Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.
© Клюев Е., текст, 2020
© Павликовская М., иллюстрации, обложка, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2021
* * *
Евгений Клюев – один из самых ярких писателей современной русской литературы, поэт, филолог, лауреат престижных литературных премий, кавалер Ордена Почётного Додо, признанный эксперт в литературе абсурда, автор нового – и самого близкого к оригинальному тексту – перевода «Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэрролла. Его сказки входят в школьную программу, их играют на большой и малой сцене в разных странах, на разных языках.
* * *
Сказки Простого Карандаша
– Странный Вы… – так всегда говорил Простому Карандашу Ночник. Ночник – это светильник, который ночью светит, профессия у него такая. – …странный Вы! Да. Зачем Вы пишете сказки?
– Чтобы они были, – отвечал Простой Карандаш, не отрываясь от бумаги: он как раз сейчас заканчивал новую сказку о Прекрасной Принцессе.
– И что же будет, когда Вы напишете эту сказку?
– Будет сказка, – улыбался Простой Карандаш. – Ещё одна сказка.
– Понятно. И Вашу сказку опять положат в стол и запрут там на ключ!
Простой Карандаш останавливался и вздыхал. Ночник говорил правду. Сказки Простого Карандаша всегда клали в стол и запирали на ключ. От этого было очень грустно. Всякому станет грустно, если его сказки запрут на ключ.
– Может быть, – допытывался Ночник, – Вы пишете плохие сказки? Иначе их не запирали бы на ключ, а?
– Может быть, и плохие, – покорно повторял за Ночником Простой Карандаш, чтобы снова и снова не спорить с ним.
Сам-то он знал, что пишет хорошие сказки. Его сказки были простые, а простая сказка – это и значит хорошая. Только сказки всё равно попадали в стол и пропадали в столе. Стол был огромным, и ящик в нём был огромным – как пропасть.
Простой Карандаш писал, а Ночник светил.
«Странный он! – думал Простой Карандаш о Ночнике. – Спрашивает, зачем я пишу сказки, которые запирают на ключ. А сам-то он зачем светит по ночам, когда все спят? Странный он. Да…»
Но Простой Карандаш, понятное дело, никогда не произносил этого вслух.
Ему, конечно же, очень хотелось заглянуть в стол – не тесно ли там его сказкам. Он забыл уже, сколько их: он давно сбился со счёта. Всех теперь, пожалуй, и не вспомнить: самая первая появилась тогда, когда Простой Карандаш был ещё совсем большим. Ведь у карандашей всё не как у людей: люди рождаются маленькими – потом вырастают большими. Карандаши же, наоборот, рождаются большими, а потом становятся маленькими – и в этом их старость. Чем чаще карандаш затачивают, тем он старше.
Наш Простой Карандаш был пока не очень маленьким, но уже и не очень большим. Вот только в последнее время он как-то быстро стал уменьшаться: наверное, потому, что теперь, записывая сказки, всё сильнее волновался – ну и ломался от этого. Его, разумеется, сразу опять затачивали… в общем, Простой Карандаш старился на глазах.
А в стол Простой Карандаш, значит, не пускали. К утру его обычно ставили в специальный стаканчик, где жили цветные родственники Простого Карандаша. Они очень гордились своей нескончаемой юностью и громадным своим ростом.
– Ты неудачник, – говорили цветные карандаши Простому. – Корпишь над какой-то ерундой, которую всё равно никто не читает! Брал бы пример с нас: мы не размениваемся на пустяки. Мы разрешаем пользоваться собой только тогда, когда надо подчеркнуть какую-нибудь особенно важную мысль.
Простой Карандаш устало кивал в ответ, но, едва лишь наступала ночь, опять исчезал из стаканчика – нестись по ослепительному листу бумаги за всё время убегавшей принцессой. Такова уж была его судьба, да оно и понятно: простые сказки удобнее всего писать простым карандашом.
Однажды ночью Ночник щёлкнул и перестал светить.
– Хватит! – сказал он в сердцах. – Мне надоело. Я не хочу больше тратить на Вас свет. Всё равно от Ваших сказок никакого проку.
И Простой Карандаш начал писать при свете Луны. Луне ведь света ни для кого не жалко. Тем более что, освещая стол, Луна нет-нет да и бросала взгляд на сказки. А как-то призналась:
– Ты хорошо пишешь. Я люблю твоих принцев и принцесс. Мне от них ещё грустнее на свете.
