Контрразведчик

© Юрий Корчевский, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону

***

 
Настанет год,
России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон…
 

М. Ю. Лермонтов «Предсказание», 1830

Глава 1
ВОЙНА

На германском фронте после первых успехов русских войск наступило неустойчивое равновесие фронтов. Да по-другому и быть не могло, с начала века появились новые виды оружия. Тот же Хайрем Максим снабдил воюющие стороны пулеметами, этими косами смерти. Сколько атак захлебнулось, едва солдаты выбрались из траншей! Два-три пулемета вполне могли сорвать наступление батальона. А еще появились бронированные монстры. На Западном фронте англичане применили танки, которых у немцев не было. Против них пулеметы бессильны. Немцы в панике бежали. У всех воюющих армий сразу появились броневики. Казалось – найден легкий выход. На шасси грузовика поставить бронированную коробку и вооружить пулеметом, а то и двумя. Да не вышло виктории. У броневиков проходимость по полю боя скверная – воронки от снарядов, траншеи, окопы, грязь после дождя. И с танками они бороться не могут, пушка нужна.

Потому воюющие армии закопались в землю. Блиндажи, траншеи, окопы, да зачастую с бревенчатыми накатами. А перед передовыми позициями колючая проволока, от одного до пяти рядов. Попробуй, пехотинец, их преодолеть! Однако позиционная война ни одной стороне преимуществ не давала. Воюющие стороны стали применять массированные артиллерийские обстрелы неприятеля, причем на ведущее место вышли гаубицы крупного калибра, которых в русской армии остро не хватало. Да еще немецкий рейхсвер применил впервые в новейшей истории химическое оружие – газообразный хлор и иприт. Сначала на французских позициях – реке Ипр, потом хлор у русской крепости Осовец.

Стратегия генералов, закончивших академии и военные училища, не поспевала за развитием техники и технологий. Кто мог предполагать еще несколько лет назад применение авиации всеми сторонами? Первоначально использовали самолеты и дирижабли для разведки. Когда пилоты противоборствующих сторон встречались в воздухе, палили друг в друга из пистолетов. Довольно быстро на аэропланы установили пулеметы, и появилась истребительная авиация. Русский инженер Сикорский сконструировал еще перед войной многомоторный самолет «Илья Муромец» и приспособил его под военные нужды, как бомбардировщик, хотя и слова такого не существовало еще.

Петр Великий еще в начале восемнадцатого века пригласил в страну иноземцев, сведущих в морских, воинских делах, а также в производстве. Многие переселились – немцы, голландцы, шведы, да всех не перечесть. Мирно жили, приняли подданство российское. А как война с немцами началась, пошли погромы и фабрик и домов, которыми немцы владели. Да еще русские монархи в жены брали принцесс немецких. При первых неудачах на фронте слухи поползли – измена в верхах. Дескать – немецкая императрица германским шпионам все замыслы российского Генштаба передает. Хотя не было такого, иначе бы Охранное отделение в курсе было. Либо люди глупые эти слухи распускали, либо иностранные деньги отрабатывали.

Европа, особенно англичане, спали и видели, как обескровить главных конкурентов – Германию и Россию. Чем больше они друг друга перебьют, тем лучше Британии. У Англии положение лучше, чем у Франции, ее от континента пролив Ла-Манш отделяет. А Соединенные Штаты вообще за океаном и ни одна мировая война до их территории не докатилась. Для американцев любая война выгодна. И в первую мировую промышленность их в полную силу работала, продавала вооружение и боеприпасы, в том числе и России.

Безусловно, германская шпионская сеть в России была. Возглавлял германскую разведку Вальтер Николаи. В России один из центров немецкой разведки располагался в гостинице «Астория». Здесь были штаб-квартира Зигфрида Рая, барона Лерхенфельда и Канцельбогена. Они собирали информацию и переправляли ее в германское посольство в Швеции, оттуда она попадала в фатерланд.

Многие компании и заводы в России принадлежали немцам, либо владели акционеры, а управляющим был немец. Как пример – компания «Сименс и Хальске», «Сименс Шуккерт», «АЕГ» были русскими филиалами немецких фирм. Делали электрооборудование, в том числе электродвигатели для кораблей и подводных лодок Российской империи. Германская компания «Книп и Вернер» имела филиал в Риге, и ее директор Рудольф Цизе передавал головной компании все планы о работе на верфи.

