Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу

Благодарности

Спасибо всем, кто принимал непосредственное участие в моей жизни на протяжении описанных двух лет. Благодаря вашей смелости, отдаче, любви и поддержке я смогла справиться со всем. Я посвящаю эту книгу вам.

Дима Столбов

Паша Старостин

Саша Шабунин

Сережа Кадочников

Папа

Мама

Бабушка Валя Адодина

Дедушка Витя Адодин

Бабушка Валя Комлева

Андрей (брат)

Дима К.

Настя

Валюша Медведевских

Александр Алексеевич Медведевских

Марина Медведевских

Алик

Владимир Анатольевич Багин

Дмитрий Владимирович Шуварин

Раяс Рахимжанович Каримов

Дима Бояршинов

Шура Игнатова

Лада Игнатова

Юля Игнатова

Катя Ворожева

Маша Ге

Саша Синюгина

Ксюша Кузнецова

Лиана Галимова

Виталик Метелев

Маша Воробьева

Юля Киселева

Анна Борисовна Голубенко

Дима Шабров

Федя Круглов

Мага Абдулаев

Милана Муравьева

Андрей Бородавкин

Любовь Бородавкина

Александр Пономарев

Светлана Пономарева

Игорь Юрьевич Казанцев

Ида Галич

Василий Галич

Зарина Галич

Анатолий Михайлович Платонов

Михаил Борисович Антаков

Марат Хабиденович Бисинбаев

Валерий Козлов

Михаил Костыль

Хасан Калоев

Сергей Васильевич Казаков

Марат Фаатович Баширов

Анастасия Удеревская

Андрей Анатольевич Алексеев

Артем Клеузович

Катя Нефедова

Омер Сарал

Юнус Евкуров

Борис Рахлин

Максимилиан Лойбл

Миломир Нинкович

Питер Лейтнер

Оливер Вайтсман

Анжела

Эльвира Рафикова

Андрей Владимирович Гаев

Андрей Малахов

Маша Семенова

Лена Курманова

Также хочу выразить благодарность:

Коллективу медсестер Ожогового отделения ГКБ № 40 (г. Екатеринбург)

Коллективу медсестер Ожогового центра НИИ Вишневского (г. Москва)

Всем моим одноклассникам

Всем моим одногруппникам

И всем, кто оказал глобальную посттравматическую поддержку, в особенности:

Корепину Михаилу Александровичу

Ефремовой Жене

Лагутиной Антонине

Светлая память дедушке Юре

Введение

Любая проблема – это хорошо замаскированная удача.

Бенджамин Франклин

Когда мне было 20 лет, я попала в коммунальную аварию, в результате которой получила 30 % ожогов тела, потеряла восемь пальцев и получила пожизненную инвалидность второй группы. Следующие два года я провела в больницах, мне едва не ампутировали правую стопу, а врачи пророчили инвалидное кресло.

Сейчас мне 28 лет, и я решила написать книгу о своем опыте. Начала писать ее, находясь в больнице, чтобы хоть чем-то занять свои однообразные будни, но бросила на второй главе и вернулась к ней только спустя семь лет. Я взрослела вместе с этой книгой. Менялись и манеры, и взгляды, и стиль письма. Но я намеренно не стала ничего редактировать, чтобы между строк сохранить живые этапы этого процесса.

Во время написания мне стало понятно, что эта книга может не только удовлетворить интерес, но и быть полезной для тех, кто тоже пережил серьезные потрясения, и для тех, кто хочет заново влюбиться в жизнь.

Опишу подробно все операции и будничный быт, расскажу, как научилась справляться с болью и верить. Об отношениях с родителями и друзьями и о том, как авария нас всех изменила.

До этой аварии я будто спала и только благодаря ей наконец проснулась, а о том, как это случилось, поведает книга.

Я максимально откровенно расскажу о себе, о том, что пережила, как научилась быть сильной и любить жизнь отчаянно, страстно и безусловно. Эта история – о жизни и смерти, о любви и дружбе, о борьбе и поисках, о семье и счастье.

