Володя
Июльский вечер пятницы в Питере был весьма даже неплох. Знойное закатное солнце, ласкающее лучами обычно обделённый своим вниманием город, погружало его в сладкую негу. Город тихо урчал от удовольствия многочисленными улицами с сильно поредевшими сейчас прохожими и автомобилями. Бесчисленные окна домов, реки, каналы, пруды и озёра сверкали, искрились, весело перебрасываясь отсветами долгожданного солнца. Птицы от счастья пели как сумасшедшие, а комары, эти дети сырости и темноты, прятались по подвалам, терпеливо ожидая ночи. Вечерняя жара накатывала вязкими волнами, и лень, убаюкивая тело, пеленала этими волнами, обездвиживая, высасывая волю и всякое желание, кроме жажды. Я бы так и лежал в гамаке на нашей открытой мансарде, наблюдая, как Питер тянется тенями, постепенно снизу вверх заполняясь темнотой, но нас с женой пригласили к себе на дачу друзья – Серёга и Наташка Яковлевы. Преодолевая слабость во всех членах, я выбрался из гамака, побрился, и мы, забравшись в машину, отправились за город догонять суровое северное солнце.
Дача находилась на Карельском перешейке в 50 км от города и принадлежала Наташкиным родителям, которые в это время грелись на пляжах Эгейского моря, где у солнца почти никогда не бывает плохого настроения. Езды до дачи было около 40 минут. Сегодня это уже не являлось такой большой проблемой, как например 10 лет назад. За эти годы построили довольно приличную трассу на Приозерск – по две полосы в каждую сторону. Ещё год назад надо было постоять в пробках, чтобы до них доехать, но теперь всё стало гораздо проще и быстрее. Кроме того, на дороге люди начали себя вести более рационально, меньше гоняли, нарушая все мыслимые правила дорожного движения, меньше ездили по обочине, чаще соблюдали оптимальный скоростной режим, да и лишний раз съездить в Питер или даже в ближайший магазин на автомобиле за солью и спичками охотников осталось немного.
Годовщина свадьбы у ребят была сегодня, но отмечать они собрались в субботу, на которую кроме нас пригласили ещё три семейные пары. Мы все были более или менее знакомы, и иногда на даче Яковлевых вместе проводили выходные. В последние годы это стало происходить намного реже. Раньше, чуть ли ни каждые летние выходные кто-то из нашей компании тусил на яковлевской даче. Но теперь все обзавелись своими дачами, и мы попеременно ездили друг к другу в гости. Мы бывали у Яковлевых и на даче Доктора, нашего общего друга.
– Надеюсь, твоя мать не будет пичкать детей своей стряпнёй, а сводит их в ресторан, – недовольно пробурчал я.
Дело в том, что моя тёща абсолютно не умеет готовить. Её всегда спасало то, что тесть, совершенно неприхотливый к еде человек, почти всё своё время отдавал бизнесу. Презрев чревоугодие, их единственная дочь полностью пошла в отца. Но мне, на самом деле, повезло гораздо больше, чем тестю, так как Машина бабушка, испытывавшая угрызения совести за упущения в воспитании дочери, постаралась привить внучке любовь к кухне, что ей с решительно удалось: моя жена великолепно и с удовольствием готовит. В последние лет пятнадцать тестю, правда, стало легче, у них появились весьма приличные деньги, и хорошую еду, они теперь заказывали на дом.
– Ага, я ей сказала, что Димка и Анюта очень хотят сходить в каэфси.
– Какая гадость, – меня передёрнуло, – но это всё равно лучше, чем снадобья твой мамочки.
– Хватит уже издеваться над мамой, – Маша толкнула меня в бок и обиженно надула губки.
– А завтра они что будут делать?
– Днём сходят в зоопарк, отец отвезёт, а потом поедут к родителям на дачу, там закажут ужин из ресторана.
В последнее время тесть стал больше бывать дома, возиться с внуками. Возможно, с возрастом человек начинает правильнее расставлять приоритеты, отдавая больше времени семье.
– Давно я говорил твоему отцу, что им надо переехать в загородный дом насовсем, взять прислугу и повара. И нам и твоим родителям было бы лучше.
