Растленная

1

Можно ли увидеть человека впервые и сразу почувствовать связь с тем, что называется исковерканной судьбой?

Спустя некоторое время, когда жизнь превратилась в безысходные блуждания по горящему дому, она задавалась этим вопросом. И пришла к выводу, что ничего не почувствовала. Негативного. Если эмоции были, то лишь положительные. Может, вся эта женская интуиция – заблуждение?

И в этом она не была уверена. Будь она взрослой женщиной, опытной, встречавшей в своей жизни множество разных людей, можно было с собой поспорить. Но ей всего шестнадцать. В ноябре исполнится семнадцать, но до этого почти восемь месяцев.

Он был парнем ее старшей сестры. Ростом выше среднего, с приятным лицом, хорошим сложением, он не рассматривался, как объект противоположного пола по простой причине: он занят.

Настроение было приподнятым. День Рождения сестры, пусть даже их отношения были напряженными с самого детства, являлся основной причиной. Присутствие на чьем угодно Дне Рождения само по себе, за редким исключением, поднимает настроение. Плюс начались весенние каникулы. Потеплело, исчез холод, сопровождавший почти весь март. Скоро Пасха. Долгожданное лето все ближе и ближе. Последнее лето без забот. Радость от собственного подарка. Она выбрала бирюзовую блузку вместе с матерью, но та приготовила старшей дочери отдельную вещь. Блузка, так выгодно обтягивавшая грудь именинницы, стала подарком исключительно ее сестры. И блузка понравилась. Не какие-то духи или туалетная вода, чего девушке надарят и без нее, практичная вещь, при этом единственная в своем роде.

После этого подношения она поняла: теперь сестра не противится ее присутствию. Например, в прошлом году, на ее восемнадцатилетие, они, как обычно, находились в таких отношениях, что младшая сестра и не думала насладиться именинами. Она просто ушла, когда собрались гости. И, самое обидное, о ней никто не вспомнил. Не считая отца, спросившего, почему она пропустила такой вечер. Младшая дочь сослалась на некое срочное дело, не сказав ничего внятного.

И все-таки этот двадцатидвухлетний парень стал дополнением к ее личному празднику. Они с сестрой встречались более двух месяцев, но он ни разу не приходил к ним домой. Она иногда слышала его голос по телефону, если находилась дома одна и брала трубку. При сестре она не подходила к телефону первой. Кроме того, что сестра выражала недовольство, звонили в основном ей. Младшей сестре звонили в редких случаях.

Голос у парня был приятным. Такой глубокий баритон. Хотя один голос на нее не подействовал. Полгода назад ей позвонил парень из параллельного класса и предложил встретиться. Она не поняла, кто ей звонит. Пока произошла встреча, она нарисовала картину далекую от реальности. И все из-за голоса. Робкого, мягкого. Можно сказать, сексапильного. Парень оказался пухлым и рыжим. Бесконечно потел, лепетал какие-то несуразности. Внешность для нее не имела особого значения, но этот парень ее физически отталкивал, не было абсолютно никакого желания узнать, что он за человек. И было обидно, что первый, кто обратил на нее внимание, ей не понравился.

С парнем ее сестры такого не случилось. Голос молодого человека соответствовал внешнему виду. Еще бы, сестра не стала бы встречаться с обладателем посредственной внешности. Она всегда хотела только самое лучшее. В ее глазах собственный статус не позволял опускаться ниже определенного уровня. Она была яркой девушкой что касалось внешних данных, но в человеческом плане, по мнению младшей сестры, которое никому не высказывалось, в ней было гораздо больше стервозности и самомнения, нежели каких-то плюсов.

Он задержал на ней взгляд, и ей показалось, он решил, что ошибся дверью. Забыл, что у его подружки есть младшая сестра? Ее это не удивило бы. Для сестры она существовала, если только в квартире шла уборка. Или если сегодня тебе должны дарить подарки. Она первой поздоровалась, предложила пройти. С необъяснимой неловкостью он протиснулся мимо, снял туфли. Ей казалось, парень старшей сестры должен выглядеть понаглее. Когда он повернулся к ней спиной, встречая именинницу, застенчиво приложившись к подставленной щеке, она непроизвольно отметила, что узкие джинсы обтягивают красивые ягодицы. Она даже покраснела при этой мысли, хорошо хоть на нее уже никто не обращал внимания.