Российско-американская компания «Треугольник» и обувная фабрика «Скороход» принадлежали немцам. Заводы открыто поставляли через Швецию в Германию шины, резиновые изделия, обувь. Немцы владели контрольными пакетами акций или были управляющими во многих банках.

Внешнеторговый, Сибирский, Петроградский международный, Дисконтный, Азово-Донской. Банкам на правах собственности принадлежали крупные заводы – Коломенский, Исетский, Сормовский, многие шахты. И банкиры тормозили финансирование, как могли. Хуже того, начали спекулятивные сделки с продовольствием. Скупали крупные партии подешевле, взвинчивали цены и поставляли на оптовые склады. Либо поставляли окольными путями продовольствие в Германию. Высокие цены вызывали недовольство населения, зрели бунты, недовольство властью. Мало того, поражения русской армии весной и летом 1915 года, потери значительных по площади и населению территорий вызывало недовольство в среде буржуазии.

А еще почти все революционно настроенные до начала войны партии раскололись. Например, эсеры, прежде идейные и непримиримые враги царизма, стояли за продолжение войны до победного конца, на время военных действий прекратили всяческие действия против царя и государственного аппарата. Напротив, большевики провозгласили лозунг «За превращение войны империалистической в гражданскую!». Либералы пугали всех надвигающейся революцией, но боялись ее и старались не допустить.

Царь же делал шаги непродуманные, во многом по советам своего окружения. Например – распустил Государственную Думу.

Партия большевиков по численности невелика, к концу 1916 года было всего двадцать четыре тысячи членов. Но сосредоточены они были в Санкт-Петербурге и Москве, самых промышленно развитых городах. Перед началом войны, в 1914 году рабочих было 18 млн 238,9 тыс. человек. С мобилизацией в армию ушли немногим больше 400 тысяч. Нагрузка на оставшихся увеличилась, рабочий день удлинился до 11,5 часа. Рабочие стали получать больше, но инфляция съела покупательную способность рубля.

С началом войны были запрещены стачки, за участие в них установили уголовную ответственность. Активистов судили, а рядовых участников заносили в «черные списки», увольняли, призывали в действующую армию.

Недовольство в тылу было вызвано не только подстрекательством активистов разных партий, но и реально ухудшившимся снабжением. После первого года войны потребление упало на 25 %, на второй год на 43 %. Покупательная способность рубля за три года войны упала вдвое. Несмотря на указы о запрете стачек с 1914 года по конец 1916-го произошло 5794 стачки, но из них с политическими требованиями 1904, треть. Народ хотел хлеба, ему было не до политических игрищ.

Труднее всего пришлось селу. Рабочие на заводах имели бронь от призыва. Забери их – и все военное производство встанет. В армию мобилизовывали сельских мужиков. Привыкшие к тяготам, они составляли костяк армии. Малограмотные, с трудом осваивающие воинские специальности, требующие знаний на уровне хотя бы начальной школы – артиллеристов, механиков. А уже флотские специальности зачастую требовали хотя бы семи классов – дальномерщики, наводчики, торпедисты, турбинисты машинных отделений. Без мужиков урожаи упали, усугубив продовольственную ситуацию. До войны Российская империя успешно торговала зерном, пенькой, медом, лесом на заграничных рынках. С 1915 года нуждалась в этих товарах сама. Правительство не сидело сложа руки. Делегации посещали Англию, Францию, Соединенные Штаты, делали заказы на порох и взрывчатые вещества, винтовки и пулеметы, грузовики, броневики, пушки, корабли и артиллерию. Европейцы и американцы золото российское брали охотно, но заказы выполнять не торопились. В первую очередь выполняли заказы для своих армий. А когда в России грянула февральская революция, поставки затормозили, после большевистского переворота их заморозили вовсе, но золото не вернули. Десятки и сотни тонн растворились в банковских хранилищах.

Для Охранного отделения служба в чем-то стала проще и легче, в чем-то труднее. Одно то, что самая многочисленная и боевая партия эсеров на время войны прекратила политическую борьбу, покушения на чиновников, экспроприации, уже сняло много забот. Часть большевиков с мобилизацией ушла на фронт, но оставшиеся вели активную подрывную деятельность. Преувеличивали мнимые и реальные ошибки правительства и военного министерства, нагнетая обстановку в столице и крупных городах. Их соратники на фронте разлагали солдат. Обещаний со стороны большевиков было много. Для селян главный вопрос о земле. Народ простой, легковерный, на пустые обещания купились, пошли под знамена большевиков и были жестоко обмануты. Но это позже.