Но я не услышал, что ответила Маша, потому что меня отвлёк нарастающий гул. Сзади догоняла "десятка" жигули с тонированными стёклами, она стремительно обгоняла нас на высокой скорости. Мой трёхлетний Мерседес GL 350, казалось, с удивлением поймал в зеркало заднего вида мчащуюся "десятку" и пропустил её по левому борту. Стрелка на спидометре стояла на «120» км/ч. Я прибавил газу, но Маша забеспокоилась: «Не связывайся, видишь, как она вся просела под тяжестью людей, стёкла тонированные. Непонятно, кто там».
– Вот урод, но может ты и права, – согласился я, и сбросил скорость.
Тут зазвонил Машин телефон, и она со словами: «Уже Яковлевы звонят» – ответила.
– Да, уже скоро будем. Что купить, фольгу? Ладно, пока-пока. Вова, давай заедем в магазин в посёлке, надо купить фольгу, Наташка просила.
– Ладно. Это всё?
– Вроде бы.
Мы подъехали к магазину, Маша вышла, а я остался в машине. Магазин располагался в новом одноэтажном здании ярко-жёлтого цвета. Собранная, как детский конструктор из лёгких сэндвич-панелей и стекла, постройка производила впечатление опрятного аккуратного сарайчика. Вокруг толкались дорогие, но безвкусные заборы разнообразных дач, хозяева которых строили в 90-х, когда удалённость многих живописных мест от цивилизации ещё не была преодолена высоковольтными линиями электропередач и газопроводами низкого давления. Дизельгенераторы и прочие системы автономного энергообеспечения ещё не вошли в моду. Люди строились кучно, рядом с коммуникациями, которых не хватало. В это время в городах вовсю шла уплотнительная жилая застройка, когда новый дом, как новую книгу на переполненную полку, втискивали в сложившийся микрорайон и сажали на уже имеющиеся коммуникации. Покупать еще один шкаф для нескольких новых книг было экономически нецелесообразно, да и денег тогда отчаянно не хватало. Зато теперь в некоторых районах на Карельском перешейке при желании можно строиться и жить вполне себе отдельно от мира и соседей. Если не проведён газ, всегда можно отапливать электричеством, как в соседней Финляндии, а собственная скважина даёт полную свободу в освоении земель бывших колхозов, совхозов, военных частей и полигонов.
Наша дача, построенная на земле бывшего военного полигона, представляла собой обширный, но небольшой по количеству участников дачный кооператив. Землю под дачи по-тихому отрезали небескорыстные подчинённые славного министра обороны, который, скорее всего, не был в курсе того, что мы устроили эксклюзивный оазис для среднего класса на подведомственных ему землях, когда-то нещадно расстреливаемых из экспериментальных пушек не менее экспериментальными снарядами. У министра, как выяснилось позднее, были более важные дела, по которым его и допрашивали, но как свидетеля. Наш скромный кооперативчик находился в лесу, практически не тронутом цивилизацией, среди высоких сосен и раскидистых елей, представляя собой удивительно уютный уголок. Удалённость от оживлённых автотрасс, воздух, напоённый хвойным духом, располагали к размеренному санаторному отдыху. Но, к сожалению, у дачи имелось два больших недостатка: отсутствие в округе озера и «хороших соседей». Первый недостаток компенсировался путешествиями на машине к дикому берегу небольшого лесного озерца с тёплой прозрачной водой и чистым песчаным берегом. Поездка по наезженной просёлочной дороге, неторопливо петляющей через сосновый лес, перемежающийся небольшими делянками, уже начавшими зарастать молоденькими берёзками и осинами, занимала 20 минут. Второй же недостаток никак не лечился. Большинство наших соседей, средненькой руки чиновники, ну или чуть более крупные, чем средненькие бизнесмены местного разлива, не представляли интереса с точки зрения моего бизнеса. При таком окружении нет совершенно никаких шансов построить крепкое будущее с собственным футбольным клубом из какой-нибудь высшей национальной лиги, в качестве вершины «дачно-кооперативной» карьеры. Наверное, по этой причине я не люблю часто бывать на нашей даче, для меня это потеря времени.
