Клыки и розы в Академии Судьбы

Пролог

Каждый шаг к логову монстра отдавался звоном в ушах. Голова кружилась, темные стены множились перед глазами. Перепуганная венка на шее билась так нервно, что пришлось крепко зажать ее ладонью. Чуть сама себя случайно не задушила!

Встав перед самой последней дверью на этаже, я замерла. Как намеренно, сюда не долетал свет голубых газовых шаров, что вальяжно плавали по белому мрамору. Из витражных окон в коридор заливалась лишь темнота, делая прожилки на полу выпуклыми, объемными. Словно вены, налитые мраком.

Погрев пальцы о свой дамский жезл, спрятанный в кармане юбки, я занесла руку над дверным полотном. И резко опустила: тук, тук, тук! Сначала вышло тихо, затем тверже, решительнее. Сердце мое, напротив, почти не билось.

– Войдите, – донеслось сонное с той стороны.

Бросив прощальный взгляд на другой конец коридора – Судьба-богиня, я правда собираюсь влезть в эту петлю? – я толкнула дверь. Бесстыдный оголодавший монстр даже не думал запираться!

Эрик Валенвайд сидел в черном кресле у потухшего камина. Лениво ковырял ногтем сморщенную ткань на колене, безучастно глядел в пустоту. Темно-бордовая рубашка была распахнута на его груди, захватывая и притягивая взгляд магическим лассо. Каким пользуются ловцы эстер-хазского Заповедника, чтобы пленить дикую волшебную тварь.

Плотные шторы, исполненные в той же густо-багровой гамме, что и рубашка магистра, оставляли небольшой просвет на окне. Для ночи. Чтобы та могла заглянуть на огонек… которого, впрочем, тут не имелось. Магистр Валенвайд предпочитал темноту.

Из смежной комнаты, которой полагалось быть спальней преподавателя, донесся жалобный стон. Горло сжало тисками. Боги, я опоздала!

Он уже сделал это с Олив! А теперь, сытый и довольный, глядит в черную воронку камина, ни одним жестом не выдавая вины.

– Вы кто? – Эрик Валенвайд неохотно оторвался от созерцания пепла.

Настолько неохотно, что я без подсказок догадалась: остывшие угли ему намного любопытнее девушки, заглянувшей в кабинет в неурочный час. Уж понятно, что не затем, чтобы обсудить параграф из учебника.

Стон повторился, в разы усилившись. Гад… Гад! Что он сделал с Олли, что подруге так плохо?

Меня дернуло праведным гневом и перетряхнуло от пяток до шеи. В горле запульсировало сердце, и в темный взгляд Валенвайда прокрался секундный интерес.

– Вы не знаете традиций? – недоверие в его голосе граничило с высокомерной брезгливостью. – Всякий, впервые входящий в дом вампира, обязан назвать свое имя.

– Вы прекрасно знаете, кто я! – скользя потной ладонью по пыльным дверцам шкафов, я без разрешения дошла до середины кабинета.

Пальцы подрагивали, в груди творилась форменная канонада. Но я упрямо пробиралась к смежной комнате, из которой слышались отчаянные стоны. Сам магистр их, похоже, не замечал. «Отфильтровывал» за ненужностью.

– Представьтесь, мисс, пока не сделали себе…

Игнорируя предостережения, я дернула медную ручку и бесцеремонно влетела в чужую спальню.

– …Хуже, – договорил мужчина, без видимого интереса следивший за моими перемещениями.

А я уставилась на кровать. Широкую, на какой и трое могли бы уместиться с комфортом. Но лежало на бордовых простынях лишь одно существо… и это была не Олив.

Черная птица – не то сова, не то ворон-переросток – елозила крыльями по постели. Булькала мощным клювом, исторгая из тела грудные стоны. Слипшиеся перья утратили маслянистый фиолетовый отблеск, большие круглые глаза затянуло мутной пленкой.

Нахлынувшую жалость прибило догадкой: птица вовсе не ранена. Она, тролль побери, была трезвой… в прошлом веке!

– У Арри несварение от бразильских орехов, замаринованных в кое-каком крепком зелье… – раздалось скучающее за моим плечом. – Я говорил не налегать.

