Три сестры: Вера

Женские истории

© Комарова И.М., 2024

© «Центрполиграф», 2024

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2024

В квартире было чисто, светло и тихо. Павел бросил сумку с вещами в коридоре, огромную коробку с игрушечной железной дорогой аккуратно прислонил к стене, разулся и прошел по комнатам. Квартиранты, съезжая, навели идеальный порядок. Можно договариваться с риелтором: еще только собираясь в родной город, Павел решил, что квартиру надо продавать. Жилье в Питере у него, слава богу, имеется – не трехкомнатная, правда, как эта, квартира, а крохотная однокомнатная, зато рядом с метро. А то, что маленькая, это пустяки – сколько ему, одному, места надо? Жениться он в ближайшие сто лет не собирается, хотя дам, желающих разделить его комфортное одиночество, более чем достаточно. Похоже, они просто не понимали: еще молодой, успешный, обеспеченный – и никак в руки не дается? Наверное, просто не встретил еще женщину, которая затронет его сердце… и никому невдомек, что как раз ее, ту единственную, он встретил давным-давно, много лет назад. И с тех пор пытается забыть, да не получается никак.

А от этой трешки больше головной боли, чем прибыли, так что съехали квартиранты, и слава богу! При жильцах продавать как-то неудобно было, а теперь… если цену не задирать, так, может, вопрос еще до отъезда решится. Телефончик риелтора приличного тоже имеется – какая-то из бывших пассий Володьки. Как он утверждает, барышня шустрая и вполне достойная доверия. Надо позвонить ей и договориться о встрече, только, разумеется, не сегодня. Потому что сегодня… сегодня Вера.

Всегда и в первую очередь она. Павел специально подгадывал так, чтобы приехать в субботу, когда и Сергей дома, и мальчишки, вся семья в сборе. Конечно, на правах старого приятеля можно заявиться в любое время, но если они с Верой окажутся вдруг наедине, наверное, обоим будет немного неловко. Павел, конечно, давно научился скрывать свои чувства и много лет является всего лишь старым другом дома, не больше, но Вера-то все равно знает… не может не знать.

Так что самое подходящее время – это в субботу, часика в два, как раз к семейному обеду! Осталось только привести себя в порядок, разобрать вещи – и с подарками наперевес вперед!

Много времени выполнение плана не заняло: душ и бритье – двадцать минут, разбор вещей – пять минут… На самом деле он просто достал из сумки свежую рубашку и бутылку виски, купленную для Сергея… На то, чтобы одеться и причесаться – еще три минуты. Накинув ветровку, Павел спустился во двор и сел в машину. Все-таки правильно, что не стал он связываться с поездами-самолетами, а добрался своим ходом. С личным транспортом оно всегда удобнее. Да один взгляд на железную дорогу, которую он привез в подарок сыновьям Веры и Сергея, сразу отбивает желание лезть в автобус. Еще помнут в толкучке, порвут, испортят… лучше уж так, хотя почти два дня из Питера добирался, зато сейчас на своем «лендкрузере», привычном и удобном.

Может, позвонить Сереге, сказать, чтобы ждали в гости? Павел достал телефон, покрутил в руках. Да, по-хорошему надо бы, но уж очень хочется сделать друзьям сюрприз. Серега полезет обниматься, пацаны повиснут на шее, а Вера… Вера радостно взвизгнет, всплеснет руками и даже поцелует. В щеку, конечно, по-братски, но ведь ему, Павлу, много и не надо. А если предупредить, то такой непосредственной реакции уже не будет. Да, сюрпризом – это гораздо лучше. Зато Володьке позвонить стоит, пусть тоже подгребает! И будут посиделки на всю ночь, как раньше, в молодые годы! Павел ухмыльнулся и нашел номер Володьки. Честно прождал десяток длинных гудков и сбросил звонок. Ну и ладно, значит, Володьку выловим попозже.

Павел неторопливо тронулся с места, зевнул и выехал со двора. Надо еще по дороге цветочков Вере купить, она розы любит, белые. И торт – много крема, безе и орехов, она с детства такие обожает. Даже странно – готовит Вера фантастически вкусно, особенно ей удаются пирожки и блинчики, а вот торты, именно такие, из безе, не получаются никак. Павел снова зевнул и потряс головой.

