Иной вариант: Иной вариант. Главный день

Сосновский подбородком указал на землю, а я, озаботившись внезапно пришедшей мыслью, поинтересовался:

– А «захоронка» глубоко находилась? А то мне ТАМ с лопатой бегать как-то не комильфо. Увидит кто, что я скажу – червей решил накопать? Да и где лопату искать буду?

Игорь Михайлович утешил:

– Нет, не глубоко. Просто смысла не было сильно в землю зарываться. Поэтому объект находится буквально под дерном, на глубине сантиметров двадцати, не больше. И когда я был на ТОЙ стороне, то проверил его сохранность даже без лопаты. Возле дороги нашел кусок арматуры, подрезал ею дерн, чуть разрыхлил землю и спокойно добрался до упаковки. Так что не волнуйтесь.

Поковыряв землю каблуком, я согласился не волноваться и, еще раз оглядевшись на всякий случай, снял GPSом координаты. Этот бугор, конечно, приметный, но лучше перестраховаться. Неизвестно, конечно, будет ли мой «Epoch» работать в зазеркалье, но если уж даже доллары там один в один, то надеюсь, и здешние приемники подойдут к их спутникам.

А потом мы поехали обратно в Юрьево. Добрались без приключений, и даже гайцы в этот раз практически не тормозили. По приезде же я вытребовал у Сосновского пустую упаковку от «турника» и озадачил Зойку сшить на нее брезентовый чехол. Кстати, в свое время меня очень порадовало, что «объект» был как будто бы предназначен для удобной переноски. А то я себе слабо представлял, как можно, особо не привлекая внимания, тащить двухметровую «дуру». Но оказалось, что у него не только швеллерная перекладина снимается, но еще и боковые трубки разъемные. То есть вся конструкция отлично помещается в пластиковый контейнер чуть больше метра в высоту, сантиметров сорок в ширину и двадцать в глубину. Сам контейнер, разумеется, был сделан уже в Радужном, и сделан по-советски надежно. Чемодан из толстого черного пластика закрывался на четыре замка типа «лягушка» и был выложен изнутри поролоном с гнездами под крепление частей «турника».

Но меня сильно не устраивал его вызывающе-внушительный вид. Пройдись я с таким по улицам, ни один мент меня не обделит вниманием. Уж очень этот чемодан выглядел «военным». Да и лямок у него не было, а тащить в руке тридцать килограммов, конечно, можно, но руки эта ноша отмотает – мама не горюй! Поэтому было решено сделать чехол с лямками. А за образец для чехла был взят рюкзак «Ермак», который остался еще с тех времен, когда мой братан Вовка увлекался туризмом.

Паразитка Зойка сначала было выпендривалась и не хотела становиться портняжкой, но узнав, что я скоро уеду почти на три недели и оставлю ей свой ноутбук в личное пользование, тут же прониклась энтузиазмом и даже нашила на чехол кармашки и присобачила шильдик от «Ермака». Правда, пока шила, все мозги вытряхнула, интересуясь, зачем мне понадобилась подобная тара. Я сначала даже растерялся, не зная, как отмазываться, ну а потом ответил почти честно – для удобства переноски. Кивнув на «чумадан», внушительно пояснил:

– Я ведь с топографами пойду. А эта упаковка с прибором на мне числится, значит, мне ее и тащить придется. Согласись – за спиной гораздо удобнее нести, чем в руках?

Сестренку это объяснение удовлетворило, но зато появились другие вопросы. Типа как я вообще с топографами снюхался, что именно буду там делать и когда я в конце концов собираюсь жениться? На ходу придумывая «легенду», отвечал легко и быстро, благо что Зойка так же шарит в геодезии, как и я в марках косметики, но вот последний вопрос своей нелогичностью и выпадением из контекста беседы вверг меня в ступор. Постояв с открытым ртом, я посоветовал ей не лезть не в свое дело и вообще – лямки крепче пришивать, а то если они на маршруте оторвутся, ей будет больно об этом вспоминать. Причем в прямом смысле – больно! Зоя угроз не испугалась, а я, поболтав еще какое-то время с пришедшей тетей Машей и втюхав ей ту же историю про топографическую партию, рванул готовиться к выходу.

