Над Канадой небо синее…

Выпуск 122

Выпуск произведения без разрешения издательства читается противоправным и преследуется по закону

© Комбат Найтов, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Анастасия

Мать умерла почти сразу после моего рождения, отца убили свеи, и я жила со вдовой бабушкой, матерью моего отца, в маленьком селе Пайлаа. Бабушка отличалась от многих отменным здоровьем и почти мужицкой силой. Она у меня новгородская: мой дед, который умер, когда мне было шесть лет, привез ее из Новгорода, куда ходил с обозом. Крепкий и хозяйственный, он построил себе новый дом с отдельным хлевом, огородился забором. В доме и во дворе всегда был порядок, но все это он сделал для своей ненаглядной Миленочки, которая и хозяйствовала дома. Детей у них было много, и все сыновья. Вот только когда Московия проиграла войну и там началась Великая Смута, к нам пришли свеи. Они забрали из села большинство мужчин, в том числе и всех сыновей моего деда. А отца, который не хотел идти служить шведам, ведь жена была на сносях, они убили. Я еще не родилась, и «не нашлось» повода для отсрочки.

После смерти деда бабушка сказала, что я теперь взрослая и должна во всем ей помогать, потому что все мы осиротели и поле пахать стало некому. Поэтому жить придется только скотиной и тем, что есть на дворе. Я пасла наших коров, коз и гусей. Гусей я боялась, они были злыми, постоянно шипели на меня, мне казалось, что они меня не любят за что-то, но однажды на нашу корову на выпасе, она была с теленком, напал волк. Я бросилась с палкой на него, а гуси, вместо того чтобы улететь, кинулись вместе со мной на зверя, и мы отогнали его от теляти. Тогда я поняла, что просто у гусей такой характер – независимый. Не любят они, когда их прутиком загоняют в птичник.

Длинными зимними вечерами, под бабушкины рассказки и песни, мы пряли козий пух и бабушка учила меня работать спицами, ткать шерстяное полотно, пользоваться иголкой и ниткой. Мы дубили козью кожу настоем дубовой коры, делали черевички, шубки. Этим и жили до того момента, когда на проране завелся леший. Настоящий! Он вошел в гастхофф к Порфирию и убил всех свейских грёнников, которые поселились в нашем селе за три года до того и начали строить казарму и костел.

Леший был весь лохматый, страшный, фигура бесформенная. Убив всех солдат и свейского графа, которому стала принадлежать деревня, он удалился в сторону прорана. По деревне поползли слухи, все боялись, что свеи пришлют войско и нас всех повесят как бунтовщиков, ведь в появление лешего никто из них не поверит. Всем селом похоронили больше двадцати убитых и стали собирать откупное: если свеи придут и обвинят село в том, что убили их солдат, то только откупом можно очиститься от этого греха. Так говорил Порфирий, в гастхоффе которого все и произошло. Но по приказу лешего он собрал все доспехи и сложил их в сарае за своим домом. Я слышала, как Порфирий говорил мужикам, что Леший вовсе не леший, а человек, говорящий на языке, который немного похож на русский. И что он, Порфирий, боится этого человека больше, чем шведов.

А вечерами с прорана в тихую погоду стали доноситься удары металла о камень. Похоже стало, что Леший решил поселиться в этой неудобице. Старшие категорически запретили детям даже приближаться к проклятому месту. Мы их послушались и вечерами наблюдали какие-то синие вспышки в той стороне, когда сидели у причала.