Может, правильнее было бы отдохнуть сегодня, отоспаться, но… Вера. Черт, до чего же жестокая, несправедливая и откровенно подлая штука жизнь! Сколько лет они уже дружат? Почти тридцать? Скажи кому – не поверят, Павлу ведь самому недавно только тридцать четыре стукнуло. Получается, почти всю жизнь – с тех пор, как их семьи въехали в новостройку, одну из последних, выстроенных уже не существующим сейчас заводом, одни из последних, что получили квартиру бесплатно от рассыпающегося на глазах государства. В садики они, наверное, ходили разные, а вот в школе, в первом классе «Б», чуть ли не первого же сентября, сошлись Сергей, Володька и он, Павел. И Вера к ним прибилась очень быстро. Она тогда совсем мелкая была, худенькая – только глаза и смешные хвостики с пестрыми резинками. И все старалась держаться поближе: хоть и мальчишки, но со своего же двора, не обидят. А при необходимости и заступятся. Они и не обижали, и заступались, и вообще, быстро привыкли, что эта пигалица все время рядом крутится. Тем более девчонкой Вера была веселой, не капризной, не писклявой, слово держать умела, по деревьям лазила, как белка, и всегда давала списывать домашку. Потом, классе в четвертом, их даже дразнили: «Три мушкетера и Верка-Д’Артаньян».

Ну, как дразнили – пытались. Но ребята восприняли это как комплимент и даже гордились, когда слышали что-то такое в свой адрес.

Наверное, он влюбился в Веру еще тогда, когда она была для них всего лишь мелким глазастым Д’Артаньяном, просто по малолетству и глупости не понимал этого. Она улыбалась, делилась бутербродами, а главное – всегда была рядом. А однажды, уже в девятом классе, Павел поймал взгляд Веры, полный безграничной нежности и безграничного же доверия… Вот только взгляд этот был обращен на Сергея.

Это был тяжелый год. Павел даже думал перевестись в другую школу – к тому времени родители поменяли их двухкомнатную с доплатой на трехкомнатную: не слишком далеко, но в школу теперь приходилось ездить на автобусе. Хотел попробовать забыть Веру, сделать вид, что и вовсе ничего не было, начать новую жизнь, но стоило представить, что в этой его новой жизни не будет ее улыбки, ее блестящих глаз, ее смешных пушистых хвостиков, что день за днем рядом с ним будет множество людей, но не будет Веры… что хуже – видеть ее рядом с Сергеем или не видеть вообще? Оказалось, что без Веры хуже. Жить рядом с ней было тяжело, мучительно, больно, но без нее не получалось жить совсем. Тем более оставалась слабая надежда, что Серега – первый парень в школе, по которому сохли не только почти все девчонки в их классе, но и в параллельных, не обратит внимания на восторженные взгляды подружки, а найдет себе какую-нибудь крутую красавицу-модель и женится на ней. Вера, конечно, расстроится, но ведь он, Павел, будет рядом, он ее утешит, поддержит, объяснит, что именно она, а не супермодели всякие, самая красивая, самая лучшая девушка во вселенной! И чем черт не шутит, Вера посмотрит на него так же, как сейчас смотрит на Серегу, и он, Павел, наконец наберется смелости и скажет ей… Увы, ничего такого не случилось.

Сергей вполне благосклонно воспринял восторженную преданность Веры, и как-то незаметно и естественно она из их общей подруги сначала стала девушкой Сергея, потом его невестой и сразу после окончания школы и женой.

На свадьбе Володя и Павел впервые напились. Разумеется, выпивать им приходилось и раньше – нормальные же парни, не тепличные какие растеньица, – но вот так, в хлам, в дрова, в лоскуты – впервые. Володька надрался от радости за ближайших друзей, а Павел – от безнадеги, полной и беспросветной. Тогда ему казалось, что жизнь закончилась, что все происходящее вокруг не имеет никакого значения, и нет у него больше никаких желаний, никаких интересов, никаких мыслей… Вот только родители все время суетились рядом, чего-то требовали, о чем-то договаривались, дергали, не давая возможности предаться печали в тишине и спокойствии. Ему показалось, что проще будет выполнить то, чего от него хотят, тогда родители отстанут, и он сможет сосредоточиться на своем горе. Что? Надо готовиться к экзаменам в университет? Хорошо, хорошо, видите, я готовлюсь. Старательно, да, очень старательно, видите, даже гулять не хожу, даже с друзьями сто лет не виделся, вот как старательно готовлюсь. Что? Надо ехать в Питер? А зачем? Ах, университет в Питере… и там тетя Катя, можно жить у нее, а не в общежитии, понятно. Только чем наш-то университет плох? И про общагу вопрос не встает, дома можно жить. Хотя…

