Дорогим мне людям, воспитавшим мою душу и характер, покинувшим этот мир, но оставившим неизгладимый след в моем сердце на всю жизнь, посвящается эта книга.
Моему деду – Левону Григорьевичу Баяхчеву
Моей бабушке – Нине Николаевне Тер-Степанянц (Баяхчевой)
Моей маме – Маргарите Львовне Баяхчевой
Моему отцу – Григорию Артемовичу Кирищяну
В оформлении использована картина Григория Кирищяна «Возвращение»
Оформление
Валерий Калныньш
© Л. Кирищян, 2023
© «Время», 2023
От автора
Дорогие друзья!
Эта книга – сборник рассказов, написанных за последние два с половиной десятилетия в эмиграции, в Канаде. Но рассказы эти не о Канаде или Северной Америке. Нет! Они о нас с вами – о людях, рожденных в СССР.
Нам довелось пережить несколько исторических эпох, полных кардинальных политических и экономических изменений и прямо связанных с ними социальных потрясений. Многие – к сожалению, слишком многие – пережили за это время ужасы гражданских войн, трагедию потери близких и дорогих людей, тяжесть разлуки и эмиграции…
Тому, кто перенес все это за столь короткий отрезок времени, трудно понять суть строк из стихотворения Тютчева «Цицерон»: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые. Его призвали всеблагие как собеседника на пир». В чем же выражается это «блаженство»? Возможно, под блаженством здесь понимаются не радости земные, но испытания, которые проверяют на прочность души человеческие и являются самым сильным стимулом для размышлений о целях и путях человека в мире людей. Ведь именно в трудные времена механизм работы «жерновов Судьбы» становится не просто виден, но очевиден. Может быть, таким образом «всеблагие» и беседуют с теми, кого они сочли достойными приглашения на очередной пир роковых времен?
И вот после подобного «пира» наступает момент, когда человек более не может нести в себе груз накопленных наблюдений и возникших на их основе мыслей. Тогда перед ним и оказываются лист бумаги и перо… Нет, не компьютер с клавиатурой, интернетом и прочими техническими чудесами, а именно бумага и перо. Ведь человек начинает писать исключительно для себя, стремясь изложить на бумаге свои мысли и потом их прочитать и переписать много раз. Наверное, потому в течение столетий люди доверяли свои мысли и чувства прежде всего бумаге. Так родилась и эта книга… Она родилась из рукописи.
Все началось на другом континенте, на противоположной стороне Земли. Я сам удивлялся: почему потребность в письменном изложении собственных наблюдений и мыслей возникла у меня именно в эмиграции? Но теперь мне кажется, что для более полного и объемного мировосприятия требовалась бинокулярность – взгляд из двух точек, взгляд из двух столь не похожих друг на друга социумов. Мне вспомнились строки из «Письма к женщине» Есенина:
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состоянье.
Земля – корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.
Почему в памяти возникли именно эти строки? Наверное, дело не только в необходимости отдаления для ясности восприятия. Нужно было видеть вблизи и нужно было увидеть издали. Нужна была бинокулярность, чтобы увидеть трехмерность! Нужны были «гуща бурь и вьюг» и тот корабль, что оказался в плачевном состоянии!
Возможно, из-за этого у меня возникла необходимость не только написать, но и поделиться своими мыслями с близкими по духу людьми. Потому что у всех у нас в конечном счете схожие проблемы, одни и те же боли и радости, а значит, и один общий «колокол», который «всегда звонит по тебе». Как же нам хочется верить, что колокол этот где-то далеко и звон его не слышен за суетой личной жизни! Но это не так. Именно на другом континенте Земли неожиданно выяснилось, как мала наша планета, как все люди тесно связаны друг с другом и счастьем своим, и горем своим!
Наверное, поэтому все рассказы этой книги об одном и том же – о человечности и милосердии, которых всем нам так не хватает в жизни. О тех понятиях, что стали забываться и исчезать под давлением механизированной и компьютеризированной среды огромных мегаполисов, которые почему-то продолжают называться городами. Но города эти больше ничем не отгорожены от оставшейся еще нетронутой природы. Более того, это природе уже давно пора отгораживаться от них. Ведь если раньше город отгораживал людей от дикой природы, объединяя их, то современный мегаполис отгораживает прежде всего самих людей: детей от родителей, молодых от пожилых, соседей друг от друга. Только разобщив людей, можно сделать их ординарными винтиками этого огромного механизма. Чтобы они служили его целям, а не механизм служил людям. Механизму не нужны человечность и милосердие. Ему нужны формализм и бездушие, которые самой структурой современной машинной цивилизации вбиваются в существование и сознание людей. И этому надо что-то противопоставить. Но что? Возможно, чтобы ответить на любимый наш вопрос «что делать?», и стали появляться эти рассказы, которые, может быть, чем-то развеселят, а чем-то навеют грусть, а может быть, даже согреют душу читателя.