И вот однажды на озере появился странный косой парус и две связанные между собой лодки. Между ними стояла мачта, и все это сооружение быстро катилось по волнам к причалу. Было и страшно, и очень интересно! Многие из детей убежали с криком: «Леший вернулся!» Взрослых не было видно, они по домам попрятались. Лохматая фигура убрала парус и выпрыгнула на причал. Остановила и ошвартовала лодку и подала руку необычайно красивой женщине, темноволосой, в богатой накидке из белого короткого меха какого-то заморского зверя. На ней было длинное, обильно украшенное венецианским бисером, дорогое платье, княжеский кокошник, кинжал в золотых ножнах. Ее сопровождало шесть собак с лысыми головами и хвостами, одетых в смешные пятнистые, как у Лешего, костюмы. Было видно, что собаки боевые и очень злобные. Леший и боярыня с трудом удерживали их. Леший не надел накидку на голову, и, действительно, голова у него была человеческой. И руки. Порфирий рассказывал, что руки у чудища были лохматые. Сейчас у него на руках перчатки с какими-то нашлепками. За спиной – лохматое оружие. На голове узкая полоска пятнистого материала. Лицо довольно молодое, безбородое. Небольшие усы и очень внимательные глаза. Он был красив, несмотря на странную одежду.

Они прошли к Порфирию, немного постояли у него во дворе, в дом не заходили. Мы же облепили забор и во все глаза рассматривали барыню и Лешего. Они говорили на понятном, но немного странном языке. Леший хлопнул Порфирия по плечу, и они вернулись на причал. Их странная лодка через некоторое время растаяла в вечернем мареве за островом.

Порфирий приуныл: свеи уже высадились у Питкяранты, а у Лешего дружины не было. Он раскричался, чтобы все тащили к нему все что есть, будем откупать свои жизни. Но в середине следующего дня из Лоймаа, деревни на берегу другого озера, входящего в наш удел, прискакал посыльный, дескать, Леший побил большой отряд свеев у переправы и надо собрать трофеи. Мужики быстренько собрались, иначе все достанется лойманчанам, и поскакали туда. Меня бабушка не отпустила посмотреть, и я весь день ждала возвращения Лешего. Он вернулся на лошади, с большим обозом, и мужики шести сел присягнули ему на верность. Так у нас появился новый хозяин, а к Корочуну приехала опять барыня, и они поселились в новом каменном доме, который мужики быстро построили, используя начатую свейскую казарму.

Боярыня прямо в каменном доме открыла школу, и бабушка разрешила мне записаться туда, тем более что там кормили бесплатно тех, кто хорошо учится. Поэтому бабушка очень строго следила за тем, чтобы я не забывала выучить заданное на дом, приговаривая, что она сама грамотна была, вот только на селе малость подзабыла грамоту, но сумела прочесть первые строчки, которые я изобразила через некоторое время. Она же сказала остальным, что ничему плохому барыня не учит.

И тут новые происшествия! Леший сначала разбил с боярыней вдвоем большой конный отряд свеев и валаамских, а потом свейский бог посадил его в Выборге, где он побил весь гарнизон на льду залива. Лешего стали звать «князь Святослав Первый Выборгский». Но он лишь иногда ездил в Выборг на своих самобеглых санях, а так жил в большом или малом доме, что на проране, и что-то строил.

Мужики наши очень любили с ним работать, так как князь всегда платил за это. Зимой была построена самая страшная штуковина, которую потом все использовали для того, чтобы пугать ею детей. Она жутко шумела и распускала бревна на доски. Сама! Требовалось только накатить бревно на нее. В середине машины были упоры, которые убирались под самим бревном, а крайний из них начинал толкать его вперед, туда, где были пилы. Раздавался звонкий звук, и на выходе получалась необрезанная доска, ее раскладывали два человека, и доска ползла дальше. От нее отпиливали небольшие кусочки и все складывали в одинаковые и красивые пакеты. Все щепочки собирали мальчишки и девчонки и складывали их в какой-то генератор. Мастер Матвей, которого князь поставил руководить этой машиной, в конце дня давал тем, кто собирал опилки и обрезки, четверть копейки, и у него не было отбоя от желающих таким образом заработать. Но тут появилась княгиня и установила, что те, кто получил двойку в школе, не имеет права подрабатывать на лесопилке. Они должны были идти домой и делать уроки. Я была отличницей и всегда успевала поработать у машины, за что и получала от бабушки поцелуй и вкусный пирожок.

