Взаперти

© Кейли Л., 2024

© ООО «Издательство «Эксмо», 2024

1
Поезд

Сегодня на вокзале было особенно холодно.

– Один билет, пожалуйста.

У касс обычно не протолкнуться. Я ненавидел такие места, где тебе вечно дышат в затылок. Обычно это делаю я. Но сейчас я не был собой. Точнее, так, я был не тем, кем был последние десять лет. Я бежал от себя и прошлого.

– Один билет до Нью-Дема. 7-й вагон, – сказал женский голос из небольшого окошечка. Рука с неровно выкрашенными ногтями протянула мне билет.

Я не любил поезда. Но самолёты не любил больше. Из них невозможно сбежать.

– Один билет, пожалуйста, – сказал голос позади меня, – один билет до…

Этот тип сейчас возьмёт купе рядом со мной.

– Один билет до Нью-Дема, – повторили ему из окошка. – 7-й вагон.

Точно.

Я всегда изучал соседей у кассы. Если мне не нравилось что-то или вызывало хоть толику подозрений, я мог взять и другой билет.

– Тоже до Нью-Дема? – повернулся ко мне этот парень с вылизанной донельзя прической.

– Да, – ответил я, – до Нью-Дема.

– Значит, вместе поедем.

– Значит, вместе, – окинул я его взглядом.

Аккуратный костюм, не из дешёвых, начищенные ботинки, белые манжеты и запонки на них. А ты не похож на здешних, да, парень? Кто ты?

– Михаэль Полянский, – представился он, будто прочитав мои мысли.

– Эд Берроу, – ответил я.

– Очень приятно, мистер Берроу, – протянул он мне руку, из которой тут же выпал билет.

Какой неуклюжий тип, подумал я, зато не карманник. Он поднял билет.

– Всё хорошо? – спросил я, смотря, как его пальцы дрожат.

– Защемило, наверное, между лопаток, – он сжал и разжал кулак, – бывает такое.

Странный был этот Полянский. Я не любил никакую странность, от неё всегда ждёшь беды.

Нью-Дем был городком развлечений и небывалых свобод. Кто-то сказал, это рай на земле. Для меня же это было единственным местом, где можно было залечь на дно и спокойно обналичить деньги или перевести их на счёт в любой из банков страны. Без лишних вопросов, без лишних проверок. Такой был Нью-Дем.

Город держали мафиози. Нет, конечно, сейчас это были серьёзные люди, но раньше, лет тридцать назад, они просто заселились в этот городишко и начали скупать в нем всё – от магазинов до фабрик. А тот, кто скупает рабочие места, подчиняет себе и людей, а вместе с людьми и законы. Я никогда раньше там не был, только слышал об этом городе прав и свобод. Его ещё называли городом грешников. Я всегда думал о нём как о месте, куда бы хотелось сбежать, всегда держал его в уме. Размышляя о нём в двух ключах: «видит бог, как бы туда хотелось» и «не дай бог, чтобы пришлось». К сожалению, сейчас был второй вариант. В Нью-Дем приезжали люди обналичивать как свои, так и наворованные деньги, но это даже не важно, а важным было то, что половину они спускали там же: в местных казино, магазинах и разных злачных местах. Куда же без них. Да и какая, собственно, разница, кто заберёт твои грязные деньги? Чистых там не было ни у кого. В общем, город-рай богател с каждым днём.

Я вёз с собой спортивную сумку, в которой помимо вещей был пистолет, немного наличных и дорогие часы – всё, что осталось у меня от той жизни. Всё, чего должно было мне хватить на первое время. Этот холёный тип был с одним дипломатом, и хоть внешне он походил на интеллигента, я бы не удивился, если б в его чемодане лежал кольт и несколько стопок купюр.

– Мы раньше нигде не встречались? – спросил он меня перед лентой просмотра багажа.

– Не думаю, у меня отличная память на лица.

«Хотя, может, и встречались. Вот только где?» – подумал я.

– Значит, показалось, – сказал он.

Я положил сумку на ленту и следил за взглядом контролёра. За этим очень важно проследить. Если человек не меняется в лице, а в глазах его читается алчный проблеск, значит, он сдаст тебя сразу, как только ты сядешь в вагон. Обычно в соседнее с тобой купе сажали шулера, который мог с лёгкостью тебя обчистить этой же ночью. Но если взгляд у проверяющего такой, как сейчас, то волноваться было не о чем.

