1. Пролог
В стане кохтэ было тихо. Ночь перед походом – всегда самая тревожная. Жены обнимают своих мужей перед тем, как отпустить их в бой, на доблестную смерть или на великую победу. Мужчины спят в своих шатрах – неизвестно, где им суждено уснуть в следующий раз. Костры потушены, дети давно уложены, даже собаки не брешут, затихли.
Разве что зашелестит полог, впуская юную деву, желающую попрощаться с возлюбленным, или проскользнёт темная тень между шатрами. То не тать крадётся в ночи, в народе кохтэ отродясь не бывало воров. Кто же у братьев и сестёр ворует? То не спится Листян, юной сестре Великого хана. А оттого ей не спится, что совесть нечиста.
Девушка и сама не понимает, что ее тревожит. Вроде бы все предельно ясно: с раннего утра уходит в поход на моров войско кохтэ, возглавляемое ее братом Баяром. Так правильно, так нужно, так было испокон веков: степняки уходили за добычей в чужие земли. Возвращались не все. Но Баяр не зря звался Великим ханом. Он был умён и удачлив. Листян в брате не сомневалась нисколько.
И все равно терзалась.
Не спалось ей. Ворочалась, вздыхала, разбудила Илгыз – вдову старшего брата. Та злым шепотом Листян отчитала, пришлось уйти. И правильно, прогуляться в одиночестве не помешает. Она пошла к древнему кругу из камней, называемому Тойрог. Там лучше всего думалось и отменно успокаивался дух. Было ещё холодно, Лис куталась в меха. Земля была твёрдой, трава только-только проклёвывалась. Девушка провела пальцами по древним шершавым камням, видевшим столько странного, сколько обычный человек и вместить в себя не может, улыбнулась про себя. Хорошо. Завтра все изменится. Тот, кто тревожит ее совесть, покинет стан вместе с войском.
– Я так и знал, что найду тебя здесь.
Девушка вздрогнула всем телом и обхватила плечи руками. Ей хотелось съежиться, спрятаться, раствориться в старых камнях, но увы – немыслимо.
– Ты меня искал?
В темноте мужчина казался даже красивым: высокий, молодой, сильный. Не сверкают нестерпимой рыжиной его волосы, не видно веснушек, не заметна юношеская нескладность. Листян его разглядывала – не прятать же теперь глаза? Гордость не позволяла.
– Знаешь же, что не уеду, не попрощавшись.
Да, знала. Потому и пряталась. И нужно было немного потерпеть, но терпеть Листян не умела совершенно.
Промолчала, старательно разглядывая в темноте травинки.
– Будь моей женой, Листян. Я хочу, чтобы ты была только моей. Всегда.
– Зачем? – И снова она знала ответ, но не могла отказать себе в удовольствии его услышать.
– Я тебя люблю. Как солнце, как небо, как ветер. Как дождь в жаркий полдень в середине лета.
– Я… не люблю тебя, Наран, – и это она ему уже говорила.
– Моей любви на двоих хватит. Я вернусь к тебе, Лис.
– Конечно, вернешься, – о, в этом она не сомневалась. Таких зануд даже смерть не берет.
– Дождись меня. Не… обещай себя другому.
– Ох, Наран! – Листян раздраженно притопнула ножкой. – Вот тут обещаю. Пока Баяр не вернется, не выйду замуж, уж будь уверен.
Он шагнул к ней, пристально вглядываясь в лицо невозможной этой девушки, любви своей безумной, иссушающей, мучительной – и прильнул губами к ее губам. Она вырвалась, шипя, как дикая кошка, сверкнула глазами и бросила гневно:
– Спасибо скажи, что не ударила ножом! Не будь ты другом моего брата, я бы тебя убила!
И убежала, растворилась в ночи.
Наран оперся дрожащей рукой на старый холодный камень, прикрыл глаза обессиленно. Она сказала правду: будь на его месте кто-то другой, не сносить бы ему головы за такой проступок. Никто не смеет женщину принуждать к близости, а поцелуй его можно расценивать именно так. Но Наран был когда-то ее женихом – почти год. И обнимал ее, и целовал даже несколько раз. И Баяр все прекрасно понимал. Да, скорее, уж Листян окажется виноватой – снова. Наран без труда мог представить всегда дело так, как ему было выгодно. Говорить он умел, убеждать – еще лучше. И Листян перед всеми представить бы смог непроходимою дурой, наблагодарной и избалованной, а себя – гордым влюбленным героем, достойным лучшего. Вот только ближе они от этого не станут. И снова он ни на шаг не приблизился к своей мечте. Опять все испортил.
