© Мария Кострова, 2024
В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com
© С. Абрамова, иллюстрации на обложку
© ООО «Издательство АСТ», 2024
* * *
Глава 1. Пустой универ. Сейчас
Первое сентября. В воздухе звенело предвкушение чего-то нового. Неизведанных интересных знаний, незнакомых знаковых людей, непредсказуемых важных событий. Скоро зашуршат под ногами золотые листья. Но пока что все зелено и свежо. «Даже слишком свежо!» – подумала Маша, зябко кутаясь в розовый кашемировый палантин, который сначала и брать-то не хотела. Схватила, уже выбегая из квартиры, потому что мама кричала, мол, на дворе «не май месяц» и дочка там замерзнет. И, как всегда, оказалась права. Почему-то это странное явление – замораживание всех живых существ, имеющих смелость приступить к новому учебному году, – происходит в природе каждый год. Еще вчера солнце палило совсем по-летнему, на городских пляжах наблюдался ажиотаж, а мороженое купалось в зените своей сезонной славы. А уже сегодня Маше показалось, что по дороге к университету она видела изморозь на траве. Впрочем, может, и не показалось…
Нынешний День знаний выпал на пятницу, так что Маша сильно сомневалась, что к первой паре придет еще кто-то кроме нее. Да и ко второй тоже – все же четвертый курс бакалавриата. Все персонажи раскрыты, все расклады понятны, зачетка работает на студента. «Пожалуй, и в понедельник приползет в лучшем случае половина потока», – с этими мыслями девушка добралась до горячо любимого светло-желтого здания Лингвистического университета на Остоженке. Она обожала этот особняк не только за более чем двухвековую историю, уютное расположение и тихий сквер, но и за его противоречивость, так откликающуюся девичьей душе. Фасад трехэтажной усадьбы сочетал в себе классический портик из десяти белых колонн с коринфскими капителями, львиные маски в обрамлении окон, лепные розетки и – неожиданно, но органично – огромный советский герб, появившийся здесь после революции. Маше казалось, что каждый человек на планете – немножечко этот особняк, ведь в нас перемешаны истории предков, установки родителей, личный опыт и убеждения современников. Без всего этого мы уже будем не мы, и отделить одно от другого, сказав, что какая-то деталь важнее, а какая-то вовсе не нужна, невозможно. Выдернешь что-то – и вот уже прекрасное здание уникальной личности перекосилось и угрожающе накренилось в сторону небытия.
Маша поднялась на второй этаж и свернула налево. Переводческий факультет встретил ее полной тишиной, если не считать стука каблучков ее новеньких бежевых ботильонов о видавший виды старинный паркет. Высокая коричневая дверь, неподвластная движению лет и пропитанная солью слез студентов всех времен, была плотно закрыта. Девушка подергала ручку – не открывается. Кажется, первое сентября, выпавшее на пятницу, решили проигнорировать не только студенты, но и преподаватели.
– Никого? – раздалось за Машиной спиной, отчего она чуть не подпрыгнула.
Катька Котова, а это была именно она, – высокая темноволосая однокурсница с острым носиком и таким же языком, всегда умела взбодрить.
– Ты зачем подкрадываешься? – Маша все еще держала руку возле сердца, ощущая подскочивший пульс.
– Даже не думала. Просто я в кроссах, вот ты и не услышала шагов, – легко оправдалась девушка. – Ну что, будем ломиться во все двери или лучше кофе попьем?
– Кофе. И погорячее. Я пока сюда дошла, чуть не окоченела.
Катя окинула подругу цепким взглядом карих глаз: русые волосы до плеч, яркие голубые глаза, минимум макияжа, только обычно нежно-розовые пухлые губы и правда отдавали синевой.
– Ну а что ты в платье-то легком приперлась? – не церемонясь, спросила однокурсница. – Где куртка или плащ? – Сама она была одета в темно-синие джинсы, легкий белый свитер и вполне себе теплую кожаную куртку.