А вот немцы, работавшие в стране легально, сильно усложняли жизнь. Чтобы их арестовать и выслать, требовались серьезные доказательства вины. Если завербованную агентуру немецкой разведки еще можно было поймать на «горячем», то сами резиденты вели себя осторожно. У Германии был Вальтер Николаи и сеть разведывательных школ, чего не было еще в Российской империи. Сотрудники Охранного отделения из бывших армейских офицеров, прошедшие краткосрочные курсы. Училищ по подготовке контрразведчиков не было, хотя потребность была великая. Вся тяжесть борьбы с германской агентурой легла на Охранное отделение, Отдельный корпус жандармов, полицию. Даже в армии не было структуры контрразведки. Как итог – ни кадров, ни канцелярии, ни структуры, ни денег. Получалось – драка растопыренными пальцами против опытного кулачного бойца.

Первого немецкого шпиона Матвей арестовал в феврале 1915 года. Оказался русским, завербованным немцами, предал родину за деньги, как Иуда Христа. Вышел на него Матвей случайно. По служебным делам был на Адмиралтейских верфях. Обратил на себя внимание человек. Мужчина средних лет, судя по одежде, не рабочий, а служащий. В сухом доке стояла на ремонте подводная лодка. Они были еще не совершенные, практически ныряющие, поскольку долго находиться в подводном положении не могли. Тем не менее имели на борту торпеды, оружие грозное даже против больших кораблей. Мужчина воровато оглянулся, прошелся от носа лодки до кормы, причем не прогулочным шагом, а явно измеряя длину субмарины. Матвею поведение мужчины показалось подозрительным. Если он имеет допуск к работам, у него есть чертежи, зачем тогда измерять? Выходит – либо посторонний, либо из сотрудников, не имевших допуск к чертежам. На верфи вполне могли попасть не сотрудники. Проходили по пропускам поставщики комплектующих, представители некоторых государственных организаций.

Матвей решил проследить за гражданином. Филеров вызывать – так они явно не успеют, придется самому. Благо – он в цивильной одежде. Жандармская униформа привлекает излишнее внимание, Матвей старался ее лишний раз не надевать. Следил, держась на расстоянии. Да мужчина и не проверялся, ни разу не обернулся. Обычно, чтобы не показать, что опасается «хвоста», объект делает вид, что завязывает развязавшийся шнурок на ботинке. Тогда полуоборот назад естественно выглядит. Женщины же смотрятся в карманное зеркальце. Кто заподозрит в чем-то предосудительном даму, которая проверяет – в порядке ли макияж? Не размазалась ли губная помада, не растрепал ли ветер волосы? А этот, с верфи, шел как ледокол. И прямым ходом в гостиницу «Астория». Для Матвея не секрет, что там гнездо немецкой разведки. Только человек уж совсем наивный или глупый прямиком пойдет в немецкое посольство. Тем более, с началом войны сотрудники посольства уехали через нейтральную страну, в данном случае в Швецию. Снаружи охрану посольства несла русская полиция. Аналогично поступили немцы. Все же тогда еще действовали традиции и неписаные правила. Перед началом войны страна-агрессор вручала ноту за три дня, давая время вывезти дипломатов, завершить какие-то срочные дела. Позже Гитлер презрел все традиции, его примеру последовали другие.

Ждать объект пришлось около получаса. В центре города укрыться от внимательных взглядов негде. В Санкт-Петербурге стена одного дома примыкает к другому. Ни деревьев, ни лавочек. Фланировал неспешно в сотне метров. Опасался, как бы ни упустить объект. Кто знает, на какие заводы и фабрики имеет доступ этот тип. Даже если сведения его незначительны, то вкупе с данными других могут дать полную картину. Как говорится – курочка по зернышку клюет и сыта бывает.

Все же уловил момент, когда мужчина вышел. Явно повеселевший, он направился в ресторан на Казанской. Видимо, не в первый раз. Потому как бросил подошедшему официанту.

– Как всегда!

Матвей слышал через приоткрытую дверь из вестибюля. По случаю войны часть персонала сократили – гардеробщика, метрдотеля. Да и меню стало значительно короче, а цены выше.

