000
ОтложитьЧитал
Машину пришлось оставить у ворот и к стоянке самолетов идти пешком. Только прошли мы чуть-чуть, как увидели, что невдалеке за воротами неподвижно стоит толпа зомби. Нам надо было придумать как ее обойти не привлекая к себе внимание. По сертоловскому опыту я знала, что расстояние в сто метров является безопасным, но к этой группе пришлось бы приблизиться гораздо ближе, чтобы обойти. Поэтому мы решили подъехать по улице вдоль забора, и перебраться через него в месте самом близком к стоянке самолетов. Гугл-карта аэродрома на чудом еще не разрядившемся телефоне Павлика, это все что у нас осталось от цифровой эпохи двухмесячной давности.
Между забором и самолетами никого, точнее, ничего не было. Серебристые, крылатые, с пропеллерами и без, машины стояли на своих местах, ожидая когда их создатели и повелители придут к ним, чтобы поднять в небо. Они напомнили мне почему-то стаю бездомных собак, брошенных и забытых, которые ничего не умеют, кроме того, чтобы служить людям. Мысль о том, что мы ответственны не только за тех, кого приручили, но и создали, посетила меня в этот момент. Аналогии пронизывали остывающий, насыщенный хвойным духом воздух аэродрома. Конечно, нелепо говорить об аналогиях, витающих в атмосфере, но мои ощущения действительно вырисовывались из воздуха, попирая правила русского языка и здравый смысл.
– Красивый, двухпопельный самолетик, – восхищенно произнесла одна из девочек.
– Двухмоторный, а вообще: пропеллер, – сказал Олег, с улыбкой поправляя дочку.
Мы поднялись на борт небольшого самолета по приставной лесенке.
Слава Богу, зомби в самолете не оказалось. Внутри, как в брюхе курицы, ребрились дуги, между которыми вечерними сумерками лениво синели круглые окошечки. Поужинав мы уложили детей, а сами стали рассматривать карту аэродрома. Срочно требовалось найти генератор, чтобы зарядить гаджеты, с помощью которых мы бы узнали как поднять самолет в воздух, а самое главное, как его посадить. Получалось так, что нам с Олегом надо идти к корпусам аэродрома, где находится инженерные боксы, в которых, в свою очередь, должен находиться хотя бы один электрогенератор. Собрав гаджеты в одну сумку, мы вышли на свежеющий вечерний воздух под аккомпанемент сверчков и голодных комаров. Несмотря на опасность встретить зомби, сидеть в самолете до рассвета значило просто усугублять и без того непростую ситуацию, поскольку еды и воды у нас было мало, а девочкам и Павлику была необходима долгая серьезная передышка. Мы не хотели оставаться в городе, где орудовали, как показала практика, банды живых мерзавцев, а искать в пригороде тихую гавань не хотелось, потому что мысль о более гуманном в прямом смысле слова Западе, согревала наши бесприютные души. Желание вырваться из зомбилэнда гнало нас вперед к ангарам, путь к которым преграждали толпы мертвого обслуживающего персонала.
Американским серебряным десятицентовником тусклая луна висела над взлетным полем, которая черненым аверсом подсвечивала дорожку еще не закапленную вечерней росой. Наш путь лежал назад к забору. Затем по посадке вдоль него надо было пробираться к техническим боксам. Легкий ветерок шелестел темной, покрытой пылью листвой. Звуков присутствия зомби я не слышала. С удивлением я обратила внимание на растущие вокруг маслята, подосиновики и подберезовики. Сейчас совершенно не нужные, они всё же радовали глаз, напоминая о недавнем прошлом.
Олег остановился и внимательно вгляделся. Что-то его смутило.
– Надо немного сориентироваться. Не могу пока двигаться дальше. Давайте переждем – сказал он, и присел на корточки под обвисшей старой березой.