Подготовка заняла еще четыре дня, и вот сегодня утром мы с Игорем Михайловичем выдвинулись в сторону Михеевки…

Глава 6

Гудок здоровенного трейлера отвлек меня от воспоминаний, и я, подняв голову, убедился, что уже почти дошел до шоссе. Машин на нем, в отличие от моей «параллели», было довольно мало. Лишь тот разрисованный рекламными надписями грузовик, сильно коптящая «девятка» и затрапезно-сельского вида «газон». Только, пока я выбирался к асфальту, эта троица уже проехала и дорога стала совсем пустой.

Поэтому, перекурив на обочине, с опаской поглядывая на хмурящееся тучами небо, я не стал ждать милостей от природы и потопал в сторону Юрьево, рассчитывая на то, что долго трасса пустовать не будет и кто-нибудь меня да подберет. Кстати, пока курил, мимо проскочили два джипа и «лупоглазый» «Мерседес». Затонированные в ноль «джиперы» проскочили, ничего не замечая вокруг, а сидящий в «мерине» белобрысый мордатый водитель, радостно скалясь, ни с того ни с сего показал мне «фак». Что он этим хотел сказать – непонятно. Я ведь проезжающим иномаркам даже не голосовал, рассчитывая на что-нибудь более демократичное, типа грузовика или давешней «девятки».

Но даже гремящие на ходу грузовики не останавливались, и только когда стал накрапывать мерзкий осенний дождь, а я, матерясь сквозь зубы, прикидывал, что, похоже, оставшиеся двадцать пять километров до города мне придется топать на своих двоих, на практически безнадежный взмах руки остановилась белая обшарпанная «жига». Я вприпрыжку рванул к ней и, сунувшись в открывшуюся дверь, заискивающе сказал сидящему за рулем пожилому мужику:

– Здравствуйте! До Юрьево не подвезете?

– Сколько?

Хм, хороший вопрос… Из денег у меня только баксы. Можно и ими, конечно, заплатить, но мне совсем не хотелось лопухнуться и сделать так, чтобы первый же встреченный абориген запомнил денежного пассажира. Из прочтенных газет я сделал вывод, что тут – нищета страшная, и даже десять долларов для них – большие деньги. А у меня меньше пятерки купюр просто нет. Значит, как и планировалось, буду задействовать обменный фонд. На секунду замявшись и не прекращая улыбаться, я извлек из кармана перочинный ножик и сказал:

– С деньгами у меня туго, может, это возьмете? Совсем новый, двенадцать предметов…

Мужик, покрутив нож в руках, хмыкнул:

– Китайский?

А после моего кивка махнул рукой:

– Ладно, садись, все равно по пути. Сам-то откуда?

Забросив сумку на заднее сиденье и торопливо юркнув вперед, я ответил:

– Из Тулы. Сюда на источники приезжал, да вот поиздержался малость…

Водила криво ухмыльнулся:

– Ничего себе – малость! Без копейки остался. Да и печень, наверное, после того лечения отваливается?

Смущенно потупившись, я развел руками, показывая, что собеседник угадал верно. А потом стал в свою очередь ненавязчиво интересоваться, как и чем в этих местах люди живут. Водила оказался не дурак поговорить, поэтому за те полчаса, что мы ехали, я более-менее уже представлял себе ситуацию в ЭТОЙ России. Причем не надо считать, что полученные от него сведения выпытывались какими-то каверзными и хитрыми вопросами. Вовсе нет. Я, просто глянув на лобовое стекло, с которого дворники сгоняли капли холодного дождя, задумчиво выдал беспроигрышную фразу:

– М-да, зима на носу… Опять в хате дубак будет. У вас тут хоть юг и можно более-менее прожить, а у нас…