Он сам меня испугался, это было видно по его лицу и рукам (одну из которых он вытер о брючину) и по ходячему вверх-вниз кадыку. Пистолет разглядел, понял я.

Мы вышли на станцию. Позёмка чуть покрывала перрон. Ветер поднимал её с пылью. В моём городе снегом ещё даже не пахло, обычная поздняя осень, а тут он уже над тобой нависал, будто замирая в воздухе, – это ветер держал его над головой.

– Как быстро похолодало, – повернулся ко мне Полянский, крича сквозь нарастающий ветер, кутаясь в лёгкий пиджак.

И правда, вроде вчера только было тепло. Как быстро менялась погода.

– Это невозможно! – ворчал какой-то мужчина рядом. На нём были песочного цвета ботинки и такой же бежевый плащ. Человек был в небольших очках и походил на учителя, одним словом, ботаник. – Мало того что я заплатил за один билет дважды, так теперь не знаю, куда его подевал! Ах, вот же он.

Мужчина достал корешок твёрдой бумаги. Контролёр посмотрел на него и кивнул.

Поезд был дальним и, кажется, набирал пассажиров на каждой следующей станции. Мне это не очень-то нравилось. Чем меньше людей, тем лучше.

Двери в купе накрепко закрывались, и это было хорошо.

– Увидимся в ресторане, – сказал мне Полянский, когда мы дошли до своих мест.

– Конечно, – открыл я дверь.

Как же, подумал я, закрывая её за собой.

Передо мной – место и стол.

Я стряхнул с ворота редкий снег, снял куртку и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Как здорово, что удалось попасть в купейный вагон.

Спортивная сумка лежала под полкой рядом, а я всё не верил, что слежки нет. То, что лежало там, в потаённом кармане, чуть не стоило мне жизни, по крайней мере, сам я стоил гораздо дешевле. Но избавиться от этого уже не мог. Да и зачем? Когда всё уже случилось и пути назад никакого.

По покрытому позёмкой перрону ходили тени спешащих людей, то проявляясь в столбах поднимаемой пыли, то исчезая опять. Как-то резко стемнело. Всё небо заволокло.

«В каждом облаке есть просвет», – так любил говорить мой отец. Сейчас и просвета не было видно.

Скорей бы уже уехать, скорей бы оставить всё позади. Затеряться в этом проклятом мире, чтобы никто тебя не нашёл и ты никого не видел. Я подумал о бедной Лиан и тут же осёкся. Не сейчас, я вспомню о ней потом. После. Когда приеду. Сниму недорогой номер в одной из гостиниц Нью-Дема, закажу себе старого виски и, смотря в янтарный просвет, буду думать о ней.

Всматриваясь в перрон, будто в тёмную сцену, где вот-вот должно разыграться действо, я следил за каждым патрульным. Вот сейчас тот, что плечистей, поднесёт к губам ворчащую рацию, кивнёт ей в ответ и побежит осматривать вагоны. Хотя если меня и задержит полиция, в безопасности я не буду даже в тюрьме. Даже под постоянным конвоем меня всё равно найдут. Я не знал, была ли у них ориентировка, если бы была, меня бы уже задержали на станции или у билетных касс, но я прошёл без лишних проверок. И это не могло не насторожить. Любая удача отнюдь не случайна.

Я вытащил сумку, поставил себе на колени, открыл тугие замки и тут же закрыл их снова.

Ко мне кто-то ломился, так и норовя войти.

Задвинув сумку подальше, я подошёл к двери.

– Кто?

Дверь продолжали трясти.

Обычно проводники отвечают сразу, но либо это был глухой проводник, либо…

– Кто? – повторил я, уже представляя себе план побега. Поезд тронулся, оставляя вокзал позади.

Теперь, если бежать, то только на крышу.

В дверь перестали ломиться. Послышался звук уходящих шагов.

– Мисс, – раздался отточенный голос, – это не ваше купе. Ваше сразу за ним.

– Извините, – донеслось еле слышно, с акцентом.

– Что-то не так? – Я повернул замок и высунулся в проход.

Впереди лишь пустой коридор.

– Это я, – из соседней двери купе показалась кучерявая женская голова, – дверью ошиблась.

Лицо напоминало итальянское или испанское, совсем молодое, почти что дитя, а вроде и нет, взгляд покорный и виноватый.

– Всё в порядке? – спросил я.

И зачем я спросил? Ах да, из чувства проклятого такта. Как же в нас много ненужных чувств.

– Да, всё хорошо, – выдавила она из себя улыбку и тут же скрылась.

