьма впечатляющи.

Экспедиции за трофеями были одной из обязательных составляющих так называемой «большой игры» – проникновения русских и англичан на нейтральную территорию Средней Азии. Другое дело, что уж эти-то экспедиции по-настоящему охотничьими обычно не являлись.

Что касается приполярных районов, то настоящие трофейные охоты в них были скорее исключением, нежели правилом. Мне известна лишь одна полномасштабная охотничья экспедиция, наподобие африканских сафари, предпринятая в 1910 году мультимиллионерами Г. Уитни и П. Райли под руководством капитана Р. Бартлетта.

Если же говорить о классической русской охоте, то она практически не носила ни трофейного, ни экспедиционного характера. Аристократическое сословие волновало в первую очередь количество убитых животных, во вторую – размеры отдельных экземпляров, а уж о таких мелочах, как честный поиск, пусть даже и с помощью охотника-проводника, никто не задумывался. Поэтому уделом русских охотников из привилегированных классов оставались охота на медведя в берлоге и загоны в вольерах. Образ «великого русского князя на сафари», растиражированный и высмеянный голливудскими фильмами, не соответствовал действительности ни в чём: великие русские князья старались охотиться в специально подготовленных угодьях в Европейской России.

Охотники-путешественники оставили после себя множество самых разнообразных воспоминаний, интересных отнюдь не только с охотничьей точки зрения. С другой стороны, подавляющее большинство литературы о путешествиях можно рассматривать также и как книги об охоте. Потрясающие «охотничьи» эпизоды мы встречаем у Ч. Ливингстона и Г. Стенли, Р. Доджа и С. Аллена, Д. Смита и А. Чендлера, П. Фоссета и Ж. Милье, Р. Брюса и С. Бейкера, Н. Пржевальского и П. Козлова, В. Арсеньева и Г. Федосеева…

В наши дни выглядит странным, что охотники того времени уделяли таким деталям, как выбор оружия и патронов, гораздо меньше внимания, чем их современные последователи. Скорее они исходили из принципа «было бы во что стрелять, а уж из чего – найдём». Впрочем, когда им позволяли средства, они обращались с заказами к лучшим мастерам-оружейникам и порой разрабатывали собственные модели оружия, иногда под ими же сконструированные патроны. Достаточно вспомнить сэра С. Бейкера с его слонобоем 4-го калибра, Ф. Нансена с его Н&Н 20/9,5 мм, С. Бутурлина с его знаменитым «парадоксом» 24-го калибра, Ч. Ньютона и Т. Уэлена с их винтовками под скоростные патроны собственной разработки.

Одной из стран, на территории которых охотничьи экспедиции получили особенно большое распространение, были Соединённые Штаты Америки. 26-й президент США, человек, который внёс огромный личный вклад в дело охраны природы, страстный охотник Теодор Рузвельт говорил: «Никакое ученье в казарме или на плацу не может сравниться с той школой, которую представляет собой серьёзная охотничья экскурсия; здесь человек привыкает рассчитывать только на себя, учится преодолевать затруднения, изучать местность, проявлять смелость, встречаться с опасностями и выносить тяжёлую работу. Для всякого человека чрезвычайно полезно быть хорошим наездником и хорошим стрелком, быть смелым, стойким, сильным и выносливым, привычным к жизни на открытом воздухе и находчивым во всех затруднительных обстоятельствах. Охота на крупную дичь вызывает и воспитывает именно эти физические и нравственные черты».

География Большой Охоты на территории России для меня очень чётко очерчена районами обитания двух главных её объектов – восточносибирского лося и бурого медведя двух подвидов – камчатского и маньчжурского, включая и зону распространения промежуточных форм этого зверя, протянувшуюся вдоль побережья Охотского моря.

Ещё в середине 1960-х годов охота в исследовательских экспедициях выглядела совершенно обыденным и даже не подлежащим обсуждению делом. С распространением лицензионной системы, охотничьих квот, современной службы охотнадзора она перестала быть таковой, дожив до наших дней лишь в воспоминаниях старожилов и ветеранов эпохи освоения дальних земель.

Но именно они, эти старожилы и ветераны, стали костяком охотничьих экспедиций нового времени. И, должен сказать, организуя и проводя эти путешествия, они сталкиваются с не меньшим, а иногда и с большим количеством трудностей, нежели они же или их отцы в середине XX века.