Ведь не может же душа человеческая так просто испариться и исчезнуть, заменив общность людей сборищем биороботов, управляемых только деньгами и прагматизмом.
Во всяком случае, мне очень хочется верить в это, как и в то, что мир устроен гораздо сложнее арифметического калькулятора, которым современное бытие с поразительным упорством пытается заменить людям сознание и сочувствие.
Этой верой и живем! Этой верой и поддержим друг друга! И детей своих воспитаем этой верой, «чтоб не пропасть поодиночке», как спел когда-то Булат Шалвович Окуджава. Потому рассказы эти и появились на свет. И именно поэтому мне хочется предложить их вам, мои читатели. Предложить в надежде на читательское со-чувствие. Ведь со-чувствие означает не соболезнование, а понимание и со-переживание!
Лев Кирищян
Уроки деда
У любви гарантий нет.
Это очень скверно братцы!
Но, уходя оставьте свет
В тех, с кем выпадет расстаться!
Жаль, что неизбежна смерть,
Но возможна сатисфакция:
Уходя оставить свет —
Это больше, чем остаться!
Петр Вегин
Мой дед по маминой линии, Левон Григорьевич Баяхчев, был человеком непростой, но интересной судьбы. С середины 30-х годов прошлого века он возглавлял отдел строительства объектов ЦК (Центрального комитета) КП (Коммунистической партии) Грузии. К этим объектам относились не только здания и учреждения ЦК, но и предприятия «стратегического», как тогда говорили, значения. В том числе, как ни странно, и кирпичный завод, строительством которого руководил мой дед и был его бессменным директором в течение всей Великой Отечественной войны. Видимо, командование немецко-фашистских войск тоже оценило степень стратегической важности завода, потому что он был одним из немногих объектов, которые в 1942 году бомбила в Тбилиси немецкая авиация (об этом мало кто помнит сегодня, хотя кирпичный завод работает по сей день). Дело было в том, что именно благодаря этому заводу, работавшему днем и ночью, строились и авиационный, и станкостроительный, и многие другие «стратегические» заводы в городе Тбилиси, куда эвакуировались военные предприятия с захваченной фашистами территории СССР. Практически всю войну дед находился на заводе, не покидая своего поста даже в периоды бомбардировок.
Каким-то образом, похожим на чудо, он избежал репрессий 1937–1938 годов. Работая под руководством первых секретарей КП Грузии – вначале Лаврентия Берии, а потом Кандида Чарквиани, он был хорошо знаком и с ними, и с большинством руководителей наркоматов. Репрессии, которые перед войной обрушились на эти наркоматы, он воспринимал как огромную трагедию, приведшую к тому, что очень опытные кадры были расстреляны по совершенно надуманным обвинениям. Однако ни его лично, ни всю нашу семью репрессии не затронули, хотя у деда все было собрано на случай ареста (я помню небольшой чемодан, в котором лежала даже теплая шапка-буденовка времен гражданской войны). Тем не менее он не был арестован и расстрелян, как большинство его коллег, что вызывало у него немалое удивление, но только до 1956 года.
Во времена хрущевской оттепели деда вызвали к начальнику отдела кадров ЦК КП Грузии, с которым, естественно, они были знакомы лично. Когда дед вошел в кабинет, начальник встал и сказал, что обязан передать официальное письмо семье Баяхчева Л. Г. Встретив удивленный взгляд, он зачитал текст послания. В нем сообщалось, что дед мой, подвергшийся репрессиям и расстрелянный в составе некой группы шпионов и вредителей в 1937 году, признан невиновным и полностью реабилитирован. Повисло тягостное молчание. Потом руководитель отдела кадров, который прекрасно знал деда, подошел и обнял его со словами:
– Слава Богу, что тебя минула горькая чаша сия! Сколько ты сделал за все эти годы, даже трудно представить!