– У меня вот, палантин… – Маша плотнее замотала вокруг плеч мягкий широкий шарф.
– Палантин хорош для теплых южных вечеров, а для московской осени категорически не подходит.
– Завтра опять обещали потепление.
– Да? Вот и отлично. Посидим в кафе до завтра, – хихикнула Катя и отправилась в сторону выхода.
В доме через дорогу за большими видовыми окнами манили теплом желтые круглые светильники. Официанты разносили на подносах источающие пар прозрачные чайники с напитками всех цветов и вкусов: облепиховые, манго, мятные; маленькие чашки с крепким кофе и высокие стаканы молочного латте с пенкой.
– Надо было сразу сюда идти. – Маша сидела за небольшим столиком у окна и блаженно улыбалась, обняв руками горячий чайник чая с чабрецом, который перед ней только что поставила официантка.
– Надо было сегодня вообще не приходить, – резонно заметила Катя, отхлебывая из гигантской плошки с ручкой, именовавшейся в меню скромным словом «чашка», до краев наполненной капучино с корицей. – Ну что, как прошло лето?
– В целом неплохо. Папе удалили аппендицит. Теперь он говорит, что чувствует, как его внутренние органы борются за освободившееся место. Мама два месяца после операции хлопотала возле него, баловала. Устала и просится на море.
– Ну а ты? Много мужчин в себя влюбила?
Маша задумалась. Она уже давно перестала считать количество пристальных взглядов, смелых предложений и навязчивых приглашений со стороны противоположного пола. Даже, кажется, стала меньше замечать всю эту суету. Наверное, это стало рутиной, и теперь, чтобы Маша обратила на парня внимание и запомнила его, тому нужно сделать что-то по-настоящему необычное.
– Девушка, это вам, – вывела Машу из задумчивости официантка. Она протягивала ей клочок белой бумаги и стакан апельсинового сока.
Маша кивнула, принимая подарок.
– Что там? – вытянула шею Катя, когда подруга раскрыла записку.
«Ты – словно яркий солнечный луч на пасмурном небе. Можно подойти?» – прочла Маша.
– От кого это? – спросила она у официантки.
– Вон от того мужчины.
Девушка указала на столик в дальнем углу, откуда им помахал усатый мужчина средних лет, одетый в строгий синий костюм в едва заметную белую полоску. Усатик радостно улыбнулся, сверкнув такими белыми зубами, что в их керамической природе не осталось ни малейшего сомнения. Одними губами мужчина повторил свой вопрос: «Можно?»
Маша отрицательно покачала головой. Улыбка на лице мужчины погасла.
– Я уж за лето и забыла, как это бывает, когда с тобой в общественных местах появляешься, – задумчиво протянула Катя, отхлебывая капучино. – Машка, какая ж я тупица! – она вдруг ударила себя по лбу.
– Подумаешь, усы не вытерла от пенки! Что сразу тупица-то?
– Да я не об этом. Кстати, спасибо, что сказала. – Девушка вытерла рот салфеткой. – Мне ж Никита предложение сделал!
Маша застыла с поднесенной к губам чашкой. Отношения Кати и Никиты длились вот уже три года. Парня однокурсницы она никогда не видела, но об их истории, в которой были взлеты и падения, страсти и показное равнодушие, была наслышана. И Маше казалось, что еще недавно не было даже никакого намека на то, что все это может обернуться свадьбой.
– Поздравляю! Ты сказала «да»?
– Ну, вроде… – однокурсница как-то странно на нее смотрела. – А вот теперь думаю: что, если ему попадется такая, как ты? Мимо которой сложно пройти, не влюбившись?
– Таких больше нет, – весело отмахнулась Маша, – стой. Ты что, серьезно?
– Более чем.
– Если боишься, можешь не приглашать меня на свадьбу.
– Ну уж нет. Мир тесен. Не на свадьбе, так еще где-нибудь увидитесь. И – пиши пропало.