Этих слов вполне хватило, чтобы подпрыгнувший в возмущении собеседник вывалил все, что думает и о югах, и о коммунальщиках, и о правительстве, и о ценах на продукты, и о разгуле бандитизма, и об иностранных миротворцах, и о местном губернаторе, и о соседке Клаве, торгующей паленой водкой. В общем, за время этой познавательной поездки я успел узнать достаточно, включая как расклады внутри страны, так и краткий обзор международной обстановки с комментариями и историческими экскурсами. Причем, как ранее и предполагалось, мое участие в беседе ограничивалось только звуками и междометиями типа «о, ага, угу, ото ж» или просто кивками. Мужику этого вполне хватало, и он в эмоциональном запале то стукал по рулю ладонями, то грозил в серое небо кулаком, то вообще, бросив баранку и повернувшись ко мне всем телом, руками пытался изобразить свое отношение к ныне действующему президенту.

Так что, выходя в Юрьево, я был уже малость подкованным в здешних реалиях человеком. В принципе, эти реалии вполне укладывались в предполагаемые рамки, за исключением небольших нюансов. Водитель, который оказался бывшим воякой, рассказал, чего не было в прочитанных мною газетах и что ему самому было близко. Например, о том, что армия как таковая пока существует, но вот бежит из нее народ со страшной силой. В смысле – офицеры и контрактники бегут. Срочников в ней давным-давно не осталось, так как «комитет нерожавших матерей» (дословное выражение моего спутника) еще семь лет назад добился принятия закона о том, что молодого человека не могут призвать на службу, если нет согласия родителей. Совершенно неконкурентоспособные заводы тоже приказали долго жить, и теперь активно функционирует лишь газонефтедобывающая промышленность, металлургическое и химическое производства. Вот там люди более-менее нормально зарабатывают. А остальные выживают, как придется.

Короче, слегка уяснив обстановку, я махнул на прощание говорливому мужику, довезшему пассажира до центральной площади города, и потопал искать обменник. Да, насчет курса валют он меня тоже просветил – один к полутора тысячам. И не думайте, что в пользу рубля. При этом пенсия была двадцать тысяч рублей. Ха, хорош бы я был со своей «зеленой» пятеркой в виде оплаты за проезд… Такого транжиру этот водила до конца жизни бы запомнил.

Ну а теперь, обменяв сотню на целый ворох розоватых десятитысячных купюр с изображением какого-то ласково улыбающегося и смутно знакомого лысого старичка, пошел брать билет на автобус до Ростова. А там, возле касс, произошла встреча, к которой я вовсе не стремился.

В продуманном изначально маршруте встреча с юрьевскими родственниками была категорически исключена. Я ведь не знал, что тут с «параллельным» мною стало. Может, я помер или женился, или еще какой казус с Корневым произошел. И что тетя Маша, что братовья могут совершенно неадекватно отреагировать на, к примеру, внезапно восставшего из мертвых племянника. Поэтому: Ростов – Воронеж – Рязань – Владимир – Радужный – четыре километра по трассе от деревни Липцы, и ни шагу в сторону. Обратно тем же путем. И чем четче я его буду придерживаться, тем целее буду.

А тут, отходя от окошка с билетом, я был остановлен каким-то заросшим сивой щетиной мужиком, который, дохнув на меня застарелым перегаром, попросил финансовой поддержки на предмет опохмелки. Алкашам обычно не подаю в принципе и хотел уже шугануть попрошайку, но вдруг увидел в одутловатой помятости физиономии просящего знакомые черты. Мать моя женщина! Это ведь Вовка! Вовка-Капитан, мой брат! От неожиданности я брякнул:

– Вован, ты?!

А братан, подняв мутные, в красных прожилках глаза, секунды две фокусировал взгляд, а потом, ухватив меня за рукав куртки, обрадованно замычал:

– О-о!!! С-серега! Тебя прямо не узнать! Ты как здесь оказался? Столько лет ни слуху ни духу – и вот на тебе… Где пропадал? А, да какая разница! Главное, что появился! Ну, так пойдем, чего тут стоять-то? Сейчас пузырь возьмем и отметим это дело!