В девятом классе он не захотел отказаться от Веры, теперь о его желаниях и вопрос не стоял. Потому что Вера, влюбленная в Сергея, и Вера – жена Сергея, это абсолютно разные ситуации. Она уже не свободная девушка, а жена, жена его друга, жена, жена, жена… и на этом все должно закончиться. Нужно отойти в сторону, перевернуть страницу, что там еще говорят в таких случаях? Закончен бал, погасли свечи… и когда у нас поезд на Питер?

Поступление в ЛГУ тогда казалось единственным спасением. Тетя Катя выгородила ему стеллажами уголок в проходной гостиной, и он занимался как проклятый, не поднимая головы, день и ночь. Экзамены сдавал, как в бреду, не особо осознавая, что, собственно, происходит. Но месяцы упорных занятий дали результат: определения и формулы в нужные моменты всплывали в голове, а задачи решались словно сами собой. Позже, изучая списки, вывешенные в просторном холле, Павел удивился количеству двоек и еще больше удивился тому, что прошел на бюджетное отделение. Не поверил, сходил в деканат, где над ним посмеялись и заверили: все так и есть, он может считать себя студентом. Павел позвонил родителям, выслушал сдержанную похвалу отца и восторженное аханье матери, пообещал не расслабляться и побрел домой. По дороге накупил мороженого разных сортов – сам он к мороженому был равнодушен, но тетя Катя из всех видов сладостей предпочитала именно мороженое, а хотелось сделать приятное именно ей. Она здорово помогла ему в это нелегкое время, помогла ненавязчивой заботой, тактичным невмешательством, и Павлу хотелось устроить тетке маленький праздник. Впрочем, праздник не особо получился. То есть мороженому она, конечно, обрадовалась и съела сразу три порции. Павел еле-еле осилил одну и завалился спать. Ночью у него поднялась температура. Три дня тетя Катя хлопотала, отпаивая его чаем с малиной, молоком с вареным луком и прочими домашними средствами, искренне считая, что это просто «отходняк» после экзаменов. На четвертый день, когда она уже готова была сдаться и вызвать врача, Павел проснулся совершенно здоровым, с ясной головой и очень голодным. Тетя Катя облегченно выдохнула, перекрестилась и позвонила сестре, между делом сообщив, что «мальчик» немного прихворнул, но сейчас уже все нормально, и предложила страждущему чашку свеженького нежирного куриного бульона. Бульон Павел выпил в два глотка, закусил тонким ломтиком подсушенного хлеба и попросил жареной картошки. И яичницу с колбасой. Или хотя бы макарон, лучше по-флотски. Осторожная тетка пообещала все это приготовить завтра, и даже посулила пельмени, если сегодня Павлуша, как положено выздоравливающему, ограничится легкими питательными блюдами. И принесла еще одну чашку бульона.

После болезни Павел как-то успокоился. Любовь к Вере не прошла, но постепенно он научился с этим жить. Да, есть он, есть Вера и есть Сергей, его лучший друг и муж его любимой женщины. Ну вот такая сложилась ситуация, что ж теперь? В конце концов, для него главное, чтобы Вера была счастлива. А если для счастья ей нужен Серега – значит, так тому и быть. А он сам, Павел, должен пока учиться, чтобы найти потом хорошо оплачиваемую работу, чтобы стать самостоятельным обеспеченным человеком… и если вдруг Вере с Сергеем когда-нибудь потребуется его помощь… в общем, он был согласен на скромную роль друга семьи.

Возможно, когда-нибудь он встретит женщину, которая вытеснит из его сердца Веру, женщину, с которой он захочет провести всю оставшуюся жизнь, но пока в это верилось слабо. Не монах же он, а здоровый молодой мужчина! Но пока ни одна из тех, с кем Павел изредка закручивал легкие необременительные отношения, не стоила не то что Вериного мизинца – даже взмаха ее ресниц! Ох, Вера, Вера. И за какие грехи Господь наказал его этим горьким счастьем?

