Мой добрый друг

Мой добрый друг
Повесть

Зло есть лекарство от зла.

Гиерокл

Знакомство

На плече мужчины сидела белка. Они оба смотрели на меня. Белка – испуганно, тревожно. Мужчина – спокойно, с лёгким прищуром проницательных глаз. В этом противопоставлении, видимо, и был замысел художника. Суетливая белка подчёркивала невозмутимость человека. На мужчине был костюм и галстук. Словно высеченное из камня лицо, внимательные глаза, плотно сжатые губы, раскрепощённая поза говорили о характере независимом, волевом. Он смотрел на меня, будто что-то знал обо мне. Написанная карандашом картина впечатляла лаконизмом и строгостью.

Постояв у портрета, я перешёл к другой картине, но обратил внимание, что на моё место встал мужчина, очень похожий на того, который изображён на ватмане. Он стоял, засунув руки в карманы брюк, разглядывал, судя по всему, своё собственное изображение, словно пытаясь понять – действительно ли это он?

Я не удержался.

– Простите, не с вас ли писали этот портрет? – поинтересовался я.

– С меня, – просто ответил мужчина.

– Хорошая работа!

– Вы находите?

– Мысль посадить вам на плечо белку – великолепна!

– Портрет писали в Нескучном саду. Там полно белок.

– Вам достался хороший художник.

– Иван, – протянул руку мужчина.

– Андрей.

Так мы познакомились. Иван пригласил меня на чашку кофе здесь же, в картинной галерее. Мы заняли столик у окна, заказали эспрессо.

Движения Ивана были несуетливы. Он напоминал дредноут, когда тот причаливает в порту после неравного боя – терпеливо, устало. Одной рукой поднял стул и поставил так, чтобы можно было сесть, не двигая его. Бросил взгляд на меню, решительным жестом подозвал официанта, кофе заказал, будто отдавал приказ, не выполнить который было невозможно. Руки Иван положил на стол, обняв блюдце, точно хотел защитить кофе от возможных неожиданностей. Эти руки, несомненно, многое умели. Левую покрывали шрамы: гладкие – от ножа, рваные – от пилы, несколько белых бугорков на кисти говорили о том, что на руку попало что-то раскалённое – то ли канифоль, то ли окалина. Доставая из кармана платок, Иван вынул моток проволоки, удивлённо посмотрел на него и засунул обратно. Несмотря на возраст, а было ему на вид за сорок, мой новый знакомый обладал роскошной шевелюрой. Густые чёрные волосы напоминали подстриженную конскую гриву, в которую вплели множество белых нитей.

– Вы увлекаетесь живописью? – спросил Иван, бесцеремонно разглядывая меня.

– Не могу сказать, что увлекаюсь, – ответил я. – Просто иногда хочется пройтись по выставочным залам.

– Вас привлекает не столько живопись, сколько торжественная атмосфера, – понимающе заключил Иван.

– Пожалуй, так.

– Вы правы: здесь разглаживаются морщины.

Я удивлённо посмотрел на нового знакомого. Короткой фразой он приоткрыл дверь, за которой, должно быть, таился мир любопытных наблюдений.

– Музеи и картинные галереи обладают поразительной особенностью, – сказал Иван. – Там что-то происходит с памятью.

Он помолчал, отхлебнул кофе. Поставил чашку на блюдце. Повертел против часовой стрелки.

– Вы не поверите, но однажды я остался в музее на ночь, – сказал Иван.

– На ночь? В музее? Как это возможно?

– Там много закутков, где можно спрятаться.

– Вы хотели ограбить музей? – усмехнулся я.

– К слову сказать, – заметил Иван, – это не так уж и сложно сделать. Было бы желание. Но я остался на ночь не за этим. Днём – это один музей. Ночью – совсем другой. Ночью там – тишина. Обостряются чувства… Раскрепощается воображение… В какой-то момент начинает казаться, что всё оживёт: и пастухи, и стада, и всадники… Слышно блеяние овец, бряцание оружия… Века затягивают. Словно ил, когда ловишь головастиков.

– Вы так увлекательно рассказываете, что я начинаю подозревать в вас художника, – заметил я.

– О, нет! – взмахнул руками Иван. – Какой я художник! Так, жалкий подражатель.

