Пустышка
В деревне после дождя пахло железом. Колхозный инвентарь, брошенный ещё в 1986-м, доживал свои последние дни под влиянием природы. Облезшие комбайны стояли позади деревенских изб, небольшим рядком один к одному, напоминая готовящуюся к атаке танковую бригаду. Детектор жизненных форм от обилия металла чудил, поэтому по моему решению мы ушли внутрь дворов. Лучше оказаться под жгучим пухом, думал я, чем быть кем-нибудь раскусанным пополам от внезапной засады.
Вепрь, мой напарник, за опеку над которым Бармен отстегнул аж десять тысяч сразу, после нахождения артефактов потерял элементарную сталкерскую чуткость. Он много говорил, делал ненужных движений, азартничал, как послед победы в президентской гонке. Следовало осадить мелкого, пока не наделал чего плохого.
– Гайз, всем привет, это снова я. Представьте, нашли две “Золотые рыбки”! – напарник вдруг заговорил с невидимой аудиторией. – Это артефакты. Настоящие, бело-красные, как фарфоровые игрушки. Ну только фонят они по-страшному, поэтому в контейнерах лежат…
Мне почудилось, или он правда снимает репортаж?
– Ставьте лайки, делитесь комментариями, всех прочту, всем отвечу. Здесь слишком опасно, чтобы с вами вести прямой эфир…
– Завязывай, – увидев в его руке айфон, я ужаснулся от человеческого легкомыслия. – Тут не сафари, салага. Под ноги лучше смотри.
Вепрь недовольно вздохнул. Его сталкерский комбез, сильно выпирающий в области живота, заметно колыхнулся.
– Душный ты, Добряк, весь кайф обламываешь. Сколько мы уже вместе охотимся за артефактами? Двое суток? Ничего не случилось. С тобой как за каменной стеной.
По левую сторону от нас спали одноэтажные деревянные домишки, с перекошенным забором, облупленной краской и заросшим садом. Одна изба стояла не внутри двора, а у самого края деревни, уперевшись стеной в улицу. В момент, когда напарник убирал мобильник в разгрузку бронежилета, дверь в доме приоткрылась.
Тень. Человеческая фигура. Сталкер. Винтовка глядит вниз. Вепрь, не то от переизбытка адреналина, не то от природной дерганности, проявил молниеносную реакцию – дробовик выстрелил дробью, уложив чужака на землю.
– Твою мать… – я побежал к застреленному. – Идиот!
Сталкер, получив дробь, выронил из рук автомат, пытался глотнуть воздуха и потрагивал правый реберный бок. Броник на его груди покорежило донельзя. Новичок от страха не заметил, как скинул свой айфон в жирную глинистую лужу.
– Я подстрелил случайно. Честно. Ну кто же знал, что дверь откроет человек? – Вепрь смотрел на меня маленькими черными глазками, раскрытыми от ужаса. – В деревне ни души, а он вылез из ниоткуда.
– Помоги мне, придурок, – подцепив руками раненого, я втащил его обратно в избу. Каблуки у Веприной жертвы стучали по деревяному полу: стук-стук-стук… Сталкер хрипел от полученных ран. Мой взгляд словно нарочно опасался посмотреть на рану.
Как же не к месту эта стрельба! Ведь всё так прекрасно шло: ни мутанты не нападали всерьез, ни бандиты не подстерегали, ни долговцы со свободовцами рядом не проходили. Аномалии вели себя по-спокойному, все поля мы прошли аккуратно, повезло артефакты собрать. Уже всё, на горизонте маячил выход для меня, накоплены деньги, можно уходить, и тут такое!
“Вот говорил же малому, ну веди ты себя по-умному, на старших оглядывайся, – мысли кипели в моей голове. – Но нет. Нет же, малой у нас – звездюк! Торопыга, глупое создание, натуральный вепрь, только дай повод разогнаться и клыками вспороть. И что мне теперь делать?”
Раненый потянулся за подсумком, но Вепрь подпрыгнул к нему: “Братик, погоди, та я сам достану, ты отдохни…”
– Вытащи бинт, хватит ковыряться в шмоте! – я рявкнул так громко, что у напарника дрогнули руки. Из подсумка выпала синенькая аптечка, складной ножик и что-то ещё небольшого размера.
