Глава 1
– Юрка, хочешь вернуться в Советский Союз?
Вот так, со свойственной ему непосредственностью, вдруг обратился ко-мне Вовка Ярошевский. Данный вопрос был задан ровно год назад, на прошлогодней встрече одноклассников по поводу тридцатилетия нашего выпуска.
Вполне ожидаемо та июньская встреча, годичной давности, напоминала нечто среднее между «конкурсом крутизны», фестивалем личных «понтов» и ярмаркой тщеславия, подробно описанной в классической зарубежной литературе. Если парни кичились своими текущими званиями, должностями, окладами и капиталами; то девчонки вовсю демонстрировали свои наряды, с гордостью называли фамилии нынешних мужей, сумевших обеспечить наших школьных красавиц данной роскошью, а ещё… Машиной, годовым абонентом в крутой фитнес зал, бриллиантами, недавней поездкой к лазурному побережью и прочим, и прочим, и прочим.
Да, собственно, и от меня самого на той юбилейной вечеринке разило откровенным снобизмом. Ну, никак я не мог ударить в грязь лицом, не подчеркнуть свой высокий статус в крупной нефтяной компании, который многих заставляла общаться со мной с определённой завистью и нескрываемым уважением.
Однако минувший год, с резким падением мировых цен на нефть и обвалом рубля, сумел-таки опустить кое-кого с небес на землю, порядком переиграв былые расклады наших жизненных судеб. Увы, но среди тех неудачников, которые были выброшены за борт океанского лайнера под названием «Успех», оказался и я, автор данных строк.
Новый гендиректор, молодой и чересчур эмоциональный тип, с немецким дипломом крутого топ-менеджера (и уж очень «волосатой» рукой в Кремле), предпочёл расставить на ключевые должности своих людей. Данные руководители обладали так называемым: западным мышлением. В связи с чем, вне стен офиса оказалась едва ли не вся «старая гвардия». По сути, уволили тех самых людей, которые на протяжении последних двадцати лет не только поднимали, но и тянула в гору нефтяной бизнес области. Остались лишь единицы, в том числе мой бывший шеф Дмитрий Иванович Теплюк, который бился за меня до последнего, однако все его усилия оказались тщетны.
В общем, я вдруг очутился по иную сторону баррикад и теперь мог наблюдать за окружающим меня миром под совершенно иным ракурсом. Потому и наша прошлогодняя встреча школьных друзей, по тем временам вполне милая и романтичная, в моих новых реалиях вдруг превратилась в слащаво-приторную тусовку, переполненную цинизма и откровенным пренебрежением по отношению к менее удачливым друзьям-одноклассникам.
Возможно, сейчас я покажусь кому-то чрезвычайно озлобленным… Собственно, так оно и есть. Во мне действительно накопилось слишком много желчи. Ну, а как иначе? Достаточно вспомнить всем известного почтальона Печкина, у которого не было велосипеда… Примерно та же ситуация оказалась и у меня, лишённого работы. Впрочем, дело тут даже не в том, что я в одночасье потерял «тёплое место», а в том, что лишили меня этой самой должности как-то неправильно, нечестно, подло ударив ниже пояса. Отсюда и моё нынешнее раздражение, неприятие абсолютно всего, что меня ныне окружало. Кроме обиды, в моей душе нынче господствовало ещё и отчаяние за своё ближайшее будущее. Потому как кроме своего стабильного места в нефтяной компании, рухнуло и всё остальное. Весь тот мир, к которому я уж давно успел привыкнуть.
Кое-какие накопления от прежней жизни у меня, конечно же, остались. Однако с моими-то прежними запросами, этой суммы едва ли хватит на пару ближайших лет. После чего, я буду вынужден расстаться с кое-какой недвижимостью, пересмотреть сложившийся годами образ жизни, забыть о заграничных отпусках, дорогих шмотках, новых автомобилях… В общем, цену того что имеешь, понимаешь лишь тогда, когда это потеряешь.
