Конкурс песочных фигур

– Хочешь увидеть циклопа?

Она притянула к себе его голову, прижалась носом к его носу, и он увидел перед собой огромный смеющийся янтарный глаз. Лучики, разбежавшиеся вокруг зрачка, пятнышки и переливы медового цвета можно было исследовать, как географию Луны, увиденную в телескоп.

Он резко отодвинулся. Перевести все в шутку – самый верный способ дать понять, где его место. Сходить в театр, посидеть в кафе, побродить по бульвару, как школьники, – это пожалуйста, а дальше границы дозволенного вырастают Китайской стеной. Прошибать ее лбом – это в двадцать лет, полжизни назад могло бы показаться увлекательным. А нужен ли ему вариант с Дружбой Между Мужчиной и Женщиной – это еще вопрос.

Он размашисто отшагал по ночной Москве весь путь до вокзала. Последнюю электричку на Белогорск отменили. Удалось договориться с проводником и сесть в поезд, идущий в том же направлении. В купе было пусто и темно, но не успел он этому порадоваться, как появилась молодая болтушка, включила яркий свет, возликовала, что попутчик – приличный человек, а то ведь время позднее, мало ли чего, сами знаете, и болтала два часа не умолкая.

А может, вариант с дружбой и не оскорбителен и не совсем уж плох? Чем совсем ничего-то? Мысль, что он больше никогда ее не увидит, показалась противоестественной. И потом, если люди вообще не видятся, то вообще ничего и не возможно, а если они хоть изредка сидят в кафе, бродят по бульвару, как школьники, играют в циклопа…

– …И после этого я плюнула на все и переехала в Переславль-Залесский, знаете, это Золотое кольцо, ну, вы наверняка там были когда-нибудь…

Он вежливо откланялся и простоял в тамбуре остаток пути.

В МАСТЕРСКОЙ ХУДОЖНИКА

– А мне предложили один интересный проект. В Германии. – Илья подошел к Карине, сидевшей за компьютером, склонился над экраном, и их почти одинаковые светлые волосы перемешались. – У тебя что-то новенькое? Ба, пьеса! Весело живем! Это вам не технические руководства по зарубежным унитазам переводить. Где нарыла-то?

Карина хотела переспросить насчет Германии, но не удержалась и стала рассказывать об английском драматурге Стоппарде, который, дописав пьесу о Герцене, опять обратился к русской истории, на сей раз новейшей, и вот ей выпала такая честь… Илья верил целых две секунды и только на третьей расхохотался.

Худощавый, взъерошенный, с цепким взглядом и улыбкой, всегда готовой расцвести, за этот год, что они провели вместе, он нисколько не повзрослел и напоминал школяра, готового к любым приколам и розыгрышам. И еще игрушечного мишку с разноцветными глазами-пуговицами – серой и зеленой. Причем серый глаз смотрел спокойно, а зеленый – с хитрецой.

– Так что с Германией? Когда ехать, на сколько? – переключилась Карина на деловой тон – и оба его глаза стали серьезными.

– Сначала на полгодика, потом видно будет. Такая тема, что там и работа, и мастер-классы…

Пока Илья рассказывал о своих перспективах, Карина несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь, чтобы не изменилось выражение лица.

Полгода. Значит, всё. Значит, этот этап ее жизни можно считать завершенным. И если минуту назад она думала только о том, как добить перевод и как лучше провести выходной с дочкой – в Москве или за городом, то сейчас замаячили совсем другие заботы. Главное – где теперь жить, куда перебираться, потому что в этой квартирке в Карачарове, к которой она так старалась не привыкать, она с этой минуты уже не живет.

Карина старалась слушать Илью и обводила взглядом маленькую комнату, где была по-настоящему счастлива. Впервые не давил груз неудавшегося замужества, необходимости вырваться в Россию из среднеазиатского «подбрюшья», куда забросило ее родителей во времена молодости, а потом – без денег и поддержки устраиваться с дочкой на исторической родине, суровой не только климатом. Карина заразилась беспечностью Ильи, который был четырьмя годами моложе, и сама себя ощущала студенткой: все нипочем, все впереди, и жизнь полна прекрасных непрочитанных книг и несостоявшихся приключений. По крайней мере, тридцать – полные, с ноликом, которые когда-то издалека представлялись таким солидным возрастом, – совершенно не ощущались.