Потер лицо руками и пошел спать. Утро обещало быть суматошным.
2. Миска с кашей
Дженна вышла Баяра провожать: растрепанная, босая, в одной лишь простой рубашке до щиколоток да накинутой на плечи шали. Наверное, он не велел ей, просил остаться в шатре, но разве она слушается мужа?
Листян, затаившаяся в тени шатра, усмехнулась и покачала головой. Она сама хотела проститься с братьями: уезжали нынче в поход все четверо. Младшим уже шестнадцать лет. Оба прошли Тойрог – сами так решили, сами захотели, а Баяр и не возразил. Воины уже – такие одинаковые, красивые, сильные, юные. Мать промолчала, а Листян брату сказала: зачем их с собой ведешь, рано им умирать. Опыта у них нет. Конечно, хан ее не послушал.
– Сайхан, иди в гэр, – тихо говорит Баяр жене. – Спи, ты ночь не спала. Измучил тебя.
– Сдурел? – сердится Дженна. – Как могу я тебя отпустить со спокойным сердцем? Я должна ехать с тобой, должна!
– Ты ребенка ждешь, сайхан. Забыла?
– Забудешь тут, – ворчит ханша недовольно. – Ох уж эти дети! Зачем я опять в это ввязалась?
– Потому что ты меня любишь, – улыбается Баяр. – Я, признаться, рад, что ты остаешься…
– Вот как? Ты думаешь, что я недостаточно хороша…
– … и присмотришь тут за всем, – мягко продолжил мужчина. – Особенно за Листян.
Ого! Какой вредный!
– Замуж твоей сестре надо. Или кнутом всыпать хорошенько.
Хан смеется, а Листян шипит, как змея.
– Насильно? За Нарана? Я бы и рад, да он так не хочет.
– Почему за Нарана? Да за кого угодно. Вон – за кагана тирахов. Он спит и видит, как с тобой породниться.
– Я подумаю над этим. Вернусь, и обсудим.
– Обещай, что вернешься, – Дженна прильнула всем телом к мужу, крепко обнимая.
– Конечно. Я же должен взять на руки нашу дочь. Непременно вернусь, сайхан.
Дальше было уже неинтересно. Все, что хотела, Листян услышала. Осторожно отползла прочь, никем не замеченная, поднялась и ускользнула в свой шатер,который теперь делила только с детьми и вдовой старшего брата. Там сейчас тихо спали маленький сын Баяра и девочка, дочь Карына, старшего брата Листян, убитого Дженной в поединке. С ними спала и Илгыз, вдова брата. Она так и не вышла снова замуж, вернувшись под кров свекрови.
Мать Баяра и Листян умерла еще зимой – не то от лихорадки, не то от тоски по мужу и сыновьям.
– Уехали? – сонно спросила красавица, поднимая лицо.
– Нет еще, – буркнула Листян, плюхаясь на подушки и обхватывая колени. – Спи, рано еще. Дети спят, и ты спи.
Девушка прекрасно знала, что жалости она не дождется ни от кого в стане. Илгыз любила лишь себя и свою дочь, а Листян обычно не замечала, брат же слушал только Дженну.
Единственный человек, который с Листян был терпелив – брат ее Сулим, давно покинул стан. И не осталось никого, кто бы ее понимал.
Баяр и Сулим были самыми близкими для девушки людьми, ее братьями, ее опорой, ее верными защитниками. Да только Сулим ушел, а Баяр совсем про сестру забыл, когда привел в шатер жену.
Даже не думал он, каково сейчас Листян. Единственная дочь хана Тавегея, теперь – сестра молодого хана, осталась совсем одна. Подруги все давно ее позабыли. Кто-то замуж вышел, кто-то теперь боялся и подходить. Когда девушка, ослушавшись отца, уехала с Нараном за братом, она даже не думала о том, как одиноко ей будет в стане, где полно молодых воинов. Но женщины там косились на нее с опаской, сами же болтали только об одном: что такого шанса заполучить красивого и заботливого мужа у них больше не будет.
А Листян замуж пока и не собиралась, зачем ей это? Не было никого, кто был бы ее, красавицы и умницы, достоин.
