Глава 1
Слегка розоватое небо почти иссякло, убегая от утреннего солнца. Скоро совсем прозрачный воздух, как огромная линза, будет способствовать светилу стегать ультрафиолетом по высушенной поверхности планеты. Недобитые до конца жёлтые, с красноватыми прожилками, редкие растения из последних сил карабкаются на камни, но так и не могут преодолеть сопротивление пустыни. Некоторые останавливают свой рост, застыв в таком положении на пять-десять дней, а более везучие, которым удалось глотнуть больше влаги под камнем, растут выше. Их тоже ждёт смерть, они высохнут и превратятся в пыль, подгоняемую ветром.
Пустыня, она огромна, её жёлтые камни и красноватые островки песка сводят с ума. Этот нескончаемый день может показаться вечностью, но ночь приносит не только стужу, озноб и дрожь. С ней приходит страх.
– Пить…, – еле слышно прохрипел голос. Рука свешивалась с тяжёлой скрипучей повозки почти до земли. Слегка бронзового цвета кожа блестела на солнце, отливая мертвенным воском. Светлые волосы, почти белые когда-то, давно стали пепельными. Спутанными локонами они застилали глаза человека, лежащего на повозке. Трое других, сопровождавших этот грохочущий на камнях обоз, шли сзади, склонив головы. Один из них, самый слабый, ниже остальных, немного отстал. С каждым шагом он спотыкался всё больше, цепляясь старыми разбитыми сандалиями за каждый камень, рискуя разбить себе лицо. Услышав было стоны лежащего на повозке, парень подался вперёд, протянув руки, но тут же виновато взглянул на идущих рядом и отпрянул назад. Его глаза снова опустились, чтобы спрятать слёзы, последними скудными каплями стекающие к подбородку. Его канистра закончилась ещё вчера. Ах, если бы он только знал, чем всё это закончится, он бы, скорее всего, не притронулся к своей воде и три дня назад.
– Эливен!
Парень даже не сразу понял, что его окликнули. Он смотрел в одном направлении, думая о чём-то, скорее всего, о смерти. Как порыв ветра, прилетевшего внезапно, донёсся смысл этого звука до него. Это его имя, значит, он ещё жив.
– Эливен! На, возьми мою воду. Там всего глоток, выпей сам.
– Не смей, ты не вправе это делать, пока есть я, твой брат!
Мужчина, предложивший Эливену последний глоток, одёрнул руку от канистры, виновато глянув на человека, являвшегося ему старшим братом, а значит, имеющим право решающего голоса. Его имя, словно кость в горле, вызывало страх и отвращение – Горхэм. Это он был виноват в случившемся, того столкновения можно было избежать, если бы не гордыня этого глупца, не способного трезво оценить ситуацию.
– Благодарю, Маттис. Мне ничего не нужно. Я хочу покинуть этот мир вместе с отцом. Пусть тебе небо подарит ещё много лет.
Лоскуты сушёного мяса морхунов, бутылёк острого соуса из корней васхры, что растёт в пещерах – вполне приличная еда любого путника, даже идущего через пустыню. Этим можно не только утолить голод, но и хорошо насытиться, если бы не одна проблема. Когда нет воды, то лучше совсем воздержаться от еды, иначе смерть настигнет путника намного раньше, чем он ожидает её встретить. Солёное мясо морхуна, этого прекрасного скакуна о двух ногах, приятное на вкус, но только в сочетании с коричневатым густым соусом, перебивающим реальный вкус этого мяса. В чистом виде этот продукт далёк от той пищи, которая может принести блаженство голодному желудку. Мало кому удавалось удержать даже маленький кусок этого нежного белого мяса в пищеводе дольше нескольких секунд. Рвотные спазмы делали своё дело, словно организм боялся, что его обладатель может быть жестоко оскорблён таким зловонным вторжением.
Но как бы ни было опасно употреблять соус васхры, Горхэм частенько отставал от остальных, а возвращался с плотно закрытым ртом, чтобы не привлечь внимание запахом. Тщетная попытка, так как пряный запах васхры скрыть практически невозможно. Стоит ли предполагать, что Горхэм рискнул подкрепиться, не запив такую еду обильным количеством воды?
