Время России. Святые века страны

Такой ли уж он «Грозный»?

Говорят, что во время крещения младенца Ивана положили прямо в раку с мощами преподобного Сергия (которые и в наши дни хранятся в Троице-Сергиевой лавре).

Нынешний шикарный Успенский собор лавры был построен на средства Грозного. Воспитателем Ивана был митрополит Макарий, автор знаменитых Четьих миней – первого в России сборника Житий святых – на этих книгах реально росли поколения. Сотни тысяч людей веками читали только их. Мудрый старец сосредоточился на духовном окормлении царя, не пытаясь навязывать ему свой взгляд на мир. Почет и власть не были интересны митрополиту, и потому он сумел сохранить доверительные отношения с государем, оставшись в стороне от дворцовых интриг.

Грозный так писал в 1556 году казанскому архиепископу Гурию:

«О Боже, как бы счастлива была русская Земля, когда бы все владыки были таковы. Как преосвященный Макарий да ты».

Макарий входил в т. н. «Избранную раду» царя, и единственный из нее не был подвергнут преследованиям после того, как царь разогнал раду в 1560 году. Он много сделал для организации книгопечатания на Руси. Он сам написал чин венчания Ивана Грозного на царство (1547 год), способствовал его браку с Анастасией Захарьиной – удивительной женщиной, ставшей настоящей царицей и, возможно, отравленной врагами Грозного.

Известно, что Грозный писал стихиры (такие гимны, которые читаются на службах в храме), Церковь использовала их, и примеры можно найти в Лавре – святому митрополиту Петру с надписью «Творение царя и Великого князя Ивана Васильевича и Всея России» и две стихиры на Сретенье «Пречистой Владимирской».

Святой преподобный Антоний Сийский приходил из своего Севера, чтобы побеседовать с царем, также очень любил и его супругу. Святой юродивый Василий Блаженный был вхож к царю свободно, безбоязненно обличал его, умирял его гнев своим: «Не кипятись, Иванушка…». По рассказам, этот известнейший из московских юродивых умер на руках у царя, а государь с ближними боярами нес его гроб. Василию Блаженному также якобы принадлежит пророчество о том, что престол унаследует не старший сын царя, тоже Иван, а Федор.

Сам Грозный перед смертью принял великую схиму под именем Иона и был почитаем после погребения. Вплоть до революции у его гробницы служились молебны, а в Архангельском соборе Москвы записывали случаи полученной по молитвам к царю помощи^[1].

Тем поразительнее преображение этого благочестивого царя в грозного тирана. Чем больше всматриваешься в эту метаморфозу, тем меньшее испытываешь доверие к ярлыкам. Просто открывается «горячность» этого времени. Из нынешней апокалиптической «теплохладности» нам не разгадать тех людей, их мотивов и оценок. Тогдашнее общество жило на каком-то бескомпромиссном пределе, выгорая до остатка и не признавая полутонов.

И царь, похоже, ярче всего выражал это общее состояние в стране – состояние горячего поиска Царствия Небесного. Потому с царя и спрос был острее.

Потому, возможно, при той горячности и всенародном максимализме – ему не смогли простить отступления от общего идеала.

Категоричность настроений отразилось и в любимом русском святом тех лет.

Алексий, человек Божий – любимый русский святой

Из всех Четьих Миней митрополита Макария (а это двенадцать книг, на каждый месяц года начиная с восьмого сентября, в которых не только жития святых на каждый день, но и святоотеческие поучения, и апокрифы) именно эту биографию зачитывают «до дыр».

Будущий святой появился на свет в IV веке, в семье римского сенатора-христианина. По воле родителей обручился с девушкой из столь же знатной семьи. Но свадьбы не было – Алексий отправился на корабле на Восток, решив оставить родной дом, а обручальное кольцо вручил невесте на память, сказав:

«Сохрани это, и да будет между тобою и мною Господь, доколе не обновит нас Своей благодатью».

Вначале местом его обитания стала Лаодикия (совр. Латакия, Сирия), потом – Эдесса (совр. Шанлыурфа, Турция).

В своих странствиях Алексий роздал все, что имел, и стал жить подаянием. И так он провел 17 лет – питался хлебом и водой, молился ночи напролет, одевался в рубище. Конечно, семья посылала людей на его поиски, но Алексий так сильно изменился внешне, что слуги, побывавшие в Эдессе, подали ему милостыню и не признали в нем сына хозяев.