Допускаю, что кто-то может удивиться: дескать, что за идиот? Не уж-то отработав на нефти едва ли не половину своей жизни, он ничего не сумел отложить на «чёрный день»? Куда могли улетучиться вовсе не слабые зарплаты, доходы и прочие дивиденды?
Да! Не отложил! Да, жил текущим днём, здесь и сейчас, наслаждаясь каждой прожитой минутой. Не отложил, потому, как был абсолютно уверен в своей «непотопляемости». Кроме того, я был уверен в том, что мои прежние заслуги перед компанией уж точно обеспечат мне не только благополучное настоящее, но и безбедную старость. И вот, в один прекрасный момент всё это исчезло словно мираж в пустыне. Как не крути, а таковыми были реалии дикого капитализма, в который загнали нашу державу махинаторы-реформаторы эпохи Горбачёва-Ельцина. Возможно, именно поэтому я и вспомнил о том самом вопросе, заданном мне год назад Вовкой Ярошевским. Хочу ли я вновь вернуться в Советский Союз?
Уверяю вас, именно сейчас, я бы ответил ему, вовсе не задумавшись: «Да! Да! Да!». Потому как годы, прожитые при советской власти, у меня ассоциируются исключительно с временами стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Меж тем, тогда, двенадцать месяцев назад, со свойственным мне былым снобизмом и деловитостью крупного руководителя, я попытался уточнить:
– Ты имеешь в виду, вернуться в наше детство?
– Нет, Юрка! Именно в Советский Союз!.. – ответил мне Володя. Выдержав короткую паузу и не получив от меня, бесспорно ожидаемого всплеска положительных эмоций, он грустно добавил. – …Я там работаю!
После вышеозначенной фразы, я и послал Ярика куда подальше.
Да и честно сказать, о чём вообще, можно говорить с неудачником, в своё время мечтавшем стать гинекологом лишь с одной единственной целью: свободно и беспрепятственно созерцать женские прелести. Пять лет Вовка безуспешно подавал документы в мединститут, но так в него и не попал. Ко всему прочему, на нашу прошлогоднюю встречу одноклассников, о которой я нынче вспомнил, он и вовсе заявился одетый, как клоун. Имею в виду, одежду, свойственную прошлому веку. Подобные «наряды» если и возможно было где-то отыскать, то не иначе как в деревенской комиссионке или того хуже на мусорной площадке.
Вообще-то, Вовчик безобидный и вовсе не пакостный мужичок, правда, с некоторым прибабахом. Чудаковатый и сам себе на уме, словно живущий в ином мире… Впрочем, как в последствие выяснится, он действительно, был не от мира сего. Точнее, вовсе не из нашей реальности. Но об этом несколько позже…
«Твою ж мать!.. – ругнулся я про себя. – …Я вновь вспомнил о Ярошевском!.. Об этом грёбаном рекламном агенте или!.. Вот бы ещё узнать, чем он ныне занимается? Вы сами посудите, что за бред?.. Он, видите ли, работает в СССР?
Тема Советского Союза для меня, в некотором роде закрытая… Если хотите, заповедная, тщательно охраняемая и предназначенная лишь для внутреннего пользования. Здесь и моё комсомольское прошлое и тот же тесть, заслуженный и почётный член партии. Да, и супруга с шурином, названные в честь вождя… В общем, это весьма значимая часть моей былой биографии, нечто родное и близкое. Тут целая эпоха, которую нам, увы, никогда более не вернуть. При этом какой-то псих вдруг заявляет мне о том, что он там, видите ли, работает!
Это даже ни шутка, а какое-то кощунство, пригоршня соли на открытую рану.
Вполне допускаю, что Вовка имел в виду нечто иное. Возможно созвучную аббревиатуру некой компании по распространению каких-нибудь там бадов или бесполезных вещей. К примеру, Супер Современная Сковорода Российская или Революционная. Отсюда и СССР…
Эх, чёрт! Я вновь думаю совсем не о том, о чём мне следует думать. Быть может, данные размышления – это не что иное, как своеобразная внутренняя защита моего разума. Защита от того, чтоб я случайно не сошёл с ума, ломая голову над одним единственным вопросом: идти ли мне нынче, двадцать седьмого июня, на очередную встречу одноклассников или остаться дома?