Очередной камень сделал своё дело, Эливен не удержался на ногах и упал лицом в потрескавшуюся почву. Он так бы и остался лежать, ожидая своего конца, если бы не рука Маттиса, подхватившая его под живот и поставившая на ноги.
– Рано сдаваться. Где-то там, за теми скалами есть вода, целое озеро прекрасной чистой воды. Фиюить!
Скакун, впряжённый в тяжёлую повозку, остановился, услышав знакомый свист. Голова на длинной пернатой шее тут же опустилась к самой земле и упёрлась огромным кривым клювом в коричневую корку под ногами. Животное тоже еле стояло на ногах, после столкновения с кодбанами он мчался что есть силы, спасая людей, но ему до сих пор никто так и не предложил воды. Его участь – служить хозяину до самой смерти, беспрекословно подчиняясь, даже если это ведёт к гибели.
– Тейо совсем не может идти. Эливен, ты прости меня за мои слова, но Фрома мёртв. Твой отец умер ещё до полудня.
Маттис почувствовал рукой, держащей парня, как слабое тело вздрогнуло и обмякло.
– Держись, братишка, ты мне нужен. Не оставляй меня одного с этим… Вспомни закон Синей звезды, помнишь?
Эливен с трудом поднял голову, чтобы взглянуть на Маттиса. Белые волосы висели над синими глазами грязными, ссохшимися сосульками, губы дрожали, но он смог выдавить из себя слова негласного закона, который всегда сопровождал путника в его нелёгком пути.
– Покуда ты видишь Синюю звезду в вечернем мраке – ты жив. Но ты не можешь умереть, опустив руки, если твой попутчик ещё жив.
– Да, Эливен, там такой смысл. Но я не могу тебе приказать, а просто прошу. Ты терпи, осталось совсем немного. Там вода, будем жить.
– Будем жить, – выдохнул Эливен, шагнув к повозке. – Тейо не может идти, а мне не поднять отца, чтобы нести его тело дальше.
– Ты должен принять решение, только ты. Он мёртв, но впереди жизнь, твоя жизнь.
Сзади послышался шорох. Горхэм стоял за спинами говорящих уже достаточно времени, чтобы решить вмешаться.
– Я принял решение уже давно, я только не могу никак дождаться, когда вы остановите поток своей приторной речи.
Голос Горхэма был такой же грубый, как и его имя, не исключая и всего остального. Как и любой другой представитель марсианской расы, он был огромного роста, достигавшего трёх метров. Слегка бронзовая, скорее – жёлто-розовая кожа могла сказать о том, что этот человек находился на открытом солнце меньше остальных, да и привилегий у него было больше, как и пищи. Вот только волосы его были не белые, как у большинства мужчин в поселении, а слегка желтоватые. Глаза тоже имели другой цвет – они были серые. Такое часто связывают с вымиранием рода.
– Это мой отец, и ты не вправе принимать решения за меня! – в отчаянии выкрикнул Эливен. Резким движением головы он откинул прядь волос, падающую на глаза. Острый взгляд, способный испепелить любого, впился в Горхэма.
– Это мы ещё посмотрим. Я взял вас с собой, вы мне обязаны. Да и карта только у меня, куда ты денешься.
– Брат, прошу тебя, будь добрее. У него умер отец, его тело ещё тёплое.
– Их никто силой не тащил сюда. Это место на карте – оно может сделать нашу жизнь безмятежной. Если я найду там много ирония, я стану хозяином убежища, общины, создам новую, если захочу. Я буду властелином Марса!
– Ты слишком много вкладываешь надежд в этот поход. Жажда наживы и власти затмила тебе глаза, брат. Посмотри, погибло шесть человек, даже семь, если учесть смерть Фромы, лежащего там, на повозке. Стоит ли повозка, гружённая иронием, тех жизней, которые остались там, за теми скалами за спиной? Кодбаны угнали четырёх морхунов вместе с повозками, шестеро наших друзей умерло в жестокой схватке, седьмой не дожил до темноты…
– Ну и что? Одна повозка всё же осталась, наша с тобой доля. Пусть он забирает тело и проваливает, а мы поедем дальше.