По истечении этих лет Алексий возвратился в Рим, но не был узнан даже собственными родителями, и все же в родном доме он нашел приют. Продолжая соблюдать и свой пост, и ночные молитвенные бдения, он скромно жил в небольшой каморке. Более всего ему тяжело было слышать, как рыдают мать и невеста, горюющие по нему. Еще 17 лет прожил святой рядом со своими близкими, и только после смерти его узнали. Мощи святого Алексия находятся в римской базилике св. Бонифация (Вонифатия) и Алексия, под главным престолом.

Эта биография потрясала весь христианский мир. Алексея особо чтили в Италии и Византии. Ведь о разделении церквей еще речи не шло. Но особенно отозвалась на эту историю Россия.

И в этом парадокс: сейчас, в XVI веке, когда страна стремительно становится мировой державой, общепризнанным «Третьим Римом», здесь более всего любят жизнь человека из Первого Рима, который отказался от всех его земных благ.

Так в Алексии, человеке Божием, выразился наш нравственный идеал и главное настроение страны в это время: неспособность и нежелание жить только земным, тратить себя на собирание материального и уходящего. Мы готовы «быть в мире, но не от мира», как учил Христос, как реализовал святой Алексий.

Эту нашу неспособность и нежелание «брать от жизни все» и жить для себя порой принимают за нецивилизованность. А на самом деле это – корень понимания нас, основа нашей парадоксальной силы и непобедимости в столетиях вызовов.

Имя св. Алексия вошло в наш культурный код и топонимику страны, часто встречается в произведениях искусства и географических названиях: есть Алексеевские храмы, монастыри, пустыни, районы города (Алексеевка в Харькове) и даже Алексеевские ярмарки. В «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищева мы слышим историю жития Алексия от незрячего солдата, который поет и просит милостыню. У Римского-Корсакова есть кантата, называемая «Алексей человек Божий».

Мало кто помнит, что один из выдающихся правителей нашей страны – святой князь Александр Невский – перед смертью был пострижен в схиму с именем Алексей в честь святого Алексия, человека Божия – как бы отождествляя итог своей жизни с итогом жизни этого святого, презревшего возможности и блага, с которыми он родился, ради главного блага: Христа.

И будто в подражание святому Алексею, в России продолжается расцвет особого подвига – святого юродства.

Русский «человек Божий» – св. Василий Блаженный

Как вышло, что именно он стал самым популярным в мире русским святым? Про «Saint Basil’s Cathedral» (собор Св. Василия) знают даже те, кто ничего больше не знает о России.

Почему пример юродивого Василия – нищего христарадника, жившего в XVI веке, – эталон подражания для всей страны и даже для царей? Иван Грозный обожал блаженного, а иногда, говорят, даже боялся, и лично хоронил его в 1552 году, когда Василий умер. Блаженного почитали и все следующие русские цари.

Как этот убогий московский калика стал центральной фигурой русской истории? Символично, что и при советской власти главной церковью страны был Елоховский собор – центр бывшего села Елохово, где Василий родился прямо на паперти храма, куда его мать пришла молиться о «благополучном разрешении».

Почему в его жизни – часть кода России?

Его родители, крестьяне, отдали сына в обучение сапожному мастерству. И вдруг мальчик-сапожник удостаивается дара прозрения, который обнаружился случайно. Уже в 16 лет он становится юродивым – ходит по Москве без одежды, ночует под открытым небом – дома у него не было. Сурово постится и много терпит издевок. В Москве его знали все.

А зачем так? В чем суть этого подвига? Похоже, в том, что он со всей горячей категоричностью своего времени выражает наш идеал: небесное выше земного! Это выросло из евангельского наставления Христа:

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут»

(Матф. 6:19–20).

Именно здесь, среди роскоши столицы, среди пресыщенной московской знати, а не в затворе далеких монастырей, прославляется в юродивом безумное счастье земной нищеты.

Почему юродство – этот русский подвиг – особенно проявляется сейчас, в XV и XVI веках? Может быть, потому, что активно и эффективно растет Третий Рим – мощное государство? И юродивые напоминают, находясь среди нас, что земная мощь, если станет центром жизни, погубит нас – как было с первыми двумя Римами. Что Третий Рим – это понятие духовное, а не земное, это миссия, а не достижение. Это Крест, а не повод хвалиться. Что Россия – наше земное Отечество – не гордая «великая держава», а в первую очередь образ будущего Небесного Отечества. И юродивые всей своей жизнью здесь, на земле, показывают себя уже гражданами Царствия Небесного.

Оно – центр русской жизни и русской идеи, неудивительно, что в самом его сердце – юродивый Василий. Сколько красивого и точного смысла в том, что собор, названный его именем, – главная визитка страны!