Нервное напряжение забирало много нашей энергии. У Олега ответственность перед семьей давила больше, чем моя перед мертвым, но бессмертным мужем, и пока далекими, но, думаю, гораздо более защищенными чем я, детьми и внуками.
– Надо переждать, – повторил он устало.
Видимо чтобы скоротать время, Олег завел бессвязный, как мне показалось в начале, монолог.
– Две одинаковые человеческие фигурки, они ничем не отличаются? Найди миллион отличий. Понять мир можно только по действиям, поступкам. По-легкому жизнь прожить – это или сразу пасть, или при помощи водки, или другой жизнеотвлекающей гадости. Только жизнь кончить таким образом совсем не легко, страх, который принуждает к таким-то обезболивающим, постоянно мучает выбравших этот путь неодолимо. И выходит, что путь мучений их длиннее, чем у тех, кто идет прямым путем безо всякой душевной анестезии.
– Шикарно, Олег, только объясни к чему весь этот бихевиористический пафос? Мы тут с тобой сейчас мировые проблемы должны решить?
– Я не понял что такое “бихеровистический”, – он улыбнулся, – но видимо что-то очень умное.
– Это направление в психологии, которое изучает поведение человека и человека по поведению.
– Понятно. Нет, – Олег продолжил мысль, – не мировые проблемы, но хочется чего-то глобального. Эти наши насущные проблемы выживания так перегружают мозг, что хочется немного отвлечься.
– Тогда давай поговорим… – я задумалась о чем можно поговорить, – об англосаксах, – назвала я первое, что пришло в голову.
Надо было ему дать поговорить о чем-нибудь постороннем, чтобы он хотя бы на на короткое время освободился от чувства ответственности, которое сильнейшим образом давило его.
– Действительно, давайте поговорим о британцах, которых не так тотально задела эта поганая эпидемия, – оживился Олег и посмотрел наверх. – Интернет все-таки великая штука.
С темой, видимо, я угадала. Тем временем луну ревниво загородила невесть откуда взявшаяся туча. Все сразу погрузилось в кромешную темноту. Такой привычный еще пару месяцев назад световой шум над городом напрочь отсутствовал. Где-то возле ворот послышался собачий лай. Одновременно злобно брехало не меньше пяти собак. Значит все зомбаки сейчас направятся туда, а мы, для надежности еще немного подождав, пойдем теперь напрямую к ангарам.
– Кто мог лучше всего рассказать о разнообразии мира, как не дети почившей в бозе морской империи? – Начал свою коротенькую сказку Олег. – Американцы только начали вылезать за пределы своего отечества, когда у детей Британии уже закончился “золотой век”. Отгремели Ватерлоо, Опиумные войны, подавление Восстания сипаев, канула в прошлое чайная монополия и Вест-Индийская компания, даже “Липтон”, “Шелл” и “Ллойд” отдали пальмы первенства молодым и агрессивным американским падчерицам. Седые английские старушки рассказывали своим внукам о прошлых славных временах, а они с помощью электрогитар и барабанов делились сокровенным со своими друзьями, одноклассниками и земляками. Но оказалось, что эти, идущие из глубин генетических цепочек знания, интересны не только британцам, но и всему миру, включая ненавистных германцев и русских. Гитарные грифы, глобально заменили коралловые рифы, культура на время победила экономику, оседлав ее, как серфер использует волну для получения удовольствия и адреналина, так разнокалиберные метисы бывшей островной империи получали удовольствие и деньги от вербализации наследственных воспоминаний. Американцы, продукт смешения морской и континентальной европейской цивилизации, не могли рассказать миру о чувствах, рождаемых и подпитываемых соленым ветром и хищными волнами океанов…
– А тебе нравится Британия.
– Мне нравится Талассократия, то есть морская держава, империя, – тут же пояснил Олег.
– У нас сегодня прямо какой-то обмен специальными терминами, – я встала, потому что ноги затекли от долгого сидения на корточках.
