Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.
В его глазах бесновалась агония. Женщина набирала «скорую», бегала у его кровати и кричала. Его давление падало, зрачки тускнели. Пульс оставался лишь на сонной артерии. Шею сжимали судороги.
«Милый мой, я возьму твою карту… и поеду в РАН», – зарыдала женщина и уткнулась в холодеющую мужнину грудь.
Он ничего не ответил – только медленно-медленно повел глазами к окну. Потом больше не шевелился. Часы пробили полночь.
Октябрь. 2057 год. Москва. Секретная лаборатория при РАН. Здесь примерно за 17 тысяч долларов ученые предлагают новую и ранее неизвестную людям услугу – оживление мертвых. Воскресить только что умерших людей врачи пытались еще в глубокой древности. В 16-ом веке итальянский ученый Везалий первый решился заставить биться уже остановившееся сердце…. У него ничего не вышло. Позже английский ученый Вильям Гарвей наблюдал возобновление деятельности сердца голубя после ритмичного его сжатия пальцами.
Со временем ученые научились оживлять извлеченное из организма сердце, отрезанные пальцы и даже головы животных. Ученый Николай Кравков отрезал у трупа пальцы, затем пропустил по их кровеносным сосудам солевой раствор, по составу близкий к крови. И ногти на отрезанных пальцах продолжали расти. Ах, знаю, что вы сейчас подумали – ногти и без того на трупах растут. А вот и нет – тем, кто не знал. Наши тела просто обезвоживаются, а кожа съеживается. И поэтому становятся видны части волос и ногтей, что создает иллюзию роста.
В 20-ом веке одному советскому ученому все же удалось оживить изолированное сердце человека через 99 часов после смерти. Труднее оказалось восстановить функции мозга после остановки кровообращения. Но и этому вскоре нашлось решение. Деятельность мозга усеченной собачьей головы впервые восстановил французский ученый Броун-Секар в 19-ом веке. Он нагнетал шприцем в сосуды отрезанной головы собаки кровь, и мертвая голова оживала: она открывала глаза, двигала челюстью. Оказалось, мозг – самый ранимый орган у животного и человека, и он еще тогда «оживал» в руках опытных врачей.
…И никто даже предположить не мог, что когда-нибудь люди смогут оживать, что оживление станет реальностью, подобно дорогостоящей пластической операции, что теперь может начать дышать любой, кто уже был трупом. Вопрос лишь в цене.
– Когда умер? Вы уверены, что необратимо? На зрачок посмотрите. Максимально расширен? Нет никакой реакции на свет? Ждите окоченения. Ага, гм… когда? Хорошо. Ждем, не затяните – не более суток, – врач отключил хендс-фри и вытащил из маленького холодильника, больше напоминающего сейф, ампулу с замороженной жидкостью голубого цвета. Рассмотрел ее на свет, встряхнул и оставил остывать на столе. Шея мужчины ныла после очередной утренней зарядки, он то и дело прислонял голову то к левому то к правому плечу, но боль не проходила. Он думал о том, что с завтрашнего дня бросит эту бесполезную зарядку и начнет просто бегать на стадионе.
Ровно через 12 часов к доктору Валеревскому привезли труп. Мужчина лет 60-ти, подтянутый, с легкой небритостью, с «селедочным» блеском в распахнутых глазах.
Врач стал осматривать мертвого пациента.
– Как ваше настроение? Как выходные прошли?, – вдруг поинтересовался санитар у доктора.
– С утра боялся встать не с той ноги… так и провалялся два дня…, – отшутился Валеревский.
Большим и указательным пальцами он сжал мужчине глазное яблоко, зрачок изменил форму и превратится в узкую щель.
– Да он ледяной, Павел Анатольевич, что вы делаете?, – обратился к Валеревскому санитар и чихнул.
– Смерть биологическая. Умер примерно 10-12 часов назад… это так учись, студент!, – улыбается врач.
Павел Анатольевич оставил в покое труп на несколько минут и пошел на встречу в свой кабинет – сизые стены и ярко салатовые жалюзи, растворимый кофе, печенье и гранатовый сок в графине.
– Здравствуйте, Павел Анатольевич, – просунулась голова пожилого мужчины в кабинет.
– Садитесь.
– Я по направлению депутата Краснова по очень деликатному вопросу за 17 тысяч. Меня зовут Матвей Александрович Лапин, – протянул руку мужчина.