Толкущиеся на автовокзале люди стали на нас обращать внимание, поэтому, подхватив качающегося Вовчика и ругательски ругая себя за проявленную несдержанность, я быстро потащил его к выходу, говоря:

– Появился, появился. Я же звонил, предупреждал! А ты, гад, что – специально к моему приезду укушался?

«Зазеркальный» братец, которого я уже вытянул из здания, внезапно затормозил и, подняв палец вверх, обиженно вякнул:

– Право имею! Годовщину грех не отметить!

Блин, какую он годовщину отмечает? Точнее – чего именно? Хотя, судя по его виду, у него повод на каждый день найдется. А замолкший на пару секунд Капитан громогласно продолжил:

– Катька хоть и стерва была, но всяко – человек душевный!

Епрст! Еще и Катька какая-то появилась… Нет, это дело надо прекращать, пока менты на нас внимания не обратили. Я их еще не видел, но по-любому они где-то рядом пастись должны. Автовокзал, как ни крути, считается местом массового скопления людей, и значит, наряд просто обязан тут находиться. И если они сейчас к нам доколупаются, то можно сливать воду, так как первым требованием у служителей МВД будет – «предъявите документы».

Поэтому, достав из кармана розовую бумажку, я сунул ее Вовке со словами:

– Убедил. Давай, дуй за «огненной водой», а я еще в одно место заскочу и часа через полтора к тебе приду. Отметим встречу.

Получив десять тысяч, Капитан радостно ощерился, показав щербатые желтые зубы, и довольно воскликнул:

– О, «сахарок»! Теперь живем!

После чего, потеряв ко мне интерес, рванул в сторону нескольких палаток, стоящих по периметру площади. Правда, уходя сказал, что будет ждать и без меня не начнет, поэтому советовал поторапливаться.

Я, глядя ему вслед, только головой покачал. Интересно, что же ЗДЕСЬ не так пошло, что убежденный трезвенник Вовка, в моем мире блестящий морской офицер, капитан второго ранга, чемпион ТОФ по плаванию, настолько опустился? Хотя чего гадать, здесь ВСЕ не так… Но одно можно сказать наверняка – судя по тому, что брат меня пусть с трудом, но узнал, я тут точно не помер и даже мордально не очень сильно изменился. Вот интересно, кто я здесь? Офицер? Такой же алкаш, как Владимир? Просто клерк в конторе, считающий копейки от получки до получки? А может, наоборот – олигарх местного розлива? Хотя это вряд ли. Для того, чтобы стать олигархом, надо талант соответствующий иметь и подходящую фамилию. А у меня из всех талантов только умение стрелять да быстро бегать. Так что на олигархию и крупные деньги можно даже не надеяться.

Хм, думая о деньгах, я вспомнил слова братца про какой-то «сахарок» и неожиданно понял, почему старичок на купюре мне показался знакомым. Достав из кармана полученную в обменнике бумажку и прочтя подпись под портретом, я убедился в правильности догадки. Точно – Сахаров! Был, говорят, в прошлом такой правозащитник. Глобальная научная величина и пламенный борец за что-то… Или против чего-то… Не помню уже, так как у нас про этого деятеля практически не говорят. Но здесь он, похоже, в фаворе. Вон, даже на десятитысячную бумажку его фейс поместили. Интересно, за какие такие заслуги?

Хотя, честно говоря, мне глубоко плевать на причины попадания данной личности в денежный оборот. Сейчас надо где-нибудь спокойно пересидеть эти полтора часа, что остались до отхода автобуса, и валить отсюда. А то, чувствую, повторная встреча с кем-нибудь из знакомых может закончиться не так мажорно. Покрутив головой и увидев вывеску «Быстрые обеды», я понял, что это как раз то, что надо, и направился туда.