– В детстве несколько раз читал “Остров сокровищ”, “Робинзона Крузо”, – Олег тоже встал, – да и вообще люблю смотреть и читать про английских пиратов. Даже в романе Жюля Верна “20 тысяч лье под водой” мои симпатии всегда были на стороне англичан, хотя “Наутилус”, это конечно шедеврально. С детьми у нас любимый фильм “Пираты Карибского моря”. Все серии по десять раз пересмотрели.
– Поэтому ты так хотел плыть на яхте?
– Отчасти. Конечно не для встречи с пиратами…
– Теперь полетим.
– Это даже лучше, если там больше живых людей.
– Причем здесь количество людей? – Удивилась я.
– Идти неподготовленными через океан слишком авантюрно. Не менее авантюрно, чем лететь, но гораздо, гораздо быстрее, и в конечном счете безопаснее. Я ведь очень сильно опасался как раз пиратов. По логике вещей, самое безопасное место вдалеке от суши, и люди, естественно, должны стремиться на корабли, но никто не может гарантировать, что эти люди не бандиты и пираты. Даже если они раньше были приличные граждане, теперь многие из них, чтобы выжить вынуждены грабить и убивать себе подобных. Короче, хорошо, что мы полетим. Пойдемте?
Чернильная темнота, словно сплошная стена окружала нас. Мы встали и осторожно пошли по направлению к ангарам. Меня не покидало чувство, что мы движемся по дну черного-черного озера. Даже ощущение сопротивления воды было полным. Я, как маленькая девочка, держала за руку Олега, чтобы не потеряться.
– Пошли.
– Точно. Какие планы, Мора? – я стоял над обглоданным костяком Алекса. – Убери оружие.
– Откуда ты знаешь, что у меня карабин?
– Через своих помощников. Я использую их, чтобы слышать и видеть.
– Прикольно. Ну вот, я убрала, – Мора отбросила карабин назад куда-то в комнату.
Я вышел на середину площадки перед домом и посмотрел на нее снизу вверх. Небольшим усилием воли мне удалось подавить накативший голод.
– Выглядишь не очень, – разочарованно заключила Мора, смотря на меня с балкона. – Тебя в шею укусили?
– Да. Мне специально нанесли минимум повреждений при обращении.
– Не хотела бы я остаться некрасивой после смерти. А эти придурки, – она повела рукой вокруг, указывая на оставшихся бойцов, – с тобой?
– Да, это мои братья во смерти. – Я невольно употребил терминологию босса. Для общения и вербовки она подходила очень хорошо.
– Ты стал мертвым телепатом? – Мора грустно улыбнулась.
– Да, – я медленно кивнул головой. – И не только. Теперь я еще могу управлять братьями. Могу им повелевать.
– Что-то холодно становится. Подходи к большому окну, поболтаем. И давай без твоих э…, – она немного помедлила, а потом мысленно произнесла, – братьев.
– Хорошо. Только открывать окно не обязательно. – Я сделал несколько тяжелых шагов по направлению к окну. Опять с неба обрушился ливень, сверкнула близкая молния, воздух разорвал раскат грома.
Мора спустилась на первый этаж и села у закрытого окна. Она пододвинула кресло, забралась в него с ногами. “Как кошка”, – вспомнил я расхожее сравнение. Рядом на столике стояла бутылка виски и стакан, к которому она периодически прикладывалась.
– А ты хорошо выглядишь, – начал я, рассматривая ее через стекло, заливаемое потоками воды.
– Боже мой, ты делаешь комплименты. Тебя интересуют женщины? – Мора засмеялась.
– Нет, мы можем только слышать, видеть, испытывать голод, редкие братья и сестры, такие как я, могут думать и повелевать.
Я рассказал ей про жизнь после смерти, про босса.
– Знаешь, Макс, мне нравится то, что ты говоришь, – Мора совсем опьянела. Она налила виски в стакан так, что он расплескался.