Пожалуй, не пойду! Чего я там не видел? Ладно, если б нынче был какой-то юбилей. Двадцатилетие или тридцатилетие со дня нашего выпуска, как это было в прошлом году. На крайний случай, тридцати пятилетие. Тогда как сегодня, ничего примечательного. Обычное мероприятие, с небольшим количеством участником, которое наверняка выльется в обычную, ничем не примечательную пьянка и очень скоро забудется.
Пару недель назад, я действительно получил приглашение на очередную, тридцать первую годовщину нашего выпуска. Пусть и ответил я на то приглашение согласием и даже успел внести первоначальный взнос на предстоящее торжество – это ничегошеньки не значило. Я имел полное право вовсе никуда не ходить!.. Быть может, у меня внезапно появились срочные и неотложные дела!.. В конце концов, авария, катастрофа, серьёзное ДТП!.. Со мной могло приключиться всё что угодно!
Попробуем представить, что будет на предстоящей тусовке, если я её тупо проигнорирую. Моё отсутствие могут попросту не заметить. Либо вскользь вспомнив, подметить: дескать, жаль, что с нами сегодня нет Юрки Михайлова. Впрочем, обо мне могут вспомнить и с совершенно иными акцентами.
Кто-то случайно обмолвиться о моём расставании с нефтяным бизнесом, понеслось!.. Смешки, хихоньки-хаханьки, приколы!.. И как итог, моя персона превратиться в центральную тему для обсасывания в течение всего нынешнего вечера!
Если ж я буду присутствовать на том сабантуе, от звонка до звонка, этого уж точно не произойдёт. Мужики побояться, девки постесняются!.. – ещё раз, глянув на часы, я решительно встал с кресла. – …Да, чего тут думать? Свой былой лоск я ещё вовсе не растерял!.. От меня всё ещё веет разумным риском, уверенностью и непокорностью. Мой BMW премиум класса, по-прежнему в гараже!.. Как не крути, а я многим из своих школьных друзей ещё сумею утереть нос. Стоит лишь немного приврать, о чём-то умолчать, кое-что сгладить или приукрасить!.. Короче, прорвёмся. И не из таких переделок выбирались!..»
– Вилена, я уезжаю!.. – обращаясь к супруге, я выкрикнул уже из прихожей. – …Вернусь ближе к полуночи!
Обычно я называю её Леной. Так же к ней обращается и большинство её подруг, общих знакомых. Однако когда ситуация требует некоего официоза, я предпочитаю называть жену её полным именем: Вилена. Ведь именно это имя значиться в её паспорте. Производное от Владимира Ильича Ленина. Повторюсь, отец Виленки был весьма известным партийным функционером, ещё былой, сталинской закалки. Кроме того, он являлся участником и ветераном Великой Отечественной. Невзирая на то, что моя супруга родилась во времена Брежнева, тем не менее, своими юношескими революционными идеалами, Борис Ефимович так и не поступился. Его старший сын, мой шурин, был назван Владиленом (всё от того же Владимира Ильича Ленина), а младшая дочь, соответственно, Виленой.
Именно с протекции тестя, того самого Бориса Ефимовича я, секретарь комитета комсомола крупного предприятия, после развала Советского Союза и попал в нефтяной бизнес.
Отец Вилены чуть-чуть не дотянул до своего девяносто пятилетия. Как вы, наверное, и сами успели догадаться, после его смерти (приключившейся около года назад) я и потерял всякое покровительство, свою былую непотопляемость, о которой ранее уже успел упомянуть.
Что же касаемо супруги, она была младше меня на четыре года. В детстве и юности мы жили с ней в одном дворе и учились в одной школе. Она прекрасно знает всех моих школьных друзей и бывших одноклассников, которые когда-то казались Вилене едва ли не дядями и тётями. В отличие от меня, супруга никогда не являлась сторонницей встреч с былыми школьными друзьями, считая подобные посиделки лишь дополнительным акцентированием своего нынешнего возраста, что могло весьма и весьма вредно сказаться на женской психике.