Дом Карташовых стоял почти в пригороде, на территории дачного поселка. Точнее, бывшего дачного. За последние тридцать лет почти все участки поменяли хозяев, и на месте деревянных развалюшек за солидными заборами стояли двух- и трехэтажные коттеджи, а разбитая грунтовка превратилась в достаточно гладкую асфальтированную дорогу. Павел припарковался в удобном «кармане», вышел и достал из машины коробку с железной дорогой, сунул бутылку виски в карман ветровки, прихватил купленные по дороге букет роз и торт.

Калитка в этом доме никогда не запиралась. Павел попробовал нажать на ручку локтем – с полными руками это было очень неудобно – и удивился, что она не поддалась. Странно. Неужели ему так не повезло, и Вера с Сергеем куда-то по субботнему делу отправились, да еще и мальчишек с собой прихватили? Обидно. Главное, вполне ведь мог позвонить, узнать, дома ли они, но очень уж хотелось сюрприз сделать! Дотянуться до звонка было еще неудобнее, но Павел все-таки извернулся и сумел нажать на большую черную клавишу. Сделал он это больше для очистки совести, ясно же, что дома никого нет, но почти сразу после длинной переливчатой трели из динамика домофона донесся женский голос:

– Вы к кому?

Павел растерялся. Даже с учетом того, что техника немного искажает звук, это была не Вера – голос был совершенно незнаком.

– Э-э-э… – Он поправил сползающую громоздкую коробку с железной дорогой. – Это дом Карташовых? Мне бы Сергея… я его приятель, Павел.

– Павел! – непонятно чему обрадовалась женщина. – Заходите, мы очень рады!

«Кто это, интересно, мы“?» – мелькнуло в голове, но тут замок щелкнул, и Павел открыл калитку. Прошел по короткой, выложенной пестрой плиткой дорожке, а когда поднялся на крыльцо, распахнулась дверь в дом, и Павел увидел невысокую изящную женщину. На мгновение он замер, разглядывая ее. Молодая, лет двадцать, не больше. И очень красивая, просто безупречно. Безупречное лицо, безупречная фигура, безупречное явно весьма недешевое платье и безупречные лакированные туфельки на безупречных ножках! Такой красавицей только любоваться и любоваться, но… но это не Вера!

– Павел! – Женщина расцвела совершенно очаровательной улыбкой. – Конечно, вы Павел, я вас сразу узнала! Сережа показывал мне ваши фотографии! Да проходите же. – Она с грацией нимфы отступила в просторный коридор. Оглянулась и крикнула: – Сережа! Сережа, иди сюда скорее! Смотри, кто пришел!

Не очень хорошо понимая, что происходит, Павел сделал шаг вперед, а женщина, продолжая улыбаться, протянула руки к букету:

– Это мне? Как мило!

Она ловко выдернула розы из его руки и, оглянувшись, снова позвала:

– Сережа!

– На кого там надо так срочно смотреть, – знакомо забасил Сергей, появляясь в коридоре. – Пашка! Вот здорово! – Он широко раскинул руки и пошел вперед с явным намерением обнять друга.

Павел поставил торт на удобно подвернувшийся столик, опустил коробку с железной дорогой на пол и неуверенно шагнул навстречу. Серега выглядел хорошо. Очень хорошо – похудел, подтянулся, стрижка… В мужских прическах Павел не особо разбирался, это Володька вечно то ирокез поднимет, то хвост отрастит, то дредами вдруг обзаведется. Но это Володька, ему всегда чем чуднее, тем лучше. А Сергей консерватор, и вдруг у него на голове такое… такое, явно элитное и остромодное… нет, ему идет, смотрится мужик круто, ничего не скажешь, но… но непривычно. И одет странно. Серега обычно ходил дома в тренировочном костюме или, если жарко, в шортах и футболке. А тут, пожалуйста, франт, в рубашке поло и светлых полотняных брюках! Да он ли это вообще, Сережка, старый друг, или его подменили?

– Пашка! – Сергей сжал его в объятиях так, что Павел охнул.

– Ребра мне переломаешь, медведь! Откормила тебя Верка…

Объятия сразу ослабли, Сергей опустил руки и неловко отступил.