Валенвайд лениво поднялся и донес свое величавое тело до спальни. Заглянул в комнату, качнул головой осуждающе… И вроде уже собрался пройти мимо, но вдруг развернулся и остановился напротив.

– Даже драный Блэр чтил законы… но первокровная куколка из Парижа считает себя выше каких-то там дряхлых традиций, – протянул холодно, скользя по мне взглядом, точно лезвием.

Сердце сжалось дважды. От упоминания Темного принца, чье обезволенное воинство еще недавно топтало эти земли, сея хаос и боль. И от льда, сквозившего в голосе «вечнозеленого» магистра. Точнее, вечно-бордового…

Эта тварь, бессовестная и беспощадная, вызвавшая мою подругу среди ночи на «отработку», продолжала делать вид, что мы незнакомы!

Ну да, ну да… а весь тот кошмар, случившийся между нами раньше, мне, верно, приснился. Не зря мадам Туше записала в личном деле, что у «юной леди Честер слишком бурная фантазия».

– Веро́ника, – неприязненно выдавила я очевидное, ощущая себя и впрямь куколкой.

Тряпичной, мятой, истыканной длинными иглами, с какими на «темных играх» балуются.

– Эрик, – представился негодяй, каждым ленивым, плавным движением намекая, что у него на соблюдение традиций если и не вечность, то все равно троллья куча времени. – Я вас не приглашал. И обязан наказать за вторжение. Что же мне с вами делать, Вероника?

А разве он не сказал «войдите»? Или мне послышалось? Или по клыкастым меркам этого недостаточно? Как все запутанно в северной академии! Грубой, дикой. Недружелюбной к чужачкам.

– Я искала подругу, – сдержанно оправдалась я.

– Нашли? – гад ехидно сощурился, пряча зрачки в тени черных ресниц.

Окончательно растеряв шарм «воспитанной леди», я цепко осмотрела покои высшей твари. Проклятье! Тут не было даже приличных размеров шкафа.

Кровать приминала высокими изогнутыми ножками темный ковер… и под ней тоже никто не прятался. Я проверила.

Когда я распрямилась, любопытства в скучающем взгляде Валенвайда прибавилось. «Парижской куколке» удалось развеселить породистого мага с выдающимся рационом.

– Где она? Где мисс Омирсен?

Мрачный нетрезвый птиц, стонущий так громко и прерывисто, что аж неприлично, ничем не походил на мою светлоликую подругу. И компанию магистру пернатый составлял явно по своей воле.

Но где тогда Олли?

– Кто? – породистую физиономию тронула растерянность. Наигранная.

В амнезию магистра Санкт-Петербургской академии верилось слабо. И, кстати, не только мне. Уверена, он тоже читал разгромную статью на первой полосе «Трибьюн», посвященную собственной клыкастой персоне. «Забытые тайны семейства Валенвайд» – так она и называлась.

Перед напористыми магессами-журналистками он мог сколько угодно разыгрывать пробелы в памяти. Я бы даже осуждать не стала. Но изображать «возрастное тугодумие» передо мной? В непристойной темноте пустого кабинета? Под грудные стоны нетрезвой птицы?

Имя Олив Омирсен магистр знал так же хорошо, как мое. Сам требовал назваться, чтобы выписать отработку… вот на этот час. Поздний до дрожащих коленок и интимной неловкости.

А всем известно, какого рода «отработки» у Эрика Валенвайда! Но если вдруг кому-то неизвестно – например, нам, благородным девицам из «Эншантели», прибывшим в Петербург на днях, – тем в красках все расскажут аборигены. Местные не стеснялись в выражениях, с упоением погружая пугливых барышень в подробности «ночных сеансов» у магистра.

– Дж-ж-ш-шии-жши… – провыл птиц, неритмично хлопая смоляными крыльями по центру кровати. То правым, то левым.

– Джильберты тут нет, – проворчал хозяин. – Эта проблема моя, не твоя…

– Дж-ши…

– А я говорил, что от самок одни беды, Аарон, – строго процедил Валенвайд. – Тридцать лет назад говорил. И сейчас повторю. Чем более невинно и безопасно выглядят эти «прелестные барышни», чем они слаще чирикают, тем…

Магистр оборвал лекцию на самом интересном и уперся яростным взглядом в меня. Ровно в шею, в пульсирующую вену, которая как раз заходилась в новом танцевальном этюде.