В зале всего два человека, и обращать на себя внимание объекта не хотелось. Вышел на улицу. И был бы один, да в Казанском соборе закончилась служба, высыпал народ.

Матвей злился. Что можно делать в ресторане целый час? Оркестр не играет, танцев нет. Впрочем, в зале ресторана женщин нет, танцевать не с кем.

Объект вышел, физиономия довольная, сытая. А Матвей есть хотел, да устал, с утра на ногах. Объект пересек Екатерининский канал по Мучному мосту и зашел в парадное дома по Москательному переулку. Матвей забежал в парадное следом, успел увидеть, как объект мелькнул на лестнице перед третьим этажом, потом щелчок дверного замка и хлопнула дверь. Немного выждав, Матвей поднялся на третий этаж. Ага, квартира номер девятнадцать. Спустившись, нашел дворника, показал жетон.

– Слушаю, ваше благородие.

– Кто в девятнадцатой квартире живет?

– Так мещанин Иванов.

Мещанином называли человека, имевшего свою недвижимость – квартиру или дом и живущего работой – либо ремеслом, либо торговлей, либо промыслом. То есть не наемный работник, продающий свои руки владельцу фабрики или мастерской. Обычно это человек, твердо стоящий на ногах, по наблюдениям Матвея, обычно они в политических партиях не состояли и тем более не участвовали в акциях, вроде маевок или, упаси господи, в экспроприациях. По мировоззрениям обычно монархисты, желавшие спокойной, размеренной жизни без потрясений. Тем удивительнее для Матвея видеть в мещанине германского шпиона. Или алчность, возможность заработать на предательстве своей Родины деньжат, перевесила порядочность, патриотизм, да даже здравый смысл.

– А чем занимается господин Иванов?

– Не могу знать.

– Семейный ли человек?

– Вдовец, о прошлом годе супружница преставилась, а детишков Господь не дал.

– Выпивает?

– Исключительно по большим праздникам. Видел как-то, бутылку «Смирновской» покупал в магазине. Но чтобы пьяным – никогда. И табаком не балуется.

– Друзья-приятели к нему захаживают ли?

Дворник задумался.

– Не припомню, вроде нет.

– Ладно, благодарю за службу. О нашем разговоре – никому!

– Нешто мы не понимаем?

От дома Иванова Матвей сразу в полицейский участок. Здесь на Иванова учетная карточка. Уроженец Пскова, образование – гимназия, вдовец, владеет двумя магазинами, один по продаже швейных машин, другой – по торговле велосипедами. Под следствием не находился, в компрометирующих действиях не замечен, в политических движениях не участвует, благонадежен. Характеристика почти полная, только последний пункт о благонадежности вызвал у Матвея сомнения. Да и то их подтвердить надо фактами. На верфи был? Еще не преступление, как и визит в «Асторию».

Может, приятель у него там работает или знакомый из другого города приехал и там остановился. Служба научила не делать поспешных выводов.

В Охранном отделении под наблюдением данный гражданин не состоял. Тем не менее Матвей оформил заявку на наружное наблюдение филерами. Выудят что-нибудь интересное, надо будет объект разрабатывать.

Несколько дней занимался повседневными делами – отчеты, подчиненных заслушивал, давал указания, Иванов на второй, а то и на третий план отошел. Как вдруг вечером телефонный звонок из службы наружного наблюдения.

– Матвей Павлович, по вашему объекту кое-что интересное есть. Мне зайти или вы заглянете?

– Сейчас буду.

Начальник наружной службы недавно сменился, но штабс-ротмистр опыт работы имел изрядный. Поздоровались, Матвей на стул уселся.

Главный филер ему несколько листков протянул.

– Рапорты агентов о наблюдении.

Три листка за три дня. Первый день наблюдения – ничего предосудительного. Занимался магазинами. Зато на второй день к полудню, подошел в столовую, что напротив Путиловского завода. Завод один из крупнейших в городе, выпускает и пушки, и броневые плиты, и много чего еще. Завод не казенный, а частный, но, к примеру, выпускал трехдюймовых полевых пушек больше, чем все остальные пушечные заводы – Обуховский, Пермский.

У Матвея сразу интерес к Иванову. Что торговцу велосипедами надо на Путиловском заводе? А интерес у мещанина был, поскольку филер зафиксировал встречу объекта с сотрудником завода. Причем Иванов передавал сотруднику деньги. Старался сделать передачу незаметной, да сотрудник неловким оказался, несколько купюр уронил, наклонился доставать, потом сложил и в карман сунул. Конечно, деньги могли быть карточным долгом, но обычно такой долг отдают не в обеденный перерыв, а вечером, за игральным столом.

