Жизнь 1. Безысходность
Кассандра сидела на колченогой табуретке, покачивающейся в такт ее редким движениям – путь руки с зажатой между кончиков пальцев сигаретой до опущенного в грустной ухмылке уголка губ и обратно к чуть подрагивающему колену. После каждой затяжки она морщилась, чувствуя, как дым раздирает больное горло – не любила курить, но сегодня не нашла ничего лучше, чем можно было бы занять свой свободный вечер, плавно растворяющийся в ночи, как сахар в плотной массе взбивающихся для меренги яичных белков, такой плотной, что, казалось, вот-вот задохнешься.
Больше сигарет Кассандра не любила такие вот моменты, требующие глушить роящиеся в голове мысли. Каждый раз разные. Хотя иногда даже нравилось вот так сидеть, в полной темноте, сгорбившись, на кухне, смотреть на затихающий вечер, на зажигающиеся окна дома напротив и наблюдать за потоком слов, как за клубком червей, копошившихся у нее в голове. Иногда это ни к чему не приводило, и тогда она, вздыхая, шла в спальню, где громче включала телевизор – так, чтобы мысли в ужасе прятались в свои затхлые норы. Час или два спустя ей даже удавалось заснуть.
Но случались дни, когда у нее получалось ухватить одну главную, самую жирную и упитанную мысль за хвост и с противоречивыми чувствами удовольствия и отвращения рассматривать ее. Видеть, как она извивается в воображаемых пальцах, и думать ее. Думать, пока не захочется блевать. Иногда, кстати, это помогало, правда, сначала приходилось залпом выпить стакан или два неразбавленного виски, но это того стоило.
Сегодня был как раз такой «счастливый» день. И не потому, что ей исполнялось тридцать лет, а из-за того, что удалось поймать и выписать в заметки на планшете мысль: «Ты навсегда застряла в этом дерьме». Покусав кончик стилуса и наморщив лоб так, что ей легко можно было накинуть лет десять, она дописала: «Я боюсь, что всегда буду жить такой жизнью».
Тут же к горлу подкатила волна желчи. Если бы Кассандра удосужилась поужинать или хотя бы выпить стакан сока, ее бы точно вырвало.
Сделав пару глотков воды из давно не мытого стакана с водой, на ободке которого скопилась грязь, девушка поморщилась, сглотнула, с трудом проталкивая жидкость дальше по пищеводу, и вздохнула. Виски сегодня не хотелось.
Раздавив докуренную до фильтра сигарету, Кассандра с трудом поднялась с табуретки и подошла вплотную к окну, прислонив лоб к холодному стеклу. От ее дыхания вид на город и дом напротив мутнел и затуманивался.
Отойдя назад на два шага, она поднесла дрожащую руку к правому виску и начала массировать пульсирующую болью точку, глядя на свое отражение на фоне черных силуэтов домов. Девушка по ту сторону стекла билась в немой агонии, открывая рот так широко, что, казалось, он вот-вот треснет, разрывая щеки кровавым зигзагом.
– Откуда это у меня? – равнодушно произнесла Кассандра и вздрогнула – в тишине квартиры голос прозвучал как из потустороннего мира.
Ответом было молчание. Даже копошившиеся черви мыслей замерли в испуге. Не приведи Господь, очередного поймают за хвост.
Кассандра вздохнула и пошла в спальню. Спать не хотелось, но желание приблизить следующий день, полный забот, способных выгнать ненужные мысли или как минимум приглушить их, было сильнее.
Она хорошо ориентировалась в темноте квартиры, чуть подсвеченной уличными фонарями. Сбросив тяжелый плед с кровати, Кассандра легла, включила телевизор и, отвернувшись к стене, слушала свой любимый сериал. Она привыкла к такому – только слушать. Потому что так было легче, чем еще и смотреть на ту жизнь, которую себе позволить не может.
– Завтра, – пробормотала она в полудреме. – Завтра будет новая жизнь.
***
Кассандра проснулась от крика матери.
– Сандра! Сандра! Вставай, дрянь такая! Опоздаешь! – голос был прокуренный, но громкий.