Нет, в тот день не было ни намека на предчувствие мрачного будущего. Впрочем, основа этого мрака исходила не от парня, которого она увидела впервые.

Все дело было в сестре. Родной сестре. Как сказала бы мать, самой близкой родственнице.

С чего все началось? Пожалуй, со Дня Рождения.

В воспоминаниях этот день отпечатался, прежде всего, угощением и осторожными, незаметными взглядами. Первое запомнилось, наверное, потому, что большую часть времени Оля смотрела в тарелки, оккупировавшие стол. Разные салаты и во главе вездесущий «Оливье». Печенка, котлеты, поджарка, курятина, рубленое мясо. Заливная рыба, пирожки с рыбой, селедка. Жареные пельмени и множество аккуратных, небольших бутербродов. Громадное блюдо с вареной картошкой и такой же громадный торт, украшенный девятнадцатью свечами.

Она не была гурманкой, она вообще не могла скушать за раз много, но в разговорах практически не участвовала, и ей оставалось лишь созерцать стол. Кроме нее и сестры находились шесть девушек и трое парней. Все – подруги сестры и их парни. Если бы не присутствие родителей и дяди с тетей, родного брата матери с женой, Оля чувствовала бы себя лишней с самого начала. Взрослые разбавляли компанию, и Оля не особо бросалась в глаза.

Быть может, ее редкие взгляды заметила сестра? Влада, несмотря, что она говорила больше других, была наблюдательной. Особенно, если находилась у себя дома. Здесь она чувствовала себя полноправной хозяйкой. Хищницей, следящей за своей территорией.

Родители и родственники ушли, предоставив молодежи больше свободы. Мать заранее говорила, что они с отцом сходят в ресторан. После этого шум разговоров возрос, некоторые принялись за танцульки прямо возле стола, и Оля почувствовала себя менее дискомфортно, хотя после ухода отца с матерью стала здесь лишней.

Куда еще ей было смотреть? Да, людей хватало, но естественный интерес к парню своей высокомерной сестры породил несколько взглядов. Стас сидел напротив, продолжал кушать с небольшими перерывами и не участвовал в танцах. И, как показалось Оле, изредка тоже посматривал на нее. Конечно, эти взгляды не являлись причиной интереса к ней, как к девушке, обычное любопытство, когда видишь перед собой нового человека, неважно, нравится он тебе или нет.

Влада перемещалась от одной парочки к другой, к подруге, к Стасу. Слюнявила ему щеки, подхватывала очередной бокал с вином или кусочек бутерброда, упархивала вновь и возвращалась.

Возможно, в один из таких моментов она и заметила взгляд своей младшей сестры. Взгляд, обращенный на Стаса. По мнению Оли, в этом взгляде не могло ничего быть, но ее мнение чаще всего расходилось с точкой зрения старшей сестры. Влада могла увидеть то, чего не было для других, но что видела она.

Ничего не произошло. Внешне Влада никак не отреагировала на замеченное. Но Оля знала свою сестру, и чуть позже ощутила изменение. Влада стала психовать. В своей обычной манере. Музыка показалась ей слишком громкой, затем слишком тихой. Девушка придралась сначала к жуткому вкусу жареных пельменей, после чего к своему парню, по ее словам, рассевшемуся, как объевшийся медведь, вместо того, чтобы развлекать именинницу. Ей никто не возражал бы, даже не будь она именинницей, в День Рождения, тем более, никто не сказал ни слова. Стас, слегка опьяневший, стал к ней подлизываться, но это не могло ничего изменить.