И в истории с Нараном отчего-то ее никто не поддержал. Никто не спросил, а чего она, Листян, хочет? Почему так поступила? Ну не любит она Нарана, не любит! И не полюбит никогда. И женой его не будет! И в постель с ним точно уж не ляжет.
Всхлипнула, жалея себя. Шмыгнула носом. И зажмурилась от ослепившего на миг солнечного луча, проскользнувшего в щель полога.
– Лис, ты мне нужна, – строго сказала Дженна.
Пришлось вставать. Дженна тут единственная была, кто смел Листян приказывать.
– Чего тебе? – недовольно буркнула степнячка.
– Завтраком займись, – неожиданно приказала ханша. – Раньше Гаюна готовила, а теперь она со своей сотней уехала. Так что ты будешь теперь.
– Что? – не поверила своим ушам Листян. – Я? Но ведь есть другие женщины!
– У них свои семьи. Ты – свободная. Тебе и кашу варить.
– А… – Листян захлопала ресницами. – Илгыз пусть.
– Илгыз обед сварит. И ужин, я ей помогать буду.
Дженна все говорила правильно. Обычно в шатре ханском жили всякие “тетушки” – бездетные вдовы или незамужние девы, которые помогали по хозяйству. Но Баяр в свой шатер никого не взял, только Илгыз, вдова брата, была рядом. Так у Илгыз полно дел: она присматривала за детьми, стирала, шила – без дела никогда не сидела. Так что “тетушкой” была именно Листян теперь, и это было очень неприятным открытием.
А Дженна все смотрела своими светлыми глазами – не сердито, не зло, просто – выжидающе. Ей, кажется, даже в голову не приходило, что Листян сейчас может топнуть ногой и отказаться. Но она прекрасно знала, чем это кончится, слышала, как Дженна ставила на место Ольга, пленника из народа моров. Когда тот отказался принести воды и стирать свою же одежду, ханша равнодушно пожала плечами и сказала что-то вроде “Кто не работает, тот не ест”. И велела мора не кормить. Совсем. На третий день Ольг отлично слушался.
Сестра хана выдохнула сквозь зубы и поплелась к очагу. Спорить с Дженной – дело бессмысленное. Жена ее брата настолько упряма и самоуверена, что некогда с юношами наравне прошла испытание Тойрогом. Первая женщина, которая посмела нарушить все традиции и взять в руки оружие. И не потому, что она чужачка – после Дженны испытание проходили и другие девушки. Просто Дженна вот такая, плевать ей на все, кроме своих желаний… и желаний ее мужа. Как бы Листян не относилась к своей чужеземной родственнице, а не могла не видеть, что за мужа Дженна готова жизнь отдать. Любит его бесконечно, и любовь их взаимна.
Готовить Листян, конечно, умела, и очень неплохо. Странно было бы, если бы ее не научили. Даже дочь хана должна уметь о себе и о своей семье позаботиться. Но вообще-то заниматься подобной ерундой ей не приходилось давно: года два как. С тех пор, как она отцовский стан покинула, всегда находился кто-то, кто заботился о семье Великого Хана. И Дженна сейчас прекрасно могла бы приказать, чтобы женщины приносили им еду – не переломятся, чай. Но она показала свою власть, ткнув Листян носом, словно щенка в лужу – дескать, самое низкое твое положение в семье, работай, если хочешь есть.
Мысли подобные никакой радости молодой степнячке не доставляли. Вот выйдет она замуж, вот станет сама хозяйкой в шатре – уж она позаботится, чтобы при ней были всякие “тетушки”. Будет сама командовать. И никакие Дженны больше не посмеют ей приказывать.
– Помочь тебе, дочка? – раздался спокойный голос рядом. – Воды, может, принести?
Лис вскинула голову и досадливо вздохнула. Помощь ей предлагал сам Нурхан-гуай, и что делать, она не знала. Согласиться? Так он – премудрый, советник Хана, старший здесь, в стане. К тому же – отец Нарана. Вон, дочкой ее назвал. Примешь его помощь – как потом от Нарана отбиваться? А откажешь – обидится, наверное. От чистого сердца предлагает, ничего ему взамен не нужно, потому как услужить в ответ Листян никак не сможет.
– Только не убегай, – смеется Нурхан-гуай. – Вижу по глазам, что напугал? Поговорить хотел. О сыне.