Она открыла глаза и, не шевелясь, оглядела свою детскую комнату. Где она? Подскочив на кровати, девочка мотала головой из стороны в сторону, пытаясь насмотреться, надышаться, наслушаться знакомой обстановкой.
Она жила с родителями до восемнадцати лет, пока мать ровно в день ее рождения не проводила дочку в институт с напутствием: «Не смей возвращаться. Слышишь?» Кассандра тогда обиделась. Но спустя несколько лет она поняла, что мать все говорила из лучших побуждений – сделать жизнь дочери невыносимой в этом маленьком, забытом Богом городке, чтобы она однажды уехала и никогда не возвращалась. Так хотела ее мать, будучи подростком, для себя. Но не случилось.
Не случилось и у Кассандры.
Подбежав к зеркалу, девушка уставилась на свое отражение, широко раскрыв глаза. На нее смотрела тощая рыжеволосая озорная девчушка с копной торчащих в разные стороны волос, похожих на вьющуюся проволоку, и ярко-голубыми глазами. Такими большими, что девочка поддалась желанию и наклонилась ближе к зеркалу, оставляя на нем туманные следы дыхания. Увидев это расплывающееся мутное пятно, она вздрогнула и отшатнулась.
Где она? Что с ней? Вчера легла спать взрослой тридцатилетней женщиной, а сегодня проснулась в теле ребенка. Критически прищурившись зеркалу, девочка предположила, что ей сейчас, должно быть, лет шесть, а значит…
Не успев додумать свою мысль, маленькая Кассандра сжалась, сделавшись в два раза меньше. Она услышала его. Джонатан Росс, ее отчим. Точнее, один из случайных и многочисленных ухажеров матери, почему-то решивший вступить с ней в законный брак.
– Норма, ты чего орешь? Разбудила, овца!
Норма Дэринг притихла. Перестали греметь тарелки собираемого на стол завтрака. Из спальни послышался скрип кровати под грузным телом старого Джо, и вскоре по коридору зашлепали его босые ноги. Он прошел мимо ее комнаты, задержавшись на долю секунды в решении, зайти в комнату падчерицы или нет, и вскоре уже послышались звуки пощечин. Звонкие, зычные, похожие на выстрелы из детского пистолета с пистонами.
Кассандра так и стояла посреди комнаты, боясь пошевелиться. Наконец, когда раздался стук двери – отчим вышел во двор, чтобы покурить, – она быстро натянула смятые, валяющиеся в старом протертом кресле брюки и футболку и вышла к матери на кухню.
– Мамочка, – прошептала девочка, опустив в пол глаза. – Ты… как?
Она не помнила, чтобы когда-нибудь в детстве называла Норму Дэринг мамочкой. Это пришло к ней много позже, когда она выхаживала ее в последние минуты жизни. Она напряглась от мысли, что та может что-то заподозрить, и женщина и правда повернула к дочке свой бесцветный взгляд, спрятанный под нависшими веками, и ухмыльнулась.
– А, нормально. И ты привыкай. Достанется тебе такой же… – Норма сплюнула в раковину – благо стояла рядом, – Принцы только в сказках бывают. И то не во всех. А сказки тебе точно не видать – будешь всегда жить такой же жизнью, как я…
Норма Дэринг рассмеялась и тут же прикусила язык, услышав скрип входной двери. Джонатан Росс вернулся на завтрак.
После улицы он выглядел посвежевшим и как будто веселым, что случалось с ним только после того, как он пропустит бутылку-другую самого крепкого пива, которое только мог найти в местном магазине. Пить ради удовольствия он не умел, поэтому напивался вдрызг. Так, что иногда Норма Дэринг неслась в соседский двор вызволять своего суженого, случайно завалившегося в клумбу с розами.
– Ну что, девчонки? Как жизнь молодая? – Джонатан шлепнул жену по заднице и уселся за стол, положив руки себе на колени. – Иди сюда, Касс. Не бойся, не обижу.