Он перевернул лежавшую на столе бумажную салфетку, вынул из бокового внутреннего кармана пиджака фломастер, посмотрел на меня, усмехнулся и несколькими уверенными движениями нарисовал на меня шарж: удлинил нос, а на кончик насадил очки. Я был похож на начитанную ворону.

– Здорово получилось! – воскликнул я. – Можно взять на память?

– Разумеется!

Иван протянул салфетку.

– Неужели нигде не учились? – сказал я, рассматривая рисунок.

– Год посещал курсы в Строгановке.

В эту минуту в кафе вошла женщина в лёгком белом платье с широкой юбкой и янтарными бусами на тонкой загорелой шее. Она окинула взглядом зал, решительно направилась к нашему столику. Иван встал, поцеловал женщину в щеку, подвинул стул.

– Это Марта. Это Андрей.

Мы улыбнулись друг другу.

– Что тебе заказать? – спросил Иван.

– Апельсиновый фрэш.

Иван подозвал официанта.

– Я так и думала, что найду тебя здесь.

– Мы только что познакомились с Андреем. Ему очень понравился мой портрет. Он сказал, что я достался хорошему художнику.

– Правда? Спасибо!

– Это вы нарисовали портрет Ивана? – удивился я.

– Да, это моя работа.

– Очень хорошая работа!

– Спасибо! Вы не художник?

– К сожалению, нет.

– Он любит звук каблуков в пустых залах, – усмехнулся Иван.

Я поразился тому, насколько точно это было угадано.

На щеках Марты появились ямки, серые глаза заиграли весёлым светом, из-за чувственных губ блеснули белые как снег зубы. Наметившийся в уголках глаз кракелюр говорил о том, что Марта перешагнула сорокалетний рубеж, хотя время, похоже, и благоволило к ней.

– Вы определенно должны были стать художником!

– Я даже яйцо не смогу нарисовать, – признался я. – Но, если бы был наделён вашим талантом, непременно написал бы ваш портрет. Я бы это сделал так: белое полотно и только ваши глаза. Иван, у вас нет желания отблагодарить Марту – в ответ написать её портрет?

– Что вы! Шедевра не создам, а оригинал могу потерять. Я вот о чём подумал: а что, если мы пригласим вас поехать с нами в Плес! Ты как, Марта?

– Замечательная идея! – воскликнула Марта.

– В Плес?

– Мы едем туда на десять дней, – пояснил Иван. – Марта будет писать этюды, а мы порыбачим. Прекрасные левитановские места!

Предложение мне очень понравилось. Было бы здорово провести десять дней на берегу Волги в компании симпатичных людей. Но мое руководство ни за что не позволило бы взять столь длинную паузу. В то время я занимался расследованием одного сложного дела. Вернее, таких дел было много. От рук неизвестных киллеров погибали политики, бизнесмены, журналисты, крупные криминальные авторитеты. Преступления совершались в разных городах, разными способами, всегда хладнокровно, изобретательно, жестоко. В одном случае киллер переоделся в священника. В другом – загримировался под женщину. Известного журналиста зарезал в подъезде, прикинувшись слесарем.

Расследованием каждого убийства занимались местные органы. Моя же задача заключалась в анализе преступлений. В выявлении повторяющихся деталей, в выяснении, по какому принципу отбирались жертвы, в определении возможного круга лиц, которые совершали убийства. Я мотался по городам, жил там неделями, изучал материалы дел, заново обнюхивал места преступлений, выпытывал подробности у свидетелей… И сопоставлял, сопоставлял…

Я поблагодарил моих новых знакомых за соблазнительное предложение, но вынужден был от него отказаться. Мы обменялись телефонами.

