Мост через реку Бартанг

Лауреат Конкурса ФСБ России на лучшие произведения литературы и искусства о деятельности органов Федеральной Службы Безопасности 2019–2020 годов

* * *

Памяти друга

старшего сержанта ПВ РФ

Цветкова Александра Геннадьевича

От автора

Гражданская война внезапно накрыла своей тенью весь Таджикистан. Из-за высоких гор пришла печаль, и брат пошёл убивать брата.

Эту историю мне рассказал мой друг, пограничник Рома Махновский. Он служил срочную на финской границе поваром на линейной заставе. Но основные события, описанные в этой книге, произошли с ним в конце прошлого века на таджикско-афганской границе, где Махновский проходил службу в Группе пограничных войск Российской Федерации в Республике Таджикистан в условиях чрезвычайного положения.

Глава 1. Алакуртти

июль 1996 года

Государственная граница России и Финляндии, 12 погранзастава Алакурттинского погранотряда.

4.30 утра

– «Отварный». Пять – три – два, Губайдуллин, слушаю. Да… Хорошо… Да… Понял вас. Принято. Записал. Да. Передам капитану Жирнову. Отбой связи.

В ту ночь старший сержант Губайдуллин был в наряде дежурным по заставе. Я же отслужил ночным поваром на кухне и шёл прямой тропой в спальник на заслуженный отдых. Нет ничего лучшего в армии, чем идти после наряда спать. Солдат спит – служба идёт. Прямо перед дежуркой я и услышал этот ночной звонок и разговор Губайдуллина. «Дежурка» – это святое место для пограничника. Здесь всё свежее: связь, первые новости, график нарядов, письма, разговоры. В общем, свой центр управления пограничными полетами. И пройти мимо, и не поболтать с одиноким Губайдуллиным было просто нельзя.

– Кому не спится, Ринат, в полпятого утра? – спросил я у Губайдуллина.

– Таким же, как и ты, Махновский. Все на постах, несут службу. Если точно, то с комендатуры. Передали, что сегодня в нашу сторону гости едут. Шишки московские. То ли проверка, то ли комиссия. Пока соседей проедут, пока наш правый. Дороги сам знаешь какие. К обеду ждать. Утром доложить капитану.

– Блин, Махновский, вот скажи мне, зачем эти белые ночи нужны? – неожиданно спросил меня Губайдуллин, круто меняя тему разговора.

– Я вот никак не могу привыкнуть. Второй год служу здесь, а привыкнуть не могу. Проснулся – светло. Спать ложишься – светло. Достало. Первый год, на «учебке», с ума сходил. У нас, в Башкирии, такого нет. Всё по распорядку. Днем светло, ночью темно, как и должно быть. У вас же здесь, на Севере, всё не так, как у обычных людей.

Губайдуллин жаловался на белые ночи уже сотый раз, но каждый раз я терпеливо слушал его. Он прекрасно знал, что я из местных, мурманских, парней, и всегда возмущался так искренне, будто это я или кто-то из моих родственников включает и выключает это чудо Крайнего Севера.

– Ринат! Чего едут-то? – спросил я, возвращая его к теме звонка. Видимо, тогда я подсознательно почувствовал, что этот ночной звонок прозвенел и в моей судьбе.

– Два офицера, – Губайдуллин заглянул в журнал, – майор Богомазов и полковник Чешенко. Представляешь, Ромыч, целый полковник к нам едет из Москвы! Вот скажи мне, Махновский. Вот чего им в Москве не сидится, а? Целого полковника везут в глухой лес! Не удивлюсь, если у водителя фамилия будет Сусанин. Вот если я был бы полковником в Москве, то я позвонил бы сюда и сказал, – Губайдуллин приложил воображаемую трубку к уху и поменял свой голос старшего сержанта на голос полковника, – Алло! Алло! Кто у аппарата?