Предисловие от мамы

Дорогие читатели!

Хочу поблагодарить вас за то, что вы взяли в руки эту книгу и решили потратить свое драгоценное время на ее прочтение. Позвольте мне поделиться своим скромным субъективным мнением о ее содержании.

Катя попросила меня изложить свою оценку по ее прочтении. Вы должны понимать, что мне, как непосредственному свидетелю и участнику тех событий, а также человеку, близкому к автору, сделать это объективно довольно сложно. Читая книгу, я будто оказалась в машине времени и совершила путешествие в тот период, который стал для моей дочери, для всех ее близких и родных бесконечно тяжелым, разделившим жизни всех участников на «до» и «после».

Буду краткой, потому что автор максимально подробно описал не только все события в их хронологии, но и все свои, подчас очень неоднозначные, противоречивые, но такие честные и оттого бесценные мысли и эмоции.

Конечно, эта книга не о коммунальной аварии. Не о преодолении внешних обстоятельств и себя в этих обстоятельствах. Эта книга о пути к себе. О том, каким долгим, непростым и подчас страшным он может быть. Путь к осознанию, обретению и принятию себя. У каждого человека такой путь уникален. У кого-то уходят на это годы, у кого-то жизнь, а кто-то так и не может и даже не пытается его пройти.

Моей дочери пришлось его пройти через неимоверную физическую боль и страдания. На начало этой истории ей было всего 20 лет. Красивая, неглупая, легкая на подъем, наивная и довольно поверхностно относившаяся к жизни и к людям девочка. И вот она внезапно оказалась прикованной к больничной койке, затем – к инвалидному креслу. А потом была заперта в своем собственном теле, как в клетке.

Вы можете сказать или подумать, что ее история одна из многих. Неправда! Каждая подобная история уникальна, как уникален и любой из нас. Каждый человек – это, по сути, целая Вселенная, запертая в хрупком теле. При этом, пока мы здоровы, нам даже в голову не приходит, насколько оно хрупкое.

Что такое боль? Изматывающая, острая, постоянная, от которой некуда спрятаться, с которой человек остается один на один. Наверное, понять по-настоящему это могут только люди, реально ее пережившие. Боль, с которой не могут справиться даже самые сильные анальгетики и мощные наркотические средства.

Она становится неизменным спутником, частью самого человека. А к чувству боли добавляется животный страх за свою жизнь и полная неизвестность относительно следующего дня, часа, минуты… Слетает вся «шелуха», и человек являет свое истинное «я».

Боль и ужас, как скальпель, срезают все слои, в которые был закутан и запуган человек.

Я видела это своими глазами. Со своей дочерью я, как это ни странно, по-настоящему познакомилась только в реанимации. И не только я, а, как выяснилось позже, и многие другие, в том числе и она сама.

Насколько мы, люди, готовы ко встрече с самими собой? Насколько высокую цену иногда приходится платить, чтобы обрести это знание или хотя бы приблизиться к пониманию его необходимости?

Полагаю, что Катя заплатила достаточно дорого, чтобы нащупать этот путь к себе. Сказать, что все произошедшее изменило ее и нашу жизнь, – не сказать ничего. Оно привело ее к себе, к осознанию ценности жизни, к ее неповторимости и уникальности, к знакомству с безграничными возможностями веры, любви, к познанию самого себя. И не подумайте, что этот путь окончен. Он только найден, он только обретен. И лично я очень надеюсь и желаю, чтобы он продолжался, ведь, пока человек жив, этому пути нет конца.

Я бесконечно люблю свою маленькую девочку и очень горжусь ею. Но горжусь не только ее мужеством, с которым она смогла пережить неимоверные страдания, а, прежде всего, тем выбором, который она сделала, пройдя через все неимоверные трудности. Выбором, которому она остается верна до сих пор.