Вся его жизнь – это непрестанное обличение лицемерия и лжи. Когда его хотели ограбить, снять с него дорогую шубу, подаренную ему неким боярином, то один из компании воров притворился мертвым – чтобы Василий укрыл его шубой. Василий укрыл. А парень, когда к нему подошли радостные подельники-преступники, был уже и вправду мертв!

Однажды Блаженный Василий разбросал на базаре калачи у одного калачника, и тот сознался, что в муку подмешивал мел и известь.

Он предсказывал главные события людям вокруг него. Грозному как-то после службы сказал, что тот был не на службе, а в своем дворце. Хотя царь молился в храме со всеми. И Грозный признался: да, всю службу мыслями витал в будущей постройке царских палат на Воробьевых горах.

Он молился в Вознесенском монастыре (на нынешней улице Воздвиженка) накануне огромного пожара, который начался отсюда и спалил всю Москву в 1547 году.

В другой раз в Москве, на приеме у государя, он «увидел» пожар, который полыхает в Новгороде, и «потушил» его тремя бокалами вина – стал выливать царское питие в окно! Еще Василий бросал камни в дома добродетельных людей, рассказывая, что снаружи на них висят изгнанные бесы, и целовал «углы» домов, где творились «кощуны», мол, там плачут ангелы.

Царь однажды дал Василию золото, а тот вручил деньги не нищим, а купцу в чистой одежде – этот купец недавно разорился, но даже голодая, не решался попросить подаяния.

В этой Божьей правде, что так чудно́ иногда открывалась юродивыми, – причина любви к ним одних и нелюбви – других. А в Правде, которой являлся сам строй жизни блаженных, было и то, что резало глаза и не давало договориться с совестью:

«Трудно богатому войти в Царствие Небесное» (Мф.19:23).

Василий Блаженный – наш национальный ориентир, демонстрирующий, как на самом деле следует расставлять приоритеты. В нем все видели последнего из людей, но первого – перед Богом. Так же старались жить в это время и тысячи монашествующих по всей стране.

Расцвет монашества и умножение святости

В XVI веке были установлены церковные праздники более чем 140 святым. Многие местные святые стали общечтимыми: Петр и Феврония, Варлаам Хутынский, Меркурий Смоленский… Общее почитание святых и святынь соседних земель немало скрепило растущую и объединяющуюся страну, но важнее другое: такая армия новых святых – это лучший импульс для растущей святости в современности. Святые – это всегда живой пример пути к Богу. «Если человек тот смог, то и я смогу». А в житии святого всегда есть инструкция о праведной жизни. И чем ближе этот святой ко мне, конкретному человеку, обстоятельствам и времени моей жизни, тем увереннее я буду в этот пример вглядываться.

Еще сильнее становится культ Божией Матери. Появляются праздники в честь икон Знамение, Святогорской, Казанской, Почаевской, Владимирской. Распространяется общерусское прославление Донской, Тихвинской, Смоленской.

По всей стране рождается настоящая любовь к колокольному звону. Раньше такое наблюдалось только в Москве, а теперь – всюду! Монументальные высоченные колокольни (чтобы разносилось подальше) и знаменитые ростовские звоны – это отсюда, из XVI века. Или взять, к примеру, колокольню Ивана Великого – она построена в этом веке, большинство из 34 ее легендарных колоколов отлито тоже сейчас. Она названа так в честь святого Иоанна Лествичника – его храм стоит в основании колокольни – этот святой рассказал в своей книге «Лествица» («Лестница») о том, каким должен быть путь к Богу, как взойти к Нему по Лестнице в небо. Вся Россия сейчас будто становится этой лестницей, устремившись туда. Эта русская свеча, колокольня Ивана Великого, горит в XVI веке особенно ярко, будто пламенея перед Богом.

Продолжается и монашеский век. Как когда-то от святого Сергия разошлись по Руси сотни учеников, так теперь уходят в глубь лесов ученики святого Александра Свирского. И среди них – будущий святой Андриан Андрусовский, это бывший боярин Андрей Завалишин, который случайно как-то на охоте набрел на пустыньку святого Александра и от общения с ним изменил всю свою дальнейшую жизнь. Завалишин был богатейшим человеком, тогдашней элитой, а ушел в глубь страны и основал Андрусовскую пустынь (она цела и сегодня, кропотливо восстановленная крохотной кучкой монахов). В 1550 году Адриана убили разбойники из деревни Обжа (эта деревня тоже сохранилась до наших дней).