При этом суженная вовсе не препятствовала уже моим аналогичным встречам. Быть может, данный либерализм был связан с тем, что Виленка вовсе не видела среди моих бывших одноклассниц более и менее конкурентоспособных ей барышень. Кроме всего прочего, в сегодняшнем школьном мероприятии, Вилена находила для своего мужа прекрасную возможность отвлечься от навалившихся проблем, отчасти сменить обстановку и, чем чёрт не шутит, найти хоть что-то способное вернуть меня к жизни, вывести из растянувшейся на несколько месяцев депрессии.
В целом, мне грех было жаловаться на свою семейную жизнь. По крайней мере, с супругой я уж точно угадал. Потому как у Лены был вполне покладистый и вовсе не скандальный характер. Возможно, по этой самой причине мы и прожили с ней душа в душу более двадцати лет.
Поверили? Зря поверили. Я соврал.
Соврал, что называется: по привычке. Если у бюджетников или там пенсионеров принято плакаться по поводу нищеты, низких зарплат и пенсий, то у менеджеров среднего звена (коим я до последнего времени являлся) и уж тем более у менеджеров нефтяного сектора, напротив, принято пускать пыль в глаза. Данная привычка из профессиональной сферы, постепенно перекочевала в бытовую плоскость. Эта самая привычка породила образ мышления, образ жизни. Когда что-то приврать считается едва ли не нормой, сравнимой с утренней чашечкой кофе.
Если, отвечая на вопрос «где ты работаешь?», кто-то вдруг скажет: в Газпроме или Сибнефти – это уже круто и престижно. И вовсе не важно, что работает тот человек в нефтяном бизнесе обычным слесарем или мастером, получая на пару тысяч больше, чем тот же самый слесарь из иной, менее престижной сфере; что миллионные зарплаты получают здесь лишь топ-менеджеры и владельцы компаний. Одно лишь слово «Газпром» или «Сибнефть» отчасти завораживает, говорит о некоей стабильности, уверенности в будущем. Данную легенду необходимо всеми силами поддерживать, чем-то подкреплять, подпитывать, дескать, всё у меня на мази, как на работе, так и в личной жизни, ведь я работаю ни где-нибудь, а в нефтяном бизнесе.
Потому и о наших семейных отношениях я обмолвился, отчасти выдав желаемое за действительное. На самом деле, наша совместная жизнь ничем не отличалась от тысячи иных российских семейных пар. Существует такое понятие, как «ровные отношения». Именно такие отношения, без каких-либо всплесков, безумных эмоций или взаимных претензий на протяжении последнего времени установились между мной и Виленой. Как меня, так и мою супругу подобное положение вещей вполне устраивало. В последние лет пять, наш брак и вовсе перерос в некую повседневную обыденность, с чётким распределением обязанностей и каждодневными действиями, напоминавшими обязательный ритуал. Однако данное обстоятельство вовсе не могло поколебать многолетний статус нашей семейной пары, как счастливой и отчасти образцово-показательной.
– Юра, но ведь ты, кажется, собирался провести вечер дома!.. – Лена поспешила выйти в прихожую, дабы успеть застать меня в домашних стенах.
– Передумал! Посчитал необходимым встретиться с Фофанон!.. – соврал я, чуть потупив взгляд. – …Собираюсь кое-что с ним обсудить. В лёгкой, неофициальной обстановке договориться с ним будет гораздо проще. Да, и где ты его просто так выловишь?.. Он ведь у нас занятой, весь в делах, в понтах, в телефоне!
– Быть может, тебе попробовать вернуться на прежнюю работу? Давай, я поговорю с твоим бывшим шефом, с Димой!.. То есть, с Дмитрием Ивановичем!
– Нет-нет! Ни в коем случае! – ответил я в несколько резкой форме.
– Михайлов, а может, ты всё ж таки, отбросишь свои амбиции?