Бесконечно и безусловно любящая мама

Глава 1
октябрь – декабрь 2011

Часть 1
Начало

Я никогда не испытывала такого ужаса. Если бы можно было воплотить ужас в материальной форме, это была бы я – по щиколотку в кипятке и ослепшая от внезапной боли и непроницаемо плотного пара. Смерть схватила меня за горло и стала вытягивать все, что мне до этого момента казалось мной. Время остановилось. Есть ли в жизни что-либо более настоящее, чем собственная смерть? Что испытывает человек, когда начинает умирать? Успела ли я побыть живой и сделать достаточно, чтобы смириться с неминуемым концом? Жива ли я сейчас? Единственным доказательством тому было ощущение чудовищной обжигающей боли. Единственное, что я точно знаю о мертвых, – они уже ничего не ощущают.

Вечером 15 октября мы собрались большой теплой компанией в кафе, чтобы отметить юбилей близкой родственницы. Под аккомпанемент душевных тостов и веселых плясок многочисленных гостей мы с папой весь вечер сидели вдвоем и много говорили. Его воспитание подразумевало соблюдение субординации, но на таких праздниках атмосфера располагает к семейным откровениям. Я с жадностью слушала его наставления о том, как важно беречь старших родственников и заботиться о них, о том, как он любит своих детей и что мы всегда можем на него положиться. Но мне всегда хотелось услышать что-то адресное, более личное. Всегда казалось, что он и не знает меня толком как человека, но сама боялась вылезти из скорлупы внимательной, послушной дочери.

В это время на другом конце города меня уже ждали девочки, с которыми мы в ту ночь договорились сходить вместе в ночной клуб. К моей одногруппнице Ане приехала на выходные подруга Яна из Тюмени, и мы собирались показать ей главную достопримечательность ночной жизни Екатеринбурга – клуб «Голд», а потом поехать к нашим друзьям на открытие нового зала клуба «Пушкин».

Мне уже пора было прощаться с гостями, но папа меня никак не отпускал:

– Побудь еще с нами, куда ты собралась так рано?

– Меня уже ждут, папа, мне надо ехать…

– Дождись хотя бы торта с нами, а потом езжай куда хочешь. Только отвези бабушку домой сначала, ты сегодня одна за рулем.

– Хорошо.

Но не успела я договорить, как он подхватил меня и увлек за собой в танец. После каждой вечеринки остается несколько особенных историй, которые все еще много лет друг другу пересказывают. Наш танец стал именно такой историей – мы всех рассмешили нашим фееричным танго, плавно перетекавшим в краковяк и обратно. Гости расступились и аплодировали, вытирая слезы смеха и умиления.

Спустя час после этого, завершив все семейные дела, я уже садилась в такси у своего дома и выезжала к Ане, чтобы забрать их с Яной и вместе поехать в «Голд». По дороге позвонил папа и попросил написать ему, когда доеду до места и когда вернусь домой, чтобы он не переживал. «Так мило, – подумала я, – раньше он никогда не просил отписываться ему в подобных ситуациях». Мне было приятно, что он так заботится обо мне.

Около половины второго ночи мы прошли через фейсконтроль «Голд», сдали верхнюю одежду в гардероб и, миновав коридор с туалетными комнатами, остановились у барной стойки Белого зала. Это была небольшая комната с белыми стенами, белой мебелью и двумя статуями львов, охранявшими вход в сердце заведения – огромный двухуровневый зал с концертной сценой.

Как позже писали следователи в протоколах: «Авария произошла в 1:57 по местному времени».

Скорее всего, в тот момент, когда мы беззаботно брали в руки по бокалу шампанского, в диспетчерской коммунальной службы уже началась тревога. Когда Аня делала комплимент моим новым красивым, но очень неудобным туфлям на огромном каблуке, труба, покрытая многолетней коррозией, уже треснула где-то в 30 метрах от нас. Как только я собралась потанцевать, диджей объявил о том, что клуб вынужден закрыться раньше по «техническим причинам».

Никто из посетителей не удивился этому объявлению, и все не спеша потянулись к выходу. Паники не было, наоборот, многие использовали эту ситуацию, чтобы познакомиться друг с другом и обсудить возможные причины столь раннего окончания вечеринки, а также поинтересоваться, кто куда собирается ехать дальше продолжать веселье.