Среди учеников и последователей Свирского были святые Геннадий и Никифор Важеозерские, Корнилий Паданский, Ферапонт Вознесенский, Кассиан Соломенский… Все пространство между Онегой и Ладогой освятилось основанными ими обителями.

В стороне, под Архангельском, подвизается преподобный Антоний Сийский – тоже выходец из богатой семьи, ушедший из мира. А на остров в тверском озере Селигер бежит от людей святой Нил Столобнеский. Удивительный подвижник, единственный изображаемый у нас в скульптуре. Нил никогда не ложился. Спал – на костылях.

Эти тихие молитвенники не меньше князей и героев битв почитаемы и составляют духовный Третий Рим, их имена складываются в Имя России. Чистота сердца, а не политическая и финансовая – вот оформившееся теперь главное национальное стремление нашей страны. Выливаясь за монастырские стены, в мир, такое духовное настроение отразится в главной светской книге этого века.

Домострой

«Домострой» относится к этическим кодексам – подобные появляются в то же время и на Западе, это устав для жизни в миру. Как бы ни подшучивали теперь над Домостроем, делая это слово синонимом строгости жизни в патриархальной семье, в самой книге со всей горячей бескомпромиссностью этой поры отразилось духовное настроение общества.

Домострой требует регламентировать всю жизнь до мельчайших и, кажется, излишних порой деталей (например, «не задерживай дыхания, лобзая иконы»). И понятно, почему спустя века многое в этой книге стало вызывать улыбку или жесткую критику – особенно из-за одиозных описаний наказаний жены. Само слово «домострой» стало символом чрезмерной домашней суровости, что все же несправедливо. Это, скорее, шаг к систематизации жизни – удачный или нет, сегодня не столь важно. Очевидно одно: в книге отражено стремление – может, чересчур ревностное (но кто знает и может судить об этих границах?) – к жизни с Богом.

И следом происходит вполне логичное. По уже известному нам закону умножение благочестия ведет Россию к умножению благополучия.

Страна растет, не захватывая чужого

В течение шести веков (с XIV по XIX) Россия непрерывно расширялась. После событий этого, XVI, века, когда были взяты Казань и Астрахань, когда нашей стала вся Волга, когда русскому царю присягнули первые кавказские народы, когда произошло удачное присоединение Сибири – в общем, случилось то, что ранее столетиями не удавалось самым мощным цивилизациям, – стал очевиден русский феномен: прирастание территориями без единой захватнической агрессивной кампании!

Мы никого не завоевывали насилием. Но как же тогда происходило расширение страны? Четырьмя способами:

• путем освоения пустующих, необжитых или малообжитых земель (Беломорье, Заволжье, побережье Ледовитого океана, Урал, Сибирь, Чукотка, Камчатка);

• путем принятия «под руку» русского царя народов, земель и государств, которым была нужна защита от врага (Грузия, Дагестан, Азербайджан, Казахстан, Киргизия, Молдавия, Курляндия, Тува и многие другие);

• путем отпора врагам и поглощения очагов опасности для наших земель (Крымское и Казанское ханства, ногайские и калмыцкие орды, Польша, Хивинское царство);

• путем воссоединения временно отошедших или отвоеванных земель (Украина, Белоруссия, Сахалин, Курилы, Смоленск, берег Балтики).

Мы – страна, у которой не было колоний и колониальной политики, высасывающей все из местного населения и захваченных земель. Мы не денационализировали ни один народ, вошедший в нашу орбиту, не аннексировали силой ни пяди чужой земли – и при этом стали мощнейшим и самым большим государством за всю историю цивилизаций. Как такое могло произойти? Ответ – в уникальной национальной, территориальной и военной политике России. Все они, как в зеркале, отразились в ключевой военной кампании этого века: во взятии Казани.

Взятие Казани

Это была осень 1552 года.

Почему мы вообще туда пошли? С самого образования Казанского ханства оно было нам постоянной угрозой. В кампании 1445 года татары из Казани дошли до самого Владимира, взяли Нижний Новгород, пленили князя Василия II. В глубине России образовался мусульманский удел со столицей в нынешнем Касимове. А с первых годов XVI века начинаются набеги крымских татар: они действовали совместно с казанскими татарами, как, например, в 1521 году, когда Россия была опустошена двумя братьями – Махмет-Гиреем Крымским и Саип-Гиреем Казанским. В 1537 году казанский хан Сафа-Гирей (Крымский царевич) опустошил весь восток и северо-восток Московского царства. В 1552 году Казань опять была в союзе с Крымом, и крымское войско доходило до Тулы. Так татары громили Московское царство с трех сторон: от Казани, от Сарая и из Крыма.