Еще более интересные дела происходили в кузнице! Этот самый генератор производил уголь и какой-то газ. А про князя говорили, что он кузнец от бога, что сам Сварог учил его делать оружие и железо. Я могла часами наблюдать, как из-под его молота, а он у него не ручной, а ножной, им князь ногой управлял, выходили клинки, серпы, косы, лопаты. Красно-белый кусок металла менял форму, брызгался искрами, плющился и становился вещью или оружием. Говорили, что князь владеет секретом булатной стали, и его ножи славились на всю округу. Но свои секреты он не берег, а учил и учил людей вокруг своему мастерству.

Весной он привез на корабле, построенном за зиму, новых коров, овец и сделал четыре трактора. Я была первой, кого он прокатил на этой машине, и он дал мне подержаться за руль. Правда, это княгиня Татьяна установила очередность.

И у нас появилась новая корова! С нею в дом вернулся достаток. Корова давала полтора ведра молока утром и столько же вечером. Хозяйка забирала его на сыроваренный завод и хорошо платила за это. Летом мы все работали на покосах, и большую часть работ уже выполняли тракторы, мы же собирали за ними вручную то, что они не смогли подобрать.

Так продолжалось до осени, и в конце года, на празднике урожая и Нового года, княгиня спросила у бабушки разрешения взять меня к себе в работницы. Княгиня была тяжела, и ей требовалась помощница. Бабушка сказала, что это большая удача для меня, и отпустила меня в княжий дом, где я жила пять дней подряд, а потом у меня было два дня выходных, чтобы могла помогать и бабушке по хозяйству.

Незаметно как-то князь и княгиня заменили мне мать и отца. Затем появился Сашка, княжич Александр, ради которого меня и взяли в дом. Но большую часть времени я проводила в школе. За моей учебой следили, и помимо школы приходилось много читать, считать, делать проекты и расчеты. Как мне говорили, я училась по специализированной программе, и меня готовили поступать в университет. Я, правда, не знала, что это такое, но готовилась к нему очень серьезно.

Через три года ко мне посватался Пройда, но и князь и княгиня отказали ему, сказав, что мне еще рано выходить замуж, так как я не закончила свое образование. Пройда мне не нравился, мне нравился князь, хотя я и понимала, что это абсолютно невозможно. Я – бедная сирота, а он… Он был и для меня, и для остальных пайловчан кем-то вроде бога. Наши мужички даже село, которое стало городом, в Князево переименовали и гордо звались князевскими. Из них, в том числе и из бывших солдат свейской армии, которую еще раз разбил князь, была сформирована гвардия князя, которая полностью освободила Водьскую пятину, и после поражения шведов в битве под Самматти граница со Швецией стала проходить по Порккала-Уддскому рубежу. Гвардейцы считались лучшими женихами, поэтому бабушка сказала, чтобы я рот на князя не разевала и не упускала своего счастья с Федором. Поэтому я не отказывала ему и продолжала иногда с ним встречаться.

На третьем курсе университета, хотя я в тот момент совсем не думала о Федоре, а все мои мысли занимала учеба и князь Святослав, неожиданно мои воспитатели и господа приняли решение не отказывать более Федору и дали согласие на этот брак. Уже было понятно, что княгиня Татьяна старается не держать меня в доме, когда там находится Святослав. Мне даже не предлагали заниматься с Ярославой, младшей дочерью князя и Татьяны, вместо меня у них, а они уже постоянно жили в Выборге и лишь иногда выбирались в Князево, работала другая девушка. Мне говорили, чтобы я ни в коем случае не бросала учебу. Что и княгиня, и князь делают на меня ставку, ждут только окончания мною университета. Пришлось очень тяжело, потому что забеременела я в брачную ночь, и дочка появилась ровно через сорок недель после свадьбы. После этого князь переговорил с Федором, которого он продолжал называть Пройдой, о том, что у него вполне хватает средств на нянек для дочери, и заговорил о том, что мы оба поедем на другой конец света создавать там поселение, которое должно сыграть важную роль в жизни всего княжества. Тогда я и услышала впервые слово Бретон. А еще через некоторое время, уже от княгини, услышала еще один термин – презерватив.