В общем, подозрения усиливались. Да еще в обществе ходили разговоры об измене, о предательстве в верхах. Весной 1915 года обнаружились просчеты Генштаба при планировании запасов вооружения и боеприпасов. Так, мощности трех оружейных заводов страны – Сестрорецкого, Тульского и Ижевского – позволяли до войны выпускать по 525 тыс. винтовок в год. Но быстрыми темпами наращивали производство и к началу 1917 года выпускали уже 1 млн 600 тыс. винтовок в год. В первый же год войны дефицит винтовок составлял 7 млн и сокращался медленно из-за потерь на фронте, из-за необходимости вооружать все более возрастающее количество мобилизованных.

Пулеметы выпускал только Тульский оружейный завод, до 700 штук «максимов» в год. В войсках и на складах имелось 4157 штук. За годы войны выпуск пулеметов вырос в 25 раз, до 28 тысяч. Но потребность армии была 110 тысяч. Из Америки было доставлено по закупкам 33 808 штук. Перед началом войны, в 1914 году Российская империя имела в армии 7088 орудий, из них крупного калибра только сорок. В войсках же Германии и Австро-Венгрии пушек было 14 446, в том числе тяжелых крупнокалиберных 996.

Заводы бы и рады увеличить производство, однако испытывали острый недостаток в металлообрабатывающих станках, инструментах, качественной стали. Станки и инструменты почти все заграничные – немецкие, французские, английские.

На флоте ситуация была не лучше. Например, на Балтике у России была бригада подводных лодок из двух дивизионов. Лодки первого дивизиона имели «рыбные» имена – «Минога», «Акула», «Макрель», «Окунь». Создавались под руководством полковника И. Г. Бубнова еще во время русско-японской войны, уже безнадежно устарели. Самое скверное – на лодках стояли немецкие двигатели, которые выработали свой ресурс, нуждались в капитальном ремонте. Только одна лодка – «Акула» – могла двигаться самостоятельно. Другие выводились на позиции буксирами. Кроме того, торпеды были несовершенны, имели конструктивные недостатки, не выдерживали погружения, тонули. Потому в 1914–1915 годах дивизион не смог одержать ни одной победы, не был потоплен ни один корабль.

Конечно, отсутствие громких побед на фронте и на море порождало разговоры о предательстве в царском окружении, о бездарности генералов. Большую лепту вносили большевистские агитаторы на фронте и в тылу. На фронте они разлагали армию изнутри, в столице множили слухи о предательстве, в том числе военного министра В. А. Сухомлинова. Генерал от кавалерии участвовал в боевых действиях, имел множество наград. Решения принимал быстро, но к глубокому анализу событий и выводам был не способен. Со 2 декабря 1908 года занимал пост начальника Генштаба, а с 11 марта 1911 года пост военного министра. Его трудами был создан императорский военно-воздушный флот, автомобильные части, пулеметные команды и военная контрразведка, пока довольно слабая.

Из-за множащихся слухов, да еще нашептываний государю почти ежедневно, царь обвинил Сухомлинова в неспособности руководить армией и 12 июня 1915 года уволил генерала с поста министра. Началось расследование, 21 апреля 1916 года он был арестован, находился в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Потом был выпущен под домашний арест, снова арестован, его осудили и поместили в «Кресты». В возрасте семидесяти лет по амнистии был освобожден большевиками, сразу выехал с женой в Финляндию, откуда в Веймарскую республику. Умер второго февраля 1922 года и похоронен на русском кладбище Тегель в Берлине.

Филер попался опытный, со стажем. Довел Иванова до дома, а к окончанию смены на Путиловском заводе подошел к проходной. Стоял в сторонке и высматривал второго участника встречи. Завод огромен и проходных несколько, неизвестный мог выйти в другом месте. Но филеру повезло, объект его интереса вышел здесь. И филер благополучно проследовал за ним до дома, через дворника вызнал фамилию, имя и отчество.

Матвей одобрил действия филера.

– Толковые у тебя люди, Константин Васильевич!