– По-моему, мы ранее обсуждали данную тему!.. – я уж было собрался вспылить, однако Виленка поспешила опередить мою жёсткую аргументацию.
– Ну, ладно-ладно! Делай, как знаешь! Ты, кстати, машину брать будешь?
– Мне наверняка придётся выпить. Уж лучше, я вызову такси…
Глава 2
Обращаясь памятью в свои школьные годы, могу уверенно сказать о том, что наш класс непременно считался дружным. Об этом нам нередко напоминали наши учителя, отработавшие в школе не один десяток лет. Уж будьте уверены, им было с чем сравнивать. Данный факт подтвердили и последующие, после школьные события. Впервые мы встретились на десятилетие нашего выпуска. Собрались, как говориться: по первому зову и практически в полном составе. После чего наши последующие встречи приобрели едва ли не регулярный, ежегодный характер. Кроме нашего десятого «Б», восемьдесят четвёртого года выпуска, подобной долголетней традицией не мог похвастаться ни один из выпускных классов, когда-либо окончивших родную нам школу.
Что же касаемо сценария ежегодных встреч, то был он из года в год примерно одним и тем же. Двадцать седьмого июня, в семь часов вечера мои одноклассники собирались во дворе школы. Немного поболтав и обменявшись последними новостями, мы отправлялись в близлежащее кафе с летней верандой, либо на берег реки, где собственно и происходила как официальная часть предстоящего мероприятия, с тостами и поздравлениями, так и неформальная, практически неконтролируемая фаза данного торжества.
Так уж сложилось, что я не особо любил начало наших ежегодных мероприятий. Потому и преднамеренно старался на них опаздывать. А вот вторая часть вечера (которую я ранее назвал неофициальной) непременно оставалась для меня более привлекательной. Ведь именно там, в неформальной обстановке, как-то сами собой исчезали нынешние должности, звания, прежняя напыщенность и прочая показуха. Госпожа Прыгунова, директор весьма известного в городе риэлтерского агентства, вдруг превращалась в обычную Лариску, которую мы знали на протяжении десяти школьных лет. А чемпион Европы по классической борьбе, Константин Усталов становился прежним Костяном, с которым мы вместе сбегали с уроков, дабы отправиться на речку или поиграть в футбол.
Быть может, именно эта самая изюминка, когда окружавшие тебя люди вовсе не пытался залезть тебе в душу, когда бывшие школьные друзья запросто возвращались своими воспоминаниями в детство, перевоплощаясь из взрослых, солидных дяденек и тётенек, в обычных парней и девчат, тех самых одноклассников, которых мы прежде хорошо знали. Именно эта самая непосредственность и являлось чем-то неповторимым и привлекательным, что и позволяло нашей ежегодной традиции, по прошествии стольких лет, не потерять своей изначальной притягательности, не кануть в небытие.
Встречи, о которых я веду ныне речь, обычно заканчивались ближе к полуночи. Однако мы могли задержаться и до следующего утра, наслаждаясь прибрежной тишиной или, напротив, распевая хором шлягеры восьмидесятых под гитарный аккомпанемент Михаила Лохновского.
Кстати, о Лохновском… Мишка так и не выбился в известные музыкантом, в исполнители собственных песен, невзирая на то, что были те песни просто обалденными.
По молодости лет Михаил отправился в Москву, пытаясь покорить столичную эстраду, даже был знаком с нынешними звёздами. Но, увы, бешеной популярности он так и не получил. Потому и вернулся в родной город. Долгое время работал на заводе, в литейном цехе. Ну, а сейчас, после полного закрытия данного предприятия, трудится в какой-то мелкой фирме, едва ли не курьером.
На самом подходе, я расслышал знакомые голоса, доносившиеся со школьного двора. Правда, из-за высокого кустарника я так и не смог разглядеть кого-либо из своих бывших одноклассников. А чуть позже, в душном июньском воздухе мой нос вдруг уловил стойкий разномастный запах престижного парфюма. Исходил он примерно из той самой области, где и должны были собраться друзья, с которыми я провёл бок о бок не менее десяти лет своей жизни (фактически, пятую её часть).