Броник удалось снять достаточно оперативно, благодаря моей сноровке. При осмотре стало ясно, что всё плохо или очень плохо. Но я и так считал себя виновным в неосмотрительности и плохом воспитании новичка, поэтому сразу приступил к остановке кровотечения..
– Ба, ты взгляни-ка, Добряк.
В лицо ткнули удостоверением. Ксива, настоящая, с приятной обложкой, покрытая печатью и подписью, разрешала её владельцу ношение огнестрельного оружия и применение в отношении незаконных бандформирований Зоны. Принадлежала старлею.
И только сейчас я пригляделся к раненому, хрипящему мужику, с виду тридцатилетнему, одетому в подозрительно схожий с армейским комбез.
Приехали.
– Так этот тут как оказался? – спросил Вепрь. – Ты же говорил, что вояк внутри Зоны не бывает.
– Военстал, – ответил я. – Видимо, на разведзадании. Твою ж мать, Вепрь, в какую задницу ты нас загнал!
Делать было нечего. От злости и бессилия перед трагичностью своей судьбы, а может и от надежды, что смогу помочь и выиграть второй шанс, я принялся за раны военного сталкера.
Прошел час, не меньше, прежде чем удалось остановить кровь, наложить простые и грубые швы и обколоть беднягу обезболивающим. Парень боялся, но аккуратно подшучивал и терпеливо сносил всю боль. Его простое лицо, мужиковатое и с грубой щетиной, почему-то импонировало мне.
Мой низкорослый товарищ встал на входе, держа оборону. Больше он ни на что не способен. Хотя бы оправдал себя в скоростной стрельбе. Изба стояла на отшибе, на небольшой возвышенности, поэтому обзор имелся выигрышный. Всё оружие у военстала Вепрь отобрал – хоть в этом не затупил.
– Так и что мы будем с тобой делать, братец? – я спросил у раненого, пока опаивал водой. – Как звать хоть?
– Гриша. Григорий.
– Меня тут кличут Добряком. В каком звании, Гриш?
– Это зачем?
– Ну так, интересно, офицера сшибли или рядового.
– А если и офицера? – насупился военстал.
– То всё ещё хуже. Кирдык мне и моему напарнику, – я ожидал ответа от Гриши. Повисла неудобная тишина. – Ты ж лучше меня понимаешь, чем заканчивается история отношений с военными. В Зоне вам отпор ещё дашь, но уже на границе… Так прав, значит? Офицер?
– Лейтёха я. Старлей.
Что ж, хотя бы не врёт.
– О, это многое меняет.
– В смысле?
– Ну будь ты майором или полковником…
Сквозь кашель военстал, просмеявшись, заметил, что шишки офицерского уровня в Зону никогда не полезут. Для полевых операций существуют такие, как он.
– Ясно. Гриши-лейтёхи месят дерьмо в Зоне-матушке, а штабным туфли только и мажут гуталином, ага?
– Ага.
– Гриш, ты один на операции?
Военстал замолчал. Несложно догадаться о его мыслях.
“Если он считает меня врагом, то будет помалкивать про состав разведгруппы, – подумав немного, я отпил воды и омыл левую руку. Покрутил головой, впервые осмотрел помещение. Глухой дом, старый и давно заброшенный, с провалившейся печкой и загнившим полом, битая посуда, надорванный календарь. Сколько сталкеров умирает в таком окружении захолустья? А ведь большинство новичков потом находятся в избах, квартирах и гаражах – зажатые в углу, держа винтовку на ногах или сбоку, чтобы сразу выхватить и сделать последний выстрел в жизни. – Сейчас самой разумной идеей будет бегство из зоны проведения операции”
– Второй ушел утром, не вернулся. Пошел искать, а тут твой дерганый братан…
– Да уж. Ты прости нас. Убивать тебя не собирались, не по твою душу тут.
– Ай, не распинайся. Я бы вас всё равно застрелил, – спокойно заявил военстал.
Сказанное им заставило меня проверить КПК. Ничего на карте нет. Только я и Вепрь, который почему-то отошел от избы. Отправил ему сообщение: “Живо вернись!!”