И жизнь стала наконец не ежедневным выживанием. Рядом с Ильей, энергичным, постоянно в поиске, покорение столицы превращалось в захватывающую игру. Сам он, дизайнер, предпочитал фриланс и, как только работа начинала нагонять тоску, быстро переходил к следующей, тем более что их всегда было сразу несколько: проект на издыхании, проект на подъеме, проект на горизонте, халтура-брошу-хоть-сейчас. Ну-ка, что там еще интересненького? Чего я еще не пробовал? Причем проект должен был или поглощать целиком, или приносить хорошие деньги – Илья не мог не гореть, но не мог и позволить себе быть сирым и босым – и тут уже переставал напоминать студентика.

Карина невольно включилась в эту гонку. Она вела английский в Иринкиной школе, занималась с двоечниками, брала переводы с английского и немецкого, в основном технические – о «зарубежных унитазах», вела экскурсии, окончив курсы экскурсоводов, – не отказывалась ни от чего, что подворачивалось под руку и что подбрасывал Илья. Когда по вечерам они обменивались новостями, кому что удалось накопать, в этом был азарт настоящего соревнования. Там есть возможность попробовать себя в чем-то новом, там – завести полезное знакомство, а там – ну очень прилично платят. Карина даже одергивала себя, когда неприкрыто ликовала, обогнав на вираже балованного москвича, – ну что за детский сад, игра в песочнице.

Но ведь это и была скорее песочница или беговая дорожка, чем нормальный гражданский брак, мало чем отличающийся от законного. Карина трезво смотрела на их союз и постоянно твердила себе, что вот-вот ее Илью – который никогда не был и не будет по-настоящему ее – унесет к очередным сияющим вершинам, насовсем, и тогда она должна быть готова не разнюниться, не выйти из строя, не подвести своих работодателей, не дать заподозрить чуткой малышке, что у них что-то не так. Это не должно ее подкосить! Это должно произойти в рабочем порядке! Она всегда должна быть готова! Несмотря на то что сейчас все безоблачно!

Впрочем, облака набежали один раз – когда она отправила из дома Иринку.

«Игровая» теория подтверждалась тем, что Илья обожал ее семилетнюю дочку. Прибегая домой со своих десяти работ, он, если не притаскивал какой-нибудь срочный заказ и если Иринка сидела с игрушками, тут же к ней присоединялся. Не просто снисходя, как обычно взрослые, повозиться полчасика с ребенком, а самозабвенно перемещаясь в выдуманный мир и полностью отключившись от реального, – совсем как сама Иринка. Карина не только никогда не чувствовала, что ее ребенок лишний между ними, наоборот, в этот момент это она была лишней, о ней и не вспоминали, пока она не напоминала им об ужине. Она с иронией сознавала, что с Иринкой ему играть интереснее.

Разумеется, на такую идиллию нечего было жаловаться, об этом и во многих семьях с родными отцами могут только мечтать – вот только что почувствует девочка, когда бесподобный Илья отбудет? Ребенку не втолкуешь, как себе, что нельзя к нему привыкать! Что они не у себя дома – ни в этой стране, ни в этом городе, ни в этой квартире. Что, если завтра они окажутся на улице, заболеют, умрут с голода, по большому счету никому не будет до этого дела. А когда рассчитываешь только на себя, нужны спокойные нервы и ясная голова, и их надо сохранять любой ценой. А за солнечного Илью судьбе спасибо, конечно, как за праздник, но праздники не длятся вечно…

Скоро и Иринка поняла, что они на чужой территории.

Мама Ильи пришла неожиданно и открыла дверь своим ключом. Карина так и не разобралась до конца, кто из его семейства где живет и где прописан, – сам Илья жил в Карачарове, в девичьей квартирке мамы, а числился в большой, многокомнатной, где прошло его детство и где сейчас его сестра растила детишек, а мама ей помогала, а сестра, ее дети и муж, в свою очередь, тоже были прописаны где-то еще… Словом, мама никогда не приходила – и вдруг пришла.