– Юрок, ты ли это?.. – первым меня заметил тот самый Фофан, по поводу которого, совсем недавно я обмолвился в разговоре с Виленой. – …Дружище, какими судьбами?
Игорь Феофалов (он же Фофан) был одним из тех, кто после восьмого класса поступил в авиационный техникум, при этом связи с бывшими одноклассниками он вовсе не терял.
В эпоху горбачёво-ельценского бардака кое-кто из моих бывших школьных друзей, бросив институт, отправился на поиски быстрых и лёгких денег. Именно Фофан, только-только дембельнувшийся с военно-морского флота, сумел-таки собрать тех «искателей приключений» в одну группу. По началу, ребята брались за любые разовые подработки. К примеру, мыли вагоны в трамвайном депо; нанимались униформистами в цирк. Однако очень скоро парни Феофалова предпочли заняться более прибыльным и менее затратным занятием. Решающим в выборе будущего «промысла» оказалось весьма близкое соседство нашего микрорайона с крупным рынком.
Когда наша страна только-только познакомилось с заморским словом «рэкет», мои школьные друзья, под предводительством всё того же Фофана уже вовсю «шерстили» колхозником и кооператоров, торговавших на том самом рынке. Именно так, через беспредел, через откровенный криминал, кое-кто из них и обзавёлся своим первоначальным капиталом.
Лет через пять, когда во власти появились серьёзные люди, когда правоохранительные органы объявили войну организованным преступным группировкам, бригада Феофалова по-тихому разбежалась, легализовавшись в иных, вполне официальных сферах. Так Андрей Зайцев открыл фабрику по производству пластиковых окон; Женька Малюта обзавёлся собственным рестораном. Один лишь Саня Каржановский (Коржик) угодил за решётку. Да, и то по пьянке. То есть, и по собственной глупости, попавшись на банальной драке, с «отягчающими». По крайней мере, именно так прозвучала официальная версия, которую донесли до обычных обывателей бывшие «братки», а ныне уважаемые люди.
После тех криминальных событий Игорь подался на Север. Поговаривали, будто-то бы он обзавёлся там каким-то серьёзным бизнесом. Правда, о тех «северных делах» Фофана вовсе не было никакой конкретики, всё оставалось на уровне слухами. Как-то проскочила информация, будто бы Феофалов обзавёлся своей собственной нефтяной вышкой, с которой получает запредельные дивиденды. Данный факт (то есть, наличие вышки), вроде бы, неоднократно подтверждал ещё один бывший одноклассник Сергей Дормачёв, в середине девяностых отправившийся за длинным рублём в Когалым в качестве автомеханика, а ныне имевший сеть собственных СТО в Хантах…
– Не поверишь!.. Случайно проходил мимо и вдруг услышал твой писклявый голосок!.. – ответил я Игорю в той же шутливой форме, в которой он собственно ко мне и обратился.
– Юрка, пару месяцев назад, я случайно услышал новость, будто бы тебя уволили из «Роснефти»!.. – теперь уже Феофалов не упустил шанса ответить мне колкостью.
«Ну, вот!.. – с грустью подумалось мне. – …Не успел ступить на школьный двор, как сразу и началось!.. Представляю, чтоб здесь было в моё отсутствие!..»
– Игорёк, а ты не верь злым языкам! Меня вовсе не уволили!.. – выдержав короткую паузу, я продолжил. – …Я сам оттуда ушёл, громко хлопнув за собой дверью!
– Дружище, не трынди!.. – рассмеялся в ответ Фофан. – …Из «Сибнефти», «Роснефти» и «Газпрома», просто так не уходят! Уж лет двадцать, как я кручусь в нефтегазовых сферах, потому мне доподлинно известно то, о чём я сейчас говорю!
Именно так (с «холодного душа») и началась наша официальная часть, которую, если вы помните, я непременно старался избегать.