– Нет, брат. Тейо уже не поднимет своей головы. Даже если бы у нас была вода для него, потребуется пара дней, чтобы он набрался сил. Без него повозку не сдвинуть с места, даже пустую.
Горхэм с отчаянием махнул сжатым кулаком и отвернулся. Что-то обдумывая, он изредка трогал рукоятку секиры, торчащей в ножнах за поясом. Наконец, он резко повернулся и указал пальцем в сторону Эливена.
– Ты, убери тело с повозки. Маттис, собирай верёвки и крюки, я возьму отбойник и заступ. Возьми пустые канистры, это я тебе говорю, Эливен. Морхун остаётся здесь, с повозкой. Если доживёт до темноты, ночь продержится.
– И какой твой план, брат?
Горхэм нехотя достал из мешка за спиной сверкающую табличку. Тонкий лист из неизвестного материала, испещрённый странными, непонятными надписями, картинками, дорожками мог бы принести больше информации, если бы он попал в руки более умному и рассудительному. Наткнувшись однажды на засыпанное тысячи лет назад песком старое поселение, один из искателей сокровищ увидел этот блестящий предмет и спрятал под рубаху. Таких поселений находили много, редко крыши домов торчали из песка, давая подсказку искателям наживы. Чаще ничего не указывало на имеющийся под поверхностью древний городок или селение. Старые выцветшие карты, выполненные на прозрачном гибком материале, удавалось скопировать на грубый пергамент, нанося пером морхуна, смоченным в специальные чернила красно-коричневого цвета, никому не понятные символы и знаки. Иногда на таких картах угадывались очертания знакомых скал, равнин и каньонов, тогда погребённые селения удавалось находить. Чаще, всё же, эти попытки оказывались бесплодными, да и что могло сохраниться в тех старых постройках, которым много тысяч лет.
Но попытки поисков всё новых мест, где могли находиться засыпанные песком и пеплом старые города, предпринимались всегда, даже тогда, когда большинство скопированных карт оказались обычной фальшивкой. Эти куски розовой грубой материи, испещрённые бурыми иероглифами и ничего не значащими рисунками, продавались и покупались, обменивались на скудный кусок пищи или шарики ирония, служившие деньгами. Тяжёлые блестящие горошины размером с ноготь на мизинце, иногда находили в специальных сосудах в подземных развалинах. Странный материал, не поддающийся даже ударам огромного валуна, не нашёл другого применения, как в качестве своеобразной монеты. Невозможность подделки, редкость, завораживающий блеск сделали своё дело. Многие жители планеты посвятили свою жизнь поиску таких шариков, получивших название «ироний» в честь человека, принёсшего однажды их целую пригоршню. Было это много сотен лет назад, сейчас эта история превратилась в красивую легенду. Она гласит, будто огромные люди, испускающие голубой свет, дали их ему. Но можно ли этому верить, никто до сих пор не знает.
– Давай я тебе помогу, Эливен. Вот тут помягче, копай.
Когда неглубокая яма была готова, в неё опустили уже закоченевшее тело, прикрыли лицо покойника вещевым мешком м засыпали песком и камнями. Солнце приближалось к горизонту, небо приобретало розовый цвет, который становился всё насыщеннее, предвещая приход ночи. Когда солнце не светит, становится холодно. Только отчаянный искатель наживы решится отправится в открытую местность, да ещё так далеко. Десять человек, подгоняемых отсутствием средств для существования в общине, отправились в путь три дня назад. Не имея ничего в карманах, они больше не могли рассчитывать на место в убежище. Лишь один из них мог себе позволить жить в подземных сооружениях ещё многие годы, но жадность и зависть не дали ему такой возможности. Торговец, тряся перед лицами зевак на торговой площади блестящей пластиной, выкрикивал просто немыслимую сумму в двадцать пять ирониев. Но Горхэм увидел в той пластине нечто большее, чем бесполезный кусок розового пергамента, который всё чаще вызывал у населения недоверчивый ехидный смех. Он взял его, забыв даже поторговаться. Его глаза горели жадным блеском, он явно держал в руках подлинную вещь, карту, запечатлевшую что-то очень важное. Если эта карта сохранилась так хорошо с тех самых пор, когда рухнул тот древний мир, неведомый и чужой, то она может стоить всех денег, которые у него остались. Поставив на чашу весов оставшиеся шарики ирония и свою жизнь, он купил пять отменных морхунов вместе с повозками, нанял ещё девять человек, включая младшего брата, и вышел из убежища.