То есть Москва имела все основания считать Казань своим опаснейшим врагом; казанские татары были ближайшими, а потому и наиболее предприимчивыми громилами. Казанские татары в союзе с черемисами и мордвою обрушивались изгоном на русские окраины, разоряя жилища и пашни и уводя в плен целые населенные пункты. Тотчас же после завоевания Казань выдала русских пленников сразу 2700 человек; 60 000 пленных вернулось из Казани только через Свияжск; и несметное число вернулось на Вятку, Пермь, Вологду. Общее число освобожденных из одной Казани, наверное, доходило до ста тысяч!

Это означает, что татары искореняли Русь не только грабежом, огнем и боевым мечом – они изводили ее и рабством, уводя в плен.

В таких условиях сообщение с русским северо-востоком, с Вяткою и Пермью, должно было совершаться обходом далеко на север. России оставалось или стереться и не быть, или замирить буйных соседей оружием.

Осада города Грозным понималась тогда как абсолютно религиозная миссия.

Каждый шаг войск сопровождался молитвой. Близ шатра царского был разбит шатер церковный. Перед началом приступа все исповедовались. Само взятие города шло 1 октября по старому стилю – день Покрова Богородицы. Шла Литургия – главное богослужение Церкви. Когда дьякон возгласил евангельские слова «Будет едино стадо и един пастырь», грянул гром первого взрыва подкопов. При словах ектеньи «Покорити под нози его всякого врага и супостата» второй взрыв поднял на воздух стены казанские. Сеча закипела, но царь причастился и дождался конца службы. Едва он успел сесть на коня, как принесли ему весть «Казань взята».

Грозный себе не взял ни одного трофея. Хотя город был проворовавшийся и богатейший.

Царь водружает в городе Крест и посвящает его Святой Троице. Стремительно строится маленькая церковь Благовещения – начало просвещения Северо-Востока. Так мусульманской Казани предстояло стать еще и центром христианского просвещения. Скоро здесь будут служить три великих архиерея – все они после смерти будут канонизированы.

Святитель Гурий – первый архиепископ Казанский – устроил там два училищных монастыря, для обучения детей христиан и язычников, обратил многих магометан в христианство. С ним началась сама епархия в Казани.

Святой Варсонофий Казанский сам в 1512 году был захвачен в плен крымскими татарами еще ребенком и продан в рабство. Через три года был выкуплен отцом, за время жизни в Крыму изучил татарский язык. Потому он хорошо знал культуру и менталитет татар. И успешно среди них проповедовал. Мощи его были уничтожены большевиками в 1929 году – где они, и по сей день неясно. В Национальном музее Республики Татарстан сохранились только детали его раки.

А архиепископ Казанский Герман еще в пору своего игуменства в новопостроенном Свияжском монастыре (на красавце-острове у слияния Волги и Свияги) превратил его в горячий центр миссионерства среди местных народов. Есть версия, что типография для печати Священного Писания и богослужебных книг появилась здесь, в монастыре на острове Свияжске, раньше, чем типография Ивана Федорова в Москве. В XVI–XVIII веках этот монастырь был богатейшим в Среднем Поволжье и входил в число 20 самых богатых обителей в России.

Взятие Казани восславлено в самом красивом православном храме мира – соборе Василия Блаженного на Красной площади. Который на самом деле – собор в честь Покрова Богородицы, ведь в этот день был взят город. До конца времен, наверное, церковь эта останется самым известным русским зданием в мире!

Другая русская святыня, рожденная после этого похода, – икона «Церковь воинствующая». Сейчас она хранится в Третьяковке, а до того висела в Успенском соборе Кремля, прямо у Царского места. На иконе православное воинство с царем идет от горящей крепости (видимо, взятой Казани) к Небесному Иерусалиму. Шествие происходит под благословением Царицы Небесной, в окружении ангелов, возглавляемых архангелом Михаилом. Среди воинов изображены знаменитые русские князья, а в среднем ряду, скорее всего, и сам Иван Грозный.

Здесь есть и явный апокалиптический сюжет, и Небесный Иерусалим, и вытекающая из него «вода жизни», и «горящий город» – Вавилон Великий. Так утверждается новая эсхатология: в предстоящей битве с антихристом – России надлежит сыграть особую роль.

Великое значение Казани для России стало понятно еще позднее: когда там была явлена чуть ли не главная русская святыня…