Тем не менее, начало нынешней встречи оказалось вовсе не скучным и однообразным, как это было прежде. Причиной вышеозначенных перемен, скорее всего, стал кризис, вызванный санкциями и прочими ограничениями, наложенными на нашу страну коллективным Западом. Тот же Женька Малюта, владелец некогда крутого ресторана, нынче был не особо немногословен. Кто-то шепнул мне на ухо, дескать, у Женькиного бизнеса не самые лучшие времена. Бывает так, что сам Малюта вынужден помогать на кухне, лично чистит картошку и таскает грязную посуду. В общем, под «раздачу сладких подарков» попал вовсе не я один.
Впрочем, не все неприятности следовало списывать на какие-то там кризисы и западные санкции. У нас и «своих врагов» было предостаточно.
Взять, к примеру, Илью Мельника. Большую часть своей жизни Илья отработал врачом «Скорой помощи». Его абсолютно мирная профессия вовсе не имела отношения к каким-либо колебаниям мировых экономик, курсу рубля по отношению к доллару и тому подобному. Тем не менее, Илья, как и многие из нас ныне прибывал в несколько неоднозначном положении. Дело в том, что Илью «порезал» пациент, в квартиру которого тот примчался по срочному вызову. Молодые люди, вызвавшие «неотложку» оказался наркоманами. Один из них испытывал тяжёлую «ломку». «Пациенты» требовали от медиков дозу наркосодержащего препарата… В общем, Илья попал в реанимацию с множественными ножевыми ранениями. Лишь пару дней назад Мельник покинул больничную палату, сейчас он всерьёз подумывает об уходе из «Скорой».
Его супруга, Ирина Мельник, так же наша одноклассница, по девичеству Власова. До последнего времени Иринка работала директором обычной общеобразовательной школы. В этой самой школе когда-то учился и мой сын Андрей. Очень хорошая была школа. По крайней мере, нам очень нравились учителя и сама атмосфера, царившая в школьных коридорах.
Почему я говорю о той школе в прошедшем времени?
Потому, что некоему деятелю из городского отдела образования вдруг пришла в голову «замечательная» идея по объединению нескольких общеобразовательных учреждений в нечто общее. Так с лёгкого росчерка пера были объединены Речное и Медицинское училище; Финансовый институт и Академия физической культуры. По тому же самому принципу, школу моего сына поглотила более крупная гимназия. Причём, если поначалу Ирине было обещано место завуча во вновь образованном альянсе, то по окончанию этого самого слияния, её и вовсе сократили. Сократили и тех самых «хороших учителей». Зато школьные «поборы», говорят, увеличились в разы!
Вот и подумайте: причём здесь кризис?
Хочешь, не хочешь – а невольно вспомнишь «булгаковскую разруху», которая ни где-нибудь, а в наших собственных головах.
Оглядывая присутствующих, я вдруг обнаружил несколько «новых лиц». После долгого перерыва в основную группу школьных друзей вновь влилась некогда «потерявшиеся» одноклассники.
Лёва Попович вернулся из Германии. Когда-то Лёва обучился в медицинском институте на стоматолога. Впрочем, Поповичу не пришлось вылечить ни одного зуба. Потому как Попович удачно вступил в брак с богатой немецкой фрау и тотчас покинул пределы России. Одним словом: альфонс. Не видел я его лет двадцать. Надо полагать, Лёва вдруг вспомнил о Родине, либо его попросту послали на… Эту самую родину.
Примерно та же история приключилась и со Светкой Ивановой, погнавшейся за дорогим женихом в Израиль. После чего Света перебралась в Европу, пытаясь и там найти для себя более-менее выгодную партию. Ну, и параллельно, наша одноклассница ещё и успевала заниматься в тех краях древнейшей профессией.
Обо всём вышеизложенном я узнал за первые пару часов нынешней встречи. Пока народ определялся с местом проведения неофициальной части предстоящего торжества; пока добирались до берега реки; пока обустраивали место; пока разводили костёр, пока произносили первые тосты под холодные закуски – за всё это время я успел пообщаться практически с каждым из своих школьных товарищей.