Оля поняла: надо уходить. К сожалению, день, начавшийся так хорошо, испорчен. Про себя Оля посетовала, уже в который раз, что зря так старалась, выбирая сестричке подарок. Все равно никакой благодарности. Это тянется из глубины детства, и вряд ли этому будет конец. На улице давно стемнело, сыро, подкрадывается холод близкой ночи, но ничего не поделаешь. Останешься – не избежать скандала. Кроме того, что это просто неприятно, будет еще и стыдно: столько человек, некоторые абсолютно незнакомые.

Она незаметно ушла. Не зная того, что на сегодня закончилось далеко не все.

Она вставила ключ в замочную скважину. Ей что-то послышалось, она поколебалась, но дверь открыла. Конечно, дома кто-то есть, та же Влада, например. Вряд ли они со Стасом пошли в эту сырую темень.

Когда она ступила в квартиру и прикрыла дверь, что-то заставило ее замереть. Наступившая тишина показалась какой-то искусственной, и девушка с запозданием осознала: только что ее слух уловил неопределенные звуки. В этом не было ничего удивительного: те, кто остались, общаются в одной из комнат. Но интуиция с предельной откровенностью шепнула об источнике шума, иссякшего, как только Оля закрыла дверь.

В звуках присутствовало нечто специфическое и недвусмысленное. Подобные звуки она слышала, если по телевизору показывали какой-нибудь фильм, где были эротические сцены. Удивительно, но осознание этого для шестнадцатилетней девушки стало вполне естественным и одновременно повергло в легкий шок.

Двойственное состояние, странное само по себе.

Оля понимала: сестра, скорее всего, уже давно не просто гуляет со Стасом за ручку. Два месяца – приличный срок. Даже для самой Оли, хотя у нее еще никого не было, это казалось вполне приемлемым. Впрочем, дело даже не в отношениях со Стасом. Оля знала, у сестры были мужчины до Стаса. Иногда она слышала обрывки телефонных разговоров Влады с подругами. Просто не придавала им значения. Она как бы отгораживалась от жизни сестры, чтобы со стороны той было меньше претензий. Словом, Владу можно давно назвать взрослой женщиной.

И все-таки реальный факт подобных предположений застал ее врасплох.

Влада была ее сестрой, пусть даже и старшей, и то, что она может заниматься чем-то таким с парнем, воспринять оказалось сложно. Точно так же Оля не могла представить в постели собственную мать. Отца еще куда ни шло, но не маму.

Она застыла, полная растерянности и… стыда. Как будто это ее застали за чем-то личным. Мелькнула мысль, поскорее уйти, пока ее приход не обнаружился. Она не сделала этого. Оцепенение сожрало время, и стало поздно. И тишина, прокравшаяся в квартиру воришкой, указывала, что сестра со Стасом услышали звук закрывшейся двери.

Девушка стояла, задержав дыхание, лицо горело, будто она вышла на солнцепек. Она растерялась. Неизвестно, сколько это длилось, пока за дверью дальней спальни не послышался смутный шепот. Оля заставила себя сделать один шаг, намереваясь скрыться в кухне, прежде чем ее увидят стоящей возле входной двери, но не успела. Дверь спальни приоткрылась. Маленькая щелка не позволила увидеть открывшего дверь (в спальне было темно), но она загипнотизировала Олю. Девушка снова застыла.

Дверь распахнулась, из комнаты вышла Влада, резко прикрыла за собой дверь. Свет в прихожей позволял видеть ее лицо. Легкий след испуга указывал на то, что до последнего момента Влада не знала, кто пришел, родители или сестра. Этот отпечаток сменяла злость, как вода, заливавшая след на песке. Злость на сестру, на ее внезапное, несвоевременное появление. Быть может, у них со Стасом все было в самом разгаре?

Оля даже испугалась. Стояла и смотрела на сестру, не в силах отвести взгляд.