Первое, что она увидела, – Илья и Иринка расписывают сказочными цветами и зверями стену по белым обоям. Это была идея Ильи, он хотел показать Иринке, как работать большими кистями, – но оба художника в первую минуту одинаково замерли, как нашкодившие детишки.

Потом мама увидела Карину за компьютером. Возможно, будь та с половником в одной руке и шваброй в другой – это сошло бы для знакомства благостней. А впрочем, она ничего неприятного не сказала. Только спросила:

– Так это вы из Таджикистана? – И еще: – Так у вас и ребенок есть?

Вопросы как вопросы. А Карина ответила:

– Здравствуйте.

Никто ее не обидел, не унизил. Илья сразу же начал шутить, обаял и успокоил маму, показал, что обои с росписями не приклеены, крепятся кнопками…

А через два дня услышал от Карины, что Иринка теперь учится в загородной школе с полным пансионом. Под Белогорском, где живет ее тетка. Там воздух чище, чем в Москве, и кормят хорошо, и учителя замечательные.

Илья сник. Бросил на диван игрушечное привидение, которое уже вытащил из упаковки и собирался сделать Иринке сюрприз. Сказал без привычной улыбки:

– Ты слишком рано наносишь упреждающий удар. Не убедившись, что в этом есть надобность.

Карина предпочла оставить его слова без комментариев.

А Илья добавил:

– Знаешь, ты с виду такая женственная, я еще думал – как мне повезло, такие настоящие женщины только в провинции и остались. А на самом деле рядом с тобой любой мужчина будет чувствовать себя тряпочным. – И показательно помахал бархатным привидением.

Карина не стала его разубеждать и доказывать, что сама больше всего боится оказаться тряпочной.

А Илья развел руками и завершил:

– Ну, может, меня и правда рано к детям подпускать. Может, я на них плохо влияю. Сам еще не сформировался, несерьезный такой. Ни дисциплине не могу научить, ни ответственности. Куда это годится.

Тут уже Карина поняла, что у нее сейчас разорвется сердце, если она немедленно не пойдет готовить ужин, а потом не сядет за компьютер, а потом, несмотря ни на что, не заснет и не проспит минимум семь часов – иначе завтра разболится голова и рабочий день будет сорван. Завтра – слишком серьезная вещь, чтобы ей рисковать. Что бы ни произошло сегодня, завтра она должна проснуться как ни в чем не бывало и приступить к своим обязанностям.

В общем-то, не изменилось ничего. Иринка приезжала на выходные, и они с Ильей все так же взахлеб играли, и карусель с вечной погоней за новыми возможностями продолжала крутиться. И когда Илья, проглотив «Стоппарда» и отсмеявшись, сообщил о своем отъезде, это вышло так буднично. В рабочем порядке. Как хорошо, что она готовилась заранее.

– Что ж, надо ехать, такой случай глупо упускать, – ровным голосом подытожила Карина. – Ты ужинать хочешь?

Илья смотрел на нее как обычно – ну, разве что чуть более выжидательно и чуть подольше, словно сразу не мог решить насчет еды.

– Нет, я по дороге перехватил, – наконец отозвался он – и с облегчением, и немного озадаченно. – Чаю бы попил, но попозже.

– Тогда я закончу, мне еще минут двадцать. – Карина кивнула на экран.

Первые пять минут из двадцати она могла только тупо смотреть перед собой. Из кухни доносился веселый голос Ильи, который обзванивал знакомых, сообщая свою новость. Как хорошо, что удалось почти все закончить к его приходу – вряд ли она сейчас смогла бы снова погрузиться в тексты о национальных проектах. Они и так тяжеловато шли. А когда Карина добралась до последнего проекта, образовательного, то заметила, что лепит шаблонные фразы с однотипными грамматическими конструкциями – как же это читать-то потом? Атака клонов. Главное, работа на время, а оно бежит! Она уже и шоколадкой себя награждала, и перерыв делала с целью прочистить мозги.