Впрочем, между разжиганием огня и первым произнесённым тостом был один, весьма примечательный момент, на котором следует остановиться более подробно.
Дело в том, что собирая по округе сухую древесину для будущего костра, я разговорился с Васей Бессоновым. В прошлом Василий был кадровым офицером, а ныне являлся военным пенсионером.
– Юрка, ты б только знал, как в молодости я ненавидел родительскую дачу!.. – в процессе общения вдруг признался мне Бессон. – …Для меня это была самая настоящая каторга. Вспоминая те времена, в памяти непременно всплывают бесконечные пространства, которые мне следовало прополоть или перепахать штыковой лопатой; какие-то дикие горы навоза, машины песка, прицепы опилок!.. Всё это мне необходимо было смешать с той самой перепаханной землёй.
И вот, по прошествии каких-то тридцати лет, в наследство мне достался всё тот же некогда ненавистный дачный участок!.. С каким же благоговением и упоением я нынче за ним ухаживаю! И не просто ухаживаю, я готов пропадать на своей даче с утра и до ночи, трястись над каждым кустиком, над каждой ягодкой, над каждым листочком!.. Наверное, Юрка, мы становимся самыми настоящими стариками. Увы, но наше время постепенно уходит в небытие!..
– Васёк, время тут совершенно не причём!.. Да, и фазенда ваша мне всегда нравилась!.. – усмехнулся я. – …Каждому возрасту свойственны свои интересы. Помнишь, как в молодости мы притащили на твою дачу двух распущенных девиц, с которыми познакомились в электричке? Как ты переживал за то, что на дачу в любой момент могут нагрянуть родители!.. Однако всякие страхи и переживания просто меркли на фоне предстоящего интима! Ловко ж они нас тогда прокатили. Выпив всё спиртное, те заразы тупо сбежали, оставив нас ни с чем.
Ну, а теперь, Вася!.. О каком-либо случайном, спонтанном сексе ты наверняка и вовсе не задумываешься! Да, и потребностей в иных увлечениях, свойственных более молодому организму, у тебя так же не наблюдается. Потому и потянуло тебя к земле…
– Юра, ты бы не спешил записывать меня в бесперспективные импотенты! С этим делом у меня, слава Богу, всё ещё ого-го!.. Ныне тех распутных малолеток я бы со своей дачи уж точно не упустил!.. А впрочем, отчасти ты прав. Свободного времени у меня нынче, действительно, вагон и маленькая тележка!.. – задумчиво почесав свой затылок, Бессонов продолжил. – …Потому, наверное, я и подписался в прошлом году на экскурсию Ярошевского…
– Какую ещё экскурсию? – переспросил я, несколько насторожившись.
– Как?.. Ты разве не знаешь о том, что Вовка возит людей в бывший Советский Союз?
– Не уж-то Ярик разжился машиной времени? – поинтересовался я в надежде получить хоть какой-то вразумительный комментарий.
– Да, нет!.. Ты неправильно меня понял!.. – со свойственной Василию обстоятельностью, он приступил к более развёрнутому ответу. – …Машина времени тут вовсе не причём!.. Организаторы вышеозначенных экскурсий переоборудовали одну из деревень нашей области в городок, живущий по правилам и законам советского прошлого. Прикольная, скажу я тебе, затея!.. Будто бы попадаешь в своё более спокойное и безмятежное прошлое, в своё детство, в свою молодость, где всё расписано на пять лет вперёд. Имею в виду, от одного съезда партии до другого.
Знаешь, Юрок?.. Какими бы мрачными красками не очерняли сейчас наше социалистическое прошлое, чтоб там не внушали нашим детям нынешние средства массовой информации о порочности былого коммунистического режима!.. Юрка, ведь мы жили в том времени, видели всё своими собственными глазами! Потому и могу я заявить с полной ответственностью о том, что мы сами профукали своё счастье! Развалили лучшее, что когда-либо было на нашей планете!
Я, кстати, всерьёз подумываю напроситься к Ярошевскому на повторную экскурсию. Потому как в прошлом году мне удалось пережить оболденные впечатления.