000
ОтложитьЧитал
Предисловие Мертвой
А не так-то и просто – сочинять морозные сказки, а думать о том, что случилось. Вспоминать тот странный январь, когда среди зимы вдруг потянуло весенним ветром. И ошметки мокрого снега шлепались с сосны в его гроб. А я стояла на краю могилы и осознавала, что мертва. В тот день мне и подумалось впервые, что главное наше колдовство – это колдовство загадочной нашей души. Ведь умеем же мы душевной болью страдать, душевной болью пытать и в душевной боли доходить до безумия. И в то же время это мы, мы и еще раз мы умеем раненую душу исцелить, с ранением души переродиться и в принятии душевных ран выразить себя светом и Христом. Да что? Нам всего-то и осталось в полной тоски по человеку жизни – понять, как извлечь из этой боли величие и бессмертие. И мы победим.
Да что я, батюшка, право, несу? Какое бессмертие? Какое величие? И в чем тут загадка? И где здесь победа? В величии бессмертия? В бессмертии величия? Да и что мне, обывателю, в конце-то концов, искусство? Так… “Игра в бисер”, игра в жизнь, игра на скрипке. Игра слов, игра тем, игра смыслов. Форма для пряников, форма для текста, форма для мысли.
Отчаяние.
Человек – вот форма, чтобы выразить душу.
Меланхолию… Эйфорию…
Бессилие.
Эхх… Ме-е-ертвому! Вот уж кому жить хорошо. Так и я, умерев внутри себя, забыла: о чем же она, эта морозная и местами страшная сказка. Вы скажете: “Рукописи не горят!” Да, да… Но они тлеют. В мертвой душе все тлеет. Вот и остались от сказки одни обрывки да странно целостные куски. Бескрайние просторы. Посолонская осада. Волчья тоска. Бывало, подслеповато усядусь за старенькую прялку, у печки и свечки, и потянется на веретено шерстяная и теплая нить. Что-то важное было в той сказке. Что-то живое. О чем мы мечтали тогда? Я уже и не помню.