До сих пор Простому Карандашу никогда не говорили ничего подобного. Ведь сказок его никто не читал: они лежали в столе, а стол был заперт на ключ!
Простой Карандаш вздрогнул – и от растерянности даже упал на пол. Его пришлось затачивать – причём не один раз, а два, потому что он сломался ещё и внутри. Но мы-то с вами знаем: когда у нас что-то ломается внутри, наши сказки становятся лучше. Так произошло и сейчас: новая сказка о Прекрасной Принцессе оказалась само совершенство – всё в ней было не так, как в жизни… а ведь для сказки это самое главное!
Настал день, когда Простой Карандаш заточили в последний раз.
Увы, теперь его осталось только на одну сказку, причём совсем коротенькую. И тогда Простой Карандаш написал Сказку о Вечной Жизни. А наутро его выбросили в мусорное ведро.
Цветные родственники Простого Карандаша вспоминали о нём с нежностью, но без грусти. Они все ещё были молодыми и полными сил, потому что никогда не разменивались на пустяки и разрешали пользоваться собой только тогда, когда надо было подчеркнуть особенно важную мысль. А особенно важные мысли, как известно, приходят редко.
Тем бы и закончилась наша простая история о Простом Карандаше, если бы однажды кто-то не забыл задвинуть ящик письменного стола. И тогда – через щёлочку – сказки Простого Карандаша, словно птицы, выпорхнули наружу и разлетелись по всему свету. Люди прочли их и полюбили. Простой Карандаш, правда, уже не узнал об этом. Но мы-то с вами знаем, что сказки не запереть на ключ.
Сердечко, Вырезанное из Картона
Когда Сердечко вырезали из картона, оно страшно обрадовалось: одно дело быть нарисованным и совсем другое – вырезанным! Хотя, конечно, послушать некоторых нарисованных – так они чуть ли не живее всех живых… только это враньё: в лучшем случае эти нарисованные – как живые, то есть очень похожи на живых. Однако быть живым и быть похожим на живого совершенно не одно и то же! Живой куда хочет, туда и идёт, а похожий на живого остаётся там, где оставили.
Но, значит, если тебя вырезали, ты уж точно живой и можешь отправляться куда хочешь. Ты теперь сам по себе, а картон, из которого ты вырезан, – сам по себе: между вами больше нет ничего общего. Вас даже обратно уже не соединить!
Вот Сердечко-Вырезанное-из-Картона и собралось отправиться… только куда?
Легко сказать – иди куда хочешь… А если ты во все стороны света хочешь? Потому что у Сердечка-Вырезанного-из-Картона было именно так: оно как раз и хотело во все стороны света!
– Я хочу во все стороны света, потому что я всех люблю! – сказало Сердечко-Вырезанное-из-Картона. И собралось было идти, но почему-то затопталось на месте.
– Интересно как получается… – озадачилось оно, а Одна Собака взяла да и объяснила всё следующим образом:
– Вы оттого в замешательстве, что всех любить нельзя, – объяснила эта Одна Собака. – Любить можно только своего хозяина.
Сердечко-Вырезанное-из-Картона задумалось.
– А если у меня нет хозяина?
– Так не бывает, – засмеялась Одна Собака. – Хозяин есть у каждого. Если его, конечно, не потеряли… Вы, может быть, потеряли хозяина?
– Если бы у меня был хозяин, – сказало Сердечко-Вырезанное-из-Картона, – я бы его ни за что не потеряло!
Но Одна Собака возразила:
– Ох, не зарекайтесь! Это с каждым может случиться. Даже я, которая очень любит своего хозяина, однажды потеряла его. И стала сама не своя!
– А чья? – поинтересовалось Сердечко-Вырезанное-из-Картона.
– Ничья! – с ужасом ответила Одна Собака. – И, уверяю Вас, страшнее ничего не придумаешь. Потому что… когда ты ничья, у тебя никого на целом свете нет. И ты скитаешься где придётся – без дома, без поводка, без еды…
– По-моему, это не так страшно, как Вы говорите, – подумав, сказало Сердечко-Вырезанное-из-Картона. – Дома у меня, вроде, никогда не было, поводок мне не нужен, а еда… я не голодно.