Пока Аня получала наши куртки, ко мне вдруг подошел знакомый парень:

– Катя, не уходи сейчас. У них просто какие-то проверки, через пятнадцать минут все снова будет хорошо, останься.

Наверное, это была последняя попытка моих ангелов-хранителей меня уберечь, но я не прислушалась. Надев куртку, я поставила полупустой бокал на столик у гардероба и уверенно направилась к выходу. Аня и Яна пошли поздороваться с кем-то из знакомых, остальные посетители тоже толпились у входа. По чистой случайности я раньше всех подошла к дверям. Почему они были закрыты, никто не знал – возможно, и не уходили потому, что обсуждали причины, но я хотела побыстрее выйти. Я не обсуждала эту историю с Аней ни разу после аварии и толком не знаю до сих пор, почему они задержались и почему остальные не спешили выходить.

Тем не менее к охранникам я подошла одна. Один из них сказал с надменной ухмылкой:

– Девушка, если вы сейчас уйдете, то обратно вас могут уже и не пустить.

– Да я и не собираюсь возвращаться!

Тогда двое мужчин, уже знавших о масштабах катастрофы, открыли передо мной двери. Так началась череда фатально неправильных решений. Я не знаю, почему они так поступили и о чем думали в тот момент. Может, не хотели допустить паники, начни я раньше времени задавать неудобные вопросы? Может, хотели так проучить меня за высокомерие, будучи уверенными, что я сразу вернусь обратно, как только увижу, что происходит снаружи? Может, они в тот момент вообще задумались о чем-то личном и открыли мне двери «на автомате»?

Оказавшись на веранде, я заметила, что поверхность деревянного пола влажная, а впереди сгущается пар. Откуда может появиться пар на улице посреди октябрьской ночи?

Ответ показался мне слишком очевидным, чтобы рассматривать другие возможные варианты: наверняка прошел дождь и на город опустился туман.

Аня вышла сразу за мной, но замерла в проходе.

– Тут мокро, я боюсь намочить штаны!

– Бери Яну и догоняйте, я пока пойду ловить машину, – ответила я и ускорила шаг.

Вот так случайности могут определить нашу судьбу. Я была в коротком платье и на высоких каблуках – ничто не мешало мне пройти несколько метров по «осенним лужам».

Воспоминания Ани Матросовой

Я видела, как Катя выходит из клуба, и сразу пошла за ней, Яна говорила с кем-то по телефону. Но, как только я переступила порог, заметила, что мои брюки намокли. В ту ночь на мне были мои новые длинные шелковые брюки в пол. Мне они очень нравились, и я не хотела испортить их в первый же выход, поэтому вернулась обратно и стала набирать друзьям, чтобы они нас забрали прямо с парковки и нам не пришлось идти «по лужам» до проезжей части.

Буквально через несколько минут охранники объявили, что выход будет осуществляться с торца здания, поскольку рядом произошла авария и главный вход заблокирован кипятком. До сих пор хорошо помню их лица. Они стояли, расслабленно облокотившись на двери, и говорили о кипятке снаружи с ухмылкой, будто шутили. Я даже не поняла, что они серьезно. Почти сразу после этого объявления появились спасатели и стали таскать диваны, чтобы соорудить из них мосты для вывода людей. Никто не паниковал, все было спокойно. Мы понимали, что случилась авария, но чувствовали себя в безопасности под защитой спасателей, которые также были очень спокойны, хоть и сосредоточенны. Криков Кати не было слышно, и я даже подумать не могла, что с ней в тот момент происходит что-то страшное. Я была уверена, что, раз она так легко вышла, ей удалось миновать кипящий потоп.

В течение примерно 30 минут нас всех по очереди вывели из клуба со стороны парка, пострадавших не было.