– Мм… Я так понимаю оживить кого-то пришли? Надеюсь, не как у Краснова закончится!, – шепотом говорит врач и скрещивает руки.
Он напрягся, кажется, узнав в этом Александровиче медийное лицо – часто он мелькал на интернет-телевидении, вел какие-то тренинги по бизнесу для тех, кому за 40. И сразу вспомнил недавнюю историю с Красновым – тот оживил любовницу, чтобы совершить с ней последний акт любви… не мог напрощаться, та в свою очередь задушила его подушкой.
– Ой, тут такое дело. Жить не могу спокойно. Много лет назад… мне жизнь спасла женщина. Я тонул. Она меня вытащила. С того света, можно сказать, вытащила…
– Давайте к делу быстрей. У меня там операция сейчас, – Валеревский чихнул и попытался найти в своем халате платок, но к своему удивлению не нашел. Врач удивился, ведь точно знал, что клал его утром в свой карман. Это было крайне странно, ибо за неделю до этого он потерял в своем кабинете нательную майку, а летом – шорты…
– Умерла она давно. Инфаркт. У нее сын – парнишка молодой. Ужасно пил, бомжевал. А парень неплохой, в ВУЗе когда-то учился. Все бросил. Что-то там у него случилось, начал пить… А у меня бизнес, три турагенства, два участка на Луне.
– Умер?, – наконец, перебил медлительного собеседника Валеревский.
– Да. Я его нашел ночью на улице – он в нашем дворе часто бывал. Говорят, вчера случилось…
– Гм…, – врач наморщился и потер лоб.
– Я привез его. Он в моей машине. Плохо мне на душе. Много лет. Помочь ему хотел, но все как-то, – махнул рукой Матвей Александрович.
– И?…
– Деньги есть. Оживите.
– Вы в своем уме? Зачем оно вам?, – изумился врач.
– Мне паршиво на душе! Хреново! Надежда мне дала вторую жизнь… а ее сын сдох, как собака на помойке. Пусть он проживет эти двое суток, как человек – я куплю нам билеты, полетим вместе в Европу – пусть мир перед смертью посмотрит.
– Какая глупость! Но Вам решать… если конечно это избавит вас от…
– Боли! Боль внутри разрывает мне грудь… вина какая-то.
Доктор усмехнулся и откинулся на стуле:
– Вероятно… но все люди живут с какой-то виной. Однако, не у всех есть возможность ее искупить. Считайте, вам повезло.
– Как это действует? Расскажите? А то я толком не понял.
– Уж, поверьте Вам это знать не нужно. Не ожидал такого…
– Чего?
– Что это так мгновенно распространится. Поймай теперь кого! Каждый из таких, как вы, подписывал бумагу о неразглашении. Мы боимся, что здесь появятся толпы желающих вернуть кому-то жизнь. А «голубой крови» у нас определенное количество.
– А вы что не знаете формулу, это не российское изобретение?
– Это Вас уже не должно волновать!, – сухо отрезал Валеревский и направился к выходу.
– Ну, а что с ним будет? Он проживет двое суток – знаю… но он какой будет?, – вопросительно пробормотал вслед врачу Лапин.
– В смысле?
Валеревский чуть помолчал, потом снова усмехнулся:
– Агрессии не прибавится, жрать людей не будет! Понятия «зомби» в медицине нет, это сказки западных африканцев!
– А что с ним будете делать?
– Введем лекарство. Слышали что-нибудь про артериальное нагнетание крови при клинической смерти.
– Не-а, – покачал головой мужчина.
– Умирающему вводят большое количество крови в артерию. Обогащенная кислородом кровь быстро попадает в сосуды сердца. При этом оно получает необходимое питание и одновременно происходит раздражение его нервных окончаний. Быстрее всего восстанавливается сердечная деятельность и дыхание, которые угасли последними, позднее – сознание, мышление и речь. Здесь все так же. Только вместо крови наш препарат.
– А почему тогда только два дня?
– Он не может циркулировать в крови более двух суток, густеет. Пока это все, чего мы достигли..
Врач подошел к двери и остановился, глядя на реанимационный кабинет, где ему предстояло оживить уже двоих за сегодня.
– Неделю назад к нам пришла женщина и просила оживить ее дочь. Та перерезала себе вены. Мы отказались. Мы не оживляем самоубийц. Такое правило. Вы подумайте, точно ли он хотел жить – этот ваш алкаш? Или сам напился вусмерть от скотской своей жизни? Надо ли оно ему все?.