Экспедиции за большим зверем в наши дни выглядят не так, как во времена Ф. Селуса, Дж. Хантера и Р. Бартлетта. Сегодня в район охоты вас без особых проблем, а зачастую со всеми удобствами последовательно доставляют авиалайнер, комфортабельный автомобиль, вертолёт или вездеходная техника. Тем не менее каждая такая поездка (по крайней мере, в России) по-прежнему требует от любого её участника недюжинной стойкости духа, чувства юмора, философского спокойствия, изобретательности и физической выносливости.

В этой книге я расскажу о тех охотах, которые требуют дальних и продолжительных странствий, а также о самих дальних и продолжительных странствиях, во время которых случаются такие охоты. Я расскажу о людях, участвующих в этих странствиях и охотах, о долинах далёких рек и неизвестных горных хребтах, где обитают многочисленные и порой непуганые дикие звери, о технике, которая покоряет пространства…

Дальний перевал.

Расскажу и о самом главном – о поисках Мечты, в которую неизбежно превращается каждое такое путешествие на самый край света. Каждая Большая Охота – прежде всего охота за мечтой.

Я благодарю за помощь, оказанную при написании этой книги, М. Аветикяна, А. Агапова, Д. Бахолдина, Г. Бронштейна, В. Дунаева, В. Жданкина, В. Загоскина, В. Зерзикова, А. Лисицына, Е. Каткова, А. Кляцына, В. Козлова, С. Марченкова, А. Мочульского, Ю. Номикосова, В. Соловья, Е. Спиридонова, С. Щербакова, Д. Поляченко.

Отдельно я благодарю моего отца, Арсения Васильевича Кречмара, который в 1976 году, когда мне было 14 лет, взял меня в первую мою экспедицию.

Михаил Кречмар

2012 год

Владивосток – Москва

Часть I
Большой зверь

Справедливости ради рассказ об охоте на большого зверя в высоких широтах надо начинать с истории охоты на белого медведя, который на протяжении почти восьмисот лет возглавлял список самых почётных трофеев Севера.

Краткий очерк биологии белого медведя я уже давал в книге «Мохнатый бог» (М.: Бухгалтерия и банки, 2005), желающие могут обратиться к этой книге.

Европейцы познакомились с этим зверем в относительно позднее время: сведения о белых медведях впервые поступили в Данию где-то в начале XI века из колонизированной викингами Гренландии.

Позднейшая история охоты на белого медведя довольно странна и изобилует неожиданными поворотами. О том, что этот зверь легко может быть истреблён при самом минимальном человеческом участии, люди догадались ещё в сороковые годы прошлого столетия. Но в ту суровую эпоху человечеству было не до медведей (пусть даже очень больших), поэтому окончательное решение медвежьей проблемы плавно передвинулось на послевоенные пятидесятые и шестидесятые. Советский Союз закрыл охоту на белого медведя полностью и сразу в 1956 году. Канада начала вводить квоты на его добычу в 1968-м. Норвегия вводила частичные ограничения с 1965 по 1973 год, потом запретила охоту полностью. Соединённые Штаты ввели регулирование охоты в 1971 году, а в 1972-м подвели этого зверя под действие Акта о защите морских млекопитающих. В 1973 году было подписано международное соглашение между пятью государствами, в границах которых находилась вся существующая популяция белого медведя, – США, СССР, Канадой, Норвегией и Данией. Соглашение регулировало многие стороны научного и коммерческого использования, безусловно запрещало охоту с самолётов и ледоколов, однако предусматривало добычу в научных целях и для нужд малочисленных народов Крайнего Севера. При этом Норвегия была единственной страной, которая на своей территории запретила все виды отстрела этого зверя. Считается, что это соглашение было редчайшим случаем сотрудничества между СССР и странами Североатлантического альянса в период холодной войны. Зоолог Ян Стирлинг сказал: «В течение многих лет договор по сохранению белого медведя был единственным соглашением, которое безоговорочно соблюдалось по обе стороны Железного занавеса».

Мир полярного владыки.

Однако в Гренландии, а также Канаде и США охота на белого медведя ведётся и сейчас – в основном местным населением, для его поддержания. В Гренландии, колонии Дании, существуют определённые ограничения на охоту. Однако для представителей местного населения, эскимосов, добыча практически не лимитирована. На основании многолетних наблюдений в 2006 году был объявлен официальный ежегодный лимит в 150 особей, но и за все предыдущие годы «неограниченной» охоты эта цифра никогда не превышалась. Другие формы лимитирования касались в основном полного запрета на добычу самок с детёнышами, использования определённых видов оружия (калибром менее 6,5 мм), а также обязательного протоколирования местными властями всех случаев отстрела этого хищника.