Нас начали готовить к этому проекту. Все было очень и очень серьезно. С нами обоими работали и князь, и княгиня, и Томас Усселинкс, глава комитета госбезопасности. Последние два года, кроме университета, мне пришлось учиться в разведывательной спецшколе. Меня учили тайнописи, шифрам, стрелять, владеть холодным оружием, нескольким видам борьбы, пользоваться ядами, выживать в тяжелых условиях, нырять, плавать, бегать. Далеко не все предметы были приятными. Некоторые были отвратительны по своей сути, но приходилось обучаться действовать против любых врагов. Добавилось еще два языка: английский и лнуисимк, язык индейцев микмаков. Его преподавал настоящий индеец, которого вывез с острова один из наших кораблей. Он пойдет с нами и будет нашим переводчиком. Сам Усселинкс делает из него «своего» человека. Микмаки имеют письменность и пишут, как и русские, на бересте. Чернил у них нет, используют иглу дикобраза для выдавливания иероглифов. Кроме того, они же используют и петроглифы, то есть наскальные рисунки.

То есть князь заранее готовил две экспедиции – вторая пойдет куда-то южнее. С расчетом надолго закрепиться в этом районе и завоевать симпатии тех людей, которые ныне живут на той земле. Как мне объяснили князь и Усселинкс, нам на некоторое время придется отказаться от ставших привычными в нашем мире электрических приборов. Они составляют государственную тайну Выборга, и пока положение колонии не будет закреплено соответствующими международными договорами, на их территории не могут быть размещены гидроэлектростанции и парогазовые электрогенераторы. Так что жить придется по старинке, при свечах, лучинах, а впоследствии – с использованием газовых рожков.

И вообще про секретность говорили очень много. Проект был разбит на этапы, которым надлежало следовать как азбуке при чтении. Как мне сказали, неисполнение этих условий может поставить жирную точку в конце моей карьеры. Усселинкс мрачно пошутил по этому поводу, что точка, скорее всего, будет свинцовой. Да я и сама понимала, какую ответственность возлагает на меня князь Святослав. Еще более изумительным было открытие того обстоятельства, что больше всего князь не доверяет Федору – человеку, за которого он выдал меня замуж. Я спросила у него, почему.

– Жаден он. Не столько до денег, сколько до власти. А потому очень опасен. Действовать ты, Настасья Гавриловна, будешь на большом удалении от меня и от центра. Практически полностью самостоятельно. И не всегда будешь иметь возможность даже связаться с нами. Так что держи Пройду в руках. В жестких ежовых рукавицах. Если что-то пойдет не так, как мы с тобой планируем, не останавливайся ни перед чем. Ты поняла? Как это сделать, тебя уже научили. И все необходимое для этого у тебя будет. Как и мое разрешение на такие действия. Ты несешь персональную ответственность за безопасность всего поселения и безопасность нашего княжества. Сам бы пошел, да тут столько дел с этой Москвой налетело, что приходится посылать тебя. Не забывай, в чьем доме ты выросла.

– Я помню, княже, – тихо ответила я, и у меня стали мокрыми глаза, и не только. Невыносимо хотелось кинуться ему на шею и всей принадлежать ему. Но я хорошо помнила тот момент во время спарринга в лесу, когда вместо того, чтобы сопротивляться, меня пробила какая-то дрожь и у меня стало мокро внизу, когда князь скрытно перехватил меня на маршруте. Я его не заметила. Он захватил меня сзади, перебросил через себя и прижал к земле. Тут это и произошло. Он, конечно, заметил случившееся. Отпустил меня, встал и подал мне руку, чтобы поднялась. И заметил:

– Верность – это одно из самых ценных качеств человека. Ею земля полнится. Мы никогда не сможем открыто смотреть в глаза ни друг другу, ни тем людям, с которыми живем. В нашей стране разводов нет.