– Зачем вы заявились на мою территорию, куколка? – резко уточнил он, с легкостью уловив мое волнение. Черные зрачки расширились, впитывая страх. Поглощая дрожь, колотившую меня под платьем.

Все знают: для таких, как он, мы и есть «куколки». Тряпичные марионетки, набитые… ну, видимо, чем-то для его специфического рациона полезным. Только на это и годны, что «отрабатывать».

– Зачем? – требовательно рыкнул господин Валенвайд, заставив подпрыгнуть, но тут же присмиреть. Его взгляд раздирал в клочья, разбивал на стеклянные осколки. Будто я совершила преступление, нарушив его вековой покой.

Или сколько там ему лет.

Может, возрастные проблемы с памятью – не шутка, а вполне себе реальность? И он действительно забыл про Олив? И про отработку? Случаются ли провалы от крепленых бразильских орехов?

– Вы вторглись в мой дом. Влезли в мой покой. Нарушили мою тишину, – угрожающе перечислял потомственный вампир. И с каждым мигом мне все ярче вспоминались ужасы, написанные о нем в «Трибьюн». – Стоите тут… дышите прерывисто, дрожите коленками, губу обкусанную выпячиваете… Разбиваете мой заслуженный отдых грохотом перепуганного сердечка… И даже не можете сказать, за каким троллем?!

Смахнув с лица челку (отросшую после трагичного эксперимента уже вполне достаточно, но все равно выбивавшуюся из хвоста), я застонала в унисон пернатому. Потому что вспомнила, зачем шла сюда на самом деле. За каким, собственно, «троллем».

Жуткие птичьи звуки сбили меня с толку, заставив позабыть заготовленный текст. Три фразы, которые я повторяла, стуча каблуками по каменному полу длинного коридора. Снова и снова, снова и снова… чтобы не забыть. И не передумать.

– Мы дружим с Олив с первого курса, – выдохнула я, прибирая свою обкусанную губу обратно. – Мы… вместе поступили в «Эншантель» и…

– Как «трогательно», – фыркнул мужчина. – Это важная информация? Я без нее не усну?

А он вообще спит? Раз есть кровать, то наверняка…

Хотя постель – еще не показатель крепкого сна. Ей много применений можно придумать.

– Вы назначили мисс Омирсен встречу. Сегодня, здесь.

– Допустим, – низкий, хриплый голос пробирался под кожу и потихоньку высасывал из меня жизнь. Я чувствовала, как пол уходит из-под ног и колени наполняются ватой. – Вас так заботит ее судьба?

– Очень сильно, – призналась я, окончательно вспомнив, зачем пробиралась по темному коридору в кабинет преподавателя.

Я собиралась предложить себя. На обмен. И в качестве «утешительной» трапезы.

Но сейчас, когда я стояла в тени жуткой темно-бордовой громадины – а вблизи господин Валенвайд оказался очень высоким! – решимость моя таяла, как сосулька, забытая на весеннем солнце. Медленно, но неотвратимо.

Несмотря на ужас, колотившийся в ребра, я вынуждена была признать: «Трибьюн» выбрал не лучшее фото Валенвайда для первой полосы. Тот звериный оскал, исполненный брезгливости, и старшекурсницу лишил бы сна.

На деле же магистр имел вид скорее скучающий и отстраненный, холодный и раздраженный… И вовсе не жаждал кого-то немедленно съесть. Наверное.

Контраст между кожей и тканью был столь впечатляющим, что одежда Эрика Валенвайда выглядела абсолютно черной. А сам он – пугающе белым. Но я знала, что это обман зрения. Да и сама, как прочие ученицы «Эншантели», не смогла бы похвастаться загаром.

Бледность была ему к лицу – она фактурно выделяла скулы и высокий лоб. Плотные тени графично очерчивали подбородок с опасной ямочкой. Широкие брови нависали над внимательными глазами, отчего взгляд магистра ощущался тяжелым, давящим. Он падал на меня сверху куском обрушившейся скалы и обещал размазать в алую лужицу.