А через два часа уже трясся в потертом «Икарусе» в сторону Ростова. Пассажиры в нем как-то сразу либо заснули, либо нацепили наушники от плейеров, поэтому никаких новых данных об этом мире я не приобрел. Единственно – когда автобус остановился в чистом поле и водитель быстренько выскочил по нужде, выходя, он задел кнопку радио, и, вместо своеобычного шансона, сопровождавшего нас всю дорогу, я услышал вальяжный говорок то ли ведущего, то ли просто участника какой-то передачи:

«…лись. Уже в 2009 году Россия существенно отошла от советского наследия. Была сделана попытка направить страну в правильную сторону, где главенством являлся не чекистский беспредел, а принципы и идеалы защиты прав человека, свобода слова и западных ценностей. Однако тогда, приезжая в любой без исключения город России, я все равно сразу же окунался в атмосферу Империи Зла. Везде сохранялись большевистские названия, повсюду стояли памятники чекистам. А вот приедешь, например, в Ташкент, и сразу душа радуется. Узбеки хоть и восточный народ, но гораздо более привержены принципам демократии, чем русские. Я смотрел тогда на названия улиц, и душа радовалась, как быстро они избавились от тяжелого и долгого бремени оккупации. Изменили все фашистские названия, даже улицу Пушкина, хоть он и был афроамериканцем. Ну а когда попал на бывшую площадь Ленина, хотелось произносить новое название вновь и вновь – Мустакиллик Майдони, ведь каждому цивилизованному человеку становится понятно, что это площадь Независимости»^[34].

Услыхав сей перл, я сначала несколько обалдел, но потом подумал, что, возможно, это какая-нибудь своеобразная юмористическая передача. Вон, как прикольно насчет этой Муст… Муск… а, в общем, насчет «площади Независимости», задвинули. Да и про «афроамериканца Пушкина» тоже неплохо вышло. Но позже меня охватили сомнения. Уж очень торжественно вещал говоривший. Прямо со слезой в голосе:

– «Ну а теперь о грустном. Тогда же, в конце 2009-го, я приезжал в Москву вместе с группой правозащитников на конференцию Amnesty International. После конференции мы решились прогуляться на метро, чтобы посетить уважаемую Люсию Алексееву. Первый шок у иностранцев был, когда они увидели, что метро до сих пор имени Ленина. В процессе поездки они были неприятно удивлены, что диктор наотрез отказывался произносить названия станций на цивилизованном языке. И это на фоне предыдущей поездки в Тбилиси, где объявляют станции метро исключительно на английском. Я хоть и почти коренной нью-йоркец, но мне было очень стыдно смотреть в глаза коллегам, пришлось стыдливо потупиться. Ну а когда мы прибыли на станцию „Курская”, случился и вовсе полный конфуз. При виде сталинского гимна на потолке станции, у пожилой правозащитницы из Дании случился сердечный приступ. А ведь эта храбрая и честная женщина, не боясь пуль террористов, беззаветно защищала права человека в Ичкерии, Намибии и Белоруссии. После этого инцидента Люсия Алексеева сделала нам очень строгий выговор и объявила, что российские правозащитники давно бойкотируют эту проклятую станцию. Пришлось еще раз поразиться мудрости и прозорливости диссидентки и поклясться, что на „Курскую” больше ни ногой»^[35].

Блин, он что – всерьез?! Я имею в виду слова насчет старой грымзы из Дании, которую хватил кондратий? Или она специально для этого язык изучала? Чтобы окочуриться при виде кириллических букв, складывающихся в слова гимна.

Хотя вряд ли. С какого переполоха буржуи русский учить станут? Для них же есть «цивилизованный» язык… А из радио продолжало литься:

«Но уже тогда, несмотря на столь удручающую картину, я верил, что настанут светлые времена. И очередной московский интеллигент, выпив чашечку эспрессо с утра, спустится на станцию „Демократическая” московского метрополитена им. В. И. Новодворской, откуда доедет (культурно сделав пересадку на Площади Джохара Дудаева) до „Правозащитной”. От нее пешком дойдет до Майдана Свободы, где, преклонив колени, возложит букет незабудок и томик Осипа Мандельштама к самому большому в мире памятнику Андрею Сахарову (на месте бывшего Мавзолея). А из всех колонок будет звучать не чекистское „Любэ”, а римейк либерала Тимати „Пройдусь по Либеральной, сверну на Диссидентскую и на Джордж Буша улице я скушаю Бигмак”»^[36].