На подготовку экспедиции ушло долгих три года, и вот мы стоим у причала уже на борту нового крейсера, недавно вернувшегося из Карибского похода. Только что князь и княгиня попрощались с нами и сошли с борта. Они стоят на берегу и прощально машут нам руками. У меня полные глаза слез. Рядом посапывает недовольный Федор, который держит меня под руку. Наша дочь сидит у княгини на руках и не понимает, что я ее очень-очень долго не увижу. На первое время было решено, что она останется в доме у князя. Отданы концы, и прощально звучит ревун, буксир натягивает трос, и корабль медленно отрывается от причала. Полоска воды становится все шире и шире, и скоро целый океан будет отделять меня от тех людей, с кем я выросла. Становится невыносимо больно в груди. Я что-то кричу и отчаянно машу рукой. Через некоторое время Федор чуть дернул меня за руку.

– Пойдем, они уже ничего не слышат и ушли. Иди, поплачь в каюте.

Тяжелее всего дался именно переход. До этого я никогда не ходила на кораблях, а тут сразу через океан. В море было все нормально, но как только прошли Датские проливы, началась муторная равномерная качка, которая первые несколько дней просто душу всю вынимала. Как люди в таких условиях живут годами? Затем постепенно привыкла к тому, что палуба на месте не стоит, то кренится, то вертикально взлетает или падает. Человек ко всему привыкает, и спустя неделю смогла, наконец, подняться на мостик к лейтенанту Макарову, чтобы выяснить хотя бы, когда будем у цели. Он сочувственно отнесся к моему состоянию, сказал, что всех укачивает поначалу и что мы прошли самый неприятный участок и теперь достаточно быстро придем, если погода не подведет и будет ветер. Из-за сильного встречного ветра ему пришлось подняться к Исландии. На мостике было довольно холодно, и серые валы накатывались от запада. Все было покрыто этими огромными валами. Корабль переваливался через них и довольно резво бежал на юго-запад. Чуть поскрипывали стальные ванты, натруженно гудели желтоватые паруса. Строем клин сзади следовало еще два корабля. Наш крейсер был лидером. Удивительно, но я стала значительно лучше себя чувствовать, когда глаз смог зацепиться за горизонт.

– Сейчас течение нам помогает, Гольфстрим уже левее нашего курса, поэтому ход имеем неплохой. Через трое суток увидим Ньюфаундленд. Вам принести сюда поесть, Анастасия Гавриловна? Я знаю, что вы неделю ничего не ели.

– Давайте попробуем, есть вообще-то хочется.

Вестовой принес закрытый горшочек с тушеным картофелем с говядиной, хлеб и немного кислого красного вина. Никогда не пробовала никаких вин, но тут не устояла против кислого вкуса. Лейтенант на всякий случай послал меня вниз с матросом. После этого я стала чаще выходить на палубу, а не валяться в каюте на постели, и первой увидела темнеющие скалы Ньюфаундленда и острова Бакалю (Трескового). Оморячилась.

Наконец Андрей Макаров убавил парусов, оставив один кливер, и перешел на машины. Остальным кораблям подан сигнал лечь в дрейф. Мы обогнули Авалон, восточную оконечность Ньюфаундленда, подошли к проливу Кабота. Прямо по курсу довольно высокие горы острова Кейп-Бретон. Слева – плоские изрезанные берега острова Французская Юдоль, или Фрэнчмэйл. Впрочем, на картах этих названий еще нет. Пройдя Низкий мыс, Макаров повернул влево, на вход в залив. Батопорты открыты, орудия вывалены перпендикулярно к борту. Чуть подрабатывая машинами, Андрей аккуратно вошел в залив, к мысу, где тот делится на два рукава.