Темные волосы с неявным каштановым отливом изгибались волной и доходили мужчине до плеч, несколько коротких прядей выбивались на виски и глаза. Словно вампир тоже стал невольной жертвой эксперимента, после которого третий месяц отращивал несчастную челку.

В глянце его задумчивых глаз танцевали отблески уличных фонарей. Под определенным углом радужки казались густо-бордовыми, но издалека это было малозаметно. Довольно молодое, гладкое лицо странно сочеталось с вековой усталостью во взгляде. Без шуток – ве-ко-вой!

– Значит, моей подруги здесь нет? – я окинула взглядом негостеприимный интерьер.

– Ве-е-ерно, – медленно покивал хозяин, ковыряя ногтем пуговицу на распахнутой рубашке. – Аарон Черный вторгся в мои планы с присущими ему «вежливостью» и «тактом».

– А-а-арон это?..

– Вожак стаи ламбикуров, – вампир ткнул длинным пальцем в пернатое нечто, размазанное по простыням. – Я перенес встречу, о чем уведомил мисс Омирсен теле-маго-граммой некоторое время назад.

– Но как же…

Почему Олив не сказала мне? Она ушла и в комнату не вернулась!

Как можно потеряться в промежутке между двумя спальнями? Тут всего-то три этажа разницы.

– Вам тоже не следует здесь быть, – Валенвайд равнодушно дернул плечом и указал на спасительный выход.

– Знаю, сэр.

Будь дело только во мне, мои ноги навсегда бы забыли дорогу в кошмарное место. Пахнущее крепкими зельями, пылью и чьим-то страхом. Вполне вероятно, моим.

– Я даю вам возможность уйти.

– Ваше благородство не знает границ… – сарказм внепланово просочился в голос.

– А с мисс Омирсен и ее отработкой мы разберемся без вашего навязчивого участия… леди Честер.

И все-таки он меня отлично помнил!

– Я не могу позволить вам разбираться без моего участия, – выдавила нерешительно. – И с моим не позволю. Отработки не будет.

– Вот как? И как же вы мне, ради драного Блэра, не позволите? – фыркнул он так, что челку со лба смело начисто.

– Я вас отговорю.

По спальне разлетелось жуткое грудное карканье. Я было решила, что птиц очнулся, но это был, видимо, вампирский смех. Потому как бледные губы Валенвайда дрожали подозрительно в такт исходящим звукам.

Стоять под колючим, ранящим градом, которым, по ощущениям, обернулся его хохот, было унизительно. До липких мурашек на лопатках. Но и уйти я не могла.

Говорят, вампир, в жилах которого течет высшая магия, может на вкус определить чистоту. Попробуй Валенвайд меня – сразу скажет, что я «приторная первокровка». Так и слышала язвительное причмокивание, от которого судорога сводила скулы.

Но попробуй он Олив… Он все поймет. Сразу же.

Нынче Верховный Совет заставляет регистрироваться всех полукровок. И тот, кто скрывает суть, подвергается гонениям. Исключениям, заключениям, штрафам.

Уже и не вспомнить, за что магсообщество ополчилось на полукровок… Все случилось слишком стремительно. Несколько статей в «Трибьюн», ряд новых законов – и вот уже всем, чья чистота под сомнением, приходит отказ от учебы в академии. А Олли остался последний курс. И если из-за дрянной «отработки» она лишится диплома!..

– О-о-ох… – вырвалось из меня тихое и обреченное.

Я четко осознала, что другого выхода нет. В «Эншантели» Олли делала для меня слишком многое, прикрывала от мадам Туше тысячу раз… А сейчас я должна заплатить за нее. Только и всего. Это честно и справедливо.

Моя кровь не такая и ценная! Во всяком случае, за ней банк Эстер-Хаза охоту не открывает.

– Вы вошли, не представившись. И не ушли, когда вам указали на дверь, – хмуро заметил хозяин спальни. – Вы очень рискуете, Вероника. Вам тут не место.