Несмотря на свое счастливое «воскрешение», дед решил узнать, как же эта «чаша» миновала его. Сам он мне об этом никогда не рассказывал – я услышал обо всем от бабушки. Оказывается, в самом начале репрессий деду предложили прекрасную квартиру в доме ЦК партии, «освобожденную» в результате ареста и высылки семьи одного из руководителей отделов ЦК. Наша семья, как и большинство других, жила в крайне стесненных условиях. Тем не менее ни дед, ни бабушка не захотели переезжать в эти «хоромы», ибо строить счастье на трагедии других людей не представляли возможным. Прямо отказываться от «дара» партии было не только нельзя, но и попросту опасно. Однако в связи с большой занятостью и частыми командировками переезд все оттягивался и оттягивался по «объективным» причинам, причем ни один документ о получении квартиры мой мудрый дед так и не подписал. Но, видимо, формально квартиру эту передали нашей семье и адрес был зарегистрирован в соответствующих документах.
Так вот, когда «банда шпионов и вредителей», включая моего деда, была успешно «раскрыта» органами НКВД, всех ее членов арестовали в ту же ночь и расстреляли в течение недели, после чего дело закрыли, ибо других дел было невпроворот. Поскольку никто и представить себе не мог, что дед отказался от квартиры в доме ЦК, арестовывать его пришли в ту самую квартиру, в которую он так и не вселился. Квартира была пуста и заброшена после выселения предыдущих жильцов, и, вероятно, оперативные сотрудники решили, что дед с семьей бежал, предупрежденный свыше. Доложить, что они упустили такого важного «шпиона и вредителя», никто не осмелился, а времени на розыск не было. Органы НКВД тогда не могли признаться в том, что ошиблись или кого-то упустили. Конвейер смерти работал в бешеном темпе, и самих этих сотрудников могли завтра же расстрелять за любой проступок! Поэтому всю выявленную «банду» расстреляли списком, и, как говорится, концы в воду. Таким вот мистическим образом отсутствие греха – переезда в квартиру безвинно репрессированной семьи – спасло деда и всю нашу семью от неминуемой трагедии.
Не прошло и двух десятков лет, как в том же ведомстве, где по списку расстреливали, так же по списку и реабилитировали безвинно казненных людей. Так мой дед и попал в список оправданных в преступлениях, о которых он даже не подозревал, но за которые был «расстрелян» девятнадцатью годами ранее. Наверное, судьба моего деда была еще далеко не из самых тяжелых, тем не менее она научила его многому, прежде всего проницательности и способности глубоко анализировать разные жизненные ситуации. Впрочем, он и по натуре своей был проницательным человеком, а судьба просто отточила этот Божий дар – умение глубоко видеть неочевидное.
Наверное, как и любой человек на старости лет, мой дед очень ждал внуков. К счастью, судьба не обманула его ожиданий: и дочь его, моя мама, и сын его, мой дядя, подарили ему внуков. В те времена с жильем практически у всех было трудно и, как правило, семья одного из детей жила вместе с родителями. Так и наша семья жила с родителями моей мамы, то есть с дедушкой и бабушкой. И если бабушка старалась передать мне тепло своей души, то дедушка стремился научить меня тому, что считал наиболее важным в жизни – способности глубоко видеть суть вещей и правильно планировать свои действия для достижения целей. Нет, он не читал мне нотаций или поучительных рассказов о своих жизненных перипетиях. Он понимал, что мальчику десяти-тринадцати лет передать опыт жизни семидесятилетнего человека словами невозможно. Поэтому он пошел другим путем. В самых разных ситуациях, на первый взгляд казавшихся очевидными, он спрашивал меня, что я вижу и как понимаю происходящее, а потом с помощью наводящих вопросов подводил к пониманию корня проблемы и к ее возможному решению. Это был очень интересный способ передачи жизненного опыта. Способ, основанный на ассоциации этого опыта с яркими примерами из реальной жизни и даже из детских сказок. А потом, обсуждая эти примеры, дед подводил меня к выводам, которые врезались в память, поскольку были связаны с обсуждаемыми ситуациями.
Что удивительно, я никогда больше не встречал такого подхода к развитию подобных способностей! Впрочем, в своей дальнейшей жизни я не встречал больше и настолько проницательных людей.