Недаром индейское название этих островов – Туманная земля. Налетело облако тумана, и пришлось отдать якорь. Вываливаются шлюпки, звучат команды Федора, он командует своими разведчиками, проверяет их вооружение и подгонку экипировки. Они готовятся к высадке. Облако тумана улетело в океан, все, у кого были бинокли, припали к ним. На берегу ни души. Бухта оказалась свободной. В глубине Восточного залива виднелась покосившаяся колокольня церкви. В этих местах европейцы появились в шестнадцатом веке, но создавали лишь сезонные поселения. Сюда приходили ловить рыбу, водившуюся здесь в изобилии. Несколько корабликов у Ньюфаундленда мы видели. Залив Святого Лаврентия на зиму замерзает, и до мая месяца здесь стоит лед. Эта бухта тоже замерзает, но в ней лед подвижный, поэтому он ломал все причалы, построенные из дерева. Плюс зимой Лабрадорское течение приносило сюда много плавучего льда и айсберги. Люди пытались поселиться здесь, но уж слишком неуютным было место, не для европейцев. Берега – каменистые, как у нас в Выборге, но в пяти кабельтовых южнее виден песчаный мыс. Туда и отправляется шлюпка с разведчиками. Еще один катер пошел в Восточный залив, где виднелись постройки. Рядом со мной стоял Сухое Ухо – индеец, который четыре года прожил в Выборге. Он с шумом втягивал воздух, а затем сказал:

– Дыма нет, людей нет, зря пошли, маленькая княжна. – Он почему-то так называл меня давно. Наверное, из-за роста, княгиня и князь были выше меня.

Андрей, который стоял рядом, покачал головой и никаких приказаний не отдал. Мы продолжали наблюдать за обстановкой. Появились разведчики, которые подали сигнал, что этот берег чист, людей нет. После этого дали команду начать выгрузку, а кораблям на рейде подходить ближе. Через час и я вступила на остров. С крейсера на берег спустили несколько тракторов, которые начали расчищать площадки под палатки и поля. Здесь в километре от берега было пресное озеро, и эти пять гектаров земли по плану должны были стать первыми полями. Обнаружены два небольших болотца, где есть торф.

Подошли еще два судна, с которых высадились невоенные участники экспедиции – строители и девушки. Началась выгрузка сваебойной машины, продовольствия, снаряжения. В первую очередь, после установок палаток, определяем глубины и привязываем к местности и глубинам место для причала. Не слишком приветливое утро с небольшим туманом постепенно превратилось в довольно ясный день. Шум работ перекрыл плеск воды. Потянуло ветерком от леса, там, где находилось озеро Брас д’Ор.

Федор вернулся с северного мыса, он там наблюдательный и опорный пункт собирался строить. На берегу он себя много увереннее чувствует, чем в море. Несколько раздражен, что на мысу земли для обсыпки маловато, но уже оставил там людей, чтобы рыли котлован под форт. Сидит, что-то считает, морщит лоб, сверяет расчеты с тем, что дал ему князь.

– Федя, вернулись твои от де Бьенкура, там тоже чисто, никого нет.

– Да, мне уже доложили. Похоже, что князь прав был, когда говорил, что здесь сплошную линию ставить не к чему и проще обойтись опорниками. Народца здесь совсем нету. Придется конные патрули ставить, а лошадей маловато прихватили в первой партии. Что со спиртом, Настенька? Обеспечим патрулирование на квадроциклах?

– Так дорог же нет, Федя.

– Нету, здесь ничего нету, ну и глушь!

– Вот завтра сходим в Брас д’Ор, узнаем, что и как.

– Без меня, мне и тут забот полон рот. А куда Сухарик подевался?

– Сухое Ухо?

– Ну, да.

– Собрал пирогу и ушел к стойбищу, где оно четыре года назад было. Обещал через три дня вернуться.

– Зачем ты его отпустила? А ну как орду приведет?

– Томас сказал, чтобы я не мешала его передвижениям. А что ты беспокоишься? У нас все вооружены и крейсер с орудиями на товсь стоит.

– Да, по мне, так если все полетит к чертовой матери, то быстрее дома будем. Зря отпустила. Я хотел северными фортами сначала заняться, а придется южные из-за него делать. Ладно, я пошел на юг.