– Если тебе нравится, то может быть ты откроешь дверь и впустишь меня? Я аккуратно укушу тебя за попку.
Мора отхлебнув из стакана, пьяно захохотала, откинулась на спинку кресла и положила свои длинные ноги на стол.
– Ты очень самонадеянный, Макс. Ты можешь предложить мне вечную жизнь?
– Да, и власть. Мы с тобой сможем построить свою империю. Но только некоторое время тебе надо еще пожить, – немного подумав, я поправился, – побыть человеком. Мне нужна твоя страсть и твои эмоции. Ты должна генерить сильные эмоции, только так все получится, понимаешь?
– Тебе не хватает мотивации, котик? – Мора опять засмеялась. – У тебя нет честолюбия?
– Да, осталась только память о нем. Память не настолько сильная, как у босса, который страдал честолюбием, похоже, всю жизнь, – тут она усмехнулась. – Но главное, это наш с тобой симбиоз, Мора. Я могу снимать твои эмоции, которые сильнейшим образом воздействуют на нас, неживых. Слышать и разговаривать с тобой могу только я и босс.
– И как ты собираешься осуществить свои планы?
– Вот прямо сейчас попробуем, а потом обсудим.
Я позвал ближайших двух бойцов к себе. Пока они встали рядом со мной закончился ливень. Почуяв Мору, они рвались утолить свой голод, и мне пришлось удерживать их. Она наблюдала за ними, стараясь определить в какой момент они кинутся на нее.
– Они не кинутся, пока я им не позволю.
Войдя в ее сознание, я обнаружил любопытство и страх. Настроившись, я чуть отпустил бойцов, которые тут же бросились к окну. Расслабившуюся от виски и моего обещания Мору мгновенно наполнил страх, который я, как зеркало, транслировал этим двум. Виски сильно смягчил испуг, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы оба мгновенно “выгорели”. Теперь я знал, как я могу устранить босса.
– Дурак! – закричала Мора, когда безжизненные бойцы упали на гранитные плиты перед ее окном. – Что ты сделал?
– Это мы сделали. Я их сжег твоим страхом. Перенаправил волну в их сторону.
– И что дальше?
– Дальше все понятно, надо дождаться нужного момента и устранить конкурентов.
“Только, чтобы “сжечь” босса нужна трезвая Мора, которая испытает ужас”, – подумал я, прикидывая насколько сильный импульс должна сгенерировать Мора.
– Что дальше? – Смотря на меня, Мора встала и подошла к окну. – Ты знаешь, я здесь теперь одна. – Она помолчала, потом с грустью добавила, – Мне невыносимо одиночество.
– За железной дорогой есть лесопарк.
– Да, конечно знаю, Орловский. И что?
– По всей видимости там есть люди. Они живут отгородившись от внешнего мира. Я это понял по забаррикадированным дорожкам, которые ведут вглубь леса и по столбу дыма где-то возле берега карьера. Ты пойдешь туда и будешь ждать, когда я приду за тобой. Потом я введу тебя в вечность.
– Когда ты придешь?
– Я думаю ты даже не успеешь соскучиться, – вспомнил я стандартную шутку из стандартного голливудского фильма.
Она даже не улыбнулась.
– Пока ты развлекался на Суздальском, я приказал Зету с тремя старшинами сходить на Гражданку. Они вели оттуда сотню братьев, но в районе проспекта Культуры их перехватили эти козлы, гопники. Зету пришлось сосредоточиться на старшинах, чтобы и их не увели. Вся операция – бульон от вареного яйца. Только потеря времени. – Босс говорил, а я шел метрах в пятидесяти от него по дороге к аэродрому в Левашово. – Мне нужны еще братья в таком же состоянии как ты. Мне нужно пять-шесть “Максов”, тогда я смогу перехватить сознание не только этих недоумков с Гражданки, но захватить весь север города. Что с теми двумя живчиками?