Маша, порозовевшая от быстрой ходьбы, открыла дверцу и со своей милой, но иногда казавшейся мне в минуты гнева или плохого настроения, глупой улыбкой, села в машину. Рулон, упакованной в полиэтилен фольги, несколько раз перевернувшись в воздухе, упал на заднее сиденье. Я резко нажал на «газ», и машина рявкнув, сорвалась с места. Где-то через 3 км прямо по ходу движения я увидел полуразрушенную, серого кирпича, пилораму. От уходящей направо дороги, к ней вела короткая аллейка разросшейся черёмухи. Аллея, заканчивалась площадкой с жёлтыми барханами свежих опилок, за которыми серела небольшая одноэтажная лесопилка. По обеим сторонам сгнившей двери, чернели провалы окон, зашитых старым горбылём, смотревшиеся пятаками на глазах мертвеца. Всё здесь наводило на мысль о странной форме жизни, таинственно протекающей внутри, и выдающей наружу только опилки. Пиломатериала и кругляка для распиловки вокруг не было. На площадке перед зданием, стояла та самая, обогнавшая нас "десятка", с открытыми дверями. В багажнике копошился какой-то человек, а рядом стояли шесть условных "таджиков". На самом деле настоящие они таджики, или узбеки, или кавказцы мне было глубоко безразлично, главное, что они не русские, поэтому – "таджики". В системе "свой-чужой" у меня деление идет по линии “свой-таджик”. Трое из них были с бородами, и один – в мусульманской шапочке. Из любопытства я сбросил скорость. Все таджики, кроме одного, роющегося в багажнике, долгим тяжелым взглядом проводили нашу машину. Я смотрел на них в зеркало заднего вида. Постояв еще секунд пять, они начали вытаскивать из багажника связанного человека.
– Слушай, это какая-то средняя Азия у нас кругом, – со злостью процедил я сквозь зубы.
– Да брось ты брюзжать, зайка, сейчас к Яковлевым приедем, повеселимся.
– Знаешь что они сделали, когда мы проехали?
– Ну?
– Они вытащили из багажника связанного человека.
– И что? Они вообще живут как в средние века в своем замкнутом мире, ходят в мечети, женятся на пятерых, или сколько им там полагается. Убивают друг дружку, но нам-то не мешают. Оставь ты их.
– Я-то их оставлю, а вот они, похоже, уже к нам присматриваются, и не добро присматриваются.
Через десять минут мы заехали на охраняемую территорию ДНТ.
– Привет, привет! Наконец-то вы доехали! – закричала подбегающая Наташка. Она была уже навеселе. – А мы тут с Давыдовыми начали без вас. Вышли и Давыдовы: Денис и Ленка.
– А, привет, российскому креативному бизнесу! – приветственно прокричал нам Денис. Выше среднего роста, с намечающейся лысинкой на темечке среди темнорусых кудрявых волос, общительный, с хорошим чувством юмора, обычный наемный менеджер. Он никогда не приставал с бредовыми идеями какого-нибудь совместного бизнеса, где роль инвестора отводилась бы мне, поэтому общаться с ним всегда было легко и приятно. В общем, душа нашей, пьянствующей время от времени, компании.