Мне казалось, я её уже где-то видел, вот только не помнил где. Вообще, за мной могли послать кого угодно. Она могла выслеживать меня всю дорогу, мелькать среди случайных прохожих и теперь взять соседнее купе. Волк в овечьей шкуре опаснее стаи волков. Я опять посмотрел на сумку, угол которой торчал из-под полки.

Плохо, что снаружи двери не закрывались на ключ, чёртова техника безопасности.

Я предпочитал предугадывать, опережать, просчитывать всё на три хода. Но для этого нужно увидеть всю шахматную доску целиком. Мне нужно было увидеть всех. Всех, кто был в этом вагоне, а лучше – в каждом из них.

Здание вокзала уплывало от окон, оставаясь далеко позади. Поезд набирал ход.

Даже если эта девчонка следила за мной… Нет, я точно её где-то видел. И этот её голос… Даже если она следила за мной, что она сможет мне сделать? Вид у неё совсем нездоровый.

Кем же она была? Кем была…

Я так и стоял в дверях, боясь вернуться к себе и упустить кого-то из виду.

«Яхве воздаст», – вдруг послышалось издалека.

Кто это сказал?

– Я бы хотел карту бара, – раздалось из другого купе.

– Пожалуйста, меню ресторана, – проходил проводник по вагону. – Кому меню ресторана?

«Яхве воздаст», – послышалось опять.

Кто это сказал? Я огляделся. Нет, это было не рядом, это не из вагона, это вышло из спутанных мыслей, мыслей об этой девчонке. Как это связано с ней?

Я попытался вспомнить весь прошлый день и вечер, но никак не мог сообразить. Мысли путались и блуждали, натыкаясь одна на другую, не позволяя собрать их в один стройный ряд. Я помнил лишь, что доехал до города. А как я ехал и на чём? На машине. Точно. Меня подвезли. Чёртова суматоха с этими часами выбила меня из колеи. Последнее, что всплывало в памяти, это как меня избили в баре. Всей пьяной толпой. Чёртовы ублюдки, их было пять или шесть. Я схватился за бок, потом за желудок, он как-то резко заныл.

– Мисс, – стучался проводник в её дверь, – заказывать что-нибудь будете? Приглашаем вас в наш ресторан, сэр, – обратился он и ко мне, – вам помочь?

Не хило меня скрутило, кажется, всё же сломали ребро.

– Нет, спасибо, – выдохнул я.

– Простите, – высунулась всё та же испанка, – я бы хотела…

– Меню? – улыбался ей проводник.

Она задумалась.

– Нет, ничего не надо. Только стакан воды.

Мы опять с ней переглянулись. Она опустила глаза. И сейчас я был готов сказать то же, что сказал мне Полянский: мы с вами нигде не встречались?

Странно, но вот Полянского я точно раньше не видел. Как я ни пытался вспомнить его лицо, ничего не приходило на ум. Никаких мыслей. А вот она, её лицо и робкий голос будто отпечатались в мозгу.

Я закрыл дверь. И опять сел на кровать, достал сумку, положил перед собой, выдохнул и открыл.

Под ровными стопками нижнего белья и кое-какой сменной одеждой был потайной карман, где лежали они – золотые часы, из-за которых всё и началось.

Честное слово, это было последнее дело, на которое я подписался. Золотой ободок швейцарских часов отражал весь сумрак купе, я включил настольную лампу. Чистейшее золото, бриллиантовый циферблат, стрелки из белого золота стояли совсем неподвижно.

Надо держать их при себе, подумал я и защёлкнул браслет на запястье. Так будет спокойнее, опустил я рукав, но сразу же поднял и опять посмотрел на циферблат, а потом на свой вид… Потёртые ботинки, брюки с заломом от загиба, дешёвая куртка – да, чёрт возьми, такое себе соответствие. Нужно как-то не светить этим богатством. Я хотел в ресторан, мне нужно было что-то поесть, да и присмотреться ко всем не помешало. Ко всем, кто здесь был, и ко всем, кто…

Глухой крик за стеной.

Со стороны этой испанки.

Я прислушался.

Двери в купе Полянского открылись, он пробежал мимо моей двери, я тоже выскочил в коридор.

– Вы слышали? – спросил он.

– Думал, что показалось.

– Видимо, нет. Там кто-то есть? – Он собирался постучать.

– Да, там девушка…

Стон повторился.

– Мисс, – постучался Полянский, – мисс, откройте дверь.

Тишина.

– С вами всё хорошо?