Отчим правда никогда ее не обижал. Иногда он даже был вполне приличным отцом, возившим свою падчерицу в местный парк на аттракционы. Тогда казалось, что они могли бы быть вполне счастливой семьей – она, ее мать и этот чужой, по сути, мужчина. Но проходила пара дней, Джонатан начинал все чаще раздражаться по любому поводу, а потом и вовсе цеплялся за какую-то мелочь вроде плохо разогретого ужина, разбивал пару тарелок, отвешивал пару пощечин жене и уходил напиваться в местный бар или к друзьям. Даже будучи маленькой шестилетней девочкой, Кассандра понимала, что отчим начинает бучу только для того, чтобы иметь повод пойти и выпить со словами «Как вы все меня достали!» На следующий день он опустошал бутылку легкого пива и был готов снова казаться хорошим мужем и отцом. Пока…
– Чего зависла, малая? – заржал Джонатан Росс и повернулся к столу. – Не хочешь – не иди. Я же не зверь.
«Наверное, вчера была очередная попойка, а на улицу он ходил, чтобы выпить бутылку пива из холодильника в гараже», – подумала про себя Кассандра и улыбнулась. Ей очень не хотелось, чтобы это ее странное возвращение в детство омрачалось пьяным угаром.
– Кстати, почему я тут? – пробормотала девочка себе под нос и смешно нахмурила маленький носик, заставив отчима заржать еще громче.
– Потому что тебе не повезло, – пробурчала Норма Дэринг и подтолкнула дочь к столу, на котором уже дымились на тарелке неровные и, как водилось, невкусные блинчики.
Щедро налив кленовый сироп сверху на высокую гору плохо прожаренного теста, Кассандра принялась ковырять их вилкой, надавливая сверху, чтобы через дырочки выходили капельки тягучей сладкой жидкости. Высокий стакан с молоком она проигнорировала – отвращение к нему пришло к ней гораздо позднее, лет в двадцать, но пробовать на вкус эту пахнущую силосом жижу желания не было.
– Ты сегодня в школу, – буркнула Норма и уставилась в свою стопку блинов.
– Как в школу, ма? – удивленно вытаращила глаза маленькая Кассандра. – Сегодня разве не воскресенье?
– Воскресенье, – с набитым ртом кивнула женщина и закашлялась, после чего отвесила дочери подзатыльник и в ответ на выступившие слезы шикнула. – Когда я ем…
– …я глух и нем, – прошептала девочка и вздохнула.
Она уже забыла, что иногда мать отправляла ее в школу и в выходные, оставляя там у своей приятельницы, присматривающей за пустыми классами, миссис Бенедикт. Жутко неприятная, пахнущая потом и чем-то кислым бабища, в которой было не меньше 100 килограммов. При ее маленьком росте она была похожа на шар, еле катающийся по пустым коридорам.
После завтрака Джонатан отрыгнул и вышел во двор покурить. Норма Дэринг молча собрала посуду со стола, выкинула недоеденные комки теста в мусорное ведро и выразительно посмотрела на дочь: «Помой тарелки».
Кассандра соскочила со стула и огляделась вокруг. Кухня казалась ей огромной, и она невольно вспомнила, как приезжала сюда последний раз, когда продавала этот дом. Ей было двадцать шесть лет, она только-только похоронила мать, тихо умершую в больнице. Тогда это маленькое помещение давало на нее своими стенами, а полуразваленная мебель грозила вот-вот обрушиться, похоронив под собой остатки ее детства.
Сейчас же маленькой Сандре казалось, что места тут вполне хватает – вот и стол есть куда поставить, и три стула. Правда, их приходится придвигать к стене, когда мать начинала готовить, но это не так страшно. Да и мебель казалась не такой уж старой – всего-то пара десятков царапин на столешнице и две поломанные ручки на шкафчиках, которые Джонатан Росс так и не удосужился починить, хотя обещал еще прошлой весной. Девочка вспомнила, как мать пыталась поставить новые ручки сама, но ее муж так отделал ее за то, что она «лезет в его мужские дела», что потом неделю не сходили синяки, а лопнувшую кожу на переносице пришлось зашивать, и сейчас на лице Нормы Дэринг красовался уродский шрам, не делающий ее и без того неприятную внешность более располагающей.