Илья в подобных случаях копался в так называемом «ворохе вдохновения» – пирамиде из ватманских листов, рулонов и папок, наваленной прямо на полу. Там были все его работы, от художественной школы и Строгановки до наших дней. Он никогда ничего не выбрасывал, считая, что любая мелочь может пригодиться, – и они действительно пригождались, забытые идеи подпитывали новые работы либо наводили на новые мысли.

Карина заметила в куче репродукцию Кандинского – композицию-вихрь из ярких мазков и очертаний, еще не успевших превратиться ни во что конкретное, – должно быть, изображение того самого вдохновения, пока оно еще только в голове художника. А ведь ее статьи тоже можно было бы расписать такой разноцветной палитрой. Скажем, патетическими гекзаметрами. Что-то вроде:

 
Боги Олимпа, восславьте великий проект педагогов!
Трижды быстрее плоды просвещенья созреют теперь.
 

Карина пересчитала количество слогов в своем шедевре – сойдет. Ну-ка, а былинный размер?

 
Ой вы гой еси, свет учители,
Свет учители, красны девицы!
То не алая заря занимается,
То не в небо соколы поднимаются —
То летят гонцы во все стороны,
И несут гонцы весть про нацпроект…
 

Глаза уже не слипались, голова не падала. Хвала Кандинскому и Илюшкиной куче!

Дальше Карина увлеченно писала роман:

«Все счастливые школы счастливы одинаково, все несчастные школы несчастливы по-своему. Так думал директор гимназии Двойкин, пробегая глазами очередной указ из Министерства образования…»

После этих экспериментов голова заработала как новенькая, Карина быстро добила перевод, а потом, на закуску, попробовала еще один жанр – драму. Под названием «Прожект».

«Планерка у губернатора.

Г у б е р н а т о р. Господа, я должен сообщить пренеприятное известие! Нам спустили очередной прожект – «Образование».

Попечитель учебных заведений грохается в обморок.

Немая сцена».

Этот шедевр и увидел на экране компьютера Илья, вернувшись домой.

А теперь, какая бы тоска ни подкатывала, надо вычистить готовые тексты и отправить заказчику, и ни на какие вдохновлялки времени нет.

Заваривая любимый чай Ильи, с лимончиком, Карина неторопливо спрашивала, какие документы ему надо оформлять для отъезда, за сколько времени брать билет, один он едет или с кем-то из приятелей, – он отвечал на один вопрос за другим, и в голосе все явственнее проступала обида.

– А я успею тебя по немецкому натаскать или просто хороший разговорник купим?

И тут Илья взорвался:

– И это все, что ты хочешь сказать? Ты меня прямо как Иринку в школу отправляешь! А я-то думал, что что-то для тебя значу! – Но очень быстро вернулась обычная улыбочка. – Знаешь, это у меня такая фишка по жизни: все настоящие женщины дают понять, что прекрасно без меня обойдутся. Ну, стало быть, так оно и есть.

«А дай они понять, что жить без тебя не могут, – летел бы ты от них с огромной скоростью». Карина сказала это самой себе, но вымученная ирония – никакой не бальзам на душу. Ладно, по порядку – сначала проводы, потом бальзам. А главное сейчас – заняться поисками квартиры… нет, комнаты, конечно. И так на частную школу прорва денег уходит.

Но Илья, заметив, что Карина залезла на сайт по аренде жилплощади, тут же выключил компьютер варварским способом, что было совсем на него не похоже.

– Нечего тебе искать! Оставайся здесь. Эта квартира все равно будет пустая стоять.

Карина собиралась возразить, но он не дал ей раскрыть рта и проявил непреклонность.

– Считай, что уже нашла подходящий вариант. Причем неплохой – будешь только коммунальные оплачивать и электричество. С мамой я переговорил, никаких сюрпризов не будет.

Карина, собиравшаяся было съязвить насчет понаехавших нахрапистых провинциалов, язвить не стала и мягко, почти смиренно оговорила:

– Хорошо, пока я не найду что-нибудь подходящее.

Илья мигнул. Стало быть, никто его здесь, дома, ждать не будет. А впрочем, он же и сам никого с собой не приглашает.