Каждый нерв в моем теле, натянутом струной, звенел согласием. Я бы предпочла оказаться в любом другом месте. В каком угодно! Пусть даже в вольере с голодным хищником, только не в этой спальне со стонущей птицей на простынях.

Место было совершенно отвратительным! И для неловких бесед, и для предложения, к которому я морально готовилась…

Паршивый из меня маг-дипломат. Боги, я ведь надеялась еще поторговаться. И очень рассчитывала, что «это» произойдет в каких-то менее провокационных интерьерах. Скажем, у окна или у письменного стола… или у книжной полки…

А с другой стороны: какая, к троллям, разница, где именно это случится?

– Вам нельзя трогать Олив, – прошептала я, опустив веки.

– Так и быть, я дам вам одну минуту, чтобы попробовать меня отговорить, – насмешливо промычал мужчина. – А потом убирайтесь туда, откуда притопали.

Да он не вампир-аристократ. Он грубый, невоспитанный тролль, перебравший орехов!

– Олив только выглядит здоровой, – пробормотала я, отчаянно жмурясь. – А на деле – слабая, бледная, обморок на обмороке… От ее «отработки» все равно никакого толку.

Если верить «Трибьюн», Эрик Валенвайд – совсем не тот, кого стоит обманывать. Не уверена, что это вообще возможно.

Но я врала. В отличие от меня, Олли была, что называется, «кровь с молоком». Со сливками даже. Взбитыми. И наверняка пришлась бы пресыщенному мерзавцу по вкусу.

– Вашей репутации не пойдет на пользу, если утром одна из учениц не сможет открыть глаза…

Опять ложь. Если верить прессе, репутация летела черной, пугающей тенью впереди гонимого вампира. По степени напряжения в голосе, с которым произносилось его имя, Эрик Валенвайд давно превзошел Августуса Блэра (справедливости ради – конкурент сам сошел с дистанции). И вряд ли одна не дожившая до рассвета студентка могла сильно испортить его портфолио.

– Время истекло, леди Честер. Где выход, вы знаете.

– Возьмите… – я набрала воздуха в грудь и резко выпалила: – Берите вместо Олив меня.

– Б-брать? – Эрик Валенвайд поперхнулся. Закашлялся, точно бразильским орехом подавился. На гладкий аристократический лоб легла морщина. Широкие брови взметнулись вверх, озарив кабинет догадкой, губы искривились в усмешке. – Ах… бра-а-ать…

Глава 1. Леди

За некоторое время до событий пролога

– Веро́ника Честер!

Распознав в скрипучих, будто пропесоченных звуках свое многострадальное имя, я нервно дернулась. Огляделась по сторонам: нет, желающих занять мое место не было.

Сделав глубокий вдох, я выдвинулась вперед из стайки однокурсниц и понуро опустила голову. За столько лет в Парижской школе изящных колдовских искусств всякий выучит, что мадам Туше предпочитает покорность. Так что следует заранее повесить нос и притвориться тряпичной куколкой для битья – тогда есть шанс, что директриса выберет более мягкое наказание. Может, даже в живых оставит.

Распорядительный зал сверкал потолочным хрусталем, начищенным одним из фирменных заклятий мадам Туше. Своими тайными бытовыми знаниями она делилась лишь с лучшими ученицами. Кружок «одобряемых» юных леди то сужался, то расширялся… Порой из него кого-то бесцеремонно вышвыривали, и даже отличный аттестат не помогал вернуться в любимчики директрисы.

Ровно так случилось и со мной – после приступа в прошлом месяце, когда я умудрилась грохнуться в обморок столь театрально, что случайно порвала жемчужную нить на шее мадам. А потом еще и приземлилась неуклюжей тушей на разбегающиеся перламутровые шарики… Отчего те вспыхнули и почернели, оказавшись вовсе не жемчугом, а искусной магической подделкой.

Вполне предсказуемо, что после неудачного падения я была скинута с «горы любимчиков» в вязкое, грязное болото «бесперспективных бездарей». О чем госпожа директриса не уставала напоминать чередой унизительных допросов и наказаний.

– Я здесь, мадам, – присборив форменную юбку с боков, я присела в реверансе. Столь глубоком, что мой нос грозился проковырять начищенный паркет, в котором отражался блеск хрустальных люстр.