Нескольким примерам таких уроков и посвящены следующие три рассказа. Конечно, я не запомнил буквально всего, что говорил мне мой дед, но я запомнил сами ситуации и смысл того, что он имел в виду в связи с ними. Думаю, во многом именно благодаря его урокам я избежал в жизни многих ошибок и поражений.
Ступени восхождения
Успех – это способность шагать от одной неудачи к другой, не теряя энтузиазма.
Уинстон Черчилль
Дедушка любил водить меня в цирк. Мне казалось тогда, что он просто хотел доставить мне удовольствие. В цирке всегда были смешные клоуны, разноцветные декорации и дрессированные звери. А еще там дедушка покупал мне очень вкусное мороженое и карамельные конфетки «Дюшес». И только гораздо позже я понял, что водил он меня туда со вполне определенной целью, используя цирк как упрощенную модель реальной жизни, позволявшую объяснить мне в доступной форме смысл многих важных вещей, скрытых под внешней мишурой.
Я и сейчас, по прошествии многих десятилетий, помню наш первый поход в цирк. По каким-то не очень понятным мне причинам тбилисский цирк располагался на вершине довольно высокого холма, а кассы стояли внизу, у его подножия. И вот, отстояв небольшую очередь в кассу, мы с дедушкой стали счастливыми обладателями двух маленьких зеленых билетов. Радостно предвкушая представление, я начал оглядываться в поисках входа в здание цирка, но, к своему удивлению, никакого здания не обнаружил. Поэтому я спросил дедушку:
– А где же цирк?
– Вон там, наверху холма, – ответил он, показывая рукой куда-то в небо.
В это «небо» вела широкая и очень длинная лестница, разбитая на секции, каждая из которых состояла из десятка ступеней, заканчивавшихся небольшой площадкой. Секций этих, в моем представлении, было очень много. Мне было тогда пять или шесть лет, и я уже умел считать, но сосчитать число секций мне так и не удалось. Я с удивлением посмотрел на дедушку и спросил:
– Как же я заберусь на эту гору, ведь я еще маленький, а гора такая высокая?!
Дедушка, улыбаясь, сказал:
– Да, конечно, это высокая гора, но ведь все дети как-то туда поднимаются пешком. Почему же ты не сможешь?
Я с большим сомнением смотрел на лестницу, уходящую в небо, и тогда мой дед, видя это, спросил, показывая на первую секцию ступенек:
– Как ты думаешь, хватит ли у тебя сил подняться вот по этим нескольким ступеням до первой площадки?
Я ответил, что хватит. И мы неторопливо миновали первую секцию. Дойдя до первой площадки, дедушка спросил меня, смогу ли я одолеть следующую секцию ступенек. Я уже более уверенно сказал, что смогу, потому что не заметил никакой усталости. Так, глядя себе под ноги и двигаясь вперед и вверх, мы проходили секцию за секцией, иногда отдыхая на площадках, где стояли скамейки. И вот, когда мы преодолевали очередную цепь ступенек, дедушка сказал:
– А теперь посмотри вперед, мой дорогой!
Я поднял взгляд от ступенек и прямо перед собой увидел красивое круглое здание! Цирк, который там внизу казался мне недосягаемым, стоял передо мной, и мне не верилось, что я смог так высоко и так быстро подняться. Я посмотрел на деда. Он улыбнулся мне:
– Ну вот ты и дошел, хотя всего десять минут назад не мог представить, что сможешь. Запомни это. То, что вначале кажется недостижимым, становится вполне достижимым, если путь к трудной цели разбить на несколько более простых этапов, каждый из которых включает примерно равное количество ступеней восхождения. И так, идя шаг за шагом и ступень за ступенью, ты сможешь достигнуть даже таких вершин, о которых не мог и мечтать. И ты будешь удивлен, когда увидишь, что большинство окружающих людей не решится сделать даже первый шаг к этим вершинам, считая их достижение абсолютно нереальным.
* * *
Это был, наверное, первый из уроков моего деда, который я запомнил на всю жизнь. Мне трудно сосчитать все моменты, когда достижение сложных, а то и совершенно невозможных целей было крайней необходимостью для меня и моей семьи. И именно в такие моменты перед моим мысленным взором появлялась та бесконечная «лестница в небо», которую я преодолел шаг за шагом и на которую даже не решились ступить очень многие из окружавших меня людей, не имевших в своем детстве деда, который преподал бы им столь важный жизненный урок.