– А где она, кстати? И что… – Павел убедился, что красотка исчезла из зоны видимости, но на всякий случай понизил голос до шепота: – Что за дамочка у тебя тут двери открывает? Для домработницы слишком хороша.

– Ты это… ты давай, раздевайся, проходи, что мы тут на пороге топчемся?

Павел достал из кармана бутылку виски, сунул ее Сергею в руки, снял ветровку и последовал за другом. Вошел в гостиную и остановился, растерянно оглядываясь. Комната, в которой он был много раз, которую хорошо помнил, кардинально изменилась. На окнах не было тюлевых занавесок, вместо них – широкие вертикальные жалюзи: очень красивые, приятных, переходящих друг в друга, пастельных тонов, но эти жалюзи гармонировали бы скорее с красоткой, разгуливающей по квартире на каблучках, а не с Верой. И на потолке вместо небольшой люстрочки с хрустальными подвесками пара светодиодных плафонов. Красивые, ничего не скажешь, и экономные, но Вере так нравилась та люстра… И чистота в комнате, просто идеальный порядок, каждая безделушка на своем месте, ни пылинки, ни книжки брошенной, ни карандаша, ни игрушки…

– Подожди, Серега. – Он оглянулся на оставленную в коридоре коробку с железной дорогой. – А пацаны где?

– Да тут такое дело, – Сергей потупился, – как тебе объяснить… у меня тут перемены в жизни…

– Мальчики, что вы в дверях остановились? – Женщина вошла в комнату, все так же сияя улыбкой. – Кстати, Павел, давайте познакомимся, мы ведь теперь не чужие люди. Меня зовут Полли.

– Полли? – не понял Павел. Точнее, на имя красотки ему было наплевать, он не понял, что эта женщина делает в квартире Сергея и Веры. Но она решила, что речь идет как раз об имени, и немного смущенно (смущение, кстати, ей очень шло) развела руками:

– Вам, как Сережиному другу, я открою страшную тайну: родители назвали меня Полиной, в честь какой-то бабки. Да и простонародные имена тогда как раз в моду вошли. Разумеется, я, как могла, сопротивлялась, даже в садике требовала, чтобы меня называли Полли. А когда паспорт получала, совершенно официально поменяла имя. Так что всегда и везде я Полли, и только Полли. А теперь прошу к столу. Сережа, проводи Павла в столовую, а я на минуточку на кухню. – Она снова сверкнула улыбкой и выскользнула из комнаты.

– Полли? – Павел повернулся к Сергею: – В каком смысле Полли? А люстры нет – он ткнул пальцем в потолок, – это тоже Полли? И где Вера наконец? И пацаны?

– Ну что ты сразу, – поморщился приятель. – Вера… Вера ушла от меня еще осенью. И Вовку с Павликом забрала, вот так.

Павел оторопел:

– Вера? Ушла? Так не бывает.

– Я тоже сначала не поверил, – усмехнулся Сергей. – Думал, побузит и вернется. А вышло… слушай, что ты стоишь столбом, – он ткнул Павла в плечо так, что тот пошатнулся, – пойдем в столовую. Поллинька сейчас нам стол накроет, посидим, поговорим… сто лет ведь не виделись.

– Меньше года, – качнул головой Павел. – А у тебя тут действительно такие перемены… столовая-то откуда взялась?

– А это Поллинька перепланировку сделала! Детская комната освободилась, так Полли там дверь переставила ближе к кухне – не сама, конечно, она только придумала, как надо сделать, а я уже рабочих нанял… но очень удобно и красиво получилось. Вот пойдем, сам посмотришь!

– Здесь, как я понимаю, тоже она поработала?

– Конечно! Вот видишь, даже ты сразу разницу заметил? Мне сначала казалось, что жалюзи – это как-то не очень, а сейчас привык, и мне очень нравится. Красиво, правда? И чистота идеальная – Поллинька беспорядка не терпит.

– Чистота, это верно. – Павел снова огляделся. – Хочешь сказать, это твоя… Полли старается? – Было сложно выговорить это имя, еще сложнее – представить себе нарядную нимфу с тряпкой и пылесосом.

– Ну, не сама, конечно, уборкой у нас домработница занимается. Но Поллинька за всем следит, организовывает… ты же понимаешь, само собой ничего не делается. Да пойдем уже!