Влада Кольцова была в коротеньком голубом халатике, узеньком, наполовину не застегнутом. Большинство мужчин задержали бы на ней свой взгляд, нет сомнений. Для девушки высокого роста, вытянутая, при относительной худобе и тонкой талии аппетитная ширина бедер. Смазливое личико и «мокрая химия» длинных светлых волос. Оля уступала ей по внешности не только из-за своего возраста. Даже когда ей исполнится столько же, сколько сестре, она не станет настолько заметной. Даже если убрать те несколько прыщиков, что никак не хотят оставить в покое ее лоб. У Оли неяркое, незапоминающееся лицо. Слишком узкие, почти мальчишечьи, бедра. И никудышная кожа. Влада пошла в отца: он, конечно, не смуглый, но хорошо загорает. У него, как и у старшей дочери, сухая, ровная кожа. У Оли кожа матери. Слишком светлая, жирная, родинок выше нормы. И, хотя ростом они почти одинаковые, общий вид у старшей сестры гораздо эффективнее.

– Что тебе надо? – Владу передернуло.

Наверное, последствия испуга при мысли о родителях.

Оля прошептала:

– Я просто пришла домой. Уже ведь поздно.

И все равно почувствовала, что осталась виноватой. Несмотря на то, что и без этого долго бродила по темноте своего района, поглядывая на горящие окна девятиэтажных домов и чувствуя себя одинокой. После сутолоки в квартире одиночество стало особенно острым. К подругам не пойдешь – поздно.

– Конечно, – пробормотала Влада.

Оля решила, что сейчас последует вопрос, какого черта она тогда стоит в прихожей, но старшая сестра ничего не сказала. Она «кусала» Олю взглядом и, похоже, не знала, какие еще можно предъявить претензии.

Оля посчитала за лучшее уйти в свою спальню. Комнату, расположенную напротив входной двери, самую уединенную из всех четырех. Комната некогда принадлежала бабушке, когда та была еще жива. Комната позволила отделиться от сестры в пределах квартиры. Оля даже не зашла в ванную, почистить зубы, всполоснуть лицо. Даже в туалет не зашла, хотя перед сном не помешало бы. Она чувствовала, вино оказало на сестру воздействие, и та была особенно агрессивна. И именины как бы становились ее оправданием.

Оля разделась, легла в постель. И неожиданно для самой себя заплакала.

Казалось, собственное подсознание оплакивает ее будущую участь.

2

Она возвращалась из школы медленно, жмурилась от яркого солнца.

От земли исходило тепло. Вовсю заливались птицы. В легком ветерке появилась нежность. Похоже, погода восстановилась надолго. Для зимы исчезли последние иллюзии.

Ходу ей было не больше пяти минут. Они жили на окраине города в спальном районе, в основном застроенном однотипными девятиэтажными домами. Официально он назывался «Новоречицкий». В разговорном же варианте, используемом чаще, Ритм. По названию радиотехнического завода, некогда мощного, давшего начало новому району в северо-западной части города, потом захиревшего. Район наоборот разросся и стал самым населенным местом городка, численность которого и в лучшие времена не превышала семидесяти тысяч.

Долгое время на Ритме была одна школа. Современная, в четыре этажа, но население росло, и дело дошло до трех ученических смен. Под новую школу приспособили здание бывшего радиотехнического техникума. Олю, закончившую на тот момент шесть классов, перевели туда с большей частью одноклассников. Тогда она этого не хотела, но, чтобы остаться на старом месте, пришлось бы подключать родителей. Сейчас ей здесь нравилось: меньше людей, меньше суеты. Единственное, лучшая подруга осталась на прежнем месте.

Оля глубоко вдыхала, улавливая запах набухавших на деревьях почек. Хотелось закрыть глаза и так идти, но в этом случае она обязательно споткнется. Она прошла мимо крупного продовольственного магазина, первого на Ритме. В промежутке меж двух девятиэтажек показались детсад и за ним ее дом, самый длинный в городе, из двенадцати подъездов. Китайская стена, как его называли. Так же называли еще один дом, в центре города, но в нем было всего десять подъездов. Оля жила в последнем, двенадцатом. Окна выходили за дом, на Светлогорское шоссе. И два балкона располагались с торца. Между шоссе и самим домом было несколько дорожек и множество скамеек. Что-то вроде зарождавшегося сквера на окраине района. Деревьев тоже хватало, но они все были невысокими, недавно посажены. За шоссе тянулось поле до самого горизонта. Там находилась расширявшаяся год от года цепочка новых частных домов. Люди получали участки под застройку, и дома постепенно «съедали» пространство, «приближаясь» к Ритму.