В один момент я занесла ногу над ступенькой вниз, двери за мной закрылись и полностью пропала видимость – плотный пар стал настолько густым, что невозможно было увидеть и вытянутой руки. Боль врезалась в меня слишком резко. Я даже не понимала, что именно вызывает эти чудовищные ощущения. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного – боль одновременно пронзила каждый миллиметр моего тела и невозможно было уловить ее источник. Это была боль высшей категории – та, от которой люди умирают. Я стояла на судьбоносном перекрестке событий – замереть и скончаться прямо на месте от болевого шока, вернуться обратно или пойти вперед.

Всегда рядом был кто-то, кто принимал решения за меня и нес ответственность за мои поступки. Я быстро говорю, быстро думаю и всегда сначала кидаюсь вперед сломя голову, а потом рефлексирую над прошлым, снова несясь вперед. Но сейчас, варясь в кипятке, в полном одиночестве, когда никто не мог одернуть меня и направить, мне пришлось, возможно впервые, столкнуться с необходимостью быть всецело в настоящем моменте и взять ответственность за свою жизнь на себя. Куда идти? Вернуться обратно? Попытаться задуматься на секунду о том, как поступить правильно и избежать последствий? Нет, той Кате, двадцатилетней девчонке, нужно было двигаться вперед, несмотря на абсолютную неизвестность. Я много лет списывала это решение на состояние шока, но правда в том, что, оказавшись один на один с собой, я поступила так, насколько хватило моей истинной сознательности, – я пошла вперед, навстречу аварии.

«Столики, впереди есть столики, можно на них забраться, они должны быть выше уровня воды».

Мною управляли остатки сил и отчаянное, дикое желание жить. Но вот я должна была уже упереться в них коленками, а их все не было.

«Нет-нет, это был мой шанс, их не может не быть! Пожалуйста!»

Но столиков там не оказалось. Вероятно, их уже убрали с летней веранды в связи с закрытием сезона.

Я понимала, что времени у меня остается мало, его нельзя терять, нужно было во что бы то ни стало снова идти вперед.

«К колоннам! У выхода на парковку стоят колонны. Вроде у них есть небольшие постаменты, я смогу на них забраться.»

В нулевой видимости я наугад пошла к колоннам, но и там не оказалось никаких возвышений.

И это был самый страшный момент – я понимала, что идти больше некуда – впереди на многие метры все затоплено кипятком и никого нет. Даже если бы я догадалась пойти обратно, вряд ли у меня уже хватило на это сил. Чего больше всего боятся люди? Смерти и одиночества. В одно мгновение эти два понятия слились во мне и вытеснили все остальное. Я подумала о своих родителях – мне было стыдно перед ними, что я вот так глупо стою и умираю, не успев даже осознать случившегося, поблагодарить их за все и попрощаться.

Я прожила короткую, незамысловатую, но очень славную жизнь. Неужели одиночество, страх и стыд – это последнее, что я испытаю, перед тем как исчезнуть?

В ту роковую ночь диспетчер коммунальной службы совершил ошибку, в результате которой давление в трубе метрового диаметра было превышено в три раза по сравнению с нормой. Поток воды, температурой около 90°, хлынул со стороны проезжей части через парковку и веранду в сторону ночного клуба. При таком напоре помещение в двадцать квадратных метров оказалось бы заполнено до потолка за несколько секунд. В два часа ночи территория парковки была уже затоплена, и вода продолжала окружать «Голд», который находился ниже зоны прорыва.

Внезапно подул ветер, пар слегла рассеялся, и я увидела силуэт человека, стоявшего всего в нескольких метрах от меня. Не могу сказать, что я тогда испытала надежду, это было нечто гораздо большее – я точно решила, что буду жить еще очень долго.

– Скорее, я здесь! Помогите мне! – кричала я, будучи уверена, что это спасатель.

Но он не двигался. Сейчас я понимаю, что, будь он хоть трижды спасатель, ни один человек не был обязан ради меня идти и вариться в кипятке заживо. Объективно, тем, что к тому моменту осталось от моих ног, идти самой было уже практически невозможно, но человеческое тело способно на чудеса, противоречащие всем законам физики. Когда человек хочет выжить, он обретает сверхспособности усилием своей воли. Чтобы добраться до парня, мне необходимо было еще глубже спуститься в кипяток, по самые бедра, но ноги сами понесли меня в его сторону.