– На, посмотри карту, сколько нам ещё идти? – прохрипел Горхэм, нехотя вытаскивая блестящую пластину из мешка. Яркий свет отражённого солнца скользнул по песку, ударил в глаза Эливену и застыл на лице Маттиса. Горхэм держал предмет двумя руками, направив его в сторону младшего брата.
– Если бы ты дал мне это в руки, то я мог бы сказать больше. За те мгновения, когда ты мне позволяешь взглянуть на рисунок, мне сложно что-то даже увидеть, не то, чтобы понять. Тут столько всего, я не могу это запомнить. Позволь мне взять это в руки.
– Тебе не нужно запоминать это, я запрещаю тебе это делать. Просто скажи, где озеро, куда идти. Я буду держать это, пока ты не скажешь, куда нам идти.
Маттис прикрыл глаза от слепящего света, падающего от пластины, и стал всматриваться в карту. Он успел изучить путь за те недолгие мгновения, когда брат подобным образом выставлял её перед его лицом. Оставалось непонятным одно: что означает рисунок в самом центре таблички? Скопление треугольников, квадратов и кругов, пронизанных насквозь странной тонкой паутиной. Это запомнить было почти нереально.
Сделав вид, что разобрался, где они находятся и куда идти дальше, он кивнул головой, после чего обжигающий металлический блеск исчез в мешке Горхэма. Маттис был более умным и рассудительным, чем его старший брат, но старался не подавать повода вскрыть это. Он давно запомнил путь, более того, он был уверен, что ещё до захода солнца покажется озеро, указанное на карте.
Тяжелее всего приходилось Эливену. Его хриплое дыхание готово было прерваться в любую минуту. Он уже не соображал, зачем и куда он идёт. Боязнь солнца его совсем не подгоняла, наоборот, он мечтал, чтобы ласковые лучи, несущие медленную смерть, убили его сразу. Но как только колени подгибались, чья-то рука подхватывала его и помогала выпрямиться. Это был Маттис, и он не желал, чтобы парень погиб вот так, упав за час до живительной влаги. Что-то он чувствовал к этому мальчишке, как будто читал в его сердце то, что принесёт ему и другим людям облегчение, внесёт перемену в их бренное существование.
Одежды, которыми были обмотаны руки и ноги этих скитальцев, давно пришли в негодность и волочились рваными лоскутами по жёлтым булыжникам. Маттис знал, что стоит лишь немного напрячься, и длинная гряда скалы закончится. Он прекрасно помнил, что изображено на блестящей пластине. Одно из главных изображений для него было не в центре, вернее, не сейчас оно являлось главным. Немного левее длинная гряда скалы обозначалась множеством коротких параллельных чёрточек, выгравированных на жёлтом металле, а в левом углу было изображено не что иное, как солнце, совершающее свой путь по дуге, прочерченной к правому верхнему углу.
Маттис взглянул воспалёнными глазами на солнечный диск, опустил взгляд правее и ниже – ошибки быть не может. Вчерашние скалы остались за спиной, эти скалы – справа, солнце – где и положено. Уже виден край этого нескончаемого каменного заграждения. Только сейчас ему вдруг пришла мысль: а почему бы им раньше не влезть на эти скалы и не спуститься по другую сторону? Но тут же он удивился собственному легкомыслию. Что, если воины кодбанов их увидят, а может быть, охотники из каких-то других поселений, не менее страшных и кровавых? Озеро посреди пустыни – достаточно заманчивое место, оно может готовить западню гостям, желающим отведать желанной благодати.