А бальзамом на душу Карины немедленно занялась Аня – подруга из Белогорска.

ТРОПИНКА

Карина спускалась по тропинке к станции. По воскресеньям, если не работала, она навещала Иринку – отдохнувшая или без сил, здоровая или не очень, в любую погоду. А погода этим летом чаще всего была унылая, дождливая, как сейчас. Зря всю зиму солнышка ждали. Когда Илья с Иринкой расписывали стены, он пояснял, какие эмоции несут разные цвета: зеленый – спокойствие, желтый – радость, красный – цвет активности, а голубой, его любимый, – беззаботности. Он и одежду всегда выбирал светло-светло-синюю. А Карина еще заметила, что этого цвета здесь так мало – небо чаще всего серое, кислое, плачущее.

И природа здесь унылая, блеклая – общипанная травка, куцые кустики, цветочки невнятные, горки-пригорки. Непонятно, почему эти места величают «русской Швейцарией». Даже неудобно – ведь это родина ее отца, и она сама здесь родилась, а хваленой красоты не видит, хоть убей. Разве что сосны красивые, среди которых стоит Иринкина школа «Знайка».

А эта крутая тропа хороша тем, что они встречаются здесь с Аней Семеновой – музей-усадьба, где та работает экскурсоводом, недалеко, и ей удается иногда прибежать проводить Карину на электричку. Точно, вон она летит – как всегда, прозрачно-бледная, с глазами вполлица, с развевающимися кудряшками.

– Привет, я сбежала пораньше! Говори скорей – правда, что Плотников в Германию уехал, или наши реставраторы опять шуточки шутят? Я им пошучу!

Аня была той доброй феей, которая поддержала Карину, только что приехавшую в Россию, а белогорская тетка, смерив ее взором – почти как мама Ильи, разрешила пожить пару летних месяцев в своей квартирке, пока она сама на даче, – и развернулась, исполнив родственный долг. Это Аня помогла тогда растерянной Карине почувствовать себя полноценным человеком, нашла ей работу в своем музее, даже материалом для экскурсий поделилась. Анин сынишка Егор подружился с Иринкой…

Удивительно, но Иринка обрадовалась, услышав о школе в Белогорске, хотя при известии, что придется расстаться с мамой, дрогнула, конечно. Но Белогорск – «Там Егор! Там тетя Аня!» – это все равно что домой! Карина не ожидала таких эмоций и поймала себя на том, что, кажется, и для нее самой эти места все-таки родные, так же как Анька – родной человек.

А об Илье Аня узнала, получается, от посторонних. Но так не хотелось говорить по телефону – скороговоркой, в череде других новостей, как об уже свершившемся и бесповоротном! Как будто припечатать собственными словами собственную участь соломенной вдовы. Итак, весть сюда уже докатилась. Общительный Илья раззвонил о своих успехах, в том числе и белогорцам.

Прошлым летом он работал в их музее реставратором, и именно Аня потрясла тогда его воображение. Но она выбрала сына – есть такие предсказуемые женщины, которые между любовью и семьей всегда выберут Долг с большой буквы. Причем Долг был связан именно с сыном, потому что скучный Семенов, конечно, никакого сравнения с Ильей не выдерживал…

Карина и Аня были необычными подругами – они никогда не обсуждали свою личную жизнь. Что угодно – работа, дети, как провести выходные – только не Плотников. Когда Аня сначала узнала, что ее обожатель перебрался к Карине, а потом что он вообще увозит ее с собой в Москву, удивительно, но ее добрые отношения с обоими сохранились. Они с Кариной продолжали дружить, словно ничего не произошло, только встречались реже, причем Аня и Илья неизменно передавали друг другу привет через Карину, а Илья не пропускал ни одной белогорской выставки с участием Ани. Но между собой подруги о Плотникове не упоминали. Сегодня это неписаное правило было нарушено.

Карина с невольным любопытством всмотрелась в тревожное лицо Ани: не всколыхнул ли отъезд Ильи прежние чувства, ведь они же были. Но нет, Аня волнуется исключительно о ней – потому что прекрасно знает, что такое Плотников. А как приятно видеть, что о тебе волнуются!..