Мужчина призадумался, но от решения своего не отступился. В тот же день его подопечного оживили.
– Так, на сегодня двое у нас. Решетов, 62 года и Сильченко, 26. Начнем с Решетова – думаю, еще успеем. Его жена утверждает, что умер в полночь.
Врач подошел к серой стене с ячейками, нажал кнопку и к нему на так называемых рельсах выехал труп в морозильной ячейке.
Валеревский наклонился к нему, погладил по волосам.
– Седой какой дружок, депутатская жизнь потрепала, да? А жена у тебя красавица, выглядит прекрасно, или «гиалуроновая», сейчас так делают, не отличишь – это тебе не 10-ые, – врач набрал «голубой крови» в шприц и побил по нему указательным и большим пальцем.
Санитар побагровел:
– Я так волнуюсь.
– Первый раз всегда странно – ты присядь, подостынь. Потом сам будешь делать. Лучший выпускник Сеченова!, – Валеревский снова усмехнулся и прищурил глаз.
– Что-то мне нехорошо, – молодой санитар сел и его лицо резко побелело.
– То красный, то белый! Ты врач или кто? Ты почему такой трус!
– Я делал препарирование не раз. Но это, это же за пределами разумного!.
– Чего? Это лучшее, что придумало человечество за много-много лет…
Валеревский захихикал, ввел содержимое шприца в вену трупу и отошел.
– Посиди пока. Как очнется – зови. Мне надо в туалет.
– Вы специаль – но?
– Он не страшный. Он даже не изуродован. Чего бояться?, – Валеревский вышел из реанимационной.
Растерянный выпускник сидел напротив трупа на стуле и трясся. Сейчас это тело оживет, как в лучших хоррорах начала века. Сейчас он откроет глаза… В них пропадет этот проклятый мутный блеск. Тело перестанет вонять, а трупные пятна с его спины исчезнут.
Руки санитара Богомольского холодели, сердце готово было выпрыгнуть на скользкий пол реанимационной. Казалось, прошел уже час – так медленно тянулись эти 5 минут стадии оживления.
Внезапно «труп» тряхнул головой. Санитар этого не видел, он как раз в этот миг прикрыл глаза, потому что ожидание оживления сводило его с ума. Когда он открыл, наконец, глаза, то отпрянул назад и вскрикнул. В углублении продолговатой морозильной ячейки сидел покойник.
– Снова откачали, да? Голова болиииит…, – протянул «покойник» и дотронулся до своего лба.
Как раз в эту самую секунду в реанимационную зашел Валеревский.
– Ты, что записи не сделал?, – спокойно обратился Валеревский к санитару и посмотрел на выключенный диктофон.
Санитар два раза моргнул и упал на пол.
– Ой, доктор, что с ним? – удивленно проговорил пациент.
– Да так – слабенький, боязливый оказался протеже.
Валеревский дал санитару понюхать ватку с нашатырным спиртом и посадил на стул. Тот очухался и смотрел, не моргая, в пол. Валеревский записал время начала второй жизни – 3.08 ночи. Это на тот случай, если вдруг что-то пошло бы не так… для дальнейшего изучения.
– Почему у меня голова болит? Мне казалось, у меня наступал инфаркт. Помню, Лена вызывала «скорую», а дальше не помню ничего… фу, что так разит от меня? Я что под себя ходил?, – мужчина понюхал подол своего больничного халата.
– Послушайте, ваша супруга заплатила мне деньги, чтобы я помог вам восстановиться. Вы слышали что-нибудь о клинике Валеревского? Лена вам говорила?
– Нет. А кто такой Валеревский?.
– Что-ж, я могу вам это рассказать. Валеревский Павел Анатольевич – это я. Приятно познакомиться. Я в Москве применяю новый научный метод по оживлению мертвых. Ваша жена захотела попрощаться с вами… и подписала одну бумагу… мы осуществили дорогостоящую процедуру – оживили вас после биологической смерти. В общем, вам осталось жить два дня – потом вы умрете. Соответственно после этого мы оформим справку о смерти, и Елена осуществит похороны.
– Боже… я не знаю, что сказать… я в некотором недоумении. Это шутка такая?, – засмеялся мужчина и понюхал свои ладони, – да что же я так воняю, блин!
– Потому что вы были мертвы. Посмотрите на свой зад – там трупное пятно. Через пару часов все сойдет, и запах пройдет – советую принять душ.
Мужчина продолжал сидеть, недоумевая и рассматривать свои сизые руки.