Естественно, что военсталы вырубают свои наладонники. Конспирация наше всё. Второй может сидеть в кустах и накручивать глушитель на ствол, в предвкушении скорой охоты. Или он уже снял Вепря, а я, лошпед зелёный, сижу с воякой в полном неведении. Но метка напарника на карте всё-таки сдвинулась – правда, в сторону от избы, куда-то в лес.
– Да чтоб тебя, придурка, раскуралесило! – устное проклятье шипело от гнева.
– Чего? – охнул раненый.
– Ты сиди, отдыхай, никуда не выходи, – сказал я, выходя наружу. Поняв, что сморозил глупость, добавил ещё: “Мы тебя не тронем, клянусь”
Кому нужны мои клятвы? Кто в них поверит? Военный? Это просто смешно. Мы покойники. Особенно я. Как теперь выбираться из Зоны? Весь план на смарку. Впрочем, и вояке выбирать не приходится, лежит с пробитой грудью. Какая разница-то – через пять минут сдохнуть или через пару часов?
Вепрь оказался недалеко от соседнего дома. Стоял за углом, словно боясь получить пулю, если высунется.
– Ну? – спросил я. – Кого увидел?
– Добряк, честное слово, видел движение в конце деревни.
– Какое ещё движение?
– Так силуэт человеческим показался, – похоже, приняв свое оправдание идиотским, пухлое лицо Вепря принялось сжиматься вовнутрь, в гримасу жалости и взывания к пощаде.
–– А почему пост оставил, дебила кусок?
– Так я же с дробовиком, – Вепрь обижено заговорил. – Как попасть во врага с такого расстояния?
–– Слушай внимательно, Рэмбо, – тут меня понесло, конечно, злость за двое суток накипела и принялась выплескиваться. – То, что Бармен за тебя заплатил, ничего не значит. Твоя жизнь ничего не значит. Ты – пустышка. Я из-за тебя сдохнуть не хочу, и не смей меня тащить в могилу, понял?
– Та понял, понял… Остынь.
– Приказано охранять избу – охраняешь. Приказано стоять – стоишь. Не надо заниматься отсебятиной. В Зоне всё по-другому.
На КПК снова ничего нет. Детектор жизненных форм показывал троих: меня, Вепря и раненого. На миг появилась одна метка, мгновенно потухшая, но для детекции в условиях аномальных полей вблизи центра Зоны погрешность считается значительной. Совсем рядом Радар, от Мозговыжигателя постоянное расстройство аппаратуры, в общем, отбой тревоги.
Я чуть расслабился. Всё, что могло уже произойти из плохого, произошло в самом худшем виде. Если бы второй военстал захотел нас убить, то давно снял с дистанции не колеблясь. Мы и так раскрыли свое расположение ходьбой по деревне.
Метка на ДЖФ снова вспыхнула и тут же потухла. Черт бы его побрал, этот дурной прибор.
– Как он там? – спросил Вепрь, кивнув в сторону избы-лазарета.
– Ну так. Сойдет. Ты его “Винчестером” сильно пришиб, – поманив его пальцем, взял подержать дробовик. С виду обычный, но в подствольной части что-то непрерывно и чуть заметно гудело.
Грави, догадался я. Ускорение пули. Вот почему военсталу всю грудь изворотило от простого выстрела дробью. Хоть и стрелял он с близкого расстояния, но чтоб такие повреждени получить – это почти нереально сделать из обычного ствола.
– Жить будет?
Я промолчал.
– Добряк, а у нас после сходки бирюльки появились. Может, помогут?
– Пошли к нему.
Удалось сделать ровно десять шагов, как мой глаз заприметил тонкое движение.
– Стой! – шикнул я.
Силуэт торопливо двигался, нет, буквально летел в сторону избы, где находился военстал. Эта фигура явно человеческая, но слишком уж грубоходящая. Силуэт замерцал перед самым входом в избу, а после проник внутрь.
“Какой кошмар”, пришло в мою голову.
Донесся вой. Военстал закричал как облитый кипятком.
– Добряк, что происходит?! Идем же!
Я стоял. Вепрь колебался, боялся получить очередную взбучку, но порывался пойти вперёд. В моих мозгах мысли пролетали молнией, звенели, накатывало омерзение.
– Уходим, – приказ, отданный новичку, вызвал в нём шок.