Я моментально подыграл Ринату:

– «Отварный»! Пять – три – два, ефрейтор Махновский слушает!

– Алло! Махновский! Это полковник из Москвы, Ринатов! Немедленно доложите обстановку.

– Докладываю, товарищ полковник из Москвы. Усё в порядке! Завтрак приготовлен. Хлеб испечён. Ножи заточены, ложки начищены. Кухня закрыта на замок. Установлены растяжки для лазутчиков. Доклад окончен.

– Молодец, солдат! За три ночных чая с плюханами объявляю благодарность!

Мы улыбались с Ринатом, вспомнив ночные чаепития. Плюханы – это отдельная солдатская гордость нашей заставы. Хлеб на заставе выпекали сами. В русской печке, которую на нашей «двенашке» в шестидесятых годах выложил какой-то срочник. Печник от Бога. Имя его безвестно, а вот добрая память осталась у всех поколений пограничников, кто служил там.

Я всегда оставлял тесто для тех, кто выходит в ночные наряды: дизелисту, часовым, дежурному по заставе. Всем ночным призракам государственной границы. Плюханы жарились исключительно на сковороде самим шеф-поваром и считались настоящим ночным лакомством.

Ринат снова приложил свою воображаемую трубку к уху и продолжил наше настроение:

– Алло! Махновский! А я вот слышал, что у вас на заставе служит настоящий батыр и храбрый солдат старший сержант Губайдуллин. Дома он, наверное, давно не был? Задолбался он, наверное, с вами, фазанами? Может его в отпуск отправить? Как считаешь, Махновский?

– Так точно, товарищ полковник. Есть такой солдат. Сильно задолбался он. Требует выключать солнце белыми ночами. Ещё вот что, товарищ полковник. Привезите ему повязку на глаза, ту, что на морду лошадиную надевают. Она ему как раз по размеру будет после ночных плюханов. А то он как лошадь служит, и ест, как она.

Мы тихо смеялись с Ринатом, чтобы никого не разбудить.

– Ладно, Махновский. Иди отдыхай. Мне скоро наряды поднимать. Ещё журналы заполнять. И разбуди Васю. Он на связь заступает. Хорош спать уже.

– Давай, Ринат! Тебе отстоять без происшествий.

Так бы и прошёл ещё один день из моей службы на границе, незаметно, буднично. Но уже потом, по прошествии времени, я часто разделял свою службу на до и после того ночного звонка, который меня тогда вроде и не касался. Но как оказалось позднее, полковник из Москвы и его друг майор ехали к нам на заставу в тот день именно за мной, за моим желанием служить Родине. За моей мальчишеской мечтой – быть настоящим пограничником.

– Махновский, подъём! Вставай. Ромыч, просыпайся!

Андрюшка Васильев по кличке Вася толкал меня в плечо.

– Ромыч, подъём! Кэп вызывает. Срочно. Два раза за 10 минут уже звонил.

– Да блин, чего надо? Я с наряда, с ночи только что.

Я посмотрел на часы. 11 утра. Мне показалось, что я спал пять минут. Оказалось, что я проспал часов шесть, что в тот день было уже роскошью.

– Откуда я знаю, – огрызнулся Вася.

– Ждёт кого-то. Сказал повара поднять. Срочно.

Я встал и пошёл в умывальник. На заставе было тихо, пол был вымыт до блеска. Ага, ждут гостей. Умываясь, я почему-то вспомнил о Васе и заулыбался. Он вместе с другими молодыми солдатами прибыл весною, после учебки. Вместе с ним в команде приехал его друг Паничев. Оба были вологодские пацаны. Вместе учились, вместе призвались и вместе прошли учебку. Разлучать друзей не стали и отправили на нашу заставу.