Шаркающие шаги, поворот замка, полные страха глаза смотрели на нас.

– Мы слышали, кто-то кричал, – сказал я, всматриваясь в её черты.

Испанка как-то странно склонила голову, приложив ладонь к плечу. Глаза её, чёрно-бездонные, наполнялись каким-то безумием, через тонкие бледные пальцы просачивалась кровь.

– Всё в порядке, – прошептала она.

Оно и видно.

– Я доктор, – сказал Полянский и прошёл в купе. Он буквально снёс её с прохода, предварительно осмотревшись по сторонам.

Суматоха тебе ни к чему, правда, доктор?

Через пару минут он уже обрабатывал её рану.

– Порез не такой глубокий, – сказал Полянский, – не стоит так с собой, мисс…

– Хосефа Суарес, – сказала она.

– Не стоит так с собой, мисс Суарес.

Он огляделся по сторонам в поисках ножа.

Я тоже искал нож глазами, мы искали его вместе, пытаясь не показывать виду. Если суицидник поймёт, что у него пытаются отнять последний шанс на смерть, он может убить и спасающего.

– Это не я. – Девушка задрожала.

– Не вы? – удивился Полянский, – Кто-то к вам заходил?

– Я не знаю, – сказала она, – но это не я.

Врёт, подумал я.

Мы обменялись с доктором взглядами, будто были сто лет как коллегами, а она наш давнишний пациент. Кстати, в том, что он был доктор, я всё-таки сомневался.

– Понятно, – улыбнулся Полянский, – конечно, не вы, но больше так не делайте, хорошо?

Мы сидели рядом друг с другом, и никто из нас не обмолвился об обращении за помощью. Будто мы все трое хотели, чтобы так оно и замялось. Девушка вытирала окровавленные пальцы белым хлопчатым платком. Но кровь и не думала исчезать, она въелась ей в кожу, въелась в платок… На секунду мне показалось, что крови становилось всё больше и она уже капала с рук. Я посмотрел на Полянского, – кровью заливало весь пол, – потом на Хосефу, потом снова на доктора, он вёл себя так спокойно, будто ничего не происходит, будто эта чёртова кровь не доходит уже к ногам.

– Как вы считаете, мистер Берроу? – толкнул он меня локтем.

Я очнулся. Кровь с пола исчезла. Бледная как смерть Хосефа так и сидела с платком в руке. Рана на плече почти затянулась. Видимо, помог порошок и пластырь из аптечки Полянского.

Он смотрел на меня, ожидая ответа.

– Что? – переспросил я.

– Я говорю, может, вызвать проводника?

– Нет! – ещё больше испугалась Хосефа. – Всё уже хорошо!

– Отдайте нам нож, мисс, – как можно спокойнее попросил Полянский.

– У меня нет ножа, – смотрела она на нас полным невинности взглядом.

– Ножницы? – спросил я.

Она замотала головой.

– Бросьте, мисс, – я уже выходил из себя, – нам нужно забрать то, чем вы себя…

Я вдруг посмотрел на окно, оно было чуть приоткрыто.

Выбросила, понял я.

– Убежал, – сказал мне Полянский, выходя за мной из купе.

– Не понял…

– Похоже, кто-то здесь был и убежал до того, как мы зашли.

– Вы же шутите, да? – уставился я на него. Ещё маньяков мне здесь не хватало.

Полянский молчал.

– Может, в ресторан? – предложил он.

– Да, пойдёмте. – Я похлопал себя по карманам.

– Не волнуйтесь, я угощаю.

Доктор пошёл вперёд, а я, ощупав ещё раз часы на запястье, пошёл вслед за ним.

В ресторане было безлюдно, никто не спешил приходить. Лишь пара человек сидели за столами, ещё трое – за стойкой, что-то помешивали, тихо жуя.

– Вы же понимаете, что это чистой воды попытка самоубийства, – начал было я, не понимая, как можно того не видеть.

– Не думаю, – сказал доктор. – Порез чёткий, ровный, рука военного или профессионала, ничего серьёзного не задето. Так делают, когда хотят устрашить. И крови будет немного, и человек не умрёт. Она бы сама не смогла, это я вам как хирург говорю.

Как хирург, повторил я про себя. Как же! На хирурга он был совсем не похож. Я хорошо разбирался в людях, я пытался разобраться и в нём, но, видимо, на пустой желудок мозг уже плохо работал.

Он отхлёбывал кофе.