Пх… поперхнувшись от неожиданности, я закашлялся. Нет, наверное, все-таки это что-то юмористическое. Хотя если Сахаров тут на купюрах изображен, то вряд ли они с его именем шутки шутить станут. С деньгами, как говорится, не шутят. Или все-таки станут? Но разрешить данный вопрос так и не сумел, так как в этот момент появился водитель, сделавший на природе свои нерукотворные дела. Он, услышав картавенький монолог, выразился семиэтажно и крайне неполиткорректно, после чего ткнул в кнопку, и радио снова заголосило про «голуби летят над нашей зоной».

Хм, почесав щеку, я подумал, что, судя по реакции водилы, передача явно не была юмористической. Сто пудов, это были воспоминания какого-то местного «борца с режимом». И хотя после прочтения газет и слов подвозившего меня на «жиге» мужика я был готов к чему-то подобному, но услышанное сейчас ввергло в оторопь. Ведь раньше ко всем этим демократам, либералам и прочим «общечеловекам» относился совершенно равнодушно. Ну трендят себе и трендят. Причем очень часто декларируя вполне достойные вещи. А теперь, увидев своими глазами, на что способны эти люди, я просто охренел от их прыти. Правда, долго над странным перерождением белых и пушистых поклонников «истинной свободы», дорвавшихся до власти, я раздумывать не стал, а просто, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза и потихоньку задремал.

* * *

В Ростове все прошло штатно, и я, очень удачно разминувшись с троицей служителей правопорядка, фланирующих по залу, прикупил билет до Воронежа. Эта поездка оказалась несколько более информативной, так как, несмотря на позднюю ночь, две тетки, сидящие сзади, обменивались последними новостями и живо обсуждали налет на поезд Ставрополь – Волгоград. Я, услыхав о произошедшем, навострил уши и, внутренне охреневая, слушал душераздирающие подробности.

Вот надо же – о том, как бандиты останавливают поезда, видел исключительно в старинном, еще черно-белом, фильме «Адъютант генерала». Или не «генерала»? Или «превосходительства»? А, не важно! Важно другое – в 2015 году в ЭТОЙ России оказались вполне возможны акции, которые у нас происходили еще во времена Гражданской войны. Хотя нет, не только в Гражданскую. Помню, в детстве слышал, что и в девяностых в Чечне местные абреки так же развлекались. Но они грабили поезда исключительно на своей территории, и это довольно быстро прекратилось. А тут, выходит, подобное времяпровождение у них вошло в привычку. Да и географию набегов горцы тоже очень сильно расширили…

А одна тетка тем временем возбужденно рассказывала другой:

– Вещи пассажиров прямо в грузовики грузили. Да что вещи – серьги чуть не с мясом выдирали! Нескольких парней убили, а с десяток девчонок, покрасивей, забрали с собой.

– Ох ты ж, хосподи! А полицаи?

– Да какие полицаи, ты что? Это ж за Элистой было, а в Калмыкии чечены с Каганата как у себя дома ходят и полиция из своих укреплений нос боится высунуть! У нас хоть станичники кавказцам рога обламывают, а там…

Ничего себе! Задумчиво почесав мочку уха, я решил, что как бы мой путь ни сложился, восточнее Сальска не соваться ни в коем случае. Ну его на фиг! Нохчи, они на ногу быстрые, и если уж под Элистой шалят, то нет никакой гарантии, что в более дальний рейд не двинут… И еще одно интересно – тетка несколько раз упомянула слово «полиция». Не милиция, а именно полиция. Немного подумав над этим вопросом, я, кажется, понял, в чем дело. Ведь та троица пэпээсников, виденная мною в Ростове, была одета с сильным закосом под американских копов. Очень похожая черная форма, и даже шапки – не наши обычные круглые ушанки, а какие-то идиотские, с короткими ушками и большой кокардой. Вот, видно, вместе с введением «почти заграничной» униформы здешние власти решили сменить и название. Надо же, тут прямо как у нас. Только мы к этому лет двадцать шли, а здесь ударными темпами переименовались. Но самое смешное, что в обоих случаях бывших ментов презрительно обзывают полицаями. Не полицейскими, а именно полицаями. Как во время войны называли тех, кто пошел служить оккупантам. Гы… а что – тутошним служителям правопорядка это очень подходит! Хотя и наши порой ведут себя так, что иначе как полицаи их не назовешь…

Тетки еще какое-то время обменивались мнениями по поводу произошедшего, но больше ничего интересного так и не сказали, поэтому я спокойно закемарил.