– Кать, ну ты что? Ты же знаешь, процент влюбляющихся-то невелик! Особенно если только мельком увидеться и не общаться. Если я его встречу, максимум поздороваюсь – и деру! Обещаю.
– А знаешь что… – кажется, Катя ее не слушала и продолжала смотреть с прищуром. – Лучше познакомься с ним до свадьбы. А еще лучше – сходите куда-нибудь вместе.
– З-з-зачем? – Маша почувствовала подвох.
– Чтобы я точно знала, чего от него ожидать. Любит ли он меня по-настоящему? Настолько, чтобы не страшно было замуж за него пойти.
– Сурово ты с ним, Кать.
– Нормально.
– Я против. Никуда я с твоим Никитой не пойду.
– А я говорю – пойдешь! – сказала, как отрезала, Катька и отхлебнула большой глоток кофе, снова пропечатав на верхней губе пенкой залихватские усы. Почти такие же, какие носил мужчина в синем костюме в едва различимую белую полоску, грустно уткнувшийся в свой планшет за столиком в углу.
Глава 2. Сепарация подруги. Сейчас
После вчерашней встречи с Катей, которая ни в какую не принимала отказ от идеи проверять своего будущего супруга на стойкость, Маша решила провести выходной в компании Олеси и попросить ее мудрого совета. Они дружили еще со школьных времен и, даже поступив в разные вузы, никогда не теряли друг друга из вида.
Когда утром Маша позвонила подруге и собралась попросить ее об услуге, выяснилось, что Олесе тоже срочно нужна помощь. Девушка решила наконец сепарироваться от родителей. Проще говоря, переехать. За неделю Олеся подобрала для себя небольшую съемную квартирку в том же районе («к маме на борщ заходить – святое дело») и запланировала на выходные упаковку вещей в коробки с дальнейшей их доставкой на новое место жительства.
– Это ты тоже берешь с собой? – Маша сидела на полу Олесиной комнаты, изобилующей девичьими элементами декора, и аккуратно складывала в картонную тару безделушки, некогда стоявшие на небольшом изящном розовом комоде возле кровати. Вопрос возник относительно выцветшего на солнце мятого чека, вставленного в небольшую белую рамку под стекло.
– Конечно! – отозвалась подруга с жаром. – Это же чек за первую брендовую вещь, которую я купила сама, без помощи родителей.
– Да? – Маша пристальнее вгляделась в столь знаковый фискальный документ. – А где деньги взяла?
– Накопила с подарков на дни рождения.
– Неплохо… – Маша попыталась разглядеть, на что именно были потрачены скопленные Олесей деньрожденческие купюры, но время и ультрафиолет не пожалели ни букв, ни цифр на памятном клочке бумаги.
Девушка всегда удивлялась любви подруги к шопингу, желанию обладать брендовыми (и не очень) вещами, стремлению быть в тренде. Сама она таким похвастаться не могла. Наверное, поэтому Маша мечтала переводить книги на французский язык, а Олеся – деньги на всякую ерунду. Однажды Маша спросила подругу, которая, кстати, и учиться-то пошла на товароведа, чтобы потом работать менеджером по закупкам (само собой, оптовым), зачем она живет? На что та не задумываясь ответила, что видела классную кофточку на витрине бутика в Третьяковском проезде и хочет ее купить. «Все умозрительное – фикция, – философствовала тогда Олеся. – А кофточка – мягкая и всамделишная». И в ее словах подруга признала наличие сермяжной, а точнее хлопчатобумажной, правды.
Маша бережно положила рамку в коробку, встала на ноги и размяла затекшую спину.
– А как мы все это потащим? – кивнула она на сложенные вдоль стенки коробки, уже нагруженные личными вещами, одеждой и обувью переезжающей девушки.
– Ну… я думала, что парня какого-нибудь попросим.
– Какого?
– Какого-нибудь покрепче.
– А где мы его найдем?