– Ты что? Его же там режут, как свинью! Ты разве не слышишь?
– Уходим, – повторил я приказ, направившись трусцой в еловник.
Нужно было забрать с собой Вепря, пока на шум не сбежал кто-нибудь ещё. Свидетели сейчас самое худшее, что может произойти. Крики Гриши-лейтехи к этому моменту перешли в дикий вопль. Увидев, что Вепрь не сдвинулся с места, я с разбегу влепил ему прикладом АК по плечу.
– Уходим, живо!
Круглое лицо тихо помолилось, побежало за мной. Чувство отвращения к себе я глушил всеми возможными способами. Позади беспрерывно молился пыхтящий Вепрь.
Бетонная дорога вела вдоль леса, в сторону Бара, где можно будет прийти в себя и оглушить вину водкой. Во время ходки я никогда не пью, чтобы не затупить концентрацию внимания. В Зоне каждый шорох – знак, поэтому лучше не расслабляться.
Один раз, одиноко сидя в кустах по нужде, вдали от глаз Вепря я попытался заплакать. Не получилось. Слишком напряжен организм. Сначала нужно выжить. Нытье оставим на потом.
После случившегося Вепрь мрачно молчал, не смотрел в мою сторону и четко исполнял приказы. Ну, хрен с ним, с его обидами – не в детский сад попал, знать должен азы местной природы. Убеждать новичка в моральных устоях я не собирался. Объяснюсь попозже, когда эмоции сойдут.
“Ему-то что, салаге? – подумалось мне. – За него всё заплатили. Бармен и мне отстегнул денег, премию обещал за невредимость и сохранность, разрешил только мозоли и ссадины заиметь. Я тут два года торчу, едва деньги собрал на выход, экономил на всём, снаряга – самая средняя из среднего класса. А что у Вепря? Всё иностранное, качественное, нитка не выпячивается и не рвётся, ткань в комбезе крепкая, оружие под заказ и с апгрейдом от местных мастеров, всё ему разрешено, гуляет беспечно, ходит себе по Зоне с айфоном, репортажи снимает. Я с “Абаканом” не разлучаюсь с первых месяцев нахождения тут, все засечки и царапины наизусть помню, в подвал с кровососом падал…”
Вдали показался забор и автобусная стоянка. Мы почти вышли с Милитари, ещё немного – и обуза будет сброшена.
– Давай остановимся? – внезапно предложил Вепрь.
– Сейчас не лучшее время. Рядом свободовцы, их недавно атаковали. Нервными будут ребята.
– Но я хочу отдохнуть, – в голосе Вепря прочитался каприз. – Что плохого в том, чтобы поесть и отдохнуть у костра?
Ну началось.
– Плоха не идея отдыха, Вепрь, а желание реализовать её на месте, где недавно шли бои и в каждом видят противника. Свободовцы сейчас каждого сталкера-одиночку берут на карандаш и записывают в агенты “Долга”.
Тогда Вепрь совершенно неожиданно перешел на меня в лобовую атаку, изрядно нахамив: “Ну так найди безопасное место рядом. Ты проводник или шляпа? За такие бабки работать надо”
Кажется, все радиоактивные облезлые белки леса услышали, как заскрипели мои зубы.
– Надо идти вперёд. К ночи доберемся до Бара.
– Ты вперёд гонишь для чего? – спросил Вепрь. – Чтобы побыстрее сдать меня Бармену, что ли? Или ты так бежишь от страха? От трупа военстала, который погиб хреновой смертью?
Услышав напоминание о случившемся, почувствовалось странное, пугающее расслабление. Наконец-то не у меня одного в голове прокручивается дурная история.
Ладно. Черт с ним и его желанием. В лесу можно тихо залечь. От меня воняет кровью Гришки, так что риск заполучить кровососа, с его изумительным обонянием на всё подтекающее из тела человека, будет значительным. Придется собрать дождевой воды, омыться и дать высохнуть одежде.
– Ладно, – повторил я, но уже вслух. – Давай разводить костер.
Ночь оказалась тихой, но дождливой. Из-за туч не видно августовских звёзд. Изморось сталкивалась с еловыми ветками-лапищами, так что мы более-менее оказалась укрытыми от непогоды.