Вот теперь ей действительно захотелось убежать. Сердце затрепыхалось, как птичка. Одно дело – над Нараном насмехаться, то улыбаясь ему, то не замечая, то вовсе – прогоняя прочь. А разговор с воином, да еще таким, как Нурхан-гуай! Он ведь… почтенный человек!
– Что, дочка, совсем у него нет надежды? – мирно спрашивает старый воин, словно не замечая ни испуганно округлившихся глаз Листян, ни ее заалевших щек. – Всыпать ему кнутом, чтобы не досаждал?
– Н-не нужно кнутом, – мотает головой девушка, и волосы ее, заплетенные в множество тоненьких косичек, взметаются над плечами. – Наран… он… не обижает меня.
– Но и не делает счастливой? – Нурхан-гуай смотрит строго, словно в душу к Листян заглядывает. – Признаться, я очень рад был, когда он назвал тебя своей невестой. Девушка ты славная, красивая, добрая, умная, смелая… – при каждом слове голова “невесты” опускалась все ниже. – Такой женой только гордиться можно. Только, вижу, не сладилось у вас? Чем тебе мой Наран не по нраву?
– Он хороший, правда, – шепчет Листян, судорожно сжимая руки. – Но… не тот, кого я хочу рядом видеть. Просто… не его я кобылица. Не мой он всадник.
– Вот как? – старик кивает понимающе. – Ясно. Не дорос еще мальчик. Рано ему седлать лошадь. Жаль. Дети были бы красивые и сильные у вас. Ну, жизнь длинная. Может, еще получится все. И внука я ещё на руках подержу, может, даже и не одного.
Листян, осмелев немного (все же ее не ругают, не принуждают ни к чему, даже вроде бы поняли), качает головой. Не получится. Не хочет она Нарана.
– Жизнь длинная, дочка. Никогда не знаешь, из какого колодца пить придется. Кстати, что варишь? Кашу? Угостишь?
– Конечно, почтенный, садись у очага, – засуетилась девушка. – Сейчас тебе миску принесу.
А ведь и правда – у Нурхан-гуая никого нет в стане. Сын один и был, да и то, говорят, приемный. Раньше-то он с ханом Тавегеем котел делил, а теперь как живет? Воины, они, конечно, сами о себе позаботиться могут, но ведь и женская рука лишней не будет.
Листян даже застыдилась – а ведь Нурхан-гуай, наверняка, ждал, что жена его сына и об отце своего мужа позаботится, а вот как вышло. Нет у сына ни жены, ни невесты.
Поглядывая на старика, варила кашу, уже не сердясь на Дженну и ее приказы, и первую миску подала отцу Нарана. Не выдержала, полюбопытствовала:
– Кто тебе очаг зажигает, почтенный? Кто помогает в шатре?
– Наран раньше помогал, – пожал плечами мужчина. – Он и готовил. Ох! Ты ведь не думаешь, что я настолько немощен, что не смогу себе похлебки сварить?
– Я думаю, Нурхан-гуай, что тебе не до похлебки, – сдвинула черные брови Листян. – У тебя других забот хватает. И вот что – приходи к нам теперь на обед. Ты – побратим моего отца, стало быть – дядька мне и Баяру, дед нашим детям. Так правильно будет. Не отказывайся, обижусь.
И руки в бока уперла, сверкая вишневыми своими глазами.
Старый воин невольно ей залюбовался: красивая кобылка, своенравная и резвая. Сына он понимал прекрасно. Только таких вот – непокорных и строптивых, и любят до самой смерти. Но девочка ещё не созрела для любви. Такие как она – словно вино. Молодые – пьянят быстро. А чуть старше – дарят радость и счастье, согревая холодными ночами. А ведь не дождётся она Нарана, пожалуй. Придумает себе проблем, выпорхнет из его рук. Не удержать. Не любит? Тем лучше для Нарана. У него не будет слабостей. Станет его сын крепким и острым, как стальной клинок. А без любви, в конце концов, прожить можно. Нурхан-гуай это точно знал.
3. Великий Хан
Чудно устроен этот мир. То, чего хочется до безумия, до умопомрачения – в руки не даётся. А то, о чем и не мечтаешь, само плывет.
Нарану всего двадцать одна зима. А он уже – правая рука хана и тысячник. Впору собой гордиться, но он воспринимал новое своё назначение безо всякой радости. Остальные тысячники были гораздо старше, и на сына Нурхан-гуая подглядывали с явным пренебрежением. Хотя и знали, что воин он отличный, а ещё – бесконечно предан хану, который за два года своего правления настолько успешен был в военных делах, что в степи его именовали теперь «Великим Ханом».