Оле нравился и район, и ее дом, хотя она всегда мечтала жить в собственном двухэтажном доме. Но и то, что было, ее устраивало. Правда, смущало, что большинство соседей, особенно из первых подъездов, она не знала даже в лицо. Это казалось противоестественным: столько незнакомых людей, живущих с тобой под одной крышей, хотя девушка понимала, в доме четыреста тридцать квартир.

Когда она подходила к своему подъезду, ее внимание привлекла группа подростков у соседнего подъезда. Девушка окинула парней беглым взглядом. Двух из пяти она знала в лицо, они жили в этом же доме, трое были незнакомы. Один из них чем-то напомнил ей Стаса. Такой же комплекции, темные волосы зачесаны назад, похожая короткая куртка.

Она вспомнила бойфренда своей сестры, и настроение медленно, почти незаметно стало гаснуть подобно огоньку свечки, израсходовавшему воск. Несколько минут назад свет апрельского полудня наполнял ее душу радостно-спокойной негой, и вот эти ощущение улетучились. Вернее, безропотно отступили перед теми, что вызвала память. Оля вспомнила вчерашнее возвращение из школы.

Чаще всего после учебы она приходила домой в одно время с сестрой. Влада училась в местном педагогическом колледже, и, за редким исключением, лекции там заканчивались, как и учеба старшеклассников в обычных школах. Вчера она пришла раньше сестры, и, прежде чем та появилась, к ней наведался Стас. Подобное уже случалось после Дня Рождения Влады, когда она наконец-то явила кавалера родителям. Стас приходил к ней днем, и, если Оля сидела за уроками, они уходили. Или оставались, если куда-нибудь собиралась Оля. Она понимала, чем они собирались заниматься в ее отсутствие.

Вчера она открыла дверь, даже не посмотрев в глазок. Перед дверью стоял Стас. Наверное, по виду Оли сразу понял, что Влада еще не вернулась. Он уже разворачивался, пробормотав, что подождет у подъезда, когда Оля предложила ему пройти и обождать Владу у них дома. Естественное предложение для парня собственной родной сестры. Парня, которого уже не раз видела. В самом деле, зачем ему топтаться у подъезда, если Влада вот-вот придет?

Секунду он колебался, смутившись, но прошел в квартиру.

Оля занималась своими делами, возилась на кухне: утром они с сестрой проспали, торопились и не убрали со стола. Она включила Стасу музыку в комнате Влады, и парень поблагодарил ее, уткнувшись в какой-то кроссворд. Хотя они не видели друг друга, Оля ощущала неловкость, не в силах сосредоточиться, как будто Стас сидел в кухне и смотрел на нее. Причина была не в том, что в доме находился гость. Причина была в самом Стасе. Оля не могла понять его взгляд, не предполагала даже, что он о ней думает. Когда они виделись, обменивались считанными словами, в основном приветствием. Продолжения не следовало. Конечно же, из-за сестры. После ее реакции на Дне Рождения, Оля не решалась начать какой-либо разговор со Стасом. Сам Стас поглядывал на нее так, будто хотел что-то спросить.

Они оставались вдвоем в квартире около получаса, прежде чем появилась Влада. Ее приход должен был избавить Олю от неловкости, но этого не произошло. Она расслышала, несмотря на музыку, какой-то спор в спальне сестры, затем Влада пришла на кухню. Покрутилась, перемещаясь от окна к мойке, где стояла ее младшая сестра, и пробормотала, неумело скрывая раздражение:

– Ну, и чем вы тут занимались?

Оля оглянулась на сестру через плечо. Поджатые губы, блуждающий взгляд. Недовольство не только во взгляде, но и в позе.