Костёр был сделан по-своему, сибирским способом: восемь бревен-лучей расходились от огня, по чуть-чуть поленья сдвигались в центр. Как смог одежду прочистил от пятен, сидел у костра в одном нательном – считай, что раздетым. Вепрь медленно доедал паек, почти добрался до шоколадного батончика. Мне пришлось, как всегда, есть дорожную кашу из армейского сухпайка.
Раньше новичок всегда делился со мной чем-нибудь из своих богатых запасов. Я не налегал, но и не отказывался, взамен даря ему пару баек из Зоны. Сегодня он ничего не предложил. Обидно.
Вепрь чихнул, я пожелал ему здоровья. Он сухо поблагодарил. Его молчание стало напрягать. Странное дело – ведь раньше новичок докучал трескучей болтовней и невероятным оптимизмом, а теперь сидит холодный, как бетон.
Это молчание, видимо дипломатически выраженная обида или неприязнь, побуждала во мне злость. Ведь, получается, что он и прав, и не прав одновременно. Прав потому, что выглядело произошедшее как кидок, бросание человека в беде; не прав по той причине, что не знает всех тонкостей жизни в Зоне, не понимает, сколько бед принесла эта встреча и как испортила мои планы смерть военстала. Гибель от лап кровососа – жуткая и болезненная, и в ушах до сих пор стоит вопль бедного Гриши, из которого живьем выпивали кровь. Но лучше такая смерть, лучше смерть от мутанта, чудовищного порождения Зоны, чем от наших рук, моих или Вепря. Надеюсь, он поймет.
– Завтра утром отправимся в Бар, – завел я разговор. – Артефакты можешь продать прямо там же. К Петренко тебя не пустят, но Бармен охотно купит. Ты у него в любимчиках.
– Кто такой Петренко? – безучастно спросил Вепрь.
– Торгаш у долговцев. Ты видел их на базе. Тёмная экипировка с красными нашивками.
– А почему не пустят? – на этот раз голос собеседника звучал искренним от интереса. Для Вепря, по-видимому, сам факт того, что за деньги нет допуска к чему-то на свете, ставил его в смущение.
– У долговцев пропуск нужно заслужить. Нет, попробовать купить можно, с тем же Бромом бутылку опрокинуть, но… Лучше Бармену продай бирюльки.
– Я не хочу ничего продавать.
– Лады.
И снова зловещая тишина. Шкворчало смолистое полено. Капали минуты с еловых ветвей, скатывались за шиворот часы тревоги. Я смущался всё сильнее. Вот зараза, этот парень умеет пристыдить. Вепрь, в свете ночного огня ставший ещё больше походить на здорового кабанчика, сидел на пеньке и ногами катал чертиков. Ему было плохо, как мне, но разговорить его на душевную беседу не получалось.
– Давай обсудим случившееся… – сдался я в беспомощности.
– Ну давай, – черные глазки Вепря, впервые с утреннего бегства из деревни, посмотрели на меня с интересом.
– Ты осуждаешь себя за смерть Гриши, думаешь, как бы могли поступить иначе. Но кому-то суждено умереть в Зоне. Метка на нём.
– Какая ещё метка? – лицо Вепря скривилось.
– Метка Черного сталкера. Легенда Зоны. Я попытался спасти человека, но почти сразу пришла новая напасть. Судьба.
– Нет.
– Что нет? Гришке не суждено было умереть?
– Нет, я не виню себя в смерти бедолаги, – заявил Вепрь. Спустя секунду, прожевав колбаску, он добавил обескураживающее:
– Это ты виноват.
Меня поразила эта фраза. “Это ты виноват” В смысле я? В смысле виноват? С минуту я находился в оцепенении. Не зная, что ответить на это обвинение, принялся делать что-нибудь. Первое попавшееся – это одежда. Комбез уже высох, а броник пусть лежит. Плечи отдохнут, да и новичок вдруг неправильно поймет сделанный жест…
– Почему ты так решил? Только потому, что мы не побежали его спасать?
– Слушай, Добряк, уж не знаю, откуда у тебя такая кличка, но за дни знакомства ты показался обиженным на всех. Посуди сам. Меня ты подпинывал с самого начала, переходя на личности. Указывал на мою зеленость. Типа я сам не знаю, что не имею большого опыта, ага. И то, как поступил с военсталом, тоже о многом говорит.