Дача «Яковлевых», широко раскинулась на полугектаре берега небольшого озера. Раньше на его месте зеленело заросшее болото в обрамлении тёмного почти непроходимого елового леса. При строительстве часть деревьев вырубили, а заболоченное озеро в складчину с двумя соседями, участки которых тоже выходили на берег, почистили и углубили. Двухэтажный дом в двенадцать комнат, баня, хозблок, гараж на шесть машин, построенные из красного кирпича, производили впечатление небольшой советской автобазы с административным зданием и вспомогательными пристройками. От дома к берегу озера через ельник шла дорожка, выложенная красной же тротуарной плиткой. Дача, построенная в конце девяностых, являла собой образец загородного строительства советского сознания, внезапно обретшего кое-какой капитал. Недавно, уже стараниями Сереги, возле дома построили небольшой бассейн с площадкой для загорательных и питейных процедур. Наташкин отец, Валерий Николаевич, в 90-е и до середины нулевых служил небольшим начальником в МЧС. Вот оттуда и пошло благосостояние их семьи. Серегины родители, тоже люди не бедные, в большей степени занимались своей младшей дочерью, девушкой с неудачной личной жизнью. Не принимая большого участия в жизни сына, у которого сложились хорошие отношения с тестями, они, однако, никогда не отказывали Серёге в помощи, если он в ней нуждался. А вот Наташка была единственной у своих родителей, поэтому они опекали дочь будто ей было пять лет, ограничиваемые только своими возможностями. Валерий Николаевич, который всегда охотно выпивал, своей печенью, а также наличием родственника в охотхозяйстве неподалеку от Питера, закладывал фундамент благополучия семьи, устраивая активный отдых для начальства, счастливо объединяя приятное с полезным. Иногда наезжало и московское начальство, и начальство из других ведомств со своими доверенными подчиненными. Так Валерий Николаевич завел полезные знакомства среди военных, налоговиков и областных чиновников. Был он высок, жизнерадостен и весьма красен лицом, особенно щеками и носом. В последнее время, правда, он сильно сдал: кожа стала отдавать желтизной, появилась вялость. Хотя Валерию Николаевичу еще не стукнуло и шестидесяти, интерес к жизни покинул его, видимо дали о себе знать годы напряжённой безупречной службы. Серега, по началу не в пример тестю сдержанный, прагматичный, заводил только деловые знакомства. Да, он представлял уже другое поколение, которое вело дела не в бане после охоты, а в офисе за чашкой кофе и стаканом односолодового виски. Эмансипация нового поколения от поколения отцов, которых они презирали за совковость, выражалась буквально во всех сторонах жизни. Стало хорошим тоном давать образование своим детям в английских и американских бизнес-школах, летом отдыхать на средиземном побережье Франции, зимой в швейцарских или австрийских Альпах, а жить в больших хорошо спроектированных домах. Но странное дело, с возрастом многие из них, скорее всего от недостатка денег для полноценного переезда на Запад, начинали все больше походить на своих отцов. Родная почва не дала им полностью обратиться в западный “золотой миллиард”. Конечно, некоторые установки на европейскость, которые касались внешней стороны, оставались неизменными, но в целом они продолжали оставаться посконно советскими людьми. Их культура ведения дел со временем начинала все больше напоминать отцовскую. Личные дружеские связи, основанные на интимных финансовых интересах, скрепляют не хуже, чем повязывание кровью у бандитов. Преданность и лояльность, вот качества, по которым подбирается команда. Нет, конечно, бывают и исключения, но они лишь, как говорится, подтверждают правило. Никуда не денешься, генетика. "Не верь, не бойся, не проси", – эти тюремные заповеди стали главными в СССР, они и по сей день являются главными в России. Хотя "не бойся" для подавляющего большинства населения недоступная опция. Главная же и всеобъемлющая из них: "не верь".
Серега повел меня показывать новый причал, который они сделали весной.
– Смотри, вот катер теперь может спокойно причаливать и отчаливать, – показал он на привязанный небольшой катерок. – Это мы тоже весной купили, тесть ведь любит рыбачить. Мы с ним на зорьке отчаливаем и часа три сидим с удочками. Хочешь завтра с утра пойдем?
– Серега, да ты чего? Завтра сам проснешься часам к двенадцати только. Сегодня гудеть будете до самого упора, чего я вас не знаю?
– А ты что, не будешь что ли?
– Как-нибудь ограничу себя сегодня.
– С чего это вдруг?
– Завтра опять пить… Не хочу с утра болеть с похмелья. Давление высокое появилось, стал сильно болеть по утрам.
– Всегда можно опохмелиться, хотя, как знаешь, а мы сегодня погондурасим. Ладно, пошли, скоро еще Доктор приедет с женой.
Серега пошел к бассейну, вокруг которого уже лежали на шезлонгах наши девчонки, а Денис стоял возле них и развлекал, рассказывая какой-то очередной смешной случай из своей жизни. Метров десять в длину, открытый бассейн имел подогрев, поэтому пользовались им до зимы. Рядом была устроена обширная площадка из террасной доски, на которой стояли шезлонги, большой пляжный зонт и зеленые металлические столики.
– Что пьем? – весело поинтересовался Серега, подходя.
– Кто что, – отозвалась Ленка.