Сергей вытолкал наконец Павла из гостиной и довел до столовой.

– Смотри! Правда, красиво?

– Красиво, – вынужден был согласиться Павел. – Обои тоже поменяли?

– Да что обои! Поллинька тут все переделала! И гарнитур шикарный нашла, смотри: тут не только стул и стулья, еще горка есть! И посуда вся новая, и скатерть на столе!

– Да, скатерть… – Павел посмотрел на белоснежную ткань с каким-то едва заметным – белое на белом – рисунком. Вера стол скатертью никогда не накрывала, и Павлу было не очень понятно, зачем это вообще нужно. На такую скатерть и локти-то положить боязно – тут же помнется или запачкается. – И тарелки тоже.

Тарелки действительно были новые, чисто белые, почему-то квадратные и стояли, как в ресторане – большая тарелка, на ней тарелочка поменьше… Вера никогда не заморачивалась, ставила по одной. И тарелки ей всегда нравились пестрые, в цветочек.

– А то! – явно загордился Сергей. – Поллинька очень тонко чувствует стиль!

– Сережа, хватит меня хвалить. – Смех Полли, незаметно появившейся из кухни, звенел серебряным колокольчиком. – Павел, присаживайтесь, где вам удобнее. Я тут на скорую руку вам накрыла закусить.

– Ничего себе, на скорую руку! – искренне удивился Павел. Только сейчас он обратил внимание не на тарелки, не на скатерть, а на стол в целом. А стол этот был накрыт так, что не во всяком ресторане увидишь. – Когда вы успели?

– Вы же не думаете, что это я все сама готовила? – снова засмеялась она. – Слава богу, мы хоть и в провинции живем, но доставка и у нас работает хорошо. Ладно, мальчики, не буду вам мешать, общайтесь. Сережа, у меня запись в салоне, вернусь не скоро. Павел, приятно было познакомиться! До свидания!

– Приятно, – эхом откликнулся Павел. – До свидания…

Снова простучали каблучки, хлопнула входная дверь. Павел перевел растерянный взгляд на Сергея.

Тот выразительно щелкнул по бутылке виски, которую так и держал в руке:

– Ну что? По маленькой за встречу?

– Не, – заторможенно отказался Павел. – Я за рулем. Ты мне лучше расскажи… объясни толком: как могло случиться, что Вера ушла, и почему у тебя в доме какая-то Полли обстановку меняет.

– Ну почему какая-то? – немного обиделся Сергей. – Она очень даже вполне… или ты завидуешь?

– Чему?

– Как это «чему»? Ты слепой? Ты ее грудь видел? А ножки? Разве можно сравнить… – Он осекся и неловко кашлянул. – В общем, Пол-линька – это женщина моей мечты. И я с ней счастлив.

– Ничего не понимаю. То есть ты счастлив с этой женщиной-мечтой, это ясно, но как же Вера… слушай, а как Володька на твой фортель отреагировал?

– Как! Ты что, Володьку не знаешь? Увидел Полли, рассыпался в комплиментах, восхитился, позавидовал мне, потом обозвал скотиной, дал в морду и ушел. Больше я его не видел. Так что только двое нас теперь, ты да я. А Володька меня из друзей вычеркнул.

– Ясно. Вера, как я понял, тоже теперь не считается.

– Да что ты пристал ко мне: Вера да Вера! Нашел святую великомученицу! Думаешь, мне с ней легко было? Это ты на нее всю жизнь телячьими глазами смотрел, а она… да она даже порядка в доме навести не могла! Посмотри, как у меня сейчас, и вспомни, как было!

– Конечно, если без детей и при домработнице, да еще еду из ресторана заказывать…

– А Вере тоже никто не запрещал из ресторана заказывать!

– Да она же только для тебя все делала, о тебе заботилась, о тебе и…

– Заботилась! Курица она, твоя Вера, и забота у нее была куриная! Вот Поллинька действительно заботится, посмотри на меня! Как я одет, как я выгляжу? Между прочим, я фитнесом занялся, три раза в неделю в зал хожу, Поллинька меня записала. А как питаюсь? Посмотри на стол – все здоровое питание! Морепродукты, брокколи, органическое мясо, шпинат, соя… а Вера мне беляши на масле жарила! Это же вреднее вредного!