– Ни о чем это не говорит! – возмутился я.
– Ну так объясни, какой сталкерский обычай требовал бросить парня в беде? – брови Вепря вызывающе сгустились в переносице. – Ну, давай, скажи. Что, нечего говорить? Самое главное, так зачем ты его перевязывал, бинтовал в мумию, спасал, если хотел убить изначально?
Глаза мои заметались от стыда. Совесть добивала последние остатки гордости. Вепрь не прав, если считает меня трусом.
– Если ты думаешь, что я трус…
– Ну да, ты трус, – кивнул головой Вепрь. – А кто ж ещё? Бармен судачил, какой крутой проводник этот Добряк. Ну да, по аномальным полям ты гуляешь так, будто это не минная территория, а так-сяк, танцпол в клубе. И вот что я всё понять не могу, – новичок наклонился в мою сторону. – Кого так испугался больше всего – военстала или кровососину?
– Я не трус. У меня есть обстоятельства.
– Назови их! Назови причину, почему нужно было так поступить. Ты же салагой меня называл, новичком зелёным, так поделись опытом мудрости, чтобы встать на путь истинный. Да, я в Зоне как на сафари. Но это не значит, что…
– Такая смерть была предпочтительнее, чем если б его пришлось убить, – перебил я. – В экипировку военсталов вшит маячок. Определить, кто рядом находился с убитым военным, не так сложно, как ты думаешь. Те же КПК, например, – показал ему наладонник, – передают дислокацию с погрешностью в пять метров. Возможно, нас уже заметили, посчитали, что мы убили военстала, тогда будет много проблем, очень много проблем…
– Каких проблем? Не в Зоне же, – Вепрь сложил руки на животе. – Да ты и так вне закона. Военные нормально держат только границу по периметру. Внутри Зоны вы хозяева.
– Ну да, на границе будут проблемы.
И тут Вепрь, кажется, догадался сам.
– Так ты… ты уйти хочешь?
– Ну да.
Молчание. Ногой подвинул полено в центр костра.
– И поэтому решил отдать человека на растерзание кровососу, чтобы появилось алиби? – продолжил Вепрь. Его взгляд становился всё более осуждающим. – Военные клюнут на мутанта, а ты как бы ни при чем? Ох блин, какой же ты “добрый”, Добряк! Ну просто душа компании, ё-моё.
– Знаешь, как мне Зона осточертела? – крикнул я и ужаснулся от сказанного. Нельзя к Зоне так обращаться. – Ты что, думаешь, что в Зоне все паиньки и по-доброму решают вопросы? Очнись, буржуй, мы в реальном мире, где каждому приходится делать дерьмовый выбор, выполнять дерьмовое задание и ещё потом с месяц-другой ходить с дерьмовым душком по лагерю. Да, я хотел уйти из Зоны. В отличие от тебя, мне пришлось конечностями половину территории пропахать, чтобы заиметь капитал. Взятка, пропуск, легализация, снятие розыска, квартирка, стабильная жизнь на несколько лет, а главное – никаких мутантов, никаких аномалий и поехавших уродов! И взялся я за задание только потому, что Бармен за тебя заплатил много, эти деньги очень пригодятся, ты понимаешь меня хотя бы? Ты когда-нибудь был в нужде?
Вепрь в ответ сказал: “Человеческого в тебе мало. Ты меня пустышкой назвал, но знай, что это не я пуст, наоборот, по головам пошел ты ради своей мечты. Не быть пустышкой – это быть человечным”
Развернувшись от меня, он закрылся полевым одеяльцем и тихо засопел.
Утро было в тумане. Я не выспался, ноги шли почти на автомате. Наверное, не спал и мой напарник. Медленным шагом проходили остановку, под щелчок дозиметра.
Вепрь ничего не говорил, шел позади и изредка, будто понарошку, расстегивал кобуру и снова закрывал.
В уме не было ни денег, ни планов, ни идей, что делать в будущем. Пропал страх перед военными, которые могут повязать меня на границе Кордона. Зачем бояться того, что не случится?
Шаг за шагом. Мокрый асфальт ещё не высох, лужицы виделись повсюду. В моей груди – пусто, дырки от дроби. Всепоглощающая тоска.