А еще через тринадцать часов чинно въехавший в Воронеж «Икарус» умудрился сломаться на первом же перекрестке. В его нутре что-то хрупнуло и заскрежетало, после чего водитель, матюгнувшись себе под нос, подхватил громыхнувшую железом сумку и скрылся в морозном тумане. Минут десять мы слушали производимое им позвякивание и шебуршание, а потом появившийся в дверях шофер громко объявил:

– Все, мля, приехали.

Какой-то дед решил поинтересоваться:

– Это надолго?

Водила, вытирающий руки ветошью, злобно сплюнул:

– Навсегда! – И в ответ на раздраженный гомон добавил: – Радуйтесь, что до города дотянули, а не в чистом поле встали, так что неча бухтеть! Поэтому, господа пассажиры, освобождайте автобус и топайте по домам.

Вздохнув, я вытащил из-под кресла свой баул и вместе с остальными вышел из «Икаруса». Вышел, чтобы тут же поежиться от порыва холодного ветра. Уй, блин, не май месяц, однако! А ведь дальше еще холоднее будет… Или от этой мысли, или от голодно забурчавшего желудка неожиданно стало грустно. Люди, вон, сейчас по теплым квартирам разбегутся, а мне еще топать и топать. Хотя нет. С теплыми квартирами здесь оказалась сильная напряженка. Во всяком случае, подслушанный разговор говорливых соседок полностью подтвердил слова первого встреченного в этом мире человека о том, что уже года три каждый спасается, как может. За исключением небольшого количества элитных районов, которые есть в каждом городе, остальной народ про центральное отопление давно забыл, поэтому кто-то буржуйку в квартире ставит, а некоторые, скинувшись всем двором, мини-кочегарку оборудуют в подвале. Так что еще неизвестно, кто кому завидовать должен. Я сейчас по маршруту проскочу, дело сделаю, и домой. А вот им здесь еще жить и жить…

Попутчиков до автовокзала не было, и я, без всякой зависти поглядев на разбредающихся пассажиров, поднял руку, ловя такси. А когда рядом остановилась некогда серебристая, а ныне ржавая и покрытая красными пятнами шпаклевки «Тойота», бодро спросил:

– Шеф, до Центрального автовокзала довезешь?

Странно заторможенный водила несколько секунд молча пялился на меня, после чего кивнул, и я влез в пропахшее какой-то кислятиной нутро машины. А затем шофер вознамерился меня покатать вдоль левого берега. Видя, что едем не туда, я ему раз пять сказал, что мне не пригородный автовокзал нужен, а Центральный. В конце концов, поняв, что на вежливые внешние раздражители этот «тормоз» никак не реагирует, продолжая рулить в другую сторону, рявкнул на него от всей души, помянув и мать, и перемать. И тут произошло нечто неожиданное – водитель резко дал по тормозам и, вывалившись из своей развалюхи, с громкими воплями кинулся бежать.

Удивленно глядя ему вслед, я только затылок почесал. Вот зараза! Выходит, с первым впечатлением я не промахнулся. Не зря мне его крохотные и как будто стеклянные зрачки сразу не понравились. Подумалось еще – как у обдолбанного нарка. Только вот никак не ожидал, что наркоманы могут быть столь почтенного возраста. Ведь этому хмырю лет под пятьдесят… Зато теперь все сходится. Вон – бежит, орет, от редких прохожих шарахается. Явно, как это у них говорят – «упал на измену». Но как он таксует-то под таким кайфом? И куда здешняя дорожная полиция смотрит?