Кассандра отодвинула маленькую табуретку, шатавшуюся и поскрипывающую, и залезла на нее, собираясь помыть грязные тарелки. Спорить с матерью не имело никакого смысла, хотя это она поняла только сейчас, в свои тридцать лет, запертые в этом хрупком безропотном теле.
Вода была ледяной. У них в доме нагреватели были установлены в спальне хозяев, так что маленькая Сандра умывалась по утрам только холодной водой, и только раз в неделю ей разрешали помыться под горячим душем – надо было экономить. Вздрогнув, когда ледяные струи попали на ее кожу, девочка чуть не уронила тарелку в раковину – роковая ошибка, которая могла ей очень дорого стоить, – но вовремя сжала свои маленькие пальчики и не дала ей ускользнуть. Пронесло.
Через десять минут на кухню вошла Норма Дэринг и недовольно нахмурилась.
– Долго возишься, Сандра, – прикрикнула она на дочь и шлепнула ту по заднему месту. Не больно. Скорее обидно.
– Я уже закончила, мамочка, – пробормотала Кассандра и поставила последнюю домытую тарелку на подставку, стоявшую тут же у раковины.
– Собирайся, тебе пора. Миссис Бенедикт уже ждет.
– Я… пойду одна? – робко переспросила девочка.
– А ты хочешь кортеж? – заржала Норма и опять нахмурилась.
– Нет, я подумала…
– Зря напрягаешься, – грубо перебила мать. – В твоей пустой голове вряд ли родятся хорошие идеи. Так что и стараться не стоит.
Кассандра поджала губы. Ей было обидно, но радовать мать своими слезами она была не намерена.
– Мне можно взять с собой книгу? – жестко сказала как отрезала девочка, вызвав нескрываемое удивление Нормы.
– Бери, – женщина посторонилась, пропуская дочь на выход, и проводила ее глазами.
– Спасибо, – вздернув свой маленький курносый нос еще выше, девочка вышла из кухни, убежала к себе в комнату и уже через минуту пронеслась в обратном направлении в сторону входной двери.
На улице пахло весной. Кассандра всегда узнавала этот запах: затхлая и разложившаяся под снегом листва, кучки собачьего дерьма и разряженный после дождя воздух.
Перепрыгнув сразу через три ступеньки, девочка повернула направо и побежала по улице, стараясь надышаться, насмотреться, начувствоваться этим моментом. Это счастье, что он повторился, но где вероятность, что это произойдет вновь или не исчезнет через мгновение.
Путь до школы лежал по прямой, поэтому маленькой Кассандре никогда не составляло труда найти дорогу, а мать не боялась отпускать ее одну. Подойдя к высоким деревянным дверям, девочка потянула на себя тяжелую створку и вошла в полумрак привычно пустого коридора. Она еще не училась здесь, ее не приняли раньше времени в первый класс, хотя читала она уже бегло и вполне неплохо могла складывать и вычитать. Поэтому единственная возможность тут побывать ей предоставлялась именно в те выходные дни, когда Норма Дэринг уж очень хотела сплавить дочь подальше от себя, чтобы либо заняться уборкой по дому, что бывало не чаще двух раз в год, либо просто валяться на диване весь день и смотреть сопливые мелодрамы. Можно было даже пустить слезу, смотря на разрушенные мечты героев фильмов. Это не так обидно, как плакать над собственной жизнью.
– Касси, это ты? – крик Ланы Бенедикт был на удивление тонкий и писклявый, и Кассандра поморщилась.
– Я, миссис Бенедикт! – в пустом коридоре ее шепот отдавался эхом и возвращался к ней.
– Не бегай там! Я только полы помыла! – завизжал противный голос.
– Я аккуратно, – буркнула Кассандра, протискиваясь в тесную комнатушку, почти полностью занятую огромным столом, за которым сидела ее сегодняшняя надзирательница.
Девочка села на маленькую табуретку, стоявшую прямо у окна, и зажмурилась. Солнечный свет проникал сквозь грязное маленькое окно, как будто лазерный луч, попадая прямо в глаза.
– Миссис Бенедикт?
Женщина гневно зыркнула в сторону окна и прищурилась. Она смотрела какую-то передачу по маленькому телевизору, стоявшему на столе перед ней, и не хотела, чтобы ее кто-то отвлекал.