И вот как-то весёлым вечером после отбоя в спальнике был кавардак. Возня, борьба, кидание подушками. И в самый разгар ночного праздника вдруг слышим, как на заставу, хлопнув дверью, зашёл начальник капитан Жирнов и что-то спросил у дежурного. Весь спальник, кто не был на своих местах, бросился по койкам. Васе нужно было бежать через всё помещение, и, понимая, что он просто физически не успевает, бросился под одеяло к своему другу Паничеву. Дальше был космос!

Открывается дверь, заходит капитан с фонариком, идёт по спальнику и проверяет присутствие-отсутствие личного состава. Останавливается у постели Паничева, и удивлённо спрашивает:

– Паничев! Паничев! Что у тебя там такое под одеялом?

Серёга открывает глаза, типа проснулся и не понимает, что происходит. В луче фонаря откидывается одеяло, и Вася говорит начальнику:

– Это я, товарищ капитан, рядовой Васильев. Погреться прилег здесь…

Весь спальник молча, в тишине, надрывал животы от раздирающего смеха.

– Паничев, Васильев! Оба сейчас же ко мне в кабинет!

Когда все вышли, мы дали жару.

Но потом Паничев и Васильев вернулись от капитана и рассказали, как он железным голосом расспрашивал их: а может вы того самого… небесно-голубого цвета? Застава рыдала от солдатского счастья, и шутки продолжались ещё долгое время.

И сейчас, собираясь к начальнику, я вспомнил этот весёлый момент. Настроение поднималось. Было предчувствие чего-то хорошего, искреннего…

Через 10 минут я стучался в дверь канцелярии:

– Товарищ капитан, разрешите войти! Ефрейтор Махновский по вашему приказанию прибыл!

– Входи, входи Махновский. Жду.

Капитан Жирнов был настоящим начальником пограничной заставы. Командир с большой буквы.

– Долго спишь, Махновский. Так всё самое интересное и проспишь. У меня к тебе есть задание. Важное. Значит так. Едут к нам москвичи. Начинают с нашей заставы. Вчера были в отряде. Собирают личный состав и разговаривают. За вас не боюсь. Знаю, не подведёте. Разговор не об этом. Твоя задача – накормить. Моя задача – встретить и проводить. Продукты на складе, ключи от склада держи. Это приказ.

– Понял, товарищ капитан! Накормим. Что по времени?

– Точно не знаю. Выехали с комендатуры. Думаю, время у тебя есть. Выполняйте.

– Есть, товарищ капитан.

Первым делом я пошёл в курилку. Готовиться к выполнению поставленной задачи. Сидя в курилке, я думал, что можно приготовить двум офицерам, если у тебя только картошка, хлеб и ещё чего-то там из ничего. Вспомнил классику, как один мужик двух генералов накормил и подумал: «Ничего страшного, там два генерала были, а здесь майор и полковник. Делов-то! Вот когда твои парни с флангов возвращаются, а у тебя ещё ужин не готов или обед, вот тогда действительно страшно. А офицеры из Москвы для повара-пограничника – это пустяки. Справимся.

Времени у меня было несколько часов.

Стол был по-армейски шикарным. Я постарался на славу. Заставу чуток прибрали, кто-то побрился на всякий случай. Служба шла своим чередом. Начальник ждал гостей. Из-за леса выехал отрядный УАЗ, повернул в сторону заставы и лихо въехал в открытые ворота.

Два офицера резво выскочили из машины с явным желанием на лицах идти обратно пешком. Меня всегда забавляло смотреть, как приезжающие на нашу заставу вываливались из машин, и потирали бока, ноги и руки. Дорога к нам была ещё та. Запоминалась надолго. Желающих повторить маршрут не находилось, и большинство проверяющих я больше никогда не видел. Но эти двое явно были «старые волки». Кряхтя и улыбаясь, они обсуждали дорогу до заставы крепкими армейскими словами. И, как ни странно, оба были довольны тем, что вместе побывали в очередной переделке.