– Вам снова стало дурно. На извлечении, – не вопрос, а суровая констатация факта.

Боги, да… Извлечение. На первом занятии мы вытягивали эссенцию из кристаллической эхеверии. Монотонная работа с каменными цветами меня обычно успокаивала, хоть от нее к концу учебного часа немели пальцы.

Но в этот раз я умудрилась разбить свой кристалл, так и не выудив из него ценный ингредиент. В глазах потемнело, я упала, и испуганная мадемуазель Филли, следуя строгим правилам «Эншантели», тут же сообщила об этом позорном событии директору школы.

Обычный обморок, всякой хрупкой леди простительный… Но со мной слабость стала случаться до обидного часто. И мадам Туше, судя по поджатым тонким губам, это раздражало.

– Мадемуазель Честер, вы не желаете объясниться? – уточнила она сурово, распрямляясь тетивой лука.

Ее идеальная осанка была для учениц примером, а для мадам Туше – поводом для гордости.

– У меня было… – я тряхнула головой, отгоняя подальше желание признаться. – Был приступ паники, мадам. Я испугалась, что не смогу выполнить работу на отлично.

– И потому разбили цветок и порвали портрет? – седая бровь картинно выгнулась.

С портретом легендарной директрисы Буше получилось нехорошо. Перед тем как рухнуть на пол, я скрючилась от кошмарной боли и повисла на золотой раме. Меня будто бы кто-то душил! Я чувствовала, как крупные мужские руки сжимаются на шее, как внутри что-то хрустит, натягивается, пульсирует короткими спазмами…

Потом вместо портрета я увидела их – пальцы, что тянутся ко мне из темноты и стискивают лицо, вдавливаясь в щеки с обеих сторон. Я непроизвольно открыла рот, попыталась вдохнуть: воздуха в груди совсем не осталось. Но мои губы запечатало чужими, заставив позабыть о кислороде.

Я не видела лица мужчины, лишь чувствовала его прикосновения – жестокую хватку и грубый поцелуй. Он впивался в меня зло, яростно, продолжая душить свободной ладонью. Рядом с незнакомцем было холодно и жутко, как в старом склепе. Ощущения были слишком настоящими! Из меня словно вытягивали жизнь – маленькими порциями, растягивая удовольствие…

А потом пришла чернота, скрип рвущегося полотна и звон разбитого кристалла.

Сейчас, утопая в отрезвляющем хрустальном сиянии и перешептываниях, я пыталась убедить себя, что это был просто сон. Секундный кошмар, явившийся мне в час слабости.

В конце концов, легенды о девушках рода Честер, умевших видеть будущее и разбираться в нитях Судьбы, – обычные сказки!

– Мадемуазель Вероника, надеюсь, вы понимаете, что хронические обмороки и приступы дурноты – совсем не то, что желает видеть ваш будущий супруг? – холодно уточнила степенная леди.

Она поправила черный тугой воротничок на морщинистой шее и вскинула на меня ледяной взгляд. Точно в прорубь с головой окунула.

Судя по тому, что согласованный жених до сих пор не засвидетельствовал мне свое почтение, он всю меня видеть не желал. Целиком, от пучка темных волос на макушке до круглых пряжек на форменных туфлях. Вместе с обмороками и прочими особенностями некрепкого организма.

– Догадываюсь, мадам Туше, – прошептала я, пересчитывая черные глянцевые ромбики в одном паркетном узоре. Выходило не то восемь, не то десять, я без конца сбивалась. – Я борюсь со своей слабостью. По мере сил.

– Вы еще язвить изволите?

Тонкая седая бровь взлетела чуть не до потолка, чем привлекла мое внимание к холеному морщинистому лицу. И отвлекла от ромбиков.

– И в мыслях не было! – замотала я головой. – Уверяю вас, я успешно извлекла урок… из неудачного «Извлечения».

Язык твой – враг твой, леди Честер!

– Двадцать три, – строго отчеканила мадам Туше, вызвав внутри приступ паники. И болезненный укол от вопиющей несправедливости, творящейся посреди парижского дня.

– Ох, я прошу, давайте сойдемся на десяти…

– Двадцать три, Честер. И ни одним меньше. Завтра утром я лично проверю ваши успехи.