Золотая зажигалка

В четыре утра следующего дня я вывел свой рено на Можайское шоссе. Москва спала. Безлюдные улицы, казалось, принадлежали только мне. Я слегка приоткрыл окно – свежесть наполнила салон. Дорога в Смоленск была долгой. Два дня назад в городе убили владельца частного охранного предприятия, 36-летнего Артёма Кононова. Его взорвали вместе с бронированным мерседесом. А за две недели до этого на трассе Смоленск- Москва неизвестные из автомата расстреляли его отца – заместителя командующего стратегической авиацией генерала Кононова. Это были странные убийства, не оставившее следствию ни единой зацепки. Начальником уголовного розыска Смоленской области работал мой давний знакомый – подполковник Найденов. Я знал его ещё с тех пор, когда он в Калининграде носил погоны капитана. Распутывая дело о похищении бизнесменов и вымогательстве у них денег, капитан вышел на своё руководство. Это под их крышей орудовала крайне наглая и сильная банда. Найденова пытались убить. Его в упор расстреляли из автомата «Агран», но он, истекая кровью, на машине ушёл от киллеров и выжил. Одна из пуль попала в челюсть, отчего на лице остался устрашающий шрам. Я ехал в Смоленск, рассчитывая на помощь Петра Акимовича.

В девять я припарковался у трехзвёздной гостиницы «Респект». Не заходя в номер, заказал в кафе яичницу с ветчиной, горячее молоко и булочку со сливовым джемом. Утолив голод, поднялся в номер, побрился, принял душ и позвонил Найденову.

– Сейчас за тобой заедут, – сказал он.

Минут через двадцать у гостиницы остановился синий опель без переднего бампера. Из машины вышел молодой человек лет двадцати восьми, уверенно направился ко мне. Убедившись, что я именно тот, кто ему нужен, опер (а я был уверен, что это опер) лихо рванул с места.

– Где вы потеряли бампер? – не удержавшись, спросил я.

– Ловили одного типа, – безразлично ответил парень.

– Машина ваша?

– Моя.

– Не жалко?

– Жалко. Начальник обещал оплатить ремонт.

Через четверть часа мы остановились у дома, ограждённого глухим забором. Ворота автоматически распахнулись, машина въехала во двор. Когда ворота закрылись, на крыльцо вышел Найденов – среднего роста, мускулистый, с короткой стрижкой. Мы обнялись.

– Извини, что привёз сюда, – сказал Найденов. – Здесь нам никто не помешает.

Дом принадлежал сестре подполковника. Она была на работе, роль хозяина взял на себя Найденов. Пётр заварил хороший чай, бросил в чашки по дольке лимона, подвинул конфеты и сахар.

– С чего начнём? – спросил я.

– С взрывчатки, – предложил подполковник.

– Установлен тип?

– Нет ещё. Но эксперты сказали, что это не самоделка. Взрывчатка заводского производства.

– За что его могли убить?

– Понятия не имею. Но только убили его непростые ребята.

– Почему?

– Они сумели заложить взрывчатку внутрь бронированного джипа. А джип стоял в охраняемом гараже.

– Подкупили охрану, кого-то из водителей?

– Проверяем.

– Мина часовая?

– Да.

– Значит, киллер хорошо знал график его перемещения. Машина взорвалась в движении?

– Он ехал на встречу.

– С кем?

– С кем-то из Москвы.

– Личность установили?

– Устанавливаем.

– Кого охраняла фирма?

– Нескольких влиятельных персон, одну автостоянку.

– И всё?

– Всё.

– И на это он жил?

– Мы проверили его доходы. Их едва хватало, чтобы оплачивать аренду офиса и платить зарплату охранникам.

– А сам зарплату получал?

– Пятнадцать тысяч рублей в месяц.

– И при этом содержал дорогущий мерседес? Был ли у него ещё какой-нибудь бизнес?

– Официально – нет.

– А неофициально?

– Ничего.

– За что же его могли убить?

Найденов пожал плечами.

– Как думаешь, убийство сына и отца как-то связаны между собой? – спросил я.

– Интуиция подсказывает, что связаны, – сказал Найденов. – Но доказательств нет.

– А за что могли убить заместителя командующего?

– Возможно, по ошибке. Хотели убить сына, а убили отца.

– Ты думаешь ребята, которые так ловко взорвали сына, могли промахнуться с отцом?

Найденов снова пожал плечами.

– Давай прикинем, – предложил я, – какими возможностями обладал заместитель командующего стратегической авиацией?

– Он распоряжался самолётами.

– Стратегическими бомбардировщиками.

– Не только. Там наверняка используется и вспомогательная авиация.

– И что?

– Самолёты могли что-то перевозить.

– Что они могли перевозить?

– Людей.

Я скривился и покачал головой.

– Наркотики.

– Вряд ли.

– Контрабанду.

– Но они же за рубеж не летают.