В Канаде и США общее количество добываемых по квотам «умок» колеблется вокруг цифры в 500 особей ежегодно. Наибольшее количество медведей отстреливается в канадской территории Нунавут, правительство которой выступило за увеличение годовой квоты с 400 до 518 зверей в год, хотя в разных районах этой территории квоты гибко регулируются. Например, в районе Баффинова залива квота была уменьшена со 105 до 65 зверей в год. В канадских Северо-Западных территориях, подобно Нунавуту, годовую квоту увеличили с 72 до 103 зверей.

Рассказ об охоте на белого медведя в районах Икалуита и Баффинова залива (канадская территория Нунавут) читатель может найти в главе 11 этой книги.

Технически добыча белого медведя не очень сложна. Этот хищник, в отличие от своего бурого родственника, не блещет интеллектом – в основном потому, что проживает в очень однообразной природной среде, плавучих льдах, и охотится на многочисленную и несложную «в обращении» добычу – нерпу.

Когда-то мне пришлось много общаться с замечательным корифеем советской киноанималистики Юрием Яновичем Лединым. Юрий Янович снял два прекрасных фильма о белых медведях – на архипелаге Земля Франца-Иосифа и острове Врангеля. Как рассказывал Ю. Ледин, схема приманивания белого медведя, когда тот появлялся в окрестностях лагеря, всегда была предельно проста: отстреливалась нерпа и с помощью снегохода делался потаск её по льду в удобное для съёмок место. Медведь приходил к этой приманке и запечатлевался на плёнку. Если же человек будет вооружён не кино- или фотокамерой, а винтовкой, ему не составит труда всадить в мишку пулю.

Одиночка во льдах…

Классическое описание охоты на белого медведя в период активного освоения Арктики приводит Роберт Пири в книге «Северный полюс»:

«На этом берегу были места, где водились мускусные быки, и мы смотрели во все глаза, но не заметили ни одного животного.

Через несколько миль мы наткнулись на следы двух оленей, а проехав чуть дальше, были наэлектризованы напряжённым шёпотом зоркого Эгингва (один из эскимосов, входивших в экспедиционную партию Пири. – М. К.):

– Нануксоа!

Он взволнованно указывал на середину фьорда, и, проследив взглядом за его пальцем, мы увидели кремовое пятно, не спеша продвигавшееся к горлу фьорда, – белый медведь!

Нет зрелища, которое пробуждало бы жажду крови в сердце эскимоса так же живо, как вид белого медведя. Я, во всяком случае, такого не знаю. И при всём своём равнодушии к охоте в Арктике я был взбудоражен не менее моих спутников.

Пока я стоял перед собаками с кнутом в каждой руке, удерживая их на месте, – ибо эскимосская собака не хуже своего хозяина знает, что такое „нануксоа“, – трое эскимосов как безумные сбрасывали поклажу с саней. Как только с этим делом было покончено, Ублуя вскочил в сани и стрелой пронёсся мимо меня. За ним последовал Эгингва; когда он поравнялся со мной, я вскочил в его сани. За нами на третьей упряжке мчался Кулатуна. Человек, придумавший выражение „подмазанная молния“, должно быть, нёсся на пустых санях по следу белого медведя, управляя упряжкой эскимосских собак.

Медведь заслышал нас и огромными скачками устремился к противоположному берегу фьорда. Я встал к стойкам саней, дав Эгингва возможность прилечь и отдышаться. Вне себя от возбуждения мы летели по заснеженной поверхности фьорда.

На середине фьорда снег был глубже, и собаки не могли бежать так быстро, хотя рвались вперёд изо всех сил. Но вот они учуяли след – и тут уж ни снег, ни что другое не могло их удержать. Ублуя, один со своей сумасшедшей упряжкой, далеко опередил всех нас. Достигнув противоположного берега почти одновременно с медведем, он тотчас распряг собак, и мы увидели, как они погнались за зверем – крохотные точки величиной не больше комара, стаей взбегающие вверх по крутому склону. Прежде чем мы добрались до берега, Ублуя уже поднялся на вершину склона и сигнализировал нам оттуда, чтобы мы двигались в объезд – суша эта была не что иное, как остров.