Мы оба прекрасно знали, что оставили девчонку одну, также мы понимали, что её могли убить, а ещё, что нам было не до неё. У каждого из нас своё прошлое, каждый из нас от чего-то бежал, и если кто-то из нас и обнаружит её мёртвое тело, то оставит его там, как есть. Полиция нам была ни к чему, допросы тоже. Я бы лично накрыл её тело одеялом, да так и оставил до самой конечной. В голове уже строился план, как в случае её неожиданной смерти закрыть купе так, чтобы в него не зашёл никто. Может, сломать снаружи замок?

– Надеюсь, с ней будет всё хорошо, – сказал Полянский, изображая неравнодушие.

– Надеюсь, – ответил я тем же.

Он отхлёбывал кофе, я смотрел на его дрожащую руку.

Ресторан наполнялся людьми и ароматами с кухни.

За соседний столик подсели двое – скромного вида меланхоличная женщина и грузный мужчина, лет сорока пяти в широком клетчатом пиджаке, таком же широком, как он.

– Я всё же не понимаю, Софи, – ворчал этот мужчина, – почему мы должны плестись двое суток, вместо того чтобы долететь за три часа?

Он вдевал за ворот салфетку и учащённо пыхтел.

– Ты же знаешь, я боюсь летать, – говорила она, изучая меню.

– А я боюсь не уснуть сегодня ночью. Я плохо сплю в поездах!

– Пожалуйста, не шуми, – шикнула она на мужа.

Скорее всего, это был муж, на них обручальные кольца.

– Я в поездах задыхаюсь! – продолжал он пыхтеть, тяжело и натужно. – Меня здесь тошнит и воротит!

Жена только стрельнула в него осуждающим взглядом и не ответила ничего.

Я заметил, что этот поляк, или кем там был наш доктор, смотрел на посетителей так же выпытывающе, как на меня. Проверяет, нет ли за ним хвоста, понял я. Этот взгляд мне был очень знаком, я смотрел на него точно так же.

Уже двадцать минут прошло, а я всё ждал этот чёртов заказ. За это время успел поесть сам Полянский, и даже этот господин в клетчатом пиджаке уже дожёвывал свой омлет.

Наконец, и мне принесли отбивную с грибами, наконец я мог…

– Господи! – завопила женщина за соседним столом, Полянский кинулся к ним, а солидный, в клетку мужчина скатился на пол, хватаясь за горло.

– Помогите! – кричала его жена. – Пожалуйста, кто-нибудь!

– Я врач, – склонился над мужчиной Полянский.

«Может, он действительно хирург?» – смотрел я на всю картину, переживая только о том, что моя отбивная с грибами так и остынет в тарелке. Ужинать, когда кто-то так мучительно умирает, или же после того, как внезапно умрёт, не очень по-джентльменски.

Пассажир задыхался, покрываясь розовой сыпью. Полянский делал искусственное дыхание, массаж сердца, щупал пульс. Через десять минут несчастного господина уже куда-то унесли, как и его жену – она то и дело теряла сознание.

– Отёк Квинке – нелепая смерть, – сказал доктор, возвращаясь к столу.

– Ещё одна? – посмотрел я на него.

– Не понял, – допивал он остывший кофе.

– Вы же не думаете, что Хосефа жива?

Мы смотрели друг на друга, будто бы ожидая, кто из нас первый вытащит пистолет. Кто первый вспомнит, где видел другого. А может, он уже знает, кто я, и на следующей станции меня будет ждать наряд полицейских? Или, может, он сам полицейский? Кому, как не ему, тогда знать всё об особенностях порезов и спасении людей. Кем же он был, чёрт возьми? И знает ли он, кем был я?

2
Фокусник

Концертная сцена при отеле Лос-Рамо погрузилась в тишину наступающей ночи, лишь изредка прерываясь шёпотом голосов.

– Дамы и господа, – раздалось из микрофона ведущего, – мы представляем вам Диего Милони, лучшего фокусника на побережье.

То место, где я выступал, трудно было назвать настоящей сценой, скорее это была площадка для выступлений перед жующей и пьющей публикой – постояльцами одного из отелей нашего городка. Город наш славился тёплым климатом и привлекал туристов в любое время года, даже осенью. Отъедешь от него на двести километров, и в это время года ветра уже смешивались со снегом. У нас же можно было отдыхать круглый год. Бродить по закоулкам старых улиц и любоваться на снежные горы, что были где-то там за горизонтом, будто не в этой жизни, в другой.