Парень стоял на маленьком крылечке с торца здания, куда мы с трудом поместились вдвоем. «Спасатель», очевидно, вышел из здания сразу на крыльцо, так как никаких ожогов и травм у него не было. Он посадил меня на мою куртку, я скинула туфли, задрала ноги как могла высоко и увидела, как колготки ввариваются в мою кожу и она на глазах растворяется и стекает с голеней. Боль становилась только сильнее – после кипятка я резко вытащила их на воздух, температура которого была едва выше десяти градусов. Из-за такого резкого перепада казалось, будто ноги медленно заливались свинцом, каменели, я почти перестала их чувствовать. Обжигающая, огненная боль будто законсервировалась внутри немеющих конечностей.

– Я умираю! Быстрее вызывайте «Скорую»! Только быстрее, умоляю! У меня очень мало времени! – Я паниковала, у него тряслись руки.

Дозванивался долго. Наконец мы услышали спокойный и нерасторопный голос диспетчера:

– Куда подать машину?.. А что у вас там случилось?

Вырвала телефон, мне нужно было объяснить им, что это не шутка:

– Я умираю! Быстрее, умоляю!

Когда я поднялась на это спасительное крыльцо, кипяток был уже на уровне предпоследней ступеньки, а вода продолжала прибывать. Мы ждали «Скорую». Время, судя по подступающей воде, летело слишком быстро, а судя по боли и растущему страху ожидания – тянулось, превращая каждую секунду в бесконечность. Наверное, парню рядом со мной было не менее страшно. Он понимал, что если в ближайшие минуты никто не приедет, то у него два варианта: спасаться самому на тонкой реечке чуть выше крыльца и смотреть, как я варюсь заживо, или оставаться погибать со мной.

Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг я услышала самые лучшие звуки, о каких могла мечтать в тот момент, – звуки своей фамилии.

– Комлева-а! Комлева! Это ты?!

– Да-а! Да-а-а! Сюда-а-а!

Меньше чем через минуту подъехала машина, и мой знакомый Паша Старостин погрузил меня внутрь. В ней было еще двое малознакомых мне ребят. Я умоляла Пашу не задевать мои ноги, говорила, что мне очень больно, что могу умереть в любой момент.

Они спасли меня в последние мгновения. Через пару минут после того, как нас забрали, крыльцо было полностью затоплено.

Кареты «Скорой помощи» не могли приблизиться к тому месту, где мы с моим напарником по несчастью их ждали. В тот момент, когда мы им звонили, они уже стояли у въезда на парковку, но из-за высокого уровня воды подъехать к нам не могли.

Воспоминания Димы Столбова

Выехав из дома в клуб «Голд», мы списались с Аней – девочки были уже там. Когда добрались, то увидели клубы дыма – сначала нам так показалось, – потом поняли, что это пар.

Решили с Пашей Старостиным подобраться ближе и перелезли через забор со стороны прилегающего парка с помощью телефонной будки. У забора между «Голд» и парком стоял охранник и не пустил нас, а через кипящую лужу около забора лежала длинная доска.

Через несколько минут я услышал крик и сказал Паше, что голос очень похож на Катин. Мы побежали обратно на парковку и встретили Сашу Шабунина и Сережу Кадочникова. Они в ту ночь были на большом внедорожнике, и в отличие от карет «Скорой» эта машина могла туда проехать. На самом деле мы не имели представления о том, что там происходит, удастся ли найти ее, открыть двери, загрузить в салон и выбраться самим. Но оставаться на месте мы тоже не могли. Решили – нужно прорываться на машине сквозь воду за Катей.

Ворота были закрыты потоком кипятка. Мы посадили Сережу на кенгурятник, подъехали к воротам, он взялся за створки и, когда машина тронулась назад, открыл их.