– Можно я пойду посижу в холле? Я там ничего не трону, – Кассандра подняла увесистую книгу с большой синей птицей на обложке и покрутила над головой. – Почитаю.
– А тут тебе чего не сидится? – Лана Бенедикт пошевелилась, и кресло под ее грузной фигурой жалобно заныло.
– Свет в глаза падает, – призналась девочка. – Да и мешать я вам тут буду. А там никого нет.
– Иди, недоразумение. К одиночеству тоже надо привыкать. От мамки съедешь – с кем останешься?
– Замуж выйду, – Кассандра уже стояла у двери, но решила ответить.
– Ой, не советую! У меня вон – три мужа было. И что? А ничего хорошего! Все ушли. Кто в саму преисподнюю, а кто к шалавам, – миссис Бенедикт икнула и взяла бутылку легкого пива. Она обычно выпивала две или три, пока дежурила в выходной в школе.
– Не все же такие. Можно уехать туда, где другая жизнь… – неуверенно пробормотала Кассандра и вдруг у нее промелькнула мысль. Промелькнула и сразу исчезла.
– Все, нерадивая, все. Поэтому мой тебе совет – жить надо ради себя и только одной. Окончишь школу – ищи способ удрать из этого проклятого города, но не рассчитывай, что где-то кардинально лучше. Хорошо там, где нас нет.
– Мне кажется, где-то есть места лучше… – девочка бросила попытки поймать сбежавшую мысль и облокотилась на дверь, собираясь продолжить разговор.
– Вот про это не скажу – не была нигде. Но моя сестра выбралась из этой глуши и, поговаривают, даже родила двоих детей, – Лана Бенедикт окинула девочку презрительным взглядом, – хотя это то еще счастье. У меня хоть спиногрызов нет.
Кассандра поджала губы и молча вышла из комнатушки, оставив свою надзирательницу с почти допитой бутылкой пива и тупым телевизионным шоу.
Идя по пустым коридорам вдоль школьных шкафчиков, запертых на выходные дверей и кадок с полусдохшими растениями, почему-то подумалось об одиночестве. Сейчас оно ей доставляло скорее радость, чем беспокойство – те недолгие моменты, когда удавалось побыть одной, были самыми счастливыми для девочки, потому что, откровенно говоря, просто не находилось рядом того человека, с кем ей стало бы комфортно. Ну кроме тех немногочисленных моментов, когда ее семья выбиралась на городские ярмарки или в цирк.
Забившись в угол между двумя креслами в холле, Кассандра расположилась прямо на полу, подтянула колени к груди и открыла свою книгу. Это была большая энциклопедия птиц – почему-то их девочка любила больше, чем животных.
«Наверное, потому, что они могут улететь куда хотят», – подумалось ей в который раз.
Переворачивая страницу за страницей, Кассандра водила пальчиком по бумаге, вчитываясь в короткие заметки об ареале и повадках той или иной птицы.
Незаметно прошел день. В пять часов вечера глухим эхом по коридорам раздался мерзкий звук – миссис Бенедикт искала девочку, благополучно уснувшую прямо на полу, положив голову на белую цаплю, взъерошенную и удивленную.
Домой Кассандра возвращалась одна. Было еще светло, но в некоторых домах уже зажигался первый свет – матери готовили еду детям или наливали стакан виски мужьям. Одно из двух.
Их район не отличался красотой или богатством. Маленькие захудалые, иногда даже полуразваленные домишки, как будто собранные наспех из того, что попалось под руку, покосились от времени и печали, потому что вынуждены в своих прогнивших чревах терпеть это человеческое отродье, называющее себя низшим классом и живущим на пособия от государства. Все лучше, чем работать с 9 до 18.
Кассандра поморщилась, когда увидела незнакомого пьяного вдрызг немытого мужика, развалившегося прямо на ее пути. Видимо, он изо всех сил пытался добраться до промятого дивана, но что-то в его плане пошло не так.
Обойдя мужчину стороной, девочка не удержалась и пнула незнакомца прямо в обрюзгший живот, но тот даже не ойкнул, только мягкая волна прокатилась по желеобразному телу, едва прикрытому тонкой футболкой.