Дальше – проще. Конечно, пришлось походить. Зато по адресу и фамилии получил в полиции данные, наведался на завод. Оказалось – интересующий его объект работает инженером на пушечном производстве. Конечно, трехдюймовка для немцев не секрет, они уже не одно орудие смогли захватить в ходе боевых действий, изучить и отстрелять, изучив характеристики. Но инженер знал возможности завода, его мощность. По числу выпущенных пушек можно было определить количество формируемых артиллерийских батарей и бригад. Так что, непрост продавец велосипедов, имеет двойное дно, и чем скорее обезвредит его Матвей, тем меньше сведений дойдет до немцев. Будь его воля, пристрелил бы предателя в подворотне сам и рука не дрогнула. Но торопиться нельзя, необходимо выявить всю сеть, собрать улики. Чтобы одним ударом уничтожить всех, да еще с убедительными доказательствами для трибунала. Дела об измене Родине велись не в судах, а трибуналах и наказания следовали жесткие, вплоть до смертной казни.

Матвей оценил возможную угрозу со стороны Иванова. Предатель мог иметь не одного информатора, а несколько, до десятка. И надо выявить всех. Потому требовалось плотное наружное наблюдение, да не одним филером, чтобы Иванов не обнаружил, наблюдатели должны меняться хотя бы два раза в день. Начальник Охранного отделения заявку подписал, но Константин Васильевич за голову схватился.

– Где я тебе столько людей возьму? Из старых сотрудников кто на пенсию вышел, а кого и мобилизовали в армию.

– Да ты пойми, вышли на целую сеть. Каждого надо выявить, а как это сделать без филеров?

Любую информацию – письмо, инструкцию, чертеж, можно передать только при личной встрече. Радиостанции уже существовали, но были громоздки и применялись в основном на кораблях. Там их габариты и вес были не критичны. Потому в разведке распространение получили позже.

Иванов оказался человеком общительным. Причем не в плане дружеских отношений. Встречался с мужчинами, короткий разговор максимум на четверть часа и расходятся. Разговор явно деловой. И филерам, согласно указаниям Матвея, приходилось следовать за контактером. Их круг рос, за десять дней наблюдения двенадцать встреч. Каждого из мужчин надо отследить, выявить – кто такой, где работает, чем интересен Иванову? Следственное дело на столе у Матвея росло на глазах. Доклады филеров о встречах в самых разных местах города, следом рапорты о них, с кем встречался. Удача, если кроме адреса и фамилии филеру удавалось узнать место работы. Ни одного безработного или мелкого лавочника среди контактеров не было. Сплошь список военных заводов, казенных и частных. Однобокий интерес у Иванова! Надо полагать, что у германских агентов, окопавшихся в гостинице «Астория», такой Иванов не один. Тогда получается – весь город окутан разведывательной сетью. Что самое занятное – все заинтересованные службы империи об этом шпионском гнезде знали. Но германцы работали под прикрытием журналистов известных австрийских газет, и арестовать их без веских на то доказательств такой деятельности, стало быть, вызвать бурю протестов либеральной общественности даже среди стран-союзников, в первую очередь Франции и Англии. А пока для Матвея неясно даже было, с кем из немцев конкретно встречается Иванов, кто дает ему задания и деньги? Руки иной раз чесались пристрелить Иванова в подворотне. А если у него есть заместитель, который станет руководить сетью? Надо сначала выявить всех, кто поставлял Иванову военно-промышленные секреты, кто предал интересы страны за деньги. К сожалению, в годину катаклизмов в любой стране находились изменники, которые за деньги продавали все известные им секреты. Всегда есть отщепенцы, ненавидящие свою страну, свой народ, причем иной раз занимающие не рядовые посты.

Иванова обложили, как могли. На телефонной станции посадили прапорщика. При звонках из квартиры Иванова или на квартиру телефонистки сразу подключали сотрудника для прослушки, фиксировали номера. После каждого дежурства прапорщик писал рапорт – с какого номера телефонировали, адрес звонившего, содержание разговора. На первый взгляд разговоры безобидные, даже нелепые.

«Купил восемь мешков ржи и два мешка пшеничной муки. Сверх того двенадцать картофелин».

Ну кто в здравом уме отчитывается о покупке двенадцати картофелин? Тогда уж в фунтах или пудах. Да и не мужской разговор, если только предположить – зашифрованное сообщение. Под мешками может подразумеваться что угодно – корабли, пушки, вагоны со снарядами, аэропланы. И таких странных звонков было несколько. Обычно телефонировали в семь часов вечера, время явно обусловленное.