Баяр-ах слыл колдуном и заговоренным. Возможно даже – бессмертным. Все уже знали про то, как он умер однажды от яда, но потом вернулся с небес и встал во главе своего народа. Не иначе, как в нем дух предка его Асахата, или вовсе – само безжалостное Солнце в его жилы влило свой жар. Он не проиграл ещё ни одного сражения. Ни разу не был ранен в бою. Сильный, спокойный, рассудительный. Да ещё жена – колдунья сильная со светлыми глазами, стрелявшая из лука не хуже мужчин. Женщина-воин. Такую укротить может не каждый. Если жена такова – то каков муж?
А Наран прекрасно знал, что друг его и командир – всего лишь человек. Много лет они были вместе – с тех самых пор, когда Баяр взял рыжего мальчишку в свои ученики. И Наран видел многое, чего не видели другие: и усталость своего хана, и, порой, боль и тоску, и растерянность, и сомнения. И как мог старался друга поддержать. Не все понимал, не со всем соглашался – но готов был за своего хана умереть в бою, закрыв от стрелы или меча.
Войско кохтское передвигалось быстро, но не стремительно. Коней было в четыре раза больше, чем воинов, так придумал Баяр. Дважды в день останавливались, меняли лошадей. Берегли силы и в то же время не медлили, чтобы не дать противнику подготовиться.
– Баяр-ах, зачем сейчас? – подъехал к другу Наран. – У моров – города за каменными стенами. Как мы будем их брать? И луки тяжелые. Укроются за стенами своими, стрелять будут.
– У моров ещё снег лежит в лесах, – спокойно отвечал Баяр. – Припасы после долгой зимы заканчиваются. Деревни мы возьмём легко, там пополним запасы пищи, а города… осадим. Встанем войском рядом. Никого не выпустим и не впустим. Подкоп под стену ночью делать будем. Если моры нам навстречу выйдут, то хорошо. В бою против конницы нашей не выстоят. А не выйдут – ещё лучше. У нас терпения хватит их заморить голодом.
– Да я не об этом, – досадливо поморщился Наран. – Ты мне ещё про посевную расскажи. Что весной в поход идём, и у моров сеять некому будет, а значит – следующей весной можно просто прийти и взять с них дань без боя. Все это я знаю и сам. Ты мне скажи, почему ты так рвёшься в бой? У тебя сын маленький и жена беременная. В прошлом году мы немало потеряли народу в битвах с иштырцами. Нам бы лет пять подождать, отдохнуть, силы подкопить…
– Наран, а чем я людей кормить буду? – устало спросил Баяр. – Женщин столько, детей… на всех еды не хватает. А золота у нас не так уж много.
– Торговать? – вскинул рыжие брови Наран.
– Чем? Солью? Мясом? И с кем? С угурами? С ними нужно держаться осторожно, они чуть почувствуют слабину, нападут первыми. Никак нельзя с ними сейчас воевать. Их сильно больше.
– Да они сейчас и не пойдут, – хмыкнул тысячник. – Посевная же, ты сам знаешь. Сначала они запасут зерна и риса на несколько лет вперёд…
– Да. Ты же видел, что осенью они такие цены назвали… словно это не у нас, а у них засуха была.
– Я понял. Завоевать моров, наложить на них дань… Но что ты будешь делать, если окажется, что они сильнее?
– Я отправлял прошлым летом разведчиков в Лисгород и Волковский Посад. В Лисгород нам идти рано, только по краю их деревни пощиплем. А в Волковском Посаде стены деревянные. Сожжем, возьмем. И усобицы у них: князь прежний умер, наследников не оставив, а нынешние дерутся за власть так рьяно, что беспорядки постоянные. Одно слово – не волки, а шакалы. А еще есть у меня одно соображение насчет твоего ученика…
Наран кивнул понимающе. Баяр и в самом деле все рассчитал. Не зря его уже называют Великим.
Отъехал, разыскивая взглядом Ольга. После смерти Охтыра Наран очень переживал – привязался к мальчишке. Воины, которые выполняли приказ Карына, были казнены. Отец Охтыра лично задушил их шелковым шнуром. Кохтэ не проливают кровь своих соплеменников, это запрещено – разве только в ритуальном бою или схватке за власть. И уж тем более – не убивают своих детей. Поэтому тех воинов не пощадили.