Как же он не подумал об этом? Скорее всего, возле озера кто-то есть. Уставшим путникам, измотанным пустыней и убийственным солнцем, явно ничего не светит, кроме верной гибели. Маттис приуныл, но зная, что другого выхода у них нет, смерть их ждёт в любом случае, решил промолчать о своих подозрениях. Он лишь подошёл ближе к Эливену и чуть слышно сказал: «Скоро уже». Мальчишка махнул белой прядью слипшихся волос в знак того, что услышал попутчика.
Глава 2
Горизонт стал сначала багровым, а потом его почти не стало видно. Становилось холоднее, рваные лохмотья не спасали от холодного ветра. Если не развести огонь, то к утру будет невозможно размять мышцы рук и ног. Но огонь в пустыне, где нет очага, жилья, для согревания, а не для приготовления пищи – это неоправданная роскошь, да и не было у путников горючего лишайника, который они везли с собой на одной из украденных кодбанами повозках. Оставалась слабая надежда на то, что возле воды есть хоть какая-то растительность, чтобы подбросить в огонь, или небольшая нора, где можно было бы спрятаться.
Путники уже зашли за поворот, скоро перед их взором предстанет картина, какова бы она ни была. Потом ещё один поворот, и они окажутся по другую сторону скал. Первым шёл Горхэм, а Маттис почти нёс Эливена, у которого волочились ноги, черпая пыль и песок сандалиями. Глухой стон заставил Маттиса остановиться. Он опустил свою ношу на землю и повернул за каменную преграду. Вдаль, насколько хватало взгляда, простиралась бескрайняя пустыня, которая сливалась с почти таким же чёрным небом, как и она сама.
– Горхэм, что же нам теперь делать? Тут должно быть озеро, – еле слышно пробормотал Маттис. – Дай я взгляну на карту, пока свет ещё не иссяк полностью.
Но он так и не получил пластину, вместо этого он услышал звон секиры, медленно выходившей из ножен. За спиной Горхэма тускло сверкнул металл, он медленно приближался к отставшим попутчикам.
– Горхэм, Горхэм, ты что удумал, брат?
– Ты думаешь, это слово, в которое ты вкладываешь какой-то смысл, что-то значит для меня сейчас? Ты предал меня, завёл сюда, чтобы избавиться от меня, завладеть моей пластиной, моей водой! Ты хотел один получить весь ироний? Нет, ты ошибаешься, я давно раскусил твой план! Ещё тогда, когда ты произносил свои сладкие речи этому выродку. Так смотри же, к чему это привело!
Горхэм взмахнул секирой, она просвистела в воздухе, но Маттис успел увернуться в сторону. Лезвие зашло глубоко в землю, вытащить его удалось не сразу. Маттис, собрав все силы, навалился на брата и придавил к земле.
– Эливен, очнись!
Парень с трудом приподнял голову и откинул прядь волос с лица. Он понял, что от него требуется, без лишних слов. Схватив верёвку, валявшуюся рядом, он подполз ближе и подал её Маттису. Вскоре победители сидели спиной к спине и делали небольшие глотки из последней, почти опустевшей канистры с водой.
Силы, покинувшие тело Эливена, медленно возвращались. Он начинал осознавать ситуацию, в которой они оказались. Связанный Горхэм пугал его даже больше, чем полный провал всей экспедиции. Тот лежал лицом вниз со связанными за спиной руками и не шевелился. Когда-то его придётся развязать и идти дальше, но ясно, что при любом подходящем случае он расправится с ними обоими.
– Озера нет, ведь так? – осторожно спросил Эливен. Он не надеялся получить другого ответа, и так было ясно, что всех троих ждёт смерть.
– К сожалению, это так. Карта очень стара, с тех пор многое изменилось. Я мог бы догадаться, что и озеро постигла та же участь, что те старые города, оказавшиеся под толстым слоем песка и пепла.
– Выходит, мы умрём тут, возле этой скалы. Назад нам нет дороги.
Маттис дотянулся до вещевого мешка и нащупал золотистую пластину. Тусклый свет звёзд позволил разглядеть карту, которую он знал и так, без всякой пластины.