– Но ты же любишь беляши?!

Сергей перестал размахивать руками, ссутулился и притих:

– Если честно… знаешь, вот по беляшам Веркиным я скучаю немного.

– Только по беляшам?

– Ну, Пашка, ты что, не мужик, что ли? Разве можно этих двух женщин сравнивать? Ну вот поставь рядом Полли и Верку – это же… это же, как балерина и доярка! Нет, если честно, про Веру я даже не вспоминаю.

– Вообще-то я не ее имел в виду, а Вовку с Павликом. Сыновья все-таки.

– А чего мне по ним скучать? Вера же нормальная баба, она наше общение не ограничивает, когда хочу, тогда с мальчишками и встречаюсь. Ну, если время есть, конечно.

– Понятно. А поскольку ты человек занятой…

– Вот только не надо мне на совесть давить! Да, я не так часто с ними вижусь, но не тебе меня осуждать. А то, понимаешь, повадились губы кривить, такой я отец, не такой! Вы с Володькой сначала своих детей заведите, хотя бы до десяти – двенадцати лет, как у меня, дорастите, а уж потом учите, как идеальным папашей быть. А я на вас посмотрю.

– Да я же не об этом, Серега, – тоскливо сказал Павел. – Я о том, что вы же с Верой шестнадцать лет прожили, и вот так, вдруг, какая-то совершенно посторонняя баба… вот я чего не понимаю!

– Ну, Полли не просто баба, согласись. Скажи честно, неужели у тебя, на нее глядя, ничего не шевельнулось?

– Честно? Она, конечно, эффектная дамочка, но… не знаю, не мое это.

– Это у тебя от комплекса неполноценности, – самодовольно хохотнул Сергей. – Ты всегда красивых женщин побаивался. А я в первую же минуту, как Полли увидел, просто решил, что она моей будет. Даже говорить не буду, чего мне это стоило, но… мы ведь несколько лет, так сказать, встречались.

– То есть что, ты давно от Веры уйти хотел?

– Нет, конечно, зачем мне это? Меня, в принципе, все устраивало. Поллинька, правда, намекала, что ей тоже надо жизнь свою устраивать. И мы почти расстались. Поверишь, мне реально так плохо было… но семью рушить я не собирался. Я же сказал, это не я Веру бросил, это она от меня ушла, я так и не понял, почему. Знаешь, даже обидно. Наверное, она про Полли догадывалась, но молчала же, ни разу меня ни словечком не упрекнула, значит, ее тоже все устраивало. А что? Я ее никогда не обижал, в деньгах не ограничивал, дом – полная чаша, что еще нужно? А когда Поллинька сказала… ну, в общем, она меня практически бросила. У меня настроение, сам понимаешь, паршивое, ничего не хотелось… а Вера меня растормошила как-то, в Таиланд вытащила – мы там с ней классную неделю провели. Главное, только вдвоем, мальчишек она к сестре пристроила, к Надьке. И меня даже отпускать начало. Потом, когда вернулись уже, знаешь, странно так: вот вроде и муторно на душе, а посмотрю на пацанов, на Веру… она даже похорошела, помолодела как-то. Вовка, оказывается, научился в шахматы играть – салажонок, конечно, но пару раз меня чуть не обыграл. А Павлик рисует хорошо. Вера его даже пробовала в кружок художественный отдать, но он сбежал оттуда. Его там заставляли всякие кувшины-яблоки рисовать, а Павлик монстриков любит: скелеты с крыльями, привидения зубастые… мне понравилось. У меня даже один рисунок остался, я его на работу взял, там и лежит у меня в столе. А все, что дома было, Вера выгребла и увезла. Вот зачем она это сделала?

– Зачем рисунки забрала?

– Да вообще, зачем ушла? Ведь все так хорошо было… А уж когда Поллинька меня бросать передумала, так и вовсе прекрасно! И вдруг возвращаюсь я домой, а там пусто!

– Откуда возвращаешься?

– Ну… от Полли. А что такого? Раньше же Вера на это внимания не обращала.

– Дебил ты, Серега. У тебя такая семья была, у единственного из нас, и ты все профукал. Ради какой-то Полли профукал!

– Это ты просто завидуешь.

– Конечно, есть чему завидовать, не поспоришь. Ладно, что я тут с тобой… Где Вера-то сейчас живет?