Наран взял в ученики Ольга, пленника бывшего, который своими поступками доказал, что ему можно верить. Смышленый оказался мальчишка, смелый, быстрый и послушный. И, главное, совсем не похожий на Охтыра. Скорее уж, на Дженну: такие же серо-голубые глаза, светлые вихры и веснушки на остром носу.
И Баяр, и Наран были уверены, что мальчишка – мор, причем непростого рода. Обычно иштырцы не брали в плен мальчиков и уж, тем более, не усыновляли их. Скорее всего, похищали его не просто так, а с какой-то целью, но выяснить этого Баяр не смог – каган иштырцев был убит в бою, а больше никто ничего не знал или не пожелал сообщить. А теперь и некому. У Баяра были к иштырцем свои счеты, и все их крупные поселения прошлым летом были вырезаны под корень.
Но то, что не поведали ему иштырцы, отлично разузнали шпионы. И про князя «волчьего» тоже. И про то, как у него жену украли с сыном, и про то, что жену потом нашли – изуродованную и убитую. Опознали по одежде да по серебряной «волчьей голове» на пряжке плаща – знаке княжеском. Ребёнка вроде бы тоже нашли убитым, одежда на нем была знакомая, волосики светлые, да только князь заявил, что не его это сын. Дескать, сердце подсказывает, и ещё знака нет особого, по которому князь сына всегда узнает. Дружина решила, что князь свихнулся с горя, его под белы рученьки взяла и потом в тереме заперла. А править его дядька стал, после чего в Волчьем Посаде и начались явные проблемы.
Князей у моров выбирают каждые шесть лет. Если хорош князь и правит мудро, справедливо, если любит его народ – то снова и снова выберут. А если нос задирает да глупости творит – могут и метлой поганой из города выгнать.
Наран почему-то подумал, что кохтэ сейчас точно бы Баяра выбрали, потому что он воевать затеял. Кочевники любят войну, давно мечтали о сражениях, о новых завоеваниях, о землях, полных добычи и золота, о чужих женщинах и рабах. А то, что с Баяром войско ещё и побеждало, обеспечило ему как минимум бессмертие в веках. О нем сейчас уже слагали песни и легенды, а что будет через два десятка лет – подумать даже страшно.
Кинул задумчивый взгляд на вертевшего головой Ольга: он прекрасно знал, что хан у них совсем не прост. Не зря мальчишку с собой взял. Интересно, что задумал?
Не первый год его знает Наран. Рассказов про моров и их тяжелую пехоту с бердышами и копьями наслышался. Представил, как выйдут воины в кольчугах, шлемах да с высокими щитами, задумался. Это не иштырцы, это северяне – могучие, сильные и в боях закаленные . Одна радость – самые сильные дружины на морском побережье, там от тех, кто на кораблях приплывает, защищаются.
– Как встанем на отдых, Ольга мне пришлешь, – подтвердил мысли Нарана хан. – Разговор будет серьезный.
– Мне не скажешь?
– Слушай, – Баяр как-то весело, даже легкомысленно мотнул головой. – Ты мне от угуров привез игру, ну, королевскую дарханскую, помнишь? И учил играть?
– Помню, – с недоумением ответил Наран.
Купил диковинку забавы ради. Ну и потому, что красивая вещь очень была, не мог мимо пройти. Наран вообще очень любил красивые, даже изящные вещи. Золото и блеск драгоценных камней его интересовали мало, а вот какие-то редкости, да еще тонкой работы, всегда восхищали. Так и тут: деревянная коробка, внутри разрисованная квадратами, и фигурки тонкой резьбы – из черного дерева и из белой кости. Как играть – старый угурец рассказал очень расплывчато, но это и не столь важно. Сами придумали они с Баяром, а потом Дженна долго над ними смеялась и показала, как правильно. Назвала это чужеземным словом “шахматы”, кстати.
Но сейчас зачем Баяр вспомнил об этой игрушке?
– Смотри, в дарханской игре есть пешка, которая может стать ферзем, верно? Так вот, Ольг – наша пешка. И мы сделаем ее ферзем, я надеюсь. Если все сложится… Ждут нас великие времена.
Наран пристально на хана посмотрел, замолчал. Хан умный, но и тысячник его далеко не дурак. Значит, Баяр разузнал про происхождение Ольга, вот и весь секрет. И оно достаточно высокое, чтобы им воспользоваться.