Жирнов вышел навстречу и коротко доложил. Офицеры пожали друг другу руки. Не заходя на заставу, они вместе пошли по территории и поднялись на нашу вышку, с которой было видна половина Финляндии. Застава была линейная и до границы оставалось всего 800 метров.

Через двадцать минут я услышал голос Жирнова:

– Повар! Обед через 10 минут.

Офицеры помыли руки, привели себя в порядок и вошли в столовую.

Я начал подавать горячее и комментировать:

– На первое – суп «си ву пле», что по-французски означает «добро пожаловать». Юмор был оценен и настрой на обед был подан мною с мастерством шеф-повара лучших армейских ресторанов мира. Единственной нелепостью был мой огромный белый колпак, свисающий на полголовы. Вершиной гротеска было мое солдатское вафельное полотенце, накрахмаленное до хруста и приберегающееся специально для таких случаев.

Офицеры кушали. И вдруг полковник, откусив кусочек нашего хлеба, просто замычал от удовольствия:

– М-м-м-м… Какой же вкусный хлеб! Как в детстве, ребятки! Боже мой! Точно, точно, мамка такой пекла. Это он, и вкус такой же! Я давно такого не ел. Откуда привозите? Из посёлка?

– Никак нет, товарищ полковник! Сами выпекаем. Настоящая русская печь у нас, – ответил Жирнов, понимая, что сейчас здесь, за столом, он главный. Это его достижение. Под его руководством солдаты выполняют такие задачи.

– Чудеса какие! Печь русская… Знаете что? Это самый вкусный хлеб за мою службу!

Полковник откусил ещё кусочек и медленно разжевал его, растягивая удовольствие.

– Теперь я точно в этом уверен!

– Согласен, Христофорыч! – Майор тоже откусил кусочек хлеба, – Вкусный хлеб, душевный прямо какой-то.

– Кто печёт? – спросил полковник.

Жирнов с удовольствием кивнул на меня:

– Вот он, наш кормилец! Ефрейтор Махновский.

– Махновский? Как зовут тебя, солдат?

– Роман, товарищ полковник, – ответил я.

Полковник привстал из-за стола и пожал мне руку.

– От себя лично, от имени полковника Чешенко объявляю ефрейтору Махновскому благодарность за службу!

– Служу России!

О, да! Это было чертовски приятно! Дальше обед проходил вкусно и легко. Офицеры с аппетитом кушали и общались. Закончив обед, дружно встали.

– Спасибо, повар! Хороший обед.

– На здоровье!

– Роман, где позже будешь? На кухне? Я к тебе зайду. Поговорить хочу.

– Так точно, товарищ полковник. На кухне. Бойцам ужин буду готовить.

– Добро. Спасибо. Обед действительно вкусный был.

Офицеры вышли из столовой и направились в канцелярию.

Я выполнил приказ капитана Жирнова блестяще.

Полковник сдержал своё слово. После небольшого совещания в канцелярии, московские гости вышли на территорию заставы и направились в сторону границы, на «линейку». Граница – это всегда особенный, священный, в самом душевном понимании рубеж нашей страны. И никакими словами нельзя передать чувства каждого, кто выходит в дозор. Это нужно почувствовать только там. Я помню, как обнимал свой красно-зелёный пограничный столб и шептал ему слова верности. У каждого пограничного столба есть душа и сердце. Потому, что они наши, родные!

Через час офицеры вернулись на заставу и разошлись по своим делам. Капитан Жирнов к себе, в канцелярию, майор собрал личный состав для беседы в ленинской комнате, а полковник Чешенко направился ко мне, на кухню. Я был готов к его встрече и спокойно занимался на кухне.

– Ну что, мастер! Показывай, где колдуешь. А, вот она! Вижу, вижу… Ну, здравствуй, красавица!

Полковник сразу же направился к русской печке и дотронулся до неё. Мне даже показалось, что он хочет обнять её. Я открыл заслонку, показал ему, как искусно она выложена внутри. Рассказал, как я выкладываю выпечку, чтобы прогорели угли, как смазываю формочки. Показал кадушку, в которой руками готовлю тесто и что при этом приговариваю. В общем, продемонстрировал гостю весь процесс приготовления нашего вкусного хлеба.