Федор вышел из палатки, кого-то окликнул и с двумя отделениями морпехов зашагал к месту, где работали тракторы.

На следующий день пришлось хоронить французов из фактории в Большом проливе Брас д’Ор на острове Боулардери. О нашей высадке стало известно рыбакам и солдатам форта Дофин. Рыбаки пока спокойно отнеслись к этому обстоятельству. Спросили только, не собираемся ли мы промышлять рыбку. Конечно собираемся, но чуть позже. С этой партией рыбаков почти не прислали, всего один катер, правда, есть три коча, с которых можно тоже ловить рыбу. Нерест сельди еще не начался. Рыбаки пока треской больше занимаются. Из разговоров стало понятно, что их наняла компания «100 акционеров» и не выполнила поставок бочек и соли, рыбаки недовольны, они из Гавра и уйдут туда. В это место ходят давно. Местных акадцев не любят и строчат на них доносы королю. На нас тоже напишут. Так что на будущий год, как и ожидалось, ждем визита королевского флота Франции.

Сухое Ухо вернулся, как обещал, через три дня. Его племени на месте нет, оно откочевало. Ругается, говорит, что бобра много побили, хатки пустыми стоят, но есть надежда, что они вернутся, так как фактория прекратила существование. Из тех, кто там жил, осталось только двое мужчин и четыре женщины, одна из них сошла с ума, заговаривается, все детей своих похоронить пытается. Но достаточно безобидная, а на Руси к таким жалостливо относятся, так что не помрет. Ее подкармливают из общего котла, хотя почти никто не понимает, что она говорит. После обеда уходит надолго в лес, говорят, ходит к бывшей фактории. Если звери не съедят, значит, жива будет.

В форте Дофине люди тоже болеют, у всех цинга, поэтому раз в неделю хожу туда на катере и смотрю, чтобы выполняли лечение. Большинство пошло на поправку, продуктов им так и не завезли, и когда те у них полностью закончились и не стало, на что покупать их у нас, все французы пришли к нам в Нововыборг. Их привели к присяге, двое отказались ее принимать, просили отвезти их в форт Луисдэл, но у нас туда ничего не ходило, а специально отправлять туда коч было не с руки. Мы еще не закончили работы даже по бетонированию дотов и не закрыли все дзоты. Поэтому пожали плечами и отпустили упрямцев так, пешком. Они пытались уговорить Сухое Ухо отвезти их в Луисдэл, но тот ушел без них искать свое племя. Покрутившись месяца полтора возле стройки и питаясь объедками, упрямцы все же сдались на милость и приняли присягу. Только их опять пришлось в лазарет укладывать. Теперь уже с воспалениями. Собственно, таких упрямых было мало.

С острова Кейп-Бретон постоянно подходили и подъезжали люди. Беда пришла не только в эти два селения. У всех было плохо с продуктами, а патент запрещал производить иные работы кроме указанных в нем. Не все решались нарушить закон, потому что в любой момент могло прийти судно или военный корабль из Франции, и на нем обязательно будут королевские контролеры и оштрафуют владельца патента на кругленькую сумму в два-три годовых заработка.

В начале июля, прямо к нересту сельди, пришло три «Буки» с грузами и завербованными рабочими. К их приезду мы смогли полностью выполнить работы по укрепрайону, кроме обсыпки укреплений, и построить восемь больших казарм и нарезать участки под постройки для тех, кто сразу захочет строить дом. Пока крейсер стоял рядом с городом, у нас было электропитание для пил, а большую лесопилку поставили на берегу пролива де Бьенкур. Вот только течение там переменное, меняется четыре раза в день по направлению. И хотя это мы вроде как учитывали при разработке проекта, все равно лесопилка работала только в половину мощности, да еще и по скользящему графику – в зависимости от приливов и отливов. Но другой реки в этой местности не было. Поэтому через некоторое время, как только заработали на полную мощность газогенераторы, мы начали переводить ее на пар. За что и получили потом хорошенький выговор от князя. Отбояривался Федор, это была его идея, потому что ему требовалось для строительства много досок и брусьев. Но выговор за нарушение плана строительства получила я. Святослав прислал письмо, в котором прямо указал демонтировать паровую машину лесопилки до отхода крейсера и вывезти ее в Выборг. Впредь запрещает произвольно изменять проект под немедленные нужды. Пришлось ставить назад колесо, работающее от течения приливов, и вводить обратно скользящий график. Впрочем, совсем ненадолго. Начались морозы, и до весны лесопилка встала. Работать в ледовых условиях она не могла.