– Мы? Не знаю, я Стасу музыку включила, чтобы не скучал. Сама посуду мыла.

Влада молчала, но, как ни странно, молчание оказалось более едким и красноречивым, нежели любые слова.

Оля вытирала перемытые тарелки сухим полотенцем и не смотрела на сестру. Влада напоминала ей осатаневшую от продолжительной ревности женщину-вамп, обнаружившую, что ее мужчина удостоил взглядом постороннюю даму. Казалось, чего ей не хватает? Неужели она не видит разницу во внешности со своей младшей сестрой? О чем ей беспокоиться? Почему снова получается, что Оля сделала что-то не так? Неужели было лучше, если бы она захлопнула дверь у Стаса перед носом?

Чтобы перевести разговор на другую тему, Оля сказала:

– Если вам надо, я сейчас уйду. Мне надо сходить в библиотеку.

Она думала, Влада станет отнекиваться, изобразит недоумение, почему это младшая сестренка столь щепетильная.

Этого не произошло. Влада нехорошо ухмыльнулась:

– Да, нам надо. – пауза. – Хотя ты можешь не уходить.

Двери лифта открылись, и Оля вышла на площадку своей квартиры. Остановилась, непроизвольно прислушалась, прежде чем открыть дверь.

Вчера она ушла надолго, и, когда вернулась, Стаса с Владой не было. Конечно, ведь с работы вот-вот придет мать. Сейчас до прихода родителей еще далеко, и Оля чувствовала: сестра со своим кавалером, наверное, опередила ее, вернувшись раньше.

Девушка долго возилась ключом в замочной скважине, давая сестре время, чтобы они со Стасом не были застигнуты врасплох. Шумно прикрыла за собой дверь. Скинула пиджак, огляделась. И в первое мгновение ей показалось, если сестра и дома, то без Стаса. Она ошиблась. Из-за полумрака в прихожей она не сразу заметила коричневые полуботинки с острыми носами, какие входили сейчас в моду. Начищенные, как обычно: Стас был щепетильно-аккуратным в отношении одежды и обуви.

Парочка в сборе.

Оля в очередной раз за последние дни испытала чувство антиуюта, какое бывает в незнакомом месте, на вокзале большого города, во время непогоды, если надо куда-то идти. И впервые разозлилась на Стаса. По-настоящему, как вообще редко на кого злилась.

Неужели у него нет места для этих самых дел? Она не знала, чем он занимается, почему каждый раз в середине дня он свободен. Может, у него действительно не было возможности уединиться с девушкой в своей квартире, он ведь жил с родителями, как и Влада, но был вариант, что так ему просто удобнее. Так сказать, на ее территории. Если так, он заслуживал недовольство Оли. Это и ее квартира. Она приходила к себе со школы и не могла расслабиться, заняться своими делами без оглядки. И все потому, что ее старшая сестра со своим бойфрендом облюбовали это время для занятий сексом.

Оля разулась, прошла в ванную, затем в свою спальню. Думала, не выходить, пока Стас у них, но хотелось кушать, и девушка направилась на кухню.

Спустя минуту до слуха донеслись звуки музыки. Влада включила стереосистему. Заглушают то, что скоро последует. Оля поморщилась. Конечно, она с удовольствием ушла бы, предоставив парочке полную свободу, но так не может быть каждый день. Сегодня она устала, хочет подремать. Уроков на завтра слишком много, чтобы уйти сейчас на несколько часов. Не могла она где-то бродить, зная, что на ночь придется сидеть за письменным столом.

Она заварила чай, отрезала кусочек сыра. Смотрела в окно, стараясь отвлечься от мысли, что в квартире вместе с ней Влада со Стасом, и они не только рассказывают друг дружке незамысловатые нежности.

Положив в рот остаток сыра, она поперхнулась. Реакция на стон, долетевший до нее с другого конца четырехкомнатной квартиры. Стон издала ее сестра. С опозданием Оля поняла, что не слышит музыки. Почему они ее не включили? Закончилась кассета?