– Как где? На улице! Я тебя поэтому и позвала. Сейчас пойдем прогуляемся, встретим какого-нибудь молодого человека, а лучше двух. Ты их околдуешь, попросишь тебе помочь – и дело в шляпе.
Маша вытаращилась на подругу.
– Ты хочешь использовать мою способность влюблять мужчин для того, чтобы сэкономить на грузчике?
– А что такого?
– Я все чаще чувствую себя микроволновкой.
Маша вздохнула и снова плюхнулась на пол рядом с коробкой.
– В смысле?
– Знаешь, у нее ведь много функций – и разморозка, и гриль – а все используют ее только для того, чтобы разогревать еду.
– Э-э, что-то я не улавливаю…
– Я ведь разносторонняя личность, понимаешь? С кучей разный особенностей, заветных желаний, разнообразных целей… А всем от меня нужен только мой дар.
Олеся присела рядом, расправила юбку-солнце своего дорогого синего бархатного платья, которое так шло к ее большим серым глазам, и виновато посмотрела на подругу.
– Ты права. Прости. Это очень эгоистично с моей стороны – заставлять тебя растрачивать свою уникальную способность на такие мелочные цели.
– Не будем искать парня покрепче?
– Не будем. Сами перетаскаем.
Маша скептически посмотрела на подругу, перевела взгляд на внушительную стопку коробок и обратно.
– Ты ж так до завтрашнего вечера не переедешь!
– А куда спешить? – хмыкнула Олеся.
Сбрасывая с рук на пушистый белый ковер, лежащий по центру небольшой, но уютной студии – нового жилища Олеси – очередную коробку с ее вещами, Маша малодушно подумала, что уже и сама не прочь поискать на улице какого-нибудь крепкого парнишку. В конце концов, вдруг он окажется ее судьбой и дар будет использован не ради баловства, а ради самого что ни на есть настоящего человеческого счастья.
Маша тряхнула головой, отгоняя эту подлую мыслишку. В конце концов, осталось сгонять еще пару-тройку раз туда и обратно, и переезд будет завершен. Представив, что после этого нужно будет вскрывать все коробки и расставлять вещи по новым местам, Маша застонала.
– Ты чего? Руки болят? – участливо спросила Олеся. Она тоже выглядела не лучшим образом: длинные белые волосы неопрятно разметались по плечам и спине, а часть прядок и вовсе прилипла к вспотевшему лицу и шее, подол бархатного платья помялся, а белые манжеты на рукавах посерели от пыли.
– Может, сделаем перерыв?
– Отличная мысль. Я как раз в прошлый наш рейс принесла кофемашину. Сейчас заварю нам по чашечке кофе.
– А чашки мы принесли?
– Нет… Но где-то в коробках должны быть глубокие тарелки …
– Спасибо за помощь, ты – настоящая подруга, – поблагодарила Олеся, усевшись с ногами на подоконник и попивая кофе из миски для супа.
– Не могу сказать, что делала это с большим удовольствием, но все же рада помочь, – ответила Маша, восседая на единственной в комнате табуретке. Как радушная хозяйка, Олеся предложила этот роскошный предмет мебели гостье.
– Понимаю. И знай, если тебе нужна будет моя помощь, я всегда…
– Нужна! Олеська, мне ведь нужна твоя помощь! – встрепенулась девушка. – Я с этой мыслью пришла к тебе сегодня утром, но вещи, коробки и гудящие ноги вытеснили из головы все прочее.
– Так. Говори, что случилось. – Подруга заинтригованно наклонилась вперед.
– Моя одногруппница Катя, помнишь ее?
– Высокая брюнетка с короткой стрижкой?
Маша кивнула.
– Помню.
– Так вот, она хочет, чтобы я проверила ее жениха.
Олеська неделикатно присвистнула.
– А что за жених?
– Никита. Они вместе три года, и вот он сделал ей предложение.
– Сочувствую парню.
– Почему?
– Мне кажется, Катька не особо уравновешенная. Или неуравновешенная особа – как тебе больше нравится.
– Ну, она взбалмошная, но неплохая. И как товарищ по учебе меня вполне устраивала. Пока вот не предложила мне пойти на свидание с Никитой.
– А чем она аргументировала эту необходимость?
– Своим спокойствием. Типа «нельзя выходить замуж, зная, что он в любой момент может встретиться с Машей Ивановой и влюбиться в нее без памяти».
– А если он влюбится без памяти до свадьбы – это будет лучше?
Маша пожала плечами.
– Я не знаю, что делать. В последний раз я встречалась с кем-то по заказу в десятом классе. Это плохо кончилось. Мне даже пришлось перейти в другую школу.
– Ого! Так вот из-за чего ты перешла? А я думала, из-за французского, в нашей же школе его не преподавали.
– Из-за него тоже. Но прежде всего я не могла больше видеть нашу биологичку.
– О, Людмила Георгиевна! Она всегда тебя ненавидела.
– Не всегда. Только с шестого класса, когда моя способность впервые дала о себе знать.
– То есть дар легко влюблять в себя почти всех мужчин, как мимолетно встретившихся, так и изрядно пообщавшихся, – это у тебя не с рождения?
– Я вообще не знаю, откуда он у меня. Мама даже водила меня однажды к гипнотизеру, чтобы это выяснить.
– Ого! Сработало?
– Ну, во время сеанса я вспомнила, как сижу в песочнице, а рядом чудесный кудрявый мальчик, который дает мне поиграть со своим синим совочком. Я счастливая, делаю куличики в виде паровозика, а потом приходит девочка в белых бантах, и мальчик отнимает совочек у меня, чтобы отдать ей.
– Вот гад!
– Может быть, тогда я тоже так подумала и захотела всегда нравиться мальчикам больше, чем другие девочки. Но это не точно.
– А что сказал гипнотизер?
– Попросил у мамы мой телефончик и разрешение пригласить ее дочь куда-нибудь.
Со стороны подоконника раздался гогот. От смеха Олеся подавилась кофе так, что он пошел у нее носом.
Глава 3. Снова в школу. Тогда
Это было очень волнительное утро. Родители впервые – по ее же просьбе – не пошли с Машей на школьную линейку. Правда, от теплого коричневого пальто («там же похолодало!») и вязаного белого берета («тебе очень идет!») ей все же отвертеться не удалось. До школы было не так далеко, да и шагать одной прохладным, но солнечным сентябрьским утром было весьма приятно.
– Иванова! – Олеся Новикова увидела подругу издалека и вовсю махала ей букетом огромных, чуть ли не с саму девочку, гладиолусов.
– Привет, Олесь, как дела? – спросила Маша, как только подруга и ее гигантский букет достаточно приблизились.
– Отлично. А ты тоже родаков слила?
Маша осторожно покосилась за спину: не идут ли мама с папой за ней, не услышат ли, что говорит про них Олеся? Подруга поймала ее взгляд и засмеялась.
– Да расслабься, они тебя не преследуют.
Маша кивнула и тоже рассмеялась. Как здорово было чувствовать себя взрослой самостоятельной персоной и после долгой разлуки снова встретить близкого по духу человека, с которым можно вместе от души посмеяться. А впереди! От смутного осознания краешком души, сколько волшебных приключений ждет ее на пути во взрослую жизнь, перехватывало дыхание.
Ближе к школе поток детей с цветами и портфелями становился все плотнее. Олеся даже взяла Машу за руку, чтобы они не потеряли друг друга, пока ищут свой класс и Людмилу Георгиевну с табличкой шестого «В». Впереди виднелось родное школьное бежево-желтое здание за уютным забором со столбами, увенчанными остроконечными коричневыми шляпками, напоминавшими крыши китайских пагод. Маша с Олесей протиснулись сквозь ворота в небольшой школьный двор и, отыскав глазами своих, присоединились к ребятам, ожидающим торжественной речи директора и первого звонка в исполнении крохотной девчонки-первоклашки, сидящей на плечах огромного (по сравнению с ней) будущего выпускника с тонкой полоской легких, как пух, усиков над губой.
– Маша, привет! – рядом с ухом раздался басовитый голос Пети Краснова. – Отлично выглядишь.
Маша опустила глаза и поправила берет. Настроение еще больше взлетело ввысь.
– А я? – надула губки Олеся.
– И ты тоже. Но это Маше. – Петя зачем-то вложил ей в руку деревянную палку, сверху которой красовалась фанерная табличка с надписью «6 “В”».
– Это зачем? – удивилась Маша.
– Я цветы дома забыл. Вот, дарю табличку, – улыбнулся Краснов.
Пока Маша решала, стоит ли поблагодарить одноклассника за такой подарок, табличку из ее рук резко выдернули.
– Стройсь! – проорала Людмила Георгиевна, сверкнув глазами на Машу с Олесей.
– Ладонь мне деревяшкой обожгла, – тихо пожаловалась Маша подруге.
– Может, не дарить ей цветы? – так же тихо отозвалась Олеся. – Обойдется!
– Лучше не обостряй.
– Маша, это тебе, – поблизости оказался Валя Арбузов. Он вручил однокласснице букет белых роз.
– Маша, вот, – это Ваня Богданов и его букет розово-фиолетовых астр.
– Маш, а ромашки любишь? – Олег Захаров протянул яркую и сочную, как само лето, луговую композицию.
– Люблю, спасибо… – Девочка выглядела ошалевшей. Все букеты пахли одурманивающе: розы – медом, ромашки – солнцем, астры – сказкой. Сердце Маши радостно забилось.
– Спасибо, что подержала мои цветы, – натянутая улыбка Людмилы Георгиевны больше походила на оскал. Она требовательно протянула обе руки к Маше, и той ничего не оставалось делать, как передать все подаренные ребятами букеты ей.
– В класс! – прогремела учительница, и под аккомпанемент первого звонка шестой «В» поплелся на урок.
Весь учебный год Маша пыталась наладить отношения с биологичкой. Делала все домашние задания, ходила на дополнительные уроки, выступала с докладами, но ничего не помогало. Людмила Георгиевна будто бы задалась целью извести Иванову и упорно к этому шла. Причем весьма успешно, поскольку, даже если ученик знает весь материал из учебника, всегда найдется другой учебник – из которого ученик знает не все.
Вот и сегодня со стороны учительского стола раздалось привычное «Иванова, к доске!».
– Ну что, будешь исправлять свою двойку? – Людмила Георгиевна старалась казаться ласковее, но злосчастные букеты полугодичной свежести не выходили у нее из головы.
– Буду… – пропищала Маша, встала у доски и сдула непослушную челку, упавшую ей на глаза.
В классе раздалось как минимум три очарованных вздоха. Людмила Георгиевна зыркнула на парней, но опознать, кто именно вздыхал, не смогла.
– Тема урока – лишайники. Рассказывай.
– Лишайники, – Маша напрягла память. В конце концов, не ботаникой единой жили ученики этой школы, и учить приходилось многое. Вчера, например, Маша до ночи готовила доклад по арабским племенам для исторического клуба. – Лишайники – это симбиотические ассоциации грибов и микроскопических зеленых водорослей…
– Та-а-а-к, – Людмила Георгиевна собиралась с мыслями, чтобы спросить что-нибудь не по учебнику. – Сколько тысяч видов насчитывает эта группа?
– Эта группа насчитывает… – Маша металась глазами по классу. Слава богу, Олеся, спрятавшись за учебник, показала ей сначала два пальца, а потом шесть.
– Двадцать шесть тысяч, – отрапортовала Маша.
Учительница снова коршуном всмотрелась в класс: кто подсказал? Все опустили глаза.
– Хорошо-о-о-о…
От этого «хорошо» Маше стало совсем плохо. Кажется, это было заметно по ее побледневшему лицу, потому что перед тем, как Людмила Георгиевна задала очередной вопрос, в воздух с задней парты взмыла рука Вали Арбузова.
– Людмила Георгиевна, можно выйти? – Голос у Вальки уже начал ломаться, поэтому разговаривать у него получалось немного скрипуче.
– Ну, выйди.
Валька, долговязый и длинноволосый, пошаркал мимо Машки к двери.
– Побыстрее можешь идти? – не выдержала учительница.
Валька попытался ускорить шаг и в три прыжка скрылся за дверью.
– Следующий вопрос. На какие группы делятся лишайники по внешнему виду?
– Накипные или корковые, листоватые. – Маша начала довольно бодро, но остановилась. Был еще третий вид. Маша точно знала, что был. Но какой? Она снова с мольбой посмотрела на Олесю. Та странно жестикулировала, показывая одним пальцем на свою бровь, а другим тыкая в сторону Людмилы Георгиевны. Маша, кажется, поняла намек.
– Кустистые! – радостно выдала она, ведь учительница и правда обладала выдающимися бровями, неопрятно торчавшими над глазами, словно колючие кусты шиповника.
– Хорошо-о-о-о… – противно выдохнула биологичка.
– Людмила Георгиевна, можно выйти? – руку поднял Петя Краснов. Он явно стеснялся, потому что его обычно бледное лицо сейчас сравнялось по цвету с его яркими бронзовыми волосами.
– Еще Валентин не вернулся!
– Я вернулся, – отрапортовал от двери Арбузов.
– Иди, Петя, – нехотя разрешила учительница.
Петя поплелся к двери, а Валя встречным курсом направился к своей парте.
– Следующий вопрос. – Биологичка еле дотерпела, пока Арбузов сел на место и перестал шаркать, укладывая под партой свои длинные ноги в коротких узких брюках и черных кедах. – Что такое…
Людмила Георгиевна не успела договорить, потому что в воздух взлетело сразу две руки. Богданову и Захарову срочно понадобилось выйти. Лицо учительницы пошло красными пятнами.
– Что вы сегодня засс… сс… столом посидеть не можете?! В смысле, за партой, – Кажется, женщина приближалась к нервному срыву. Впрочем, ее спас звонок. И Машу от очередной двойки, возможно, тоже.
– Иванова, – устало произнесла фамилию врага Людмила Георгиевна.
– Да, – девушка подошла поближе.
– Я тебе поставлю, так и быть, три.
– Как? Я же ответила на все вопросы!
Биологичка изогнула кустистую бровь.
– Хочешь четверку?
– Очень, – искренне призналась измученная этой затянувшейся биологической войной Маша.
– Тогда вымой кабинет и коридор. Все равно это был последний урок по расписанию.
– Но… – Маша хотела было признаться, что они с Олесей собирались после уроков поехать покататься на роликах. Ну, как покататься. Пока что Маша больше падала. Но признаваться она передумала. Когда еще у нее выпадет шанс получить четверку по биологии?! – Я согласна.
– Вот и славно. Швабра – там, – указала на подсобку Людмила Георгиевна и отвернулась, показав тем самым, что разговор на сегодня – а может, и на ближайшие лет сто – окончен.
Кажется, в этом кабинете не убирались со времен изобретения швабры. Когда Маша согласилась все здесь вымыть, она и представить не могла, что это мероприятие затянется на долгие полтора часа. А ведь еще коридор! Маша мысленно застонала… Конечно, если бы она разрешила Новиковой остаться и помочь ей, дело бы пошло быстрее. Но Маша просто не могла отнять у подруги замечательную возможность покататься в только что открывшемся роллер-парке.
Маша выжала грязную тряпку в ведро и осмотрела кабинет. Парты – ровные, стулья сверху – чистые, доска блестит, пол сияет. Странно, но она даже испытала удовольствие от полученного результата. Не такое, конечно, как от катания на роликах, но тоже сойдет. Теперь пора браться за коридор.
Маша набрала в ведро чистой воды, как следует выжала жесткую серую тряпку и с размаху открыла дверь, выставив швабру вперед, так как намеревалась сразу же приступить к мытью полов. Но дверь наткнулась на препятствие, которое громко и страшно завопило. Кажется, от боли.
– Я тебя задела? – Маша отбросила швабру и подскочила к парню, который держался за ушибленный дверью лоб. Ей показалось, что она уже где-то видела эту темную копну волос, медового оттенка глаза и упрямый подбородок. «Логично, – мысленно усмехнулась она сама себе, – мы же в одной школе учимся, явно не раз встречались».
– Есть немного, – улыбнулся обладатель свежего синяка на лбу и протянул Маше руку. – Я – Дима.
– Маша, – ответила на рукопожатие девушка и тут же отдернула руку. – Мокрая!
– Да, прости, я тут пол мою. – Дима вытер ладонь о джинсы.
– Я думала, это только девчонок заставляют делать.
– Скорее всего, это зависит лишь от степени раздражения учителя, – усмехнулся парень. – Вот ты кого достала?
– Биологичку, – вздохнула Маша.
– А я – русичку… Светлана Владимировна мечтает, чтобы все только и делали, что склоняли и спрягали. Или еще – как там их? Деепричастия выделяли! А то, что у людей могут быть и другие интересы, ее не колышет.
– Деепричастия? Мы еще не проходили…
– А ты в каком классе?
– В шестом «В».
– А я – в седьмом «Б». Так что готовься, у тебя еще все впереди.
– Значит, тебя оставили тут полы мыть?
– Ну да.
– И меня. Давай поделим: ты возле окна мой, а я возле дверей буду, что скажешь?
Дима задумчиво сосредоточился на Машином лице, перевел взгляд на ее руки. Левая все еще сжимала уродливую тряпку.
– Да я сам все вымою. – Парень забрал тряпку у Маши. – У тебя от воды вон пальцы уже похожи на грецкий орех.
Девушка с удивлением поднесла руку к глазам.
– И правда… Скукожились, – улыбнулась Маша. – А у тебя, что ли, нет?
– Может, и да. Но мои не жалко, они к воде привыкшие. Я же плаванием занимаюсь. По две тренировки в день! – гордо выпятил сильную грудь Дима. – За это-то и огребаю от Светланы Владимировны, – добавил уже без удовольствия. – Ой, то есть получаю. «Огребаю» же нехорошее слово?
Маша пожала плечами.
– Вроде нормальное.
Парень обмакнул тряпку в ведро с водой, натянул ее на швабру и лихо замахал по полу, словно только этим всю жизнь и занимался. Маша застыла, залюбовавшись тем, как под его белой рубашкой двигались крепкие мышцы рук и спины.
– А ты что домой-то не идешь? – Димка оперся на швабру и с широкой улыбкой посмотрел на девушку.
– Вместе пойдем. Когда закончим. То есть ты закончишь. И давай я тоже что-нибудь делать буду, а то я себя бездельницей ощущаю.
– А что делать? – Дима огляделся. – Вроде и нечего.
– Ну… как-нибудь подбадривать тебя буду.
– Это можно. У меня телефон сел, так что музыку поставить не могу. Ты петь умеешь?
– Средне.
– Ну хоть как. Спой что-нибудь.
– А это тебе поможет?
– Уверен, что да. – Дима закатал рукава рубашки повыше и снова принялся махать шваброй.
– Ты со шваброй как будто танцуешь, – восхитилась Маша. – Вот вам с ней тогда медлячок от Одри Хепберн.
И она романтично затянула: «Moon river wider than a mile, I’m crossing you in style some day…» [1]
Вдохновившись мелодией, Дима принялся изображать вальс со шваброй и сам не заметил, как домыл весь коридор. И как влюбился в Машу.