– Ну и что? Контрабанду, доставленную через границу, могут перебрасывать дальше.

– Что это может быть?

– Наркотики.

– Что ещё?

– Может, с Дальнего Востока возили красную икру? Хотя у нас нет информации о том, что в область поступает большое количество морепродуктов.

– Значит, не морепродукты.

Найденов отхлебнул остывший чай.

– А может, алмазы? – предположил он.

– При чем здесь алмазы? – удивился я.

– Они могли возить из Якутии алмазы, – пояснил Найденов. – Военные самолеты никто не досматривает.

Это была блестящая догадка! Похищенные алмазы самолётами могли доставлять в Смоленск, здесь на бриллиантовом заводе их обрабатывали и левые драгоценные камни выбрасывали на продажу.

– Отличная версия! – воскликнул я.

– Но в таком случае смерть генерального директора бриллиантового завода приобретает совершенно иной смысл, – заметил Найденов.

– Очевидно, – согласился я. – Смотри, что получается. На одном конце – заместитель командующего. Он мог организовать доставку в Смоленск ворованных алмазов. На другом – директор завода, на котором эти алмазы превращали в бриллианты. Оба убиты. Смерть Артёма тоже не случайна. Охранная фирма – это, видимо, так, для отвода глаз. Алмазы – вот его настоящий бизнес! Он мог быть звеном между Якутией и Смоленском. А если это так, то обрати внимание: за месяц уничтожена вся цепочка.

– Может быть… – задумчиво произнес Найденов.

– Ты был на месте гибели генерала? – спросил я.

– Конечно.

– Можешь показать мне это место?

– Зачем?

– Если бы я знал!

Найденов не стал вызывать опера, который привёз меня к нему, а сам сел за руль корейского джипа. Спустя час с небольшим на трассе Смоленск-Москва мы остановились. Вышли из машины. Найденов сделал несколько шагов вперед.

– Вот на этом месте стояла ауди генерала, – сказал он.

– Она стояла на обочине? – спросил я.

– Да.

– То есть, по ней стреляли, когда она стояла?

– Да.

– А почему она стояла? Сломалась?

– С машиной было всё в порядке.

– Может, колесо спустило?

– Колёса я сам осматривал, они были целы.

– Машина со стрелявшим ехала навстречу или следом?

– Следом. Вот здесь она притормозила, и киллер открыл огонь. Практически в упор.

– В какую сторону уехали?

– В сторону Москвы.

– И что, в это время на дороге не было других машин?

– Ни одной.

– Дорогу впереди или позади никто не перекрывал? Скажем, полиция, строители.

– Я проверял: не перекрывали. Пятый час утра. В это время здесь пусто.

– Почему же он остановился?

– Может, по нужде вышел.

– А может, его кто-то остановил?

Время от времени мимо проносились тяжёлые фуры. Отбрасывая в обе стороны спрессованный горячий воздух, этой упругой волной они словно хотели смахнуть нас с обочины.

Я шёл медленно, глядя под ноги, но ничего интересного не попадалось. Метрах в тридцати от дороги одиноко росла старая сосна, похожая на рогатку. Я подумал, что, если бы я поджидал генерала, ждал бы его именно здесь, у сосны. Отсюда дорога хорошо видна в обе стороны. Сам же, слившись с сосной, оставался бы незаметен. Я сошёл с дороги. Обошёл сосну, раздвигая ногами траву. Сделал круг, второй… Под толстым корнем, уходившим под землю, словно высоковольтный кабель, что-то блеснуло. Я наклонился. На мягком покрове из рыжих иголок лежала золотая зажигалка. Вынул носовой платок, поднял её. Это была газовая зажигалка для курительных трубок китайской фирмы «Джобон»: её боковое сопло позволяло раскуривать трубку, не обжигая пальцы. На корпусе была нарисована черная трубка. Я осмотрел находку. Обратил внимание, что на нижней стороне сделаны две глубокие параллельные риски.

– Что там?! – крикнул Найденов.

Я вышел на дорогу, показал зажигалку.

– Ты думаешь, она имеет какое-то отношение к убийству? – спросил Найденов.

– Там мог прятаться тот, кто остановил машину генерала.