Оля поднялась, вытерла со стола расплескавшийся чай, хотя кружка была наполовину пуста. Замерла, не зная, что делать. Неужели ощущение настолько сильное, что заставляет тебя кричать? Оля и верила этому, и не верила. Она слышала, женщины иногда нарочно ведут себя так, симулируют, что им хорошо, но бывает им на самом деле так хорошо. Об этом ей говорила Анжела, женщина лет тридцати двух, с которой они были соседями в санатории. Анжела отдыхала там одна, быть может, поэтому некоторое время она провела с девушкой-подростком по имени Оля. Пожалуй, единственный опыт общения с взрослой женщиной на фривольные темы. И единственный подобный подарок со стороны родителей, отправивших младшую дочь на зимние каникулы в санаторий. После того, как перед Новым годом Оля переболела ангиной.

Анжела рассказала много чего. То ли благосклонное молчание временной подруги, годившейся едва ли не в дочери, стало тому причиной, то ли удовольствие, которое она получала, просвещая девушку-подростка. Оля услышала от нее разное, мелочи, которые знают только опытные женщины, но большинство информации проходило мимо сознания. Не было зацепки, некоего сравнения, позволявшего воспринять услышанное адекватно. Впрочем, слова Анжелы откладывались, как припасы, положенные в погреб, и позже всплывали, если только жизненная ситуация являла малейший раздражитель.

Вот как сейчас.

Действительно ли Владе настолько хорошо, что она не сдерживается и кричит, хотя знает, что в квартире кроме них со Стасом есть другие люди? Оля не знала, что и думать. Старшая сестра частенько выглядела темпераментной девушкой, одевалась, особенно летом, вызывающе, откровенно. В теперешнем возрасте своей младшей сестры Влада уже постоянно встречалась с парнями. Если же быть точным, Оля помнила, что сестра начала встречаться с представителями противоположного пола уже в тринадцать лет. Странно, что родители, достаточно строгие, воспринимали поведение и одежду старшей дочери спокойно. Или родители просто не замечали то, что видела их младшая дочь? То, что они строгие и с ними не все так просто, убеждала реакция Влады на собственный День Рождения, когда она не поняла, кто вернулся домой. Она испугалась при мысли, что отец с матерью поймут, чем она занимается со Стасом.

Да, скорее всего, они просто многое не замечали.

Шлепки босых ног в прихожей. В дверном проеме показалась Влада. Она направлялась в ванную, но, увидев сестру, остановилась, задержала руку на дверной ручке. На ней были лишь беленькие трусики, больше ничего. Даже халат не накинула. Груди, относительно большие для ее сложения, колыхнулись и замерли в такт хозяйке, направив свои соски в сторону младшей сестры. Они напоминали чьи-то широко расставленные глаза, созерцавшие с тупым любопытством.

Оля, стоявшая посреди кухни и смотревшая в прихожую, почувствовала себя глупо. Казалось, она стояла здесь и прислушивалась к происходящему в одной из спален квартиры. Кажется, она покраснела.

Влада широко улыбнулась. Веселье было даже в глазах.

– А, сестренка, – промурлыкала она, не двигаясь, стоя с одной вытянутой рукой, будто демонстрировала себя.

Ее улыбка кое-что объяснила Оле. Музыка не закончилась, нет. Влада нарочно выключила магнитофон, прежде чем последовало продолжение кувырканий со Стасом. Влада ничуть не смущалась, что сестра услышит ее стоны. Более того, она хотела, чтобы это произошло.

Не так давно Влада разозлилась, что Оля явилась в самый неподходящий момент. И вот она уже выключает музыку, чтобы отпали последние сомнения относительно их времяпрепровождения со Стасом.

Оля опустилась на табурет, отвернулась к окну. Влада хмыкнула, прошла в ванную.

Журчание воды, плеск. Оля поняла, что желание вздремнуть улетучилось. Похоже, лучше уйти. Не хочется, но ничего не поделаешь. Влада вышла из ванной. Оля непроизвольно бросила в ее сторону взгляд, хотя не хотела этого делать. Влада странно улыбнулась, исчезла, протопав к спальне. Послышались голоса. Кажется, Влада на чем-то настаивала.