Мы объехали остров кругом и нашли то место, где медведь вновь спустился на лёд. Он продолжал бежать по льду фьорда к западному берегу, преследуемый Ублуя и его собаками.

Самым странным в поведении медведя было то, что, как сказал мне Эгингва, он вопреки обычаю всех медведей в стране эскимосов не остановился, когда собаки настигли его, а продолжал бежать. Для Эгингва это было верным доказательством того, что в медведе сидит сам великий чёрт – грозный Торнарсук. Мысль о том, что он гонится за самим чёртом, ещё больше взволновала моего спутника.

Следы белого медведя.

По другую сторону острова снег был глубже и заметно замедлял наше продвижение. Поэтому, когда мы добрались до западного берега фьорда, то увидели издали медведя и собак Ублуя, которые медленно карабкались вверх по склону. Мы и наши собаки сильно запыхались. Но лай высвобожденных собак где-то наверху среди утёсов придал нам новые силы. Он означал, что собаки наконец выставили зверя. Достигнув берега, мы выпрягли и выпустили своих собак. Они побежали по горячему следу, а мы как можно быстрее последовали за ними.

Вскоре мы подошли к глубокому ущелью. Судя по доносившимся звукам, собаки и медведь находились где-то на дне.

Однако стены ущелья были слишком отвесны, так что по ним не мог бы спуститься даже эскимос, и мы не видели добычу. Медведь, по всей видимости, был под каким-то выпирающим уступом с нашей стороны.

Я направился вверх по ущелью, отыскивая место, где можно было спуститься, как вдруг услышал крик Эгингва: оказалось, что медведь прошёл вниз по ущелью и теперь взбирается вверх по противоположному склону. Я поспешил назад по скалам, покрытым глубоким снегом, и вдруг увидел зверя в ста ярдах от себя. Я поднял ружьё, дал два выстрела, но медведь продолжал подниматься по склону ущелья, – должно быть, я слишком запыхался и не сумел как следует прицелиться. Поистине в медведе сидел сам Торнарсук!

Тут я почувствовал, что жестоко оббил о камни культи обеих ног: пальцы на ногах у меня были отморожены ещё в 1899 году в Форт-Конгер. Ноги разболелись ужасно, и я решил отказаться от дальнейшего преследования медведя по крутым, усеянным валунами утёсам.

Вручив своё ружьё Эгингва, я сказал ему и Кулатуна, чтобы они продолжали погоню, а сам спустился по утёсам к саням и пошёл вдоль берега по льду фьорда. Но не успел я пройти сколько-нибудь значительное расстояние, как вдали послышались крики, и вскоре на верхушке горы появился эскимос, взмахами рук давая понять, что охота успешно завершилась.

Прямо впереди, как раз напротив того места, где появился эскимос, был вход в глубокую расщелину. Я поставил сани напротив и стал ждать. Немного погодя я увидел эскимосов, с трудом прокладывавших себе путь вниз по расщелине. Собак припрягли к медведю, и они тащили его за собой наподобие саней. Это было интересное зрелище – расщелина с крутыми каменистыми стенами в изодранной снежной мантии, возбуждённые собаки, волокущие столь необычный груз, бездыханная кремовая туша медведя, залитая кровью, кричащие и жестикулирующие эскимосы.

Когда медведя наконец спустили на берег, я сфотографировал его, меж тем как эскимосы ходили взад и вперёд, оживлённо переговариваясь: для них теперь было несомненным фактом, что в медведе сидел чёрт, иначе почему бы он стал убегать, когда собаки настигли его? Тонкости арктической демонологии не доступны пониманию белого человека, и я не принял участия в споре относительно того, удрал ли чёрт, когда винтовка Ублуя поразила его телесное обиталище.

Добыча вскоре была освежёвана и разделана искусными ножами эскимосов, мясо сложено на берегу, чтобы следующие за нами отряды доставили его на корабль, шкура аккуратно уложена на сани. После этого мы вернулись к тому месту на противоположной стороне фьорда, откуда впервые увидели медведя. Там мы отыскали выброшенные из саней припасы, и так как все – и люди, и собаки – изрядно устали, а проделанная за день работа внушала удовлетворение, решено было тут же устроить привал. Мы поставили палатку, зажгли керосинки и вволю наелись медвежьего бифштекса, который оказался особенно сочным, – очевидно, из-за недавнего присутствия Торнарсука».