Заблокировав воспоминания о произошедшем в доме на озере, я начал рассказывать придуманную заранее историю о том, как неудачно у меня сложился первый опыт управления братьями.
– Их было двое: парень и девушка. Я решил взять их не дожидаясь Вашего подхода, босс. Переоценил свои возможности. Парня разорвали братья когда я занимался с девушкой. Просто не успел их остановить. Переключился на них слишком поздно. Пока пытался спасти для воскрешения парня, девчонка сбежала. Полное фиаско. Прошу простить меня.
– Н-да…, – подтверждая мой провал, протянул босс. – Хорошая парочка была. Мы бы без особых потерь их взяли, легко бы обратили. А куда сбежала девчонка?
– Похоже в Орловском лесопарке живчики сделали лагерь. Дороги перекрыты, в районе карьера я видел дым. Она туда ушла.
– Хорошо, значит после Левашово, мы пойдем за ними.
– А зачем мы идем в Левашово?
– Увидишь. Все увидишь сам.
Какое-то время мы шли молча. Я сканировал пространство позади, переходя от одного бойца арьергарда к другому. Босс остановился, поджидая меня.
– Плохо, что в нашем состоянии невозможно построить капитализм, – неожиданно заговорил босс. – Когда я был живым, мне хотелось создать большую успешную компанию российского масштаба. Не мирового, а именно российского.
– Почему именно российского, разве мирового уровня мы не можем, – я запнулся, – не могли построить?
– Нет, потому что у нас отсутствовали условия для существования настоящего рынка. За семьдесят лет коммунистического бреда нам вытравили любовь к ближнему.
– Не понимаю, причем здесь любовь?
– Капитализм это ведь конкуренция. Почему Запад так успешен? Да потому что он боролся за покупателя, он боролся за его внимание и признание. А где мы боролись в своей жизни за человека, его признание?
– Нигде? – я поравнялся с ним, и дальше мы пошли вместе.
– Неправильный ответ. Я сейчас не про то. Мы боремся за любовь, которая и есть, по сути, внимание и признание интересующего нас человека. Значит капитализм это что?
Я совершенно не понимал куда он клонит. Все эти размышления для меня являлись сплошной абстракцией, которая по-видимому всегда проходила мимо моего сознания.
– Что? – автоматически спросил я.
– Любовь! – Он поднял воскового цвета негнущийся палец. – Причем, заметь, не несчастная. Запад стал передовым, потому что, не отдавая себе отчета, жил в парадигме любви, которую воспринял с Христианством.
– Дак, Христианство и есть любовь вроде…
– Да, но то, что из него выросло стало Капитализмом, основой которого является не жажда наживы, а, как это не парадоксально звучит, любовь, которая заставляет, вернее заставляла, делать удивительные вещи ради того единственного, вокруг которого крутится весь мир.
– Христа, что ли?
– Нет, вокруг твоего любимого человека. Ты любил?
– Да.
– Ты хотел для любимой достать звезду с неба?
– Нет.
– Значит ты не любил.
– Нет, просто я не хотел достать звезду с неба, – естественно я не спорил, а констатировал два факта, что я любил, и что я никогда не хотел достать звезду с неба.
– Это аллегория. Ты забыл, ну или не знал, хотя это вряд ли. Капиталисты делали все для покупателя, бесконечно изобретая что-то новое, создавая новые вещи, потребности. Самые лучшие из них пытались достать звезду для нас. И ведь получалось. Вспомни Стива Джобса, Илона Маска, Сергея Брина.