– Наша цель находится в нескольких часах отсюда, но у нас нет воды. Изначально мы рассчитывали на озеро, теперь мы убедились, что оно исчезло. Можем ли мы надеяться, что там, куда мы идём, есть вода? Если засыпано озеро, значит засыпано и сокровище.
– Маттис, у нас всё равно нет выбора. Если мы останемся тут, то погибнем, может быть, даже этой ночью. Если мы попробуем добраться до цели, мы можем что-то найти, нужно идти туда.
– Ты прав, Эливен. Но придётся идти ночью, чтобы не замёрзнуть окончательно. Да и жажда не так жестока, когда нет солнца.
– Я готов, но что делать с ним? Он хотел убить тебя, он может попытаться сделать это снова.
Маттис задумался над возникшей проблемой. Оставить Горхэма здесь связанным – это жестоко, он умрёт уже через час, скованный холодом. Если развязать и оставить тут, то он не может ручаться, что тот не набросится сзади и не попытается расправиться с заговорщиками.
– Возьмём с собой. Может быть, он одумается и примет нашу сторону.
Решили идти незамедлительно. Воду разделили на троих, каждому досталось ровно по два глотка. Горхэм был последним, кто приложился к кожаной ёмкости, ему доверия оказывать не приходилось. Несмотря на это, связанный Горхэм не пытался проявлять агрессии, он покорно выполнял всё, что от него требовалось – просто идти. Разговаривать старались меньше, чтобы не выпускать тепло через рот. Холод сковывал мышцы ног, колени сгибались всё труднее, но останавливаться для отдыха было нельзя, иначе можно не подняться. Верхняя часть лиц покрылась тонким слоем инея, образовавшегося от пара, выдыхаемого через нос.
Небо осветилось тёмно-фиолетовой полосой возле горизонта, скоро встанет солнце. Что от него ждать в этот день? Спасение от холода, а следом – смерть? Каким оно запомнится путникам в этот, вероятно, последний их день на планете Марс? Когда показался край желтоватого диска, лица путников высохли от инея, как будто его и не было. Первым упал Эливен, за ним присел на холодный песок Маттис, махнув брату, предлагая последовать его примеру.
– Развяжи меня, я не хочу умереть с верёвкой на руках. Обещаю, что не повторю прежней ошибки. К тому же, у меня больше нет секиры.
Маттис тщательно обдумал своё решение, прежде чем заявить о нём.
– Хорошо, Горхэм. У меня есть условие. Я обязан слушаться тебя, так как ты мой старший брат, но события вчерашнего дня не дают мне возможности продолжать делать это.
Горхэм с трудом удерживался на ногах, но упорно продолжал стоять со связанными за спиной руками.
– Что ты хочешь от меня? У меня ничего нет, ни воды, ни ирония, как и у тебя. Сейчас поднимется солнце, и мы все умрём.
– Возможно, да, но если верить карте, то мы пришли.
– Но тут ничего нет! Пустыня, одна лишь пустыня! Ох, нет, я ошибся, есть ещё солнце! О, пусть оно погаснет, я не могу его больше видеть!
Маттис не стал прерывать поток брани старшего брата. Он имел право выговориться, но как только тот замолчал, продолжил.
– Я хочу предложить тебе одно условие. Если мы выберемся отсюда, ты заберёшь всё, что мы сможем найти.
– Странные условия. А в чём твоя выгода? – спросил Горхэм, глядя исподлобья.
– Я развяжу тебя, а ты пообещаешь, что не нападёшь сзади.
Горхэм ухмыльнулся, но тут же сделал безмятежное лицо. Зачем нападать, если никто не в силах подняться на ноги, а солнце уже оторвалось от горизонта?
– И пластина, – буркнул он, – пластина останется у меня.
Маттис поднял глаза на брата, но не стал задавать вопросов.
– Ладно. А теперь сядь, нам ещё идти.
Он осторожно развязал руки брата, тот попробовал растереть раны от верёвок, но только скорчился от боли в мышцах. Ночной мороз сделал своё дело, застывшие конечности медленно возвращались к жизни.