С видом победительницы, размазавшей соперницу в жалкую слизь, директриса отвернулась к прочим неудачницам, что толпились в холле Парижской школы изящных колдовских искусств. Каждую из них ждало разгромное наказание, сдобренное унизительной тирадой. Но не каждую – двадцать три способа магической очистки столового серебра!

– Наизусть, – мадам Туше решила добить оппонента. Брезгливо дернула тонкими губами и сунула мне в руки толстый учебник по полезной магии. «Пособие для бытовой практики леди-домохозяйки» собственного авторства.

Истинно ценное заклятие – двадцать четвертое – хранилось в ее седой голове. Ходили легенды, что директриса может щелчком пальцев заставить блестеть целый дом. Но еще ни одной любимице не удалось выведать у нее страшно полезную тайну.

Напомнив себе, что громкое сопение юной леди не к лицу, я прижала к груди ненавистную книгу и молча кивнула. Двадцать три так двадцать три. Наизусть? Вот и славно. Я как раз не знала, как убить длинную ночь…

***

– «Тушканчик» сегодня не в духе, – Олив подхватила меня под руку в коридоре.

Ее высокие скулы светились розовым румянцем, красиво оттенявшим фарфоровую белизну лица. Мягкие светлые завитки – пушистые, как двухмесячные котята, – облепляли виски. Умилительная красота подруги добивала меня двумя ямочками на щеках, из-за которых Олли постоянно хотелось щипать, тискать и чесать за ушком.

– Это из-за письма, мадам с утра получила неприятное известие, – нарисовалась по левому борту Монис, с таким пышным рыжим хвостом на голове, будто прицепила к макушке живую лисицу. – Вот и срывает бессильную ярость…

– На мне, – вздохнула я, мысленно уговаривая все двадцать три формулы впитаться через ткань платья. Могут они сделать крошечное одолжение? – А что за известие?

– Кто нам скажет? – флегматично пропела высоколобая Ландра, деловито выдвигаясь вперед. – Но я лично видела, что письмо доставил чей-то старый морф в алом бархатном камзоле. Не почтовик. И мужского пола!

– Какой конфуз…

– Да чтоб на кабинет Туше свалился дождь из мужчин! – хихикнула Олли, розовея сильнее. – Совсем-совсем неодетых…

– Представляю, как она покраснеет, – Ландра приложила холеные ручки к щекам.

– А потом мы побледнеем… – я вздыхала все тяжелее.

Подруги перебрасывались веселыми версиями, что чопорной мадам делать с обнаженным рельефным «ливнем». А меня, точно грозовым облаком, накрывало дурным предчувствием.

Дело было не в двадцати трех формулах, которые предстояло изучить до утра. С этой бедой я как-нибудь справлюсь! А в том видении, из-за которого разбился старательно выращенный каменный цветок.

Жесткие пальцы, вцепившиеся в шею до красных пятен, злой хрип, вползающий в мой рот из чужого… Происходившее в темноте казалось таким реальным. С каждой неделей мои «сны» становились все ярче, все отчетливее. Но кошмар, что случился на «Извлечении», на десять голов превзошел предыдущие.

Даже не видя нитей Судьбы, я ощущала кожей: вот-вот случится нечто черное. Страшное, дурное. И почему-то на язык просилось щекотное слово «Буря».

Не успели мы удалиться от распорядительного зала на достаточное расстояние, чтобы смеяться в голос, как в тон моим гнетущим мыслям противно зазвенели тревожные колокольчики, встроенные в потолочный хрусталь. Следом за звоном пришел голос Туше, магически усиленный и потому противно скрипящий. Точно острые когти, процарапывающие энергетический камень.

– Внимание! Юные леди, чьи родовые имена я сейчас назову, в течение сорока минут должны собрать вещи… по списку… – скрежетало из люстр. – Омирсен. Мэйзон. Вульферсон. Дамилье. Эмеральд. Агастус. Трелье…

– Она что, шутки про голых мужиков услышала? – Монис сделала страшные глаза, пошевелила носом на манер настороженного зверька и прикусила раскрасневшуюся губу. – Нас выселяют? Исключают? Замуж выдают?!