«Точно не принц из сказки», – хмуро подумала Кассандра и тут же вскрикнула от неожиданно зазвучавшего в ее голове голоса матери: «Будешь всегда жить такой же жизнью, как я»! Это оно!
Она тут же вспомнила, как прожила этот самый день первый раз, услышала от матери эти слова и прямо тут же по дороге из школы сама в этом убедилась, встретив на пути этого отвратительного мужика. Главу чьей-то семьи. Может, даже отца чьих-то детей, но уж точно не сказочного принца.
Получается, не просто так она попала именно в этот день – нужно разрушить это убеждение, которое досталось ей от матери, чтобы наконец-то побороть свой страх навсегда жить такой же никчемной жизнью.
И дело было не в том, чтобы просто не жить с таким вот «принцем». Быть одной Кассандре нравилось, и она этого не боялась. Сама мысль о том, что кто-то сможет вносить свои коррективы в ее хаотичное безделье, вызывала гримасу отвращения на ее лице. Но сейчас, стоя тут, на этой улице среди перекошенных домов под животные звуки храпа, доносившиеся со спины, девочка решила, что дело не только в одиночестве, а вправе выбирать, где жить и кем быть. Она чуть поникла, когда опять пришло сомнение: вряд ли получится что-то изменить, но вдруг…
«Но вдруг…» – пронеслось в голове у Кассандры, и девочка зажмурилась. Вдруг все-таки это можно обойти, она сможет уехать отсюда, встретит хорошего человека, выйдет за него замуж. Ей будет приятно заботиться о нем, готовить ему блинчики по утрам. Возможно такое? Девочка наморщила свой маленький носик и попыталась представить. Сейчас в ее еще неокрепшем детском мозгу не было никаких поддерживающих эту теорию мыслей. Но вдруг…
– Вдруг… – вслух произнесла Кассандра и задумчиво пошла прочь от храпящей массы, изрыгающей тошнотворный запах рвоты и алкоголя.
Норма Дэринг дочь явно не ждала. Открыв дверь и пройдя в узкий коридор в сторону кухни, девочка остановилась, услышав звуки, доносящиеся оттуда – не что иное, как «акт любви». Хмыкнув, она на цыпочках прошмыгнула в свою комнату и подставила стул к дверной ручке. Она всегда так делала, чтобы никто не вошел без разрешения, особенно отчим, когда был пьян. Он ее никогда не обижал, но мать сама настаивала на этом.
Присев на кровать, так и не застеленную с самого утра, а скорее всего, с позапрошлой недели, когда в их доме меняли белье, Кассандра задумалась. Ей не хотелось оставаться здесь надолго, несмотря на то что увидеть мать было на удивление приятно. Что ни говори, но, видимо, она ее любила и доказала это в те сложные несколько недель, пока та умирала.
«Что же мне делать?» – девочка выпятила нижнюю губу и прищурила глаза. Так думалось хорошо. А еще – вслух.
– Мне нужно опровергнуть эту мысль. Но как…
Детским мозгам не давалась такая сложная мыслительная деятельность; даже несмотря на взрослые воспоминания, от этого процесс шел туго. Примерно спустя полчаса, когда мимо ее комнаты прошлепали босые ноги отчима, удаляющегося в их спальню, девочка наконец приняла решение. Ей нужно поехать в другую часть города, где стоят дорогие дома. Там уж точно совсем другая жизнь и даже, может быть, найдутся люди, кого можно будет назвать принцами и принцессами из сказки. Она видела таких по телевидению, о них писали в книгах и журналах, но, видимо, этого было недостаточно для того, чтобы поверить в их существование в ее, Кассандры Дэринг, реальности.
Посмотрев на часы, она поняла, что уже, конечно, слишком поздно. Сегодня ей не удастся попасть аж на другой конец города и успеть вернуться до темноты, тем более учитывая то, что денег взять неоткуда, а следовательно, нужно было идти пешком.