Её нельзя было назвать красивой, но фигура, несмотря на три беременности, оставалась хорошей. Денис любил свою жену и многое ей прощал, например то, что она любила сильно выпить. В последнее время я, и не один только я, начал замечать у нее явные признаки начинающегося алкоголизма. Непонятно когда она к этому делу пристрастилась, да это и не так важно, но то, что происходило это, видимо, от постоянного душевного дискомфорта, мне было очевидно. Со своими родителями у Дениса и Ленки, насколько я знал, трений особых никогда не возникало, так что проблема была в чём-то другом. Возможно, она коренилась где-то в прошлом. Первому Ленкиному ребенку – Лёве, на момент знакомства с Денисом, исполнилось уже семь. С тех пор прошло десять лет, но изматывающая ревность Дениса к прошлому своей жены, отравляла семейную жизнь. Их общие дочь и сын, симпатичные, общительные, очень любили родителей и сильно переживали скандалы, которые стали происходить между ними всё чаще. Что являлось причиной Денисовой ревности: первая любовь или что-то другое, например залет, он никогда не рассказывал, Ленка тоже. У них это было запретной темой, не подлежащей обсуждению ни с кем. Леву Ленка родила в 19 лет ещё до первого замужества, продлившегося два года, и оставившего, по её словам, в памяти только скандалы. Как говорил Денис, он увел ее у мужа, когда они работали в отделе продаж одного питерского мясного холдинга. Хотя любой, кто знаком с Ленкой знает, что ее нельзя "увести", она сама выбирает с кем и когда идти. Она ушла сама, решив закончить не оправдавшие надежду отношения. Как рассказывал по пьяни Денис, именно Ленка научила его, еще совсем зеленого, работать с откатами, продавать немного дешевле официального прайса, пользуясь системой скидок и бонусов для постоянных покупателей, или просто прогоняя большие партии товара через своих дилеров с максимальной скидкой, вот та наука, которую преподавала Денису опытная Ленка сначала в баре за стойкой, а потом и в постели. О, это оказалась целая наука, и они сошлись на этой почве как Бони и Клайд на почве вооруженных ограблений. В их семейном дуэте ведущей всегда была Ленка – умная и волевая женщина. Денис, полностью подчинённый её власти, обеспечивал техническое оформление и всю черновую работу. Так в течение пяти лет они заработали на квартиру и две машины, пока их не сдал один жадный покупатель. Их выгнали со скандалом. Ленка быстро нашла себе новое место, а вот Денису довольно долго пришлось искать работу, пока Доктор не взял его к себе в клинику каким-то помощником-замом. Теперь их жизнь представляла собой бесперспективное, перемежаемое скандалами, существование без левых заработков, на одну голую зарплату. Ленка пила.
– Я буду белое сухое, а ты что? – Серега вопросительно смотрел на меня, показывая на бутылки.
– Красное сухое, – ответил я и посмотрел на свою Маню, которая что-то оживленно рассказывала Ленке. Дениса слушала только Наташка. Вообще она все сильнее испытывала к нему симпатию, это было очевидно любому взрослому, даже не искушенному в любовных интригах, человеку. Серега делал вид, что не придает этому особого значения. Он быстро напивался и делался размягченно-слабоумным, снимая с себя всякую ответственность за дальнейшие события, которые происходили или могли произойти на наших попойках. Была видна сильная Наташкина потребность в мужском внимании и ласке, что само по себе и не удивительно, когда женщине 35-40 лет, когда она всеми силами пытается доказать окружающим и, прежде всего себе, что она еще также молода и красива, как и пятнадцать лет тому назад. Но Наташка могла пойти и дальше обычного флирта, что придавало нашему кутежу дополнительную интригу. За развитием отношений между Денисом и Наташкой с любопытством следили мы с Маней и Доктор с женой, отчасти Ленка, которая смотрела на это со снисходительным интересом постороннего наблюдателя. Попытки Дениса вызвать ревность в своей жене, не приводили к желаемому результату. Полное Ленкино безразличие бесило его, доводя до исступлённых истерик свидетелями и участниками, которых мы не раз являлись. Для нас четверых это было реалити-шоу, которое мы тонко модерировали, время от времени говоря одному из героев этого небольшого романа что-нибудь воодушевляющее и направляющее, чтобы процесс шел по заданной нами траектории и в какой-то момент дошел до своего логического конца. Да, это цинично, но зато так интересно со стороны наблюдать за развитием сюжета и влиять на него когда это нужно.