После этого машину окружили охранники и не пускали нас дальше, перегораживая путь. Они думали, что мы собираемся грабить машины на парковке, и несли какую-то чушь. Я начал всех отталкивать, не подпуская к машине, почти крича, что мы спасаем человека. Ребята медленно въехали в кипяток…

Через несколько минут они вернулись с Катей и незнакомым парнем. С момента, как я услышал ее крик, до того, как ее отнесли в карету «Скорой», прошло минут 10 или 15.

Несомненно, если бы не ребята, не было бы ни меня, ни этой книги. Как удивительна природа человеческих решений. Своей безрассудной смелостью они сбалансировали череду чужих неверных поступков и спасли мою жизнь. Что движет человеком, рискующим собой ради другого? Инстинкты? Воспитание? Мы даже не были близкими друзьями, одного из них я вообще видела впервые. Мы награждаем медалями людей, сажающих аварийные самолеты, но если считать, что важна каждая спасенная жизнь, то эти ребята достойны награды не меньше. Я уверена, что материя мироздания устроена таким образом, что их отважный поступок будет оценен более весомыми наградами, чем слава и металлические ордена.

Дима Столбов, Паша Старостин, Саша Шабунин и Сережа Кадочников – настоящие Герои! До конца своих дней я и все мои близкие будем благодарить вас в своих молитвах. Все, кто утверждает, что разочарован в людях, и кому нужен повод снова в них поверить, – знайте, настоящие Люди есть. Возможно, и ваши одногруппники, соседи или просто давние знакомые – те, от кого вы совсем не ожидаете, – в определенный момент будут готовы рискнуть своей жизнью ради вас.

За воротами парковки уже ждали несколько карет «Скорой помощи», но они все были заняты, и я какое-то время прождала в машине, извиваясь от боли. Не выдержав этой картины, мой одногруппник Никита взял меня на руки и понес к ближайшей «Скорой». По пути я мельком видела испуганные лица подъехавших друзей, знакомых, но не понимала всего масштаба, серьезности и последствий катастрофы. Не понимала, почему они так напуганы, ведь я была уже спасена…

Единственное лежачее место было занято мужчиной в красной куртке, и мне пришлось сидеть задрав ноги, когда сил уже совсем не оставалось. «Почему мне приходится еще ждать, неужели кому-то сейчас может быть больнее, чем мне?»

Наконец меня уложили, сделали обезболивающий укол, и мы тронулись в больницу под вой сирены. Этот звук сообщал всему миру, что я жива, что меня спасли. Конечно, это был далеко не конец, но главное, что я больше не была одна! Телефон разрывался. «Надо позвонить папе, он же просил». Но я не могла заставить себя пошевелиться. Свет стал медленно гаснуть, я начала проваливаться в темноту. Кто-то звал меня:

– Катя, Катя! Главное, не отключайся, смотри на меня, Катя!

Я слышала этот голос и хотела кричать в ответ:

– Не бойтесь, я здесь… Я жива!..

Но губы мои не шевелились, все тело было будто не мое, чужое… Постепенно стали исчезать все предметы, лица, звуки и ощущения, боль меркла. Закрыла глаза и увидела себя со стороны – как я медленно падаю в черную вакуумную пустоту. Я понимала, что мне оттуда уже не выбраться, уже не открыть снова глаза, не сказать важных слов, не обнять маму… Оттуда не возвращаются, там никого нет, пусто – никто не подтолкнет и не протянет руку… Страха уже не было, а одиночество стало казаться чем-то наиболее естественным. Это был абсолют одиночества – того состояния, в котором мы появляемся на свет и покидаем его. Единственной силой, которая заставила меня приложить усилия и вырваться оттуда, был интерес. В пустоте очень скучно, там совершенно ничего не происходит и нет никакого намека на продолжение существования в другой форме. Я должна была закончиться именно в этом моменте, но мне было невыносимо интересно узнать, что еще я смогу испытать, о чем подумать, кого полюбить, что написать.

«Нет! Мне туда еще нельзя, я должна себя сама оттуда достать прямо сейчас! Сама! Из последних сил, нужно собраться!»

– Да, я здесь!