Адреса некоторых абонентов совпадали с адресами контактеров, с кем встречался Иванов. Некоторых в списках Матвея не было. Но в целом размах размеров сети Иванова оказался большим. Матвея оторопь брала и душило негодование – утекают военные и промышленные секреты. И поражения русских войск не только и не столько следствие бездарности генералов, сколько неготовность промышленности к войне, абсолютно недостаточные складские резервы и предательство. И, борясь в тылу с германской агентурой, Отдельный корпус жандармов, Охранное отделение, полиция делали все, что могли, вносили свою лепту в борьбу с врагом.

Обычно Иванов посещал гостиницу «Астория» раз в две недели, как по расписанию. Подходило время, когда он должен был идти на встречу с немцами. И явно не с пустыми руками. Самый удобный момент для его ареста, потому как какие-нибудь компрометирующие его бумаги могут быть при предателе. А такие записи – улики, являющиеся вещественными доказательствами. Матвей направился к начальнику Охранного отделения за санкцией на арест. Все же в разработке группы Иванова задействованы офицеры группы Матвея, а еще значительный состав отдела филеров, они менялись ежедневно, чтобы не примелькаться. А где же еще их столько взять? Это еще хорошо, что не уменьшилась численность сотрудников Охранного отделения. Шеф Отдельного корпуса жандармов понимал важность борьбы с немецкой агентурой и врагами внутренними, в первую очередь с большевиками. Эсеры и меньшевики, другие партии, на время войны, как патриоты Отечества, от политической борьбы отказались.

Полковник пролистал пухлое следственное дело.

– Если арестуем, не вытащим пустышку? Вдруг он пустой?

– За время наблюдения филерами не перепроверялся ни разу. Полагаю – чувствует себя в полной безопасности.

– Хорошо, арестовывайте, только в малолюдном месте. Вдруг окажет вооруженное сопротивление, могут быть случайные жертвы.

Когда речь шла о пустышке, имелось в виду наличие при себе у Иванова компрометирующих записей. В том, что он посещал гостиницу «Астория», ничего предосудительного нет. Скажет – посещал любовницу.

В течение нескольких лет в Охранном отделении столицы сменилось несколько руководителей. Кто на повышение пошел, как Герасимов, кто убит был, но такая начальственная чехарда на пользу делу не шла. Для того, чтобы вникнуть в детали, войти в курс, надобно не менее года. А новый руководитель – полковник Константин Иванович Глобачев был назначен 11 февраля 1915 года и успел прослужить всего пару месяцев. Боялся совершить ошибку, осторожничал. Забегая вперед – уже первого января 1916 года высочайшим указом произведен в генерал-майоры.

В этот же день Матвей сформировал группу захвата. Сам он собирался с поддержкой двух нижних чинов захватить Иванова. Офицеры из его группы с приданными фельдфебелями должны арестовать всех контактеров Иванова. Причем их надо было взять раньше Иванова и за один день. Иначе, случайно узнав об аресте Иванова, скроются в губерниях. Поди их потом, сыщи.

Матвей подробно проинструктировал каждую группу. Нагрузка на них большая. Сотрудников мало, а произвести аресты за день каждые должны по три предателя.

С утра начались аресты. Некоторых взяли утром на заводской проходной. Других у дома, где проживали, третьих на трамвайных остановках. Их привозили в Охранное отделение, Матвей вел допросы, затем отправлял во внутреннюю тюрьму. Кто-то все отрицал, другие сразу начинали давать показания. И уже были основания для ареста Иванова.

Допросы шли до полуночи. Когда человек из обычной обстановки попадает под арест, да еще с перспективой трибунала, да серьезным приговором, бывает шок. Уже в камере переосмыслит, начнет все отрицать.

Даже первоначальных допросов Матвею хватило, чтобы понять – Иванов, а от него и германская разведка, сведения получили ценные, объемные. Злоба в душе поднималась, да не только она, целая гамма чувств – ненависть и презрение к предателю, желание самому, своими руками, удавить гада. Чтобы мучился, подыхая, пытался сделать еще вдох, чтобы уделался от страха за свою ничтожную жизнь. Предателей Матвей ненавидел даже сильнее, чем врагов. Неприятель не скрывается, действует открыто. А предатель наносит удар в спину, сообщает врагу секретные данные, ослабляет свою армию и способствует победе врага. Он хуже врага!