Девочка нервно сглотнула, представив, какой ей предстоит проделать путь, и тут же решила про себя, что совсем не будет считаться таким уж серьезным проступком украсть несколько монет из штанов отчима, которые он вечно разбрасывал по ванной комнате. Главное, найти повод туда попасть. Но это не проблема. Хватит и одной упаковки совсем новеньких красок, которые должны лежать в верхнем ящике стола.
Она вскочила с кровати, подвернув правую ногу и ойкнув, и быстрым движением рванула на себя круглую прохладную ручку. Да, она не ошиблась. Краски были на месте, а значит, и путь в родительскую ванную был обеспечен. Оставалось уповать на то, что Джонатан Росс не изменит своим привычкам и не уберет наконец все по местам: одежду в шкаф, а деньги в кошелек.
Кассандра аккуратно, высунув от напряжения кончик языка, раскрутила первый тюбик и сразу отпрянула – запах был такой сильный, какой может быть только у дешевой краски, явно не предназначенной для детей. Пожав плечами и вздохнув, девочка начала намазывать мягкую субстанцию на руки и ноги, стараясь не запачкать одежду. На пятом тюбике она поняла, что это была бесполезная затея, и перестала осторожничать.
Через пятнадцать минут красно-сине-зелено-черно-желтое нечто появилось на пороге кухни, где Норма Дэринг пила вечерний чай с огромным куском торта с жирным масляным кремом такой едкой расцветки, что девочку чуть не вырвало. Это, несомненно, дополнило бы ее и без того устрашающий вид.
– Ты… ты что натворила? – ложка с очередным куском торта замерла у самого рта Нормы Дэринг. Оглядев дочь с ног до головы, она грустно вздохнула и покачала головой. Ругаться не было ни сил, ни желания, да и смысла в этом тоже было немного. – Иди мойся.
– Там… Джонатан.
– А, ну да… – мать неохотно положила ложку рядом с тарелкой, испачкав старую скатерть кремом, но даже не заметила этого.
Она проводила дочь через их с мужем спальню в ванную комнату, вяло махнула рукой, когда Джонатан Росс заржал над увиденным, и оставила девочку одну отмываться от этого красно-сине-зелено-черно-желтого безумия.
Кассандра первым делом огляделась по сторонам и увидела не одну, а целых три пары брюк, небрежно скомканных в углу ванной комнаты за унитазом. Скорее всего, хозяин про них вспомнит, когда уже кроме последней пары чистых трусов не останется ничего другого, и тогда Норме Дэринг не поздоровится. Заплясав от предвкушения, девочка было дернулась схватить первые брюки, когда вспомнила о том, что ее руки измазаны краской, а оставлять следы своего маленького преступления было ни в коем случае нельзя.
Наспех помывшись – благо, краски были водорастворимыми, что девочка даже не удосужилась проверить перед тем, как измазаться ими с ног до головы, – Кассандра вытерлась старым некогда махровым полотенцем и наконец-то подбежала к валяющейся груде тряпья. И с первой же попытки – удача! Несколько монет завалялось в правом кармане брюк.
Прошмыгнув в свою комнату, не попавшись на глаза отчиму, отвернувшемуся к стене и захрапевшему, Кассандра запрыгнула на кровать и растянулась на ней в полный рост. Ее губы расплылись в улыбке, а глаза зажмурились от удовольствия, предвкушая завтрашнюю поездку на другой конец города.
«Я вырвусь отсюда, я вырвусь отсюда, я вырвусь отсюда, – мелькало у нее в голове. – И это будет настоящая сказка».
С этими мыслями, перевозбудившись от событий дня, маленькая Кассандра уснула, даже забыв подпереть дверь стулом. Повезло, что в тот день Джонатан Росс был, во-первых, трезв, а во-вторых, удовлетворен своей женой прямо там, на кухне, где потом она до ночи сидела одна в темноте, ела отвратительный торт с масляным кремом и смотрела в темноту на улице, как будто одним глазком стараясь подсмотреть свое будущее.
***
Кассандра, засыпая на ходу, держалась за на удивление холодный поручень в автобусе и тряслась в такт его движению.