– К матери ушла, куда ж ей еще с пацанами? У Надьки и без них тесно, у Любы вообще однушка съемная. А у Софьи Николаевны хоть комната свободная есть.

– Представляю, как теперь матушка ей мозг чайной ложкой выедает. Софья Николаевна… брр.

– А это ее выбор, – насупился Сергей. – Верку из дома никто не гнал, она сама так решила. Ну и пусть теперь живет с дорогой мамочкой, а мне, сам видишь, совсем неплохо. Свято место пусто не бывает.

– Да уж, вижу, как у тебя тут не пусто. Ладно, Серега, посидели, поговорили – и хватит. С тобой я все понял, теперь поеду к Вере. Не знаю, как ты, а я по пацанам соскучился.

– Вот, опять ты! Можно подумать, я не соскучился!

– Не понял. Это я их почти год не видел, а тебе-то чего скучать? Сам сказал, что Вера не препятствует.

– Она не препятствует, но с ними же гулять надо – в кино там, кафешку сходить и вообще… Вовке в тире стрелять нравится, и Павлик за ним тянется. Я в каникулы зимние сходил с ними в цирк, знаешь, во сколько мне это обошлось?

– Не понял. Ты вроде не бедствуешь – на домработницу и на морепродукты из ресторана тебе, по крайней мере, хватает.

– А ты мои деньги не считай. Помнишь, твой же батя говорил: «По доходам и расходы»? У меня доход хороший, но и расходы соответствующие. Поллинька к определенному уровню жизни привыкла, и я ей его обеспечиваю.

– Да мне, в общем, наплевать, – Павел поднялся из-за стола, – и на доходы твои, и на расходы, и на Полли с ее привычками. И на тебя тоже. Ну, что сидишь, встань, что ли. Не видишь, гость уходит?

– Хамло ты, Пашка, а не гость. – Сергей неторопливо поднялся. – Я думал, хоть ты у меня остался, думал, ты меня поймешь… а вы с Володькой, оказалось, друзья только до первой бабы.

– Нет, Серега. В чем другом я, может, тебя и понял бы, но как ты мог Веру на Полли променять, этого я никогда не пойму! И еще знаешь что?

– Что?

– Володька все правильно сделал.

Павел коротко, без замаха, но весьма чувствительно впечатал кулак в скулу Сергея. Тот слегка покачнулся, взмахнув руками, но устоял на ногах. А Павел, уже не глядя на старого бывшего друга, подхватил в коридоре ветровку, коробку с железной дорогой и вышел.

Сергей подошел к зеркалу, потер ладонью красное пятно на щеке. Поморщился и выдохнул:

– Ну и дурак!

Софья Николаевна Холодова была женщиной неприятной. Для всех у нее находилось злое слово, неприятное пожелание или гадкий намек. Даже странно, как при таком характере у нее выросли три вполне нормальные дочери – наверное, гены рано умершего отца поспособствовали. Дочери сбегали из дома, едва достигнув совершеннолетия. Вера и Надя вышли замуж, а младшая, Люба, переехала на съемную квартиру. Иняз окончила заочно, потому что работала в двух местах, не брезгуя и разовыми подработками, жила на пределе, но сумела обеспечить себе независимость от матери. И осталась пожилая женщина одна в трехкомнатной квартире. Надо сказать, что такое положение ее вполне устраивало. Она жила как королева, требовала от дочерей регулярной материальной помощи и с упоением жаловалась всем знакомым на неблагодарность «девочек, которым она всю себя отдала». Возвращение под родной кров старшей дочери, да еще не одной, а с сыновьями, ее вовсе не порадовало. Выделив Вере и мальчишкам меньшую спальню, Софья Николаевна была уверена, что сделала более чем достаточно. И соответственно, имеет право установить жесткие правила для нежеланных квартирантов. А именно квартирантами неожиданно для себя оказались Вера и ее дети. Софья Николаевна категорически запретила им заходить в ее комнату, да и пребывание на кухне или в гостиной больше необходимого времени тоже не поощрялось. Кроме того, любящая мать поинтересовалась в Интернете уровнем цен на съем комнат и вывела некое среднее арифметическое, благородно не став требовать самой высокой ставки. Правда, все коммунальные услуги тоже должна была оплачивать Вера.