– Тогда Вы странная какая-то собака, – был ответ. – У всех собак, которых я знаю, а я знаю весьма много собак, есть дом. И поводок им нужен. И голодны они всегда.
Тут Сердечко-Вырезанное-из-Картона расхохоталось:
– Дело в том, дорогая Одна Собака, что я не собака! Я Сердечко-Вырезанное-из-Картона.
– До свиданья! – попрощалась Одна Собака.
– Я чем-то обидело Вас? – опешило Сердечко-Вырезанное-из-Картона.
– Нет, что Вы! – ответила Одна Собака. – Просто пора идти на место. Хозяин только что сказал мне: «Место!»
И Одна Собака пошла на место, а Сердечко-Вырезанное-из-Картона осталось где было, подумав: «Нет уж, пусть у меня лучше не будет хозяина, если хозяин может сказать „Место!“ – и надо сразу идти… Хотя, конечно, так оно удобнее: сказали тебе „Место!“ – и ты немедленно понимаешь, в каком направлении двигаться. А тут стоишь… с ноги на ногу переминаешься – и совершенно непонятно, куда теперь».
– Я люблю всех! – опять сказало оно и опять хотело отправиться в путь, но у него опять почему-то не вышло.
– И не выйдет! – заверила его одна птичка, пролетавшая мимо. – Потому что всех любить нельзя. Можно любить только своего мужа.
– У меня нет мужа, – призналось Сердечко-Вырезанное-из-Картона.
– Так не бывает! – сказала Одна Птичка. – Муж есть у всех. Разумеется, кроме тех, кто потерял мужа. Вы, может быть, потеряли мужа? Тогда это другое дело.
Сердечку-Вырезанному-из-Картона показалось, что эту беседу оно уже с кем-то вело, но оно ответило:
– Если бы у меня был муж, я никогда бы его не потеряло!
– Это не всегда от Вас зависит, – поделилась опытом Одна Птичка. – Даже я, которая очень любит своего мужа, однажды оказалась в такой ситуации, когда мой муж хотел улететь… гм, к другой птичке. И я тогда стала сама не своя!
– Как собака? – спросило Сердечко-Вырезанное-из-Картона.
– Почему – «как собака»? – возмутилась Одна Птичка. – Вовсе не как собака! Что это Вы какие странные вещи говорите, право… Но, доложу я Вам, жизнь моя мне тогда хуже собачьей казалась! Я ведь, видите ли, на яйцах сидела, а когда на яйцах сидишь, без мужа никак нельзя!
Сердечко-Вырезанное-из-Картона хорошенько подумало, чтобы опять ненароком не задеть Одну Птичку, и в конце концов сказало:
– Я, признаюсь Вам, никогда не сидело на яйцах…
– Все птички, которых я знаю, а я знаю ужасно много птичек, время от времени сидят на яйцах! Может быть, Вы тогда не птичка никакая?
– Конечно не птичка! – улыбнулось Сердечко-Вырезанное-из-Картона. – Я Сердечко-Вырезанное-из-Картона…
Впрочем, его уже не слышали. Птичкин муж, в данный момент сидевший на яйцах вместо жены, потребовал откуда-то сверху, чтобы она немедленно возвращалась на яйца, угрожая, что иначе он улетит к другой птичке.
«Ну вот… – принялось размышлять Сердечко-Вырезанное-из-Картона. – Заведи себе мужа, а он возьмёт и улетит к другой птичке! Нет уж, пусть у меня лучше пока не будет мужа… Хотя, между нами говоря, это, конечно, удобно: велел тебе муж назад лететь – ты и летишь назад, не задумываясь! А в моём положении… ну просто совсем не знаешь, куда направиться».
Оно опять осторожно осмотрелось по сторонам и тихонько, чтобы ни одна собака и ни одна птичка его не услышала, сказало:
– Я хочу во все стороны света, потому что я всех люблю!
И – решительно сделало шаг вперёд: в направлении всех сторон света.
Тут-то все стороны света и открыли Сердечку-Вырезанному-из-Картона свои объятия, и оно пошло во все стороны света, и любило все стороны света, и все стороны света отвечали ему полной взаимностью!
Потому что никто не обязан быть собакой, и никто не обязан быть птичкой. И потому что места в мире всем достаточно – в том числе и сердечкам, вырезанным из картона.
- Сердечко, вырезанное из картона
- Слон в полном смысле этого слова
- Как верёвочка вилась