Утром она наспех собралась, еле влезла в самое красивое платье, которое уже стало чуть мало, и выбежала из дома, даже не удосужившись предупредить мать о своих планах на день. Да и не могла она этого сделать – узнай Норма Дэринг о ее желании поехать на другой конец города, девочке несдобровать. И не потому, что кто-то будет переживать за нее, такую маленькую, в таком большом и, возможно, опасном районе. Нет. Попало бы Кассандре за кражу нескольких монет из карманов Джонатана Росса.
– Девочка, а ты что, одна? – незнакомая женщина уже давно смотрела на нее подозрительно, пытаясь понять, с кем едет ребенок, слишком маленький для того, чтобы путешествовать в одиночку. Хорошо еще, что Кассандра была достаточно высокая для своего возраста и на шесть лет точно не выглядела.
– Почему одна? – Кассандра постаралась сыграть удивление и показала маленьким пальчиком вперед. Она давно приметила чуть вдалеке женщину, которая сейчас спала у окна метрах в двух от нее. – Вон, моя мама просто спит.
– Да? – протянула женщина, явно не поверив в эту историю. – А почему ты не с ней рядом?
– Там тесно, – девочка улыбнулась, обнажив ряд мелких желтоватых зубов. – А тут просторно. И никто не ходит, потому что тут двери не открываются. – Автобус приехал к следующей остановке и открыл передние двери. – Видите? Поэтому тут и людей меньше. Мы в кино едем. А вы?
Женщина поджала губы и отвернулась. Интерес к этой незнакомой девочке тут же угас, когда она поняла, что не получится посудачить об удивительном спасении маленькой беглянки со своими подругами. Хотя… Кто ей мешал соврать? Подумав об этом, она заулыбалась и прикрыла глаза. Ехать было еще долго.
Всю оставшуюся дорогу до элитного квартала Кассандра стояла в напряжении. Ей с трудом дался этот разговор, а ведь не факт, что он будет сегодня последний – маленькие девочки не должны быть одни. Ни в автобусе, ни на улице.
Доехав до места и соскочив с высокой подножки старого «фольсксвагена», Кассандра оцепенела. Девочка открыла рот и широко распахнула ярко-голубые глаза, удачно подчеркнутые платьем, – ей показалось, что она попала в сказку. Вдоль дороги тянулась череда домов, которые раньше она видела только в телепередачах, транслируемых по вечно включенному маленькому старому телевизору.
– Эй, девочка, тебе куда? – мужчина, вышедший из автобуса за Кассандрой и уже собиравшийся пройти мимо, остановился.
– Я… я иду в гости, – сглотнув подступивший к горлу комок, прошептала девочка.
– Проводить? Ты, наверное, тут первый раз? А где твоя мама? – мужчина оглядывался по сторонам и хмурился.
– Она не поехала со мной – слишком далеко. Посадила меня на автобус и попросила водителя присмотреть за мной. А тут меня должны встретить родители подружки и проводить до их дома. Вы не волнуйтесь. Я их тут подожду, наверное, приехала раньше. Я боюсь потеряться, поэтому не убегу никуда. Не переживайте!
Мужчина прищурился, посмотрел на девочку, явно оценив ее наряд как не самый подходящий для праздников, которые обычно устраивали в этом районе, пожал плечами, развернулся и пошел прочь.
Кассандра подождала, пока он скроется за поворотом, а когда он напоследок обернулся на нее – помахала ему вслед и, закатив глаза и взвизгнув от восторга, побежала в противоположную сторону.
Район выглядел действительно потрясающе. Дома были в основном двухэтажные, но попадались и настоящие исполины, поражающие не только высотой, но и шириной. Маленькие и большие сады или даже одинокие клумбы благоухали цветами всевозможных расцветок, от чего над ними копошились маленькие бабочки – синие и желтые.
Девочке казалось, что она попала в сказку, и при одной мысли об этом у нее приятно сжалось сердце.
Потеряв счет времени, Кассандра уходила все дальше и дальше от остановки автобуса, не уставая вращать головой по сторонам, пока не услышала вдалеке детские крики. Сердце запрыгало от предвкушения. Если ей еще и посчастливится увидеть хоть одним глазком чей-то день рождения, она точно поверит в волшебство.