Кстати, про полицию. Надо и мне быстренько делать ноги, пока на его вопли не нагрянул какой-нибудь патруль. Выскочив из машины, я быстрым шагом дошел до ближайшего переулка и нырнул в него. Потом несколько раз менял направление, и так до тех пор, пока не понял, что заблудился где-то в недрах частного сектора. Возвращаться тем же путем, что я сюда забрел, было довольно боязно. Вдруг местные менты среагировали на вопли «тойотовладельца» и сейчас осматривают ближайшие дворы на предмет поимки злобного грабителя или террориста, обвешанного взрывчаткой, как новогодняя елка игрушками. Или что там еще этому придурку привиделось? Так что пусть они спокойно ищут наркологическую галлюцинацию водителя, а я лучше дворами, дворами… В конце концов, рано или поздно на нормальную дорогу все равно выйду, там и поймаю другую тачку. Надеюсь, в следующий раз шофер попадется вменяемый и меня таки довезут до Центрального автовокзала?

Утешая себя подобными мыслями, я топал по кривым, как будто вымершим улочкам, периодически попадая в тупики. А минут через пятнадцать этих блужданий, свернув за очередной забор, наконец-то наткнулся на людей. Только эта встреча меня не очень порадовала. Уж очень вид у трех парней и двух девчонок, что стояли на довольно большом пятачке возле остова сожженного ларька, был откровенно босяцкий. Но и назад поворачивать нельзя – они ведь меня тоже увидели. В таких случаях как с собакой – повернешься спиной, а у нее сразу сработает инстинкт погони, даже если она и не собиралась нападать. Так что вперед и только вперед.

Эх, говорил «профу», что ствол надо брать с собой! Но Сосновский тогда уперся и убедил – дескать, если я попадусь служителям Фемиды, то всегда смогу откупиться. А найди они у меня пистолет, разговор будет иной. В этом он, конечно, был прав, но зато сейчас я бы просто продемонстрировал свой «макаров», и все вопросы, даже если бы они у этой шпаны были, исчезли сами собой. С другой стороны, чего теперь сожалеть? Я и без пистолета люлей наваляю всякому, кто поперек пути встанет.

Поэтому как шел, так и шел, делая вид, что в упор не вижу эту заинтересованно разглядывающую меня компашку. Но когда до них оставалось шагов десять, здоровый парень, на неестественно широком лице которого находился маленький, теряющийся между щек носик, тягуче сплюнул и произнес:

– Э, мужик, тормози, сигарету дай!

Нет, я просто тащусь! Интересно, почему уже столько лет прелюдия к мордобою не меняется? Правда, одно время гопники кирпич предлагали купить, но это быстро вышло из моды, так как ситуация, бывало, складывалась таким образом, что жертва била этим кирпичом по башке назойливому «продавцу». Зато классическое «дай закурить», наверное, останется жить в веках!

После этой кодовой фразы, поняв, что мирно уйти не удастся, я шагнул к ларьку, чтобы за спиной было прикрытие, и насмешливо уточнил:

– Только сигарету?

– А вот мы сейчас поглядим, что у тебя еще есть…

– Гляделки потерять не боитесь?

– Ха, борзый? Будем учить!

Компания, видать, была тертая, потому что сразу после этих слов девки чуть подались назад, а парни медленно пошли на меня, охватывая полукругом. Посередине двигался плоскомордый, который, картинно щелкнув вынутым из кармана «кнопарем», процедил:

– Ну все, коз-зел, считай, ты нарвался. Теперь мы…

Договорить здоровяк не успел, так как я, не обращая внимания на нож, просто взмахнул рукой, отвлекая его внимание и, сделав быстрый шаг вперед, пнул противника под коленку опорной ноги. Качественно пнул. Настолько качественно, что парень даже не заорал, а просто упал, отрубившись. Ну дык, еще бы, в лучшем случае – чашечка выбита. Вот тебе и шок с одномоментной потерей сознания. Правда, его кентов это не остановило, и они одновременно бросились с двух сторон на обидчика. Броситься-то бросились, но тоже потерпели фиаско. Один налетел переносицей на прямой удар открытой ладонью, а второму я по-рабоче-крестьянски засветил в ухо.