– Значит, правда, – утвердительно сказала Аня. – Укатил. – Никакое образцово-показательное спокойствие Карины не могло ее обмануть. – Знаешь, тебе надо самой себя из этого вытаскивать, и поскорее. Потому что это будет очень тяжело.

Карина поняла, что Ане тогда пришлось пройти этот этап – избавления от поистине наркотического обаяния Ильи – и что у нее самой пока этого опыта нет, но подруга им сейчас поделится.

– Езжай для начала куда-нибудь в отпуск с Иринкой.

– Этим летом отпуска не получится, – покачала Карина головой. – Во всех трех… нет, четырех местах его никак не соединишь. Хорошо хоть можно малышку в «Знайке» оставить. Да она не одна такая, там еще нескольких детишек не забирают на лето – компания у нее будет…

– А может, не надо четыре работы? У меня когда две было, я думала, помру… Это все Илья с его темпами! Так же не все могут! Зачем самосожжение? Пусть порхают по жизни те, кто может себе это позволить, а у нас дети, и мы марафонцы, а не спринтеры! Ты должна рассчитывать силы не на день вперед, а лет на пятнадцать!

– Да я рассчитываю, – успокоила ее Карина, – ем и сплю вовремя, и без вредных привычек, дорогу перебегаю исключительно на кра… зеленый свет!

– И все равно надо остановиться на чем-то главном, – не сдавалась Аня. – Особенно в профессиональном плане. Поиски хороши в начале пути, а если и дальше будешь разбрасываться, как Плотников… В общем, я думаю, стоит определиться – переводы, или преподавание, или еще что-то, тебе видней. Осталась бы в этой школе, где работаешь по трудовой, и хватит…

– Не хватит, – быстро возразила Карина и разложила на пальцах немудреную арифметику: одна работа покрывает расходы на еду, другая – на одежду, третья – на транспорт и так далее. – Ань, я могу все побросать, забрать к себе Иринку – и вот сидим мы вместе, голодные, оборванные. Бросить легко, это найти было трудно! И все равно мне приходится убегать на весь день, и никто за ней не присматривает, и на краски-пляски денег нет, и на лекарства, и мультики не смотрим по причине отсутствия телевизора… Как будто это все уже было, а? Что-то до боли знакомое! Ладно, хоть за квартиру пока платить не приходится. В общем, ты поняла. В моем положении нельзя иметь один источник дохода.

Она не стала добавлять, что у самой Ани, в отличие от нее, есть такой второй и неслабый источник, как муж, но та и сама больше эту тему не развивала. А уточнила:

– Насчет квартиры… ты что же, все еще там, у Ильи? – И, получив утвердительный ответ, пришла в ужас: – Вот этого нельзя! Он же так никогда у тебя из головы не выйдет! Он изо всех углов будет на тебя смотреть! Ты будешь его подсознательно ждать!

– Понимаю. Но что-то снять пока не получается.

– Все равно уезжай оттуда! У меня живи! У тетки!

– Ань, я если отсюда ездить буду, не то что четыре – одну работу не потяну. Спасибо, конечно, но это не выход.

– Все равно, из любой ситуации есть выход! – упрямо твердила Аня. – Вот только если ты сама не хочешь ничего менять… Знаешь, иногда выход не ищут, потому что он не нужен.

Но Карина ее успокоила, улыбнувшись без всякой натянутости:

– Да все уже само поменялось, мало ли чего мы там хотим. Конечно, я найду другое жилье при первой возможности. – И торопливо добавила, заметив подходящую электричку: – Я за лето планирую это решить, ты не волнуйся!

Карина достала ключ от квартиры – маленький, плоский. Несколько раз она пугалась, думая, что потеряла его, а потом находила в сумочке среди всяких мелочей – пока Илья не прицепил этот брелок с пузатым резиновым кенгуренком. Ключ мог просто болтаться на цепочке, а можно было сунуть его в кенгуренков эластичный кармашек. К тому же брелок слегка фосфоресцировал и теперь сразу находился в глубинах сумки. Карина погладила кенгуренка и отперла дверь.