Оля вздохнула, поднялась. Поколебалась и все-таки направилась к входной двери.

Стас натянул трусы и стоял на балконе, курил.

Влада заглянула в зеркало, поправила волосы, хотя на голове не было беспорядка.

– Оставишь мне на пару затяжек.

Стас оглянулся.

– Тут уже ничего нет, – он показал окурок.

Влада шагнула на балкон.

– Дай хоть это.

Парень протянул ей жалкий остаток сигареты.

– И дверь закрывай, чтобы дымом не тянуло. Сколько раз уже говорила.

– Хорошо, хорошо.

Влада затянулась, чуть не обожгла пальцы, с тихим ругательством щелчком отправила окурок вниз. Стас усмехнулся, приобнял подругу за талию.

Чуть правее торца дома Влады, перпендикулярно к нему, друг за другом располагались три двухподъездные девятиэтажки. Ближняя еще не заселилась, хотя закончились даже отделочные работы внутри дома. За этими домами через дорогу виднелись пятиэтажки. Некогда военный городок, теперь этот район, избавившись от каменной ограды, стал частью Ритма. По другую сторону шоссе от военного городка высилась громада самого радиотехнического завода. Позади завода начинался сосновый лес.

Они вернулись в спальню.

– Ты не пойдешь в ванную? – Влада заглянула ему в глаза.

– Там же Оля.

– Ну, и что?

– Надо одеваться.

– Зачем? Иди так.

Он хмыкнул.

– Ты что серьезно? Так и топать в трусах?

– Можешь и без трусов, что здесь такого?

Он недоверчиво посмотрел на подругу. Она не улыбалась. Она говорила серьезно.

Парень смутился. Он давно понял, что его девушка более чем раскрепощенная. Именно это привязало его к ней. Привязало намертво. Если его иногда и утомляли ее капризы и пока еще смутно проявлявшаяся стервозность, секс с ней компенсировал все. У него уже были две партнерши за тридцать, но в его глазах они не шли ни в какое сравнение с Владой. И все-таки выходить с голой задницей из спальни, зная, что его может увидеть шестнадцатилетняя сестра подруги, было уже слишком.

– Она что, у себя в комнате? – он не знал, хочет ли избежать возможной сцены и умолить себя в глазах подруги.

Та без лишних эмоций ответила:

– Нет, она на кухне.

– На кухне? – он даже вздрогнул.

Влада не посчитала нужным повторяться.

На кухне означало, что пройти в ванную незамеченным невозможно. Если только Оля не прикрыла кухонную дверь. Почему-то Стас был уверен, что не прикрыла. Она же не думала, что парень ее сестры продефилирует обнаженным, чтобы принять душ. Кроме того, дверь в кухню в этой квартире всегда оставалась открытой.

– На кухне, – непонятно было, спрашивает он снова или просто констатирует факт для самого себя. – Она меня увидит.

Брови Влады слегка приподнялись.

– Тебя это так смущает?

Стас неловко хихикнул.

– Влада, она еще ребенок. У нее и не было никого, я имею в виду мужчину. Еще испугается, бедняжка.

Лицо подруги изменилось. Совершенно неожиданно. Только что небо было практически чистым, и вот его уже скрыли низкие тучи, черные, дышащие гноем.

– Ты уверен, что не было? – она шипела, не говорила. – Что ни одного мужчины?

Он пожал плечами. Конечно, он ни в чем не был уверен.

– Хватит ныть. Сходи в ванную, что здесь такого? Я хочу, чтобы ты подмылся.

Голос насыщала злоба, Стас даже удивился. Чего она так нервничает из-за какой-то ерунды?

– Хорошо, – ему сейчас меньше всего хотелось скандалить. – Но я хоть штаны натяну.

Она не стала убеждать его идти в трусах. Эта настойчивость выглядела бы глупо. Стас вышел из спальни, спустя несколько минут вернулся.