Полковник слушал, задавал вопросы и был очень доволен. Во время разговора мы оба, ефрейтор и полковник, испытали общее чувство гордости. Я вдруг осознал, насколько хорошее и важное дело я умею делать. Полковник – из-за того, что он проехал тысячи километров, и на самой дальней заставе северного погранотряда его вдруг угощают настоящим русским хлебом, приготовленным ночью на углях в настоящей русской печи! Я услышал, как полковник прошептал: «Чудны дела твои, Господи!».

– Где учился поварить? Разряд какой?

– Нигде не учился, товарищ полковник. Точнее, здесь, на заставе, и научился. До армии, если честно, пельмени не умел правильно сварить. (Блин, пельмени… Вспомнив, что где-то в мире есть пельмени и кто-то их сейчас варит и ест со сметаной, я обжег свои мысли).

– Как так? Самоучка? Молодец, солдат! Молодец, Роман! А тебе, правда, спасибо душевное, ты мне сегодня детство вернул. Память… Мамку, печку нашу в деревне, валенки одни на всех… И хлеб, который мы ждали. Это правда дорогого стоит. Спасибо тебе!

– Ну, суп – понятно… «Болты» солдатские, наши любимые, – понятно. Но хлеб! С печкой-то тоже уметь управляться надо! Помню, лежим, бывало, мы с младшими на печи, а мамка с печкой разговаривает, а мы всё слышим. Чего-то она с ней так жалится! Потом вырос, понял. Ты как научился?

– Да как-то само собой и получилось. Служил здесь такой Сашка Снетков. Чеховский парень, с Подмосковья. Он был старшим поваром до меня. В общем, ему на «дембель» уходить весной. Команду ждал. Неделя оставалась. Я ему до этого по кухне помогал рабочим, ну и готовить научился. А вот к хлебу он никого не подпускал раньше, да и мало кто хотел. Страшно. Вдруг что не получится – бойцы без хлеба останутся! Мама не горюй тогда!

Это случилось вечерней сменой здесь, на кухне. Я нарубил и выложил «выпечку», (так мы называли тонкие длинные палочки для розжига печи). А поджечь у меня не получалось, отсыревшие они были, что ли, тогда. Ну и Снетыч психанул. Зачерпнул рядом, в котельной, полкружки бензина и плесканул в печку. Если бы вы слышали, товарищ полковник, как она загудела, притихла… и как жахнула! Спасибо Снеткову, – оттолкнул прежде меня от печки, когда плескал. Я стоял вот здесь, в сторонке, а Сашка прямо перед печкой. В общем, из печки тогда вышел бог Огня. Я сам его видел. У Сани сильно обгорели волосы, брови и обожжена рука была. В отряд отправлять не стали – не смертельно. Перевязали руку, намазали кремами, что были. Домой он не поехал. Куда такому? Служил бы в танковых войсках, ещё понятно было бы. В общем, за две недели под его руководством я научился разговаривать с хлебом. И получилось. Когда я сам приготовил свою первую партию, Снетков попробовал и утром попросил Жирнова отправить его домой. В доказательство того, что есть хорошая замена, он дал ему попробовать мой хлеб. Капитан согласился, что это лучший хлеб. Так я и стал старшим поваром двенадцатой пограничной заставы.

– Молодец, солдат! Уважаю! Значит, так… Документы я тебе сделаю. Заслужил. Начпрод кто?

– Лейтенант Саушкин Александр Геннадьевич, – ответил я.

– Саушкин? Начпрод? Вот он где, мой золотой! Давно его не видел. Должен помнить меня. Так, хорошо. Я сегодня же позвоню. На контрактной службе давно?