 

Как сегодня охота на белого медведя выглядит, так сказать, с нашей стороны Берингова пролива, я знаю из нескольких достаточно авторитетных источников.

Процесс до крайности прозаичен: люди (а раз это у нас, то они непременно браконьеры) переезжают вдоль побережья из точки А в точку Б на мотонартах, видят бредущего по берегу или льду «умку», догоняют его и приканчивают из любого находящегося в их распоряжении оружия.

Шприцы и медведи

Вспоминается эпизод: в районе поселения Мыс Шмидта на Чукотке в середине восьмидесятых годов случилась тяжёлая ледовая обстановка. Для белого медведя, у которого нерпа – основная добыча, это означало суровую бескормицу. Все «умки» собрались в окрестностях посёлка – на помойках, естественно. Точно так же естественно случилось ЧП: местная женщина, чукчанка, напилась «огненной воды» и прилегла отдохнуть на помойке. Кто-то из медведей спутал её с мусором и съел. На место происшествия на вездеходе приехал срочно вызванный охотовед и застрелил пару оказавшихся на той помойке медведей. На всеобщую беду здесь же (не на помойке, а в посёлке) оказался и московский корреспондент «Литературной газеты», который устроил шум на весь СССР, подав материал в духе «как фашисты расстреляли беззащитных животных».

После публикации статьи медведей боялись трогать, и они совсем распоясались – стали целыми выводками бродить по улицам посёлка. И в Москве было принято соломоново решение – медведей усыплять и спящих вывозить как можно дальше во льды. Отправили воплощать в жизнь это решение трёх охотоведов и меня (я должен был контролировать данное мероприятие в качестве представителя Академии наук СССР).

Но московские чиновники в советские годы были людьми мудрыми и отправили в Мыс Шмидта не только усыпляющее ружьё с четырьмя шприцами и снотворным, но и пять лицензий на вынужденный отстрел.

Надо сказать, что это был мой первый (и последний) опыт общения с белыми медведями.

Сами по себе звери ничего из себя не представляли – стояли целыми днями на свалке и спали там же.

Один из коллег по молодости предложил их тут же перестрелять на хрен, но главный охотовед отказался.

– Давай сперва усыпить попробуем, – сказал он.

А присланное из Москвы ружьё представляло собой одностволку 28-го калибра со стволом «цилиндр» и подъёмным целиком. К прилагаемым шприцам инструкция отсутствовала в принципе. Мы не получили ни слова информации ни про пороховую навеску, ни про дозировку препарата.

Для эксперимента взяли мы ватник, повесили его на проволоку, зарядили ружьё с навеской, вдвое уменьшенной от 28-го калибра, зарядили шприц и выстрелили.

По нашему размышлению, при достаточной навеске пороха шприц должен был застрять в ватнике.

Но шприц так не думал. Он пробил ватник и улетел в Северный Ледовитый океан.

Шприцев осталось три.

Навеску пороха уменьшили ещё вдвое.

Шприц запутался в ватнике и сломался.

А шприцы, замечу, были добротные, выточенные из латунного прутка.

Зарядили мы ружьё третьим шприцем и поехали на свалку на вездеходе.

Взял охотовед ружьё, выстрелил из него медведю в лопатку. Теперь, говорит, ждать надо минут пятнадцать, пока подействует.

А подстреленный медведь мгновенно упал, перевернулся на спину, лапами сделал «велосипед»… и затих навсегда.

Посмотрели мы на это дело, переглянулись, подходим. А он, сердешный, остывает уже.

В общем, нашли мы шприц под шкурой с другой стороны.

Расстроились очень сильно.

И положили из карабинов всех оставшихся.

Вопрос о легальной трофейной охоте на белого медведя время от времени встаёт и в России. Несколько лет назад один крупный чиновник от охоты предлагал:

– Давай я трофейную охоту на белого медведя организую! Совершенно легальную!

– И как же ты её сделаешь совершенно легальной? – усмехнулся я.

– Элементарно. Придут на побережье медведи в посёлок, мы их объявим конфликтными, возьмём разрешение на отстрел конфликтных животных. Клиент прилетает, мы одеваем его в форму МЧС, чтобы не тревожить прогрессивную общественность, даём ему автомат и везём на помойку, где эти медведи пасутся. Сто тысяч евро всё удовольствие…

Есть ли у них будущее?