– Пластину, ты обещал.
Маттис вытащил из-под рубахи золотистый лист, в последний раз глянул на него и передал брату.
– В нескольких шагах от этого места есть что-то похожее на тропинку. На карте оно обозначено неким крючком, нам туда.
– А если там ничего нет, кроме песка? – спросил Горхэм.
– Нам уже нечего терять, – тихо произнёс Эливен, до сих пор молчавший и наблюдавший за разговором двух братьев.
Через мгновение они поднялись и поплелись в сторону, которую указал Маттис. На этот раз им улыбнулась удача, если можно назвать таковой небольшое углубление в песке, напоминающее засыпанную канаву. Решив идти по углублению, путники устремились вперёд. Вскоре дорога стала уходить заметно глубже, а через какое-то время появились отвесные стены оврага.
– Это какой-то каньон, а может быть, русло старой реки, – предположил Эливен.
– Возможно, это так. Тогда это река или ручей, который когда-то впадал в то исчезнувшее озеро. Мы углубляемся, стены каньона всё выше, я уже не вижу пустыню.
Тень укрыла путников, идти стало немного легче.
– Это не мы углубляемся, ведь если это русло старой реки, оно не может наклоняться от озера, если только река не текла из него, – рассуждал Эливен.
– Нет, тут всё просто. Русло имеет верный уклон, иначе мы бы чувствовали, что идём с горы, а мы ощущаем небольшой подъём. Но стены становятся выше, потому что поверхность пустыни тоже повысилась, как будто что-то большое засыпано огромным слоем песка.
Скоро стало совсем темно, узкая щель света над головами не позволяла разглядеть даже собственные ноги. Маттис шёл первым, за ним – Горхэм. Эливен замыкал шествие, он постоянно оглядывался, пытаясь разглядеть что-то в полумраке за спиной. Нечто странное задевало его ноги, пробиваясь через разорванную материю. Он нагнулся и пригляделся. Да, ошибки быть не может, это васхра, растение, живущее в пещерах, куда не проникает солнечный свет, но требующее много влаги.
– Тут должна быть вода, кругом много васхры, – крикнул он идущим впереди. Через миг Маттис наступил в мокрый грунт, его сандалии скрыла тёмная грязь.
– Да, тут должна быть вода. Попробуем пройти вперёд, – с надеждой в голосе сказал Маттис, вытаскивая ногу из вязкой массы.
Вскоре над грязью появился небольшой слой воды. Путники тут же упали на колени, несмотря на то, что увязли в зловонной жиже. Вода была противной на вкус, но это не могло помешать им черпать её ладонями и лить себе на голову. Рыжеватый оттенок этой застоявшейся влаги был не виден путникам в полумраке ущелья.
Дальше идти стало сложнее. Под небольшим слоем воды скрывался толстый слой грязи, который крепко держал ступни. Даже пробираясь вдоль стен, вплотную к ним прижавшись, не удавалось пройти, не увязнув в вонючей массе. Сладковатый запах васхры, исходивший от грязных лохмотьев на ногах, смешивался с застоявшимся смрадом от рыжей жижи на дне ущелья и сводил с ума. Хотелось только одного – бежать отсюда без оглядки. Останавливало лишь одно – отсутствие смысла побега. Даже если им удастся вернуться в убежище, их не примут. Только одно условие могло бы дать им возможность попасть в племя – это работа на улице, под открытым небом, рытьё котлованов, укрепление ворот и стен. Даже углубление подземных помещений считалось привилегией, потому что есть возможность спрятаться от солнца. Оно убивало медленно, ласкало своим теплом, светом, но душило невидимыми руками. Проведя несколько часов на солнце, приходилось несколько дней приходить в себя под землёй. Для этого нужны средства, ироний, много ирония.
Вода уже доходила до колен, а оврагу не было конца. Путники шли очень медленно, с трудом вытаскивая из грязи ноги и переставляя их дальше. Вскоре им пришлось остановиться. Перед ними возникла глухая стена, состоящая из ровно отёсанных и плотно подогнанных друг к другу камней.