– Полгода. Думаю, почему бы и нет. Служить своей Родине – для меня не пустые слова и не способ заработка. Срочная служба пролетела – не заметил. Я при деле. Да и капитан Жирнов – хороший командир.

– Удивляешь ты меня всё больше и больше, Роман. Редко это сейчас, в девяностые годы. Такой суп варится на кухне страны! Многие бегают, да и чёрт с ними. С такими солдатами, как ты, мы прорвёмся, справимся. А, ещё, послушай! Важный разговор к тебе есть. Пойдем в курилку, там и поговорим.

В это время дверь на кухню открылась, и зашёл Вовка, мальчишка 4-х лет, сын начальника заставы. В руках у него был игрушечный автомат. Кепочка сбилась, рубашка вылезла из шортиков, на коленках были две большие царапины.

– Это ещё что за боец? – удивился Чешенко.

– Это сын капитана Жирнова, – Вовка, наш друг и сослуживец.

– Ого, боец Владимир. Серьёзный я смотрю, с оружием ходит. Заставу охраняешь?

Вовка нисколько не смутился новому дядьке в форме и ответил: – Я на границе служу. Воды попить дайте. Там бой идёт. Надо бежать.

– Держи, – я налил ему воды. Вовка стал взахлёб пить. Судя по коленкам, бой был почти настоящий. Напившись, он открыл дверь, и побежал. Чешенко крикнул ему вдогонку: – Кем будешь, Владимир?

Вовка остановился, задумался и ответил: – Пограничником!

Мы вышли на улицу, и дошли до солдатской курилки. День был чудесный. Вовсю бушевало заполярное лето. Короткое и яркое.

Присели на скамейке. Закурили.

– Роман, – полковник, отвел сигарету и приблизился ко мне, – А хочешь послужить России там, где это сейчас жизненно важно? Я набираю ребят в мотоманевренную группу на таджикско-афганскую границу. Жарко там сейчас. Время такое. Союз только распался. Но там сейчас наша граница. Понимаешь, наша! Республики отделились, у каждого свой дом. Пусть так. Хорошо. Они друзья. Но есть и враги. Каждая сволочь хочет откусить кусок пожирнее. Думают, мы сейчас слабые стали. Да хрен вам! Точнее, им, по всей морде. Мы должны быть сейчас там, и мы будем! Пока республики не разберутся, кто настоящий друг, а кто хитрый враг. Командировка тяжёлая, на шесть месяцев. Исключительно контрактники, или, как вас прозвали сейчас, – «контрабасы». Можно быстро набрать, кого попало, но так нельзя. Там нужны исключительно сильные, умные и достойные люди. Отправка планируется в середине августа. Нужно успеть создать подкрепление до осени. То есть времени на отбор и подготовку осталось полтора-два месяца. И ещё немаловажная деталь. Тройной оклад, горные, боевые, выслуга один за три месяца и прочие полезности.

– Товарищ полковник, вы предлагаете мне ехать в чужую страну убивать за деньги незнакомых мне людей?

– Дурак! Дурак! Молодой ещё! – рявкнул на меня полковник, – Отставить дурные мысли! Послушай, Роман! Россия никогда не хотела и не хочет войны. Россия знает, что это такое. И Россия никогда не нападает первой. И мы – пограничники, мы – щит России, мы всегда защищаем. Понимаешь? Защищаем!

Да! Таджикистан сейчас чужая страна. Но люди там сейчас наши, понимаешь, наши. Нельзя просто так бросить их и уйти. И, главное, это нужно нашей Родине. Мы должны удержать рубежи, на которых стояли наши деды и отцы. Поколения пограничников старше тебя. Это не политика. Это связь поколений и мы будем держать эту связь. Пока не подготовим новые рубежи, пока живём с тобой в историческое время, – мы нужны там. Именно мы, пограничники, можем предотвратить большую и кровавую войну. Россия сильна людьми и верой. И поверь мне, полковнику пограничных войск Российской Федерации, где бы я не был, как бы трудно мне не было, я всегда с честью прохожу это время и говорю: служу России! Главное, Роман, запомни! Какой бы сильной и крепкой ни была наша Россия, ей всегда будут нужны защитники.