По мне так теория была спорной, но выглядела логично. Единственное что мне точно не нравилось, так это маниакальное стремление босса к построению империи и порождаемый этим стремлением поистине нечеловеческий цинизм. Все это казалось бы ребячеством, если бы не серьезность намерений босса, которая уже столько раз в истории человечества неожиданно вырастала во всякого рода кровавые утопии, устраиваемые прекраснодушными фанатиками, жестокими авантюристами, шизофреническими тиранами, переворачивая жизнь больших и не очень масс людей с ног на голову, лишая их будущего, во имя которого их истребляли. Сейчас все выглядело несколько иначе, но отсутствие крови, смертей не означает, что нас не хотят лишить будущего, смысл которого пока скрыт, просто история постчеловечества, начавшаяся из истории человечества, естественным и трагическим образом повторялась.
– Надя, как живешь? – Босс обращался к кому-то, кто находился в серебристом самолете. – Выходи, родная. Я подарю тебе вечную жизнь.
На трап вышла женщина. Она заговорила.
– Юра, ты остался жив?
– Не совсем. Вообще это философский вопрос. Знаешь, наверное можно теперь сказать, я буду жить вечно и хочу, чтобы ты была рядом со мной. Вернее не “хочу”, а знаю, что тебе надо быть рядом со мной. Видишь ли, родная, мы, – в подтверждение своих слов, он посмотрел на нас с Зетом, – “мы” – это не выгоревшие братья. Мы с Максом, – он сделал слабое движение рукой в мою сторону, – все помним, а вот этот, – он указал на Зета, – выгорел, но не так сильно как те братья, – и босс кивнул назад, где стояла толпа бойцов, которых контролировали мы с Зетом, пока босс разговаривал, как я догадался, с женой.
– Юра, ты же знаешь, мне надо к детям в Штаты, со мной Олег с семьей. Мы собрались лететь на самолете туда. Я не буду менять детей и внуков на вечную жизнь, извини, любимый.
Она зашла в самолет и захлопнула дверь. Дальше босс разговаривал с ней исключив нас из диалога. Я слышал, как молилась другая женщина, как негодовал мужчина, как кто-то изучал мануал управления грузовым Ан 26, еще были слышны обрывки детских мыслей. Мужчина требовал от Надежды чтобы она не поддавалась ни на какие уговоры Юрия. Он не знал о чем ей говорит босс, но предлагал немедленно начать подготовку к взлету. Прочитав мысли мужчины, босс тут же приказал выключить стоящий рядом генератор, провода от которого через грузовой люк заходили внутрь самолета. Потом босс торговался с женой, перегородив взлетно-посадочную полосу толпой бойцов. В конце концов Надежда стала одной из нас, в обмен на взлет самолета, который уносил в своем чреве пятерых живчиков. Перед обращением Нади, мне удалось услышать ее мысли, она думала о какой-то своей миссии, которую должна исполнить остановив мужа. Бывшего мужа.
Произошедшее на аэродроме еще больше убедило меня в том, что босса необходимо уничтожить.
Когда Олег с Ларисой дали мне слово, что они найдут наших детей и расскажут, что с нами произошло, я вышла из самолета. Обращение провел Юра. Мне не было страшно, я знала, что дальше есть другая жизнь, которая пока кажется бесконечной. Воспоминания о детях и внуках не вызывали во мне ничего, кроме визуального ряда. Единственное, что я чувствовала был голод. Бесконечный голод. Если бы я могла сожалеть, то, несомненно, я жалела бы сейчас о своем решении обратиться. У Юры кроме голода чувствовалось еще что-то, чего я не понимала. Видимо в прежней жизни мне это не было знакомо.
Максим довел нас до Орловского лесопарка, где находился лагерь живчиков. Откуда он выманил девушку по имени Мора. Не знаю какой план был у него, но босс, так он приказал мне его называть, знал о намерениях Макса. Он перенаправил ужас девушки на Макса так, что он выгорел. Босс сказал, что он был отщепенцем. Потом мы обратили других, кто оставался в лагере, хотя стоило это нам потерей большого количества братьев и сестер, но босс сказал, что так надо. Живчик-Мора стала оружием босса против братьев-отщепенцев. Сейчас мы все идем на Гражданку…