Из Луисдэла уже по снегу прибыл его комендант капитан де Шатье с солдатами. К этому времени Федор успел закончить даже отсыпку, закрыл траншеи и флеши от снега, чтобы не демаскировать укрепления. С комендантом крепости мы вели разговоры ни о чем, он сразу понял, что взял с собой маловато солдат, чтобы здесь командовать. Официально я выкупила патент, и два острова принадлежали лично мне по французскому законодательству. Господин Луи-ле-Симон де ла Поп Боулардери, который приобрел у французской короны эти острова, проживал на острове и лично подтвердил, что патенты он продал добровольно и с полученной суммы уплатит в казну соответствующую пошлину. А я сказала, что плачу налоги князю Выборгскому и приобрела у законного владельца себе удел. Насколько я в курсе событий, дипломатических отношений между Францией и Выборгом не существует, но есть договор между Французской Гвианой и Выборгом, подписанный в прошлом году, где признается право Выборга иметь территории в Новом Свете. Поэтому господину де Шатье, проживающему на другом острове, вне территории моего удела, не фиг совать свой нос, куда не просят.

– Это заморская территория Франции! – надменно сказал комендант.

– Не заметно, чтобы Франция хоть немного заботилась об этой территории. Если бы не мы, то здесь никого бы не осталось, кроме индейцев. Все жители, как этих островов, так и северной части острова Кейп-Бретон, в настоящее время проживают в Нововыборге, где есть нормальные условия для этого. Мы пришли сюда, когда ни одного человека на этой территории не было. Владельца островов и его жену мы вылечили от болезни, нисколько не ущемив его прав на эти места. Остров был необитаем, даже индейцы отсюда ушли. То, что господин де ла Поп Боулардери более не захотел иметь дела с компанией «100 акционеров», – это вина пресловутой компании. Он предложил выкупить у него патент, чтобы королевство Франции не могло более претендовать на эту территорию. И я согласилась. Я готова оспорить свои права в любом европейском суде, за исключением суда Франции как заинтересованной стороны. Например, в Стокгольме или Риме. Я владею этими землями по праву. Вот пункт патента.

Я всегда училась хорошо, и мне поставили парижский акцент, причем дворцовый. Такого наезда комендант не ожидал, он отвык разговаривать с дамами высшего света, поэтому спасовал и ушел в сторону от диалога. Я же продолжала над ним издеваться, пока он и его солдаты не повернули обратно в Луисдэл. Теперь их надо будет Федору ждать по весне.

Куда-то запропастился наш переводчик-проводник. Ушел еще летом, и до сих пор его нет. С крейсером я отправила шифрограмму Усселинксу об этом. Мы продолжали строительство со льда причалов, перед закрытием навигации отправили в Выборг немного, тысячу восемьсот тонн, руды на зашедшей «Азухе». Перед этим отгрузили рыбу и дары леса. Две «Буки»! Хороший урожай. Нам привезли муку, овощи, картофель, масло, несколько коров и бычков. Сенокос здесь много лучше, чем в Выборге, но вот зима… Зима была со штормами и метелями, бухту забило льдом, но причалы выдержали. Начали отсыпать два волнолома. А в нерест сельди наблюдала такую невероятную картину: две недели подряд во время прилива поднималась волна из спермы самцов селедки! Два метра высотой шапка! А вслед за этим в Большой пролив вошли кормиться полосатики. Незабываемое зрелище! И пусть оно длится вечно! Это – праздник жизни.