Прозвучало около пятнадцати фамилий. Кого-то я знала хорошо – это были мои соседки и напарницы по тем или иным бытовым факультативам. Иные имена только слышала: мы не пересекались.

Публика подобралась разношерстная – и по возрасту, и по успеваемости. Одни должны были в этом году окончить «Эншантель», другие в сентябре только поступили. Словом, никакой логики и системы. Видимо, у мадам Туше на каждую девушку был свой особый, наточенный магическим напильником зуб.

– Запоминайте, повторять не буду, – лилось из скрипящих люстр. – Два форменных комплекта одежды, два парадных комплекта одежды, три письменных набора, именной дамский жезл, табель успеваемости, личный сборник полезных заклятий, индивидуальный набор извлеченных сущностей… – монотонно перечисляла директриса через колокольчики, рождая нездоровую бледность на лицах подруг. И Монис, и Олли, и Ландра услышали свои фамилии.

Сбор тянул на пару часов и чемодан самого крупного размера. Прогулка предполагалась ни тролля не увеселительной!

Объявление оборвалось, потолочный звон стих, и раскачивающиеся люстры резко остановили движение. Мадам Туше вышла из распорядительного зала, нашла меня в коридоре и смерила долгим, пытливым взглядом.

– И… Честер, вы тоже отправляетесь, что не отменяет предыдущего наказания. Книгу возьмите с собой, – договорила директриса своим обычным голосом и поджала губы. – Не нравятся мне ваши обмороки.

Да будто я от них эльфийское наслаждение получаю!

– К-куда отправляюсь? – я прижала к себе учебник, точно он мог защитить меня от своей прародительницы.

– В Санкт-Петербургскую академию магии, – елейно улыбнулась мадам, пряча истерзанное письмо в карман платья. – С дружеским визитом, для полезной практики и обмена опытом. Ректор лично прислал приглашение…

Как всякая безупречная леди, взращенная в садах «Эншантели», Алианда Туше держалась великолепно. Она командовала «парадом», в равных долях распределяя в тоне строгость и холодность. Ничто в ее равнодушном лице не выдавало той взвинченности, которую можно было предположить по измятому письму, поспешно сунутому в карман.

Пока из люстр лилось дребезжание, я еще надеялась, что мадам забудет о моем обмороке и о несчастном серебре, которое совершенно некому почистить. Теперь же вместе с толпой «отосланных» плелась в спальное крыло. Где это видано, чтобы делегацию собирали за сорок минут и отправляли средь учебного дня?

Про северную академию мы все были наслышаны, и потому к комнатам тащились хмуро и неохотно.

Руководил заведением князь Карповский*. Столь мрачный и резкий в своих решениях, что в Петербурге временами недосчитывались первокурсниц. В преподавателях там числились и другие странные личности, которым место скорее в вольере для диких тварей, чем за кафедрой.

Многие из магистров были в опале у Верховного Совета – за прежние грехи и сомнительные дружеские связи. Об одном из таких – Эрике Валенвайде – мы утром читали с подругами в «Трибьюн». Хищнику с темным прошлым отдали первую полосу главной газеты магического сообщества, а это что-то да значит!

Жестокие бойцы и ловцы тварей, проклинатели и отравители – вот кого выращивали в тех мрачных стенах. Отец рассказывал, что в Петербурге преподают запрещенные заклятья, стоящие на границе Темной и Светлой материи. И вот туда мадам Туше решила отправить перепуганных девушек с дамскими жезлами?

Для обмена опытом? Не смешите мою морфиху, она уже старенькая. Да мы им разве что на корм сгодимся!

Судя по понуро опущенным головам, мои спутницы думали о том же. Чем таким мы провинились перед директрисой? Неужели все дело в глупой шутке про брутальный дождь?

– Нет смысла бунтовать, – спокойно заключила Монис, затягивая рыжий «лисий» хвост в походный пучок на макушке. – Будем спорить, она еще парочку наказаний накинет…

Соседка первая приступила к сборам, действуя решительно и показывая нам пример. Олли тоже принялась механически кидать вещи в свой синий бархатный чемоданчик.