Оглушенный словами полковника я тогда многое понял. Понял, почему с детства хотел стать пограничником. Понял, почему остался служить по контракту на пограничной заставе.

– Пойдем в канцелярию, – полковник встал со скамейки. Будем звонить Саушкину, этому прохвосту. Помню его по Мурманскому отряду ещё. Тебе нужны документы, где бы ты ни был.

Мы зашли в канцелярию, и полковник попросил капитана вызвать отряд и найти начпрода. Тот оказался на связи.

– Алло, Саушкин? Говорит полковник Чешенко. Да, это я! И тебе не хворать. Рад, говоришь, слышать меня? Отлично. Так вот, я сейчас на «двенашке», на «Отварном». А здесь повар у тебя есть грамотный, но без документов. Бойцов кормит, хлеб печёт – старается. А вот ты, Саушкин, не стараешься. Знаешь о нём? Ага, слышал? Так вот, товарищ лейтенант, завтра же у него должны быть документы повара. Настоящие. Броня. Как у классика. Лично проверю, слышишь меня? Передаю ему трубку.

– Да, товарищ лейтенант! Диктую: ефрейтор Махновский Роман Владимирович. 1976 года рождения, 21 марта, город Апатиты Мурманской области.

Я диктовал свои данные и те, что спрашивал Саушкин. А голос-то у него был встревоженный! Звонок Чешенко любого мог сломать. Все знали его по службе в Мурманском погранотряде как исключительно образцового офицера, и все слышали про его железный характер. Все знали: если он сказал – сделает, отрезал – выбросит!

Я помнил Саушкина: два года назад, на учебке, нас отправили в наряд по отрядной столовой на чистку картошки и Саушкин тогда заставил перечищать обрезки, якобы мы много картошки срезали. Та глупость запомнилась мне, и сейчас я с особым удовольствием разговаривал с ним по телефону.

– Дай-ка мне ещё раз трубку! – попросил полковник, когда я закончил.

– Алло, Саушкин! Чешенко. Еще вот что. Этот повар собрался ехать в командировку в Таджикистан. Ага, подальше от тебя! Так вот. Скоро ты сам у меня приедешь сюда, на двенашку, печь хлеб и кормить бойцов. Понял меня? Выполняйте, товарищ лейтенант!

– Всё Роман, иди на службу. И принимай решение. Как примешь – позвони мне. Я в вашем отряде буду ещё дня два. Наберешь дежурного по штабу, спросишь Чешенко, скажешь, что повар с «двенашки» – я отзовусь, где бы ни был. Рад был встрече.

– Служу России, товарищ полковник!

Мы крепко пожали друг другу руки.

Ночью я долго не мог уснуть. В голове кружились разные мысли. Зачем? Что мне там делать? Чужая страна, чужие люди… У них проблемы. У меня здесь всё спокойно, всё по расписанию. Почему я должен ехать в чужую страну? Это далеко не просто путешествие. Когда мне было 6 лет, моя большая семья ездила в Таджикистан отдыхать, и я тогда набрался впечатлений, в столь юном возрасте. Первое, что всегда вспоминалось, это то, что мы ехали тогда пять дней на поезде. Многие сошли с ума от дороги и жары.

Но тогда было мирное время, все дружили. А сейчас ехать не отдыхать, а воевать. Против кого? Почему за этих, а не за тех? Я терялся и искал ответ.

Проверить себя? Глупости! Я уже проверил, когда пошёл в погранвойска и отслужил срочную. Проверил себя, когда остался служить на «Отварном». Я знал новости и читал газеты. Жирнов всегда проводил политинформацию. Я знал, что пограничники там сражались, но никогда не сдавались и всегда держали позиции. Но ситуация в Таджикистане была на грани. Гражданская война, неопределённость. Рядом никогда не затухающий вулкан – Афганистан. Почему?