– Маттис, что же теперь делать? – прошептал Эливен.
– Горхэм, зажги огонь, – сказал Маттис, пытаясь толкнуть плечом каменную кладку, которая простиралась вверх, насколько хватало глаз, и там терялась в солнечных бликах. Стоя в воде по пояс, он понял, что его усилия бесполезны, схватился за голову и зажмурил глаза. Горхэм высек искры и зажёг фитиль лампы. Сосуд, выдолбленный из мягкой породы, заполненный густым жиром морхуна, мог выполнить роль лампы, но его света было недостаточно, чтобы осветить большое пространство.
Маттис не решался открыть глаза до тех пор, пока не ощутил на своём плече чью-то руку. Это был Эливен, он протягивал руку к воде и показывал на что-то, не в силах промолвить слово. Лампа позволила увидеть под водой то, что раньше было недоступно. Сразу под поверхностью воды зиял чёрный свод затопленного тоннеля, ведущего под стену. Маттис резко отпрянул, но тут же принялся нащупывать странный проход под водой.
– Отсюда вытекал ручей, теперь течения нет. Русло сменило наклон или просто вода иссякла.
Он приблизил огонь к самой воде и долго всматривался в рыжеватую муть.
– Это очень старая кладка камней. Свод очень ровный, а материал, который держит камни между собой, смог продержаться тысячи лет. Смотрите, тут ещё что-то есть! Это похоже на крепления от стоявшей тут когда-то решётки. Время уничтожило её полностью.
– Маттис, что нам это даёт? Пути дальше нет, а вода почти непригодна, чтобы её пить.
– Я пойду вперёд, – произнёс Маттис, отчего у Эливена пробежала дрожь по телу. Горхэм не проявил никаких эмоций, но было и так понятно: в другой ситуации, если бы преимущество голоса до сих пор оставалось у него, он бы просто заставил брата пойти вперёд.
– Но проход затоплен, это невозможно, – пытался напомнить ему Эливен, как будто надеялся, что кто-то забыл об этом.
– Верёвки, сколько их у нас?
Маттис взял один моток, надетый на плечо Горхэма, стал снимать по одному витку и передавать Эливену.
– Тридцать пять локтей. Вторая верёвка такая же. Я обвяжу себя концом одной из них и пойду в тоннель. Он не может быть бесконечным. Если перед нами стена, то она имеет какую-то толщину, и она, я надеюсь, меньше этой верёвки.
– Маттис, но если стена окажется толще, чем ты ожидаешь, тебе не хватит воздуха, чтобы вернуться назад!
– Для этого есть верёвка. Вы будете держать её, слегка натягивая. Когда я вынырну на той стороне, я буду дёргать за неё со своей стороны, тем самым подавая сигнал, что всё в порядке. Но помни, Эливен – ты следующий. Мы должны решить это сейчас, позже я не смогу тебя спросить об этом. Согласен ли ты?
– Да, я нырну в тоннель, – сказал он, не раздумывая, скользнув взглядом в сторону Горхэма. Несмотря на то, что тот не проявлял никаких эмоций, Эливен опасался его и даже не допускал возможности остаться с ним один на один.
– Мы свяжем две верёвки вместе, я пойду первым. Когда я вынырну на той стороне и подам знак, ты, Эливен, привяжешь себя верёвкой за пояс и подашь знак мне, что готов, но только когда задержишь дыхание. Я буду тянуть за верёвку, чтобы вытащить тебя на свою сторону. Следующим будет Горхэм, остаётся только надеяться, что верёвки хватит.
– Но, Маттис, почему это важно?
– Если верёвки окажется недостаточно, а я ещё не дойду до того края, то вы попробуете вытянуть меня обратно. Но боюсь, что я буду к тому моменту уже мёртв, мне не хватит воздуха.
Эливен сглотнул, но ком в горле никуда не делся.
– Маттис, можно я пойду первым вместо тебя?
– Нет, это будет ошибочным решением. Я сильнее тебя, поэтому у меня больше шансов дойти до конца и вытащить следующего. Ну, не будем медлить.