В зале было суетно-шумно, в лицо мне светил прожектор, слух раздражал пьяный смех и жующие рты.

С детства я привык к другим сценам, но сейчас имел что имел. До меня здесь выступало варьете – блёстки от их костюмов всё ещё сверкали на полу. Я указал осветителю, чтобы опустил прожектор пониже, но этот пьяный болван так и слепил мне в лицо.

Состояние зрителей всегда было пограничным, между сознательным и без, между обдуманным и рефлекторным, в зависимости от того, что выпьет или чем закусит гость. В таком дымно-спиртном угаре, что буквально висел над потолком, я и правда мог показаться лучшим фокусником на побережье.

Хотя, может, я таким и был.

Я показывал фокусы: с картами, которые то исчезали, то появлялись, с голубями, с монетами, с деньгами – не своими, а зрителей. Мой отец говорил, что я мог быть отличным иллюзионистом и собирать хорошие залы, но я не хотел разрабатывать фокусы, они создавались годами, их секреты хранились десятки лет… А что я? Мне достаточно было лишь развлечь этих зевак, без громоздких и дорогих реквизитов. Тем не менее своё дело я знал. Кто-то даже писал в газетах, что человеческий глаз не способен проследить за движением моих пальцев, потому и невозможно понять, куда исчез или как появился предмет. Конечно же, я не ограничивался мелкой ерундой. Какой фокусник может считать себя таковым, если на глазах у удивлённой публики не распилит красивую женщину. Женщин, конечно же, было две: красивая и не очень. От той, что не очень, мне нужны были только ноги, с той, что была головой, а после и всем телом, достаточно симпатичным телом, в общем, с этой я спал. Её звали Лиан, и все заработанные деньги я отдавал ей. Она говорила, у нас семья, я не особо сопротивлялся – в принципе она была единственным человеком, кто переживал за меня.

Публика ликовала, отпиленное тело отъехало от ног, я прошёл между ними и поднял в воздух аплодисменты.

Показав ещё несколько трюков, с птицей, сгоревшей в клетке и тут же воскресшей в руках, с кроликом на дне шляпы и колодой танцующих карт, я поклонился и удалился со сцены.

Раньше я не понимал, почему людям так нравится, когда их дурят, но потом отец мне сказал, что это совсем не обман, а настоящее чудо. Людям, мол, надо в него обязательно верить, хоть изредка, хоть раз в год.

В итоге я обманывал людей, а они платили мне за это. Всё по-честному. Куда ещё честней…

«Ноги» ушли домой, а мы с Лиан ещё остались в гримёрной, если так можно было назвать обычную ширму за сценой, со столом и вещами на нём. Лиан снимала концертное платье, переодеваясь в брюки и свитер.

– Я не хочу всю жизнь пролежать скрюченной в этом гробу! – сказала она, вынимая шпильки из туго натянутого пучка.

– И я не хочу всю жизнь показывать фокусы, – сказал я, толком не зная, чего же хочу.

– Не говори так, у тебя талант, – она взяла меня за руку, – у тебя волшебные руки. Может, это мне надо найти вторую работу…

– Зачем, – удивился я, – денег вполне хватает.

Лиан поморщилась и отвернулась.

– Не говори мне об этих деньгах, – сказала она, складывая в пакет сценические туфли, к которым сама же приклеила стразы.

– А на что, по-твоему, я купил тебе эти серёжки?

Она дотронулась до брильянтовых серёг, что были единственной ценностью во всей её бедной жизни, и посмотрела на меня:

– Не хочу даже думать об этом.

– Я ради нас же стараюсь, Лиан, – сказал я и даже сам в это поверил. На самом же деле я старался ради себя, а она просто была рядом.

– Тебя в любой момент могут посадить или убить, – надула она свои пухлые губы.

– Посадить или убить могут кого угодно, ты слышала историю Рикардо?

– Фокусника из Италии?

– Да, вот его недавно посадили.

– Его партнёрша просто запуталась в цепях, – пожала плечами Лиан. – Она сама виновата, что выронила ключ.

– Но его же посадили! Это куда опаснее того, чем занимаюсь я.

– Мне всё равно не нравится, чем ты занимаешься, – складывала она реквизит в сумки.

– Это лишь другая сторона медали, Лиан, – поцеловал я её в напудренную щёку.

– Это другая сторона тебя, и она мне не нравится!

Другая сторона меня занималась и правда непотребным делом, но мне оно нравилось куда больше, чем работа на сцене, перед жующей толпой. Я любил дурить эту