Чем больше я думал о том, что мне сказал Чешенко, тем больше понимал, что нужен там. Там граница, там российские пограничники, там наши. Наши парни, которым нужна смена, нужен отдых и поддержка. Там мои братишки.

Я уснул, и мне приснился сон. Лечу я на вертолёте, со мной ещё кто-то. Лиц не разобрать. Все пограничники. Вижу горы. Приземляемся. За штурвалом полковник Чешенко кричит нам: «Пошли, пошли, парни. С Богом! Завтра на этом же месте я заберу вас всех. Всех, вы слышите меня? Всех.» Я ещё думаю, почему завтра, ведь сказал же, что командировка на полгода. Выпрыгиваю из вертолета, а там, на земле, стоит мой друг Сашка Цветков, обнимает меня и говорит: «Давай, братишка! Жду тебя! Вместе мы – сила!»

Именно там, во сне, наверное, я тогда и принял решение. Всё утро собирался с силами, а после обеда на кухню прибежал Вася из дежурки:

– Ромыч, тебе из отряда звонят. Сказал, что Цветок ждёт на проводе.

Я всегда был рад его звонкам, и помчался в дежурку.

– Алло, Сашко! Здорово, братан!

– Здравия желаю, товарищ ефрейтор!

Слово «ефрейтор» по отношению ко мне всегда забавляло его, и было неиссякаемым источником подколов и шуток.

– Живой ты там, Махновский? В лесу своём? Лосиху, наверное, симпатичную присмотрел? Гуляете с ней вечером?

– Нормально, Сань! Служба идёт.

– Я вот что звоню, братишка… Хорош там харю наедать на солдатской кухне. Тут в отряде рекрутеры вчера приезжали. Мы с ребятами подумали и записались в набор. ММГ в Таджик на полгода. Собирайся, Ромыч. Поехали с нами. Старший повар нам всегда нужен. Как говорится, война войной, а обед по распорядку. И ещё я слышал, что душманы боятся русских ефрейторов. Как увидят – сразу по горам разбегаются. А потом ищи их. Поехали, братан.

Я помню, как застыл с трубкой в руке. Тишина… Пять секунд… Всё!

– Да, Саня, конечно. Я с вами.

– Смотри. Сегодня 10 июля. 13-го отправка в Мурманск. Из наших едут еще парни. Все свои. Жду тебя.

Через пять минут после звонка Цветкова я стучался в дверь канцелярии.

– Товарищ капитан! Решил ехать в Таджикистан. Михаил Владимирович, отпустите?

– Молодец солдат. Одобряю. Всё обдумал?

– Так точно!

Жирнов взял трубку.

– Васильев, помдежа по штабу дай. Алло, дежурный? Капитан Жирнов, «Отварный». Соедините три-шесть-пять. Хорошо. Подожду на линии. Алло. Здравия желаю, товарищ полковник. Капитан Жирнов, двенадцатая застава. Никак нет. Всё в порядке. Здесь у меня ефрейтор Махновский. Так точно. Хочет служить. Передаю трубку.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Так точно. Принял решение. Прошу отправить меня в служебную командировку в Республику Таджикистан для прохождения дальнейшей военной службы.

Голос Чешенко в трубке был краток.

– Твоё решение поддерживаю. В людях не ошибаюсь. Решение за твоим командиром. Пиши рапорт. Отпустит – поедешь. От себя скажу так. Вернись живой! И чтобы у тебя никогда не было боевых наград! Как вернёшься, доложишь лично мне. Понятно?

– Так точно.

– Выполняйте!

Жирнов отключил связь, положил передо мной чистый лист, ручку и сказал:

– Пиши рапорт. Подпишу!