У меня получилось! Я услышала свой голос! Я снова тут!

«Теперь все самое страшное точно позади» – так думала тогда. Хотя, наверное, страшнее этого уже ничего не могло случиться.

* * *

Врачи в приемном отделении засуетились вокруг меня. До этого я в больницах бывала нечасто, но мне почему-то казалось, что если рядом столько медиков сразу – дело плохо. Мне вводили обезболивающие, делали уколы, брали кровь – а ведь еще совсем недавно для меня эти процедуры были верхом болевого порога. Но они и правда помогали, боль заметно притупилась. Я лежала и довольно спокойно смотрела, как доктор снимает с меня мою кожу слоями. «Так жалко кожу, такая загорелая, а они все с меня содрали» – в голове были какие-то глупости.

С первых минут на операционном столе я умоляла персонал дать мне мой телефон, чтобы позвонить родителям. Но всем было, конечно, не до этого.

– Тетечка, миленькая, родненькая, ну пожалуйста, это очень важно, дайте позвонить родителям! – Я цеплялась за всех, кто проходил мимо. Кто-то меня раздевал, кто-то протирал, кто-то держал за руку, но все игнорировали мои просьбы.

– Если нельзя дать мне мой телефон, позвоните хотя бы со своего, умоляю, это же жизненно важно!

Наконец один молодой врач не устоял и полез в карман за телефоном.

– Алло, Ольга Викторовна? Вам звонят из 40-й больницы, к нам только что привезли вашу дочь…

Я боюсь даже представить, что было с мамой в тот момент. До папы дозвониться не смогли – телефон был отключен.

Успокоившись, что хоть кто-то из родных уже все знает, я принялась допрашивать врачей, насколько серьезно то, что со мной случилось. До последнего хотелось думать, что все не так уж страшно, немного обожглась, но я ведь была уже в безопасности. «Сейчас меня вылечат, и все будет как раньше».

– Ожог 30 % тела, молись, чтобы ты еще смогла ходить.

Еще какое-то время я надеялась, что это они так жестоко шутят. Но потом услышала, как врачи, переговариваясь между собой, в одном предложении упоминают мою фамилию и страшное слово «ампутация». Надежды окончательно рухнули – все и вправду было слишком серьезно.

Эти люди боролись за мою жизнь, и меня переполняло чувство распирающей благодарности.

– Миленькие, спасибо, дай вам Бог здоровья! Спасибо! – Я повторяла это как молитву, всем вместе и каждому по отдельности, вглядывалась в глаза и лица, чтобы запомнить тех, кто спасал мое искалеченное тело. Одна медсестра прослезилась, и мне стало от этого очень грустно – я не хотела, чтобы кто-то из-за меня плакал.

Завершив все экстренные процедуры, врачи передали меня в руки медсестер, которые долго меня везли и в итоге оставили в проходном коридоре с белыми стенами. Там было очень светло, рядом стояли кровати со спящими людьми. Весь персонал куда-то ушел. «Где я? Что дальше? Почему меня не везут в палату? Почему никто ничего не объясняет? Где мой телефон? Надо дозвониться до папы». Снова стало очень страшно от ощущения полного непонимания, меня охватывала паника.

– Кто-нибудь, подержите меня за руку, миленькие, мне тут так страшно одной!

Наконец подошла медсестра, дала мне мой телефон и объяснила, что я в реанимации, а врач скоро подойдет и поговорит со мной.

«Реанимация». Еще одно страшное слово. Вроде оно всегда казалось вполне безобидным. До тех пор, пока этим словом не стало называться место, где я вынуждена была теперь находиться.

На телефоне было 6 пропущенных звонков – все от Димы К., но я все равно сначала пыталась дозвониться до папы, однако он все так же был недоступен.

Позвонила маме, но связь постоянно обрывалась, и я не смогла с ней поговорить. Стала набирать Диме К., звонок прошел, но ничего не было слышно. Я плакала, звала его, но в ответ была тишина. А мне так нужен был голос кого-то из близких. Он стал писать сообщения между попытками дозвониться.