В комнате с оконного стекла улыбалось дурашливое лохматое солнышко – Илья нарисовал его для Иринки еще зимой, а сейчас уже все-таки лето, хоть и тусклое, – но рука не поднималась взять мокрую тряпку. Хотя гуашь легко бы смылась и следов не оставила.

Ворох вдохновения громоздился на своем месте. Раньше Карина несколько раз пыталась укладывать папки и рулоны на книжные полки, даже в пластиковый ящик для белья пробовала – а через пару дней Илья начинал все ворошить, и куча на полу опять вырастала. Но ведь теперь никто не мешает загнать ее в рамки приличий, навести, наконец, порядок! Что же она не наводит?!

Илья действительно смотрит на нее из всех углов, Аня права! Карина двинулась на кухню, зная, что сейчас увидит там его именную кружку, его любимую тарелку, его любимую заварку… Какого черта она чай-то до сих пор тот самый покупает, с лимончиком – машинально, что ли?! Вот уж никогда не думала, что способна бередить раны и получать от этого удовольствие! Обрубать! Забывать! Переезжать! А сейчас хотя бы взять, наконец, тряпку и распроститься с солнышком!

Телефон залился длинной трелью, и Карина бросилась к нему, больно стукнувшись о кухонную дверь. Ошиблись номером. Дура! Вот дура-то!

Плотников после отъезда звонил пару раз, рассказывал, как устроился. Карина передавала привет от Иринки, сообщала, что аккуратно платит за квартиру и свет, как договаривались, что на работах полный загруз, – а больше, собственно, говорить было не о чем, да и дорого, наверное. Чего же так кидаться к телефону? Сейчас она еще нашла бы что сказать?!

Солнце уцелело, Карина только задернула его шторкой и поскорее легла. Все, отключить голову. Днем здесь можно спокойно работать, как обычно, сидеть за компьютером хоть до ночи. Но вот когда наползает ночь… Эту пустоту не заполнишь никаким телевизором! Самое разумное – уснуть. И самое невозможное. Уже понятно, что сейчас потянется эта муть из обрывков мыслей, воспоминаний – и какое же все тошнотное! А если принять снотворное, тошнотным и мутным будет и следующий день, который неизбежно пойдет комом…

И вдруг Карину озарило. Это она не мучается, это она так спит! И сознание того, что ход вещей не нарушен, что она добросовестно исполняет то, что положено, – отдыхает перед трудовым днем, одновременно успокоило и насмешило. Конечно, она спит! И завтра никто не повесится, а все встанут и пойдут умываться, а потом на работу… утром никто не вешается… а ночью все спят… а в новом жилище – еще крепче…

Лето уходило, но с квартирой ничего решить не удавалось. Аня видела это по лицу Карины, все более утомленному и напряженному, и отмахивалась от ее добросовестных пересказов, что проделано за время с их предыдущей встречи.

Иногда надо просто развернуться на сто восемьдесят градусов.

– Да ну тебя с твоими отчетами! В конце концов, как есть, так и ладно. Живи где живешь, пока есть возможность. А летом везде глухо, потом подберешь что-нибудь… Ты лучше знаешь что? У тебя эта суббота – выходной? Приезжай просто так! Что ты все по делам!

Карина приехала продлять регистрацию – периодически приходилось повторять эту процедуру. Илья один раз, провожая ее в Белогорск, осторожно пошутил: «Замуж, что ли, тебе за гражданина выйти, чтоб скорее стать гражданкой? Если хочешь, я готов». Наверное, он сам не слышал, как дрогнул голос на последнем слове, – и Карина, мгновенно вспомнив его многочисленную родню со сложной системой прописки и квартировладения, ответила очень серьезно: «Выйти, чтобы стать гражданкой, я не готова. Я лучше поезжу в Белогорск, мне это в радость».

– Выходной? Ну и отлично! Давай на природу выберемся, воздухом подышим. Моя двоюродная сестра с мужем дом собрались покупать в поселке Сосновый Бор, по случаю прибавления семейства. Просят вместе с ними посмотреть, составить компанию. А Вадима моего не вытащишь никуда, сама знаешь. Давай потопчемся там немного из вежливости – и смоемся, и гулять!