Найденов посмотрел в сторону сосны, перевёл взгляд на место, где стояла машина заместителя командующего, что-то прикинул в уме. Вынул носовой платок, взял зажигалку, внимательно осмотрел её. Пальцем через платок нажал кнопку – пламя с лёгким шумом вырвалось из сопла.

– Дорогая, наверное, – заметил Найденов.

– Долларов тридцать, – предположил я.

Мы снова двинулись по обочине.

– Давай представим, как всё могло произойти, – предложил я. – Очевидно, что акция хорошо спланирована. В ней принимало участие как минимум трое.

– Почему трое? – удивился Найденов.

– Киллер – раз. Водитель – два.

– А может, киллер сам сидел за рулём?

– Киллер должен был думать не только о том, чтобы расстрелять генерала, но и о том, чтобы ни одна гильза не упала на дорогу. Он не мог быть ещё и водителем.

– Логично.

– Третий тот, кто остановил машину. Вопрос: как он это сделал?

– Имитировал поломку машины.

– Имитировал поломку машины… – повторил я, словно эхо. – Раннее утро… Едва рассвело… Машина генерала идет со скоростью 150 километров в час…

– Почему 150?

– Ну, 140. Ты видишь, как здесь носятся фуры? А чтобы на такой трассе ауди шла с меньшей скоростью, представить трудно. И вдруг он видит стоящую на дороге машину, голосующего водителя. Остановился бы он? Какой-нибудь капитан на жигулях остановился бы. Генерал на ауди – никогда. Кроме того, не забывай: если он действительно был завязан в криминальной схеме с алмазами, он обязан был быть подозрительным. Он проехал бы мимо.

– Но он остановился!

– В том-то и дело! – выдохнул я. – Что его могло остановить?

– А что, если он знал того, кто его остановил? – предположил подполковник.

Я хлопнул Найденова по плечу.

– Акимыч, ты определённо сегодня в ударе! Если его остановил человек, которого он хорошо знал, зажигалка наверняка его.

В Смоленск мы вернулись около шести вечера. Снова заехали к сестре Найденова. На этот раз сестра была дома. Она сварила картошку, нажарила котлет, выложила на блюдце маринованные грузди. Акимыч достал из холодильника бутылку водки. Всё было невероятно вкусно!

Поужинав, сытые и расслабленные, мы перешли в комнату, прихватив по рюмке коньяка.

– Как думаешь, сколько людей кормилось от этой криминальной схемы? – спросил я.

– Думаю, не много, – разумно рассудил подполковник. – Но это были очень важные люди.

– Командующий стратегической авиацией мог быть в деле?

– Несомненно!

– Министр обороны?

– Само собой.

– В таком случае, кто мог покуситься на их интересы?

Найденов посмотрел на меня.

– Насколько я понимаю, зажигалку не оформлять протоколом? – спросил он.

– И не отдавай военным следователям, – сказал я. – Сними только отпечатки.

Лето, увязшее в пчелиных сотах

Август выдался жарким. Казалось, землю подтащили к солнцу, и теперь не было спасения от этой космической жаровни. Даже ночью. Тонкая перкалевая простыня грела как одеяло, а вентилятор гонял тёплый воздух, создавая слабую иллюзию прохлады. Движения стали заторможенными, мысли – ленивыми. Хотелось к морю.

В эти дни я часто вспоминал моих новых знакомых, Ивана и Марту, представлял их у реки и ужасно завидовал им. Мысленно следовал за ними в тени кустарников, бродил босиком по траве, подолгу не вылезал из реки… В такую жару Марта, должно быть, в широкополой шляпе сидит у мольберта. Интересно, что она рисует? Наверное, что-то очень конкретное: узор на спине жука, ажурные наличники на старом доме, прожилки на лопухах… Насколько я успел понять, у неё очень конкретный взгляд на окружающий мир. Я ещё раз пожалел, что совершенно не умею рисовать. Но если бы умел, непременно попытался бы нарисовать август. Я не представлял, как это можно сделать. Ведь ни серебристое облако из крылышек стрекозы, зависшей над тёплой водой, ни разомлевший от жары подорожник, ни расплавленный горизонт – ничто не в состоянии передать то смиренное блаженство, в которое словно в тигле переплавляются зной и тайная радость от ощущения, что тебя пронзают солнечные мечи. Нужно быть достаточно сумасшедшим, чтобы изобразить то, что можно только ощутить.

Именно в эти жаркие дни на Ильинке взлетел на воздух бронированный мерседес заместителя министра финансов Ставраки. Постовой полицейский и один из выживших охранников видели того, кто подложил под машину магнитную мину. Это был мужчина лет шестидесяти, а, может, и старше. На нём балахоном висел тонкий светлый плащ, лёгкая белая шляпа с широкими полями бросала тень на лицо. Аккуратная седая бородка придавала облику мужчины вид чудаковатого, старомодного профессора. В правой руке мужчина нёс полиэтиленовый пакет. У мерседеса он споткнулся, упал, выронил пакет. Из пакета посыпались апельсины, часть их закатилась под машину. Поднявшись, «профессор» неловко начал собирать фрукты. Видимо, когда доставал апельсины из-под машины, тогда и прилепил под днище мину.

Всё это зафиксировали видеокамеры. Раз пятьдесят я смотрел записи, пытаясь разглядеть что-то особенное, но ничего не заметил. Рост у мужчины был выше среднего. Бородка, видимо, накладная. Мне показалось, что на самом деле мужчина был моложе того возраста, который изображал. Но, надо сказать, роль пожилого интеллигента он сыграл хорошо. Неуверенная походка, неуклюжее падение, неловкие движения при сборе апельсинов… Заложив мину, он так же неторопливо ушёл. Потрясающее хладнокровие!

Ситуация была похожа на убийство заместителя губернатора Нижегородской области Гроздина – тот же трюк с переодеванием. Здесь киллер переоделся священником. Выхватил из-под рясы пистолет, одной пулей уложил Гроз-дина, четырьмя – двух охранников и растаял, будто его и не было.

В списке странных убийств, который я составил, значился и московский журналист. Его зарезали за то, что пытался выяснить, каким образом из страны нелегально вывезли 800 тонн золота, принадлежащих частным золотодобывающим компаниям. Я поднял материалы уголовного дела, которое вёл мой коллега Коля Харитонов. В деле лежали бумаги, подтверждающие, что 800 тонн российского золота действительно поступили в один из Бельгийских банков. Но если это так, то это должна была быть очень серьёзная операция, в которой были задействованы государственные чиновники самого высокого уровня!

После трех недель жары пошли дожди. Они начались ночью. К полуночи небо затянуло тучами, сверкнули молнии, громыхнул гром и полились вода. Стало прохладно, свежо и покойно. Впервые за последние дни, распахнув все окна, я спал крепким сном.

Дождь лил весь день. К вечеру прекратился, выглянуло солнце, над Сокольниками выгнулась радуга – весёлая, как детская игрушка. Иван позвонил именно в эту пору.

– Напрасно вы не поехали с нами, – сказал Иван. – Это была замечательная поездка. Марта сделала множество рисунков. Она так увлечённо работала, что даже я взялся за кисть. Но в основном рыбачил. Как жаль, что вас не было!

Иван пригласил меня в гости.

– Мы должны отчитаться перед вами о поездке, – сказал Иван. – Кроме того, Марта очень хорошо готовит.

Договорились встретиться на следующий день в семь вечера. Я купил две бутылки шампанского, коробку конфет и белые розы.

Марта жила на Гарибальди в новом кирпичном доме на десятом этаже. Квартира была небольшая, двухкомнатная, с лоджией, отлично отремонтированная и со вкусом оформленная. Комнату и кухню разделяла арка, будто встроенная в книжный шкаф. На стенах висели три десятка рисунков, привезённых из Плеса. Как я и предполагал, в большинстве это были детально прописанные карандашом одуванчики, крапива, васильки, божья коровка… Марта была бы непревзойдённым иллюстратором учебников по ботанике. Но я не мог этого сказать вслух.

Среди малоинтересного гербария моё внимание привлекла лишь одна работа, написанная маслом. Вблизи картон можно было принять за палитру, но метров с пяти краски начинали плавиться. Жёлтый цвет нескольких оттенков отдавал жаром, погрузив в сон кусты и поля. Это было лето, увязшее в пчелиных сотах.

Готовила Марта действительно превосходно. Она выставила на стол салат из грецких орехов и сыра, острый лобио, хачапури и великолепные голубцы. Пока мы рассматривали этюды, шампанское в холодильнике остыло. С него мы и начали.

Марта была в белых брюках и белой свободной блузке. Иван – в защитного цвета брюках и белой футболке, плотно облегавшей его мощный торс. От моих друзей исходил запах ветра и трав. Потом я понял, откуда такое впечатление: Марта пользовалась туалетной водой с тонким, едва уловимым запахом полевой свежести.

– Мы снимали мансарду в обычном деревянном домике, – рассказывала Марта. – Там стояла железная кровать, старый комод, круглый стол, покрытый плюшевой скатертью. Хозяйка готовила завтраки и обеды, а ужины готовила я. Не знаю, как Иван, а я просыпалась с невероятным ощущением лёгкости, почти счастья. После завтрака мы отправлялись к Волге. Если нам нравилось место, я садилась за мольберт, а Иван забрасывал удочку. Вечером сидели на веранде и смотрели, как опускаются сумерки. Они приходят незаметно, неслышно, словно кошка. Вот ты видишь, как блестит Волга, и вдруг – река исчезает. И вспыхивают звёзды.

– Если бы не комары, чёрт бы их побрал! – внёс нотку реализма в романтический рассказ Иван.

– И ничего страшного, – возразила Марта. – Мы смазывались специальным лосьоном.

– Как улов? – поинтересовался я.

– Когда как. За всё время я поймал десятка два лещей и краснопёрок.

– Вы себе не представляете, как быстро летело время! – воскликнула Марта. – Только когда Иван вынужден был на три дня вернуться в Москву, я не знала, куда себя девать.

– Позвонили с работы, – пояснил Иван, – пришлось уехать.

– У них, у адвокатов, – сказала Марта, – своеобразная жизнь: то затишье, то штурмовщина.

Так я узнал, что мой новый знакомый – адвокат.

– Простите, Андрей, а чем занимаетесь вы? – поинтересовалась Марта.

– Я следователь, – сказал я.

– Вот это да! – воскликнула Марта, всплеснув руками. – Никогда не видела живого следователя.

– Вы следователь федерального Следственного комитета? – профессионально осведомился Иван.

– Да.

– По особо важным делам?

– Да.

– В таком случае, давайте познакомимся поближе, – предложил Иван. – Комын, адвокат.

– Омелин.

– Если вы не против, представлюсь и я: Домбровская. Марта. Свободный художник.

Иван разлил по бокалам шампанское.

– За знакомство! – сказал Иван и осушил бокал. Шампанское шло легко, я его выпил с жадностью.

– А что вы расследуете, Андрей? – спросила Марта.

– Убийства, взятки, хищения в особо крупных размерах…

– А сейчас?

– Убийства.

– Убийства? – переспросил Иван. – Их много?

– К сожалению.

– Как интересно! – воскликнула Марта. – И что это за убийства?

– Странные убийства, – сказал я. – Людей убивают в разных городах. Убивают, не оставляя следов.

– Как же вы найдёте преступников, если они не оставляют следов? – удивилась Марта.

– Что-нибудь, да оставляют, – заметил Иван. – Безупречных преступлений не бывает.

– Эти не оставляют, – сказал я.

Мне хотелось поделиться своими размышлениями с моими новыми друзьями, умными и обаятельными, но профессиональная этика держала меня за язык. Я ещё не очень хорошо знал моих друзей, расположенных ко мне чрезвычайно дружелюбно.

Мы снова рассматривали этюды. На этот раз Марта поясняла, в каком месте сделан рисунок, рассказывала забавные истории, которые сопутствовали ему. Например, когда рисовала ветку бузины, подошла пасшаяся недалеко корова. Она смотрела на Марту так долго, что художница прекратила рисовать бузину и стала рисовать корову. Та стояла терпеливо, иногда пощипывала траву, и можно было подумать, что животное понимает, кто перед ним и что делает. Закончив, Марта отдала буренке все круассаны с клубничным джемом, которые захватила из дома.

– То-то хозяйка удивилась, когда после дойки обнаружила, что у молока вкус клубники! – рассмеялся Иван.

Я снова остановился у картона с названием «Лето». Несомненно, Иван был очень талантливым художником.

Мы расстались около полуночи. Иван довёл меня до такси, пожал на прощание руку, а спустя полчаса позвонил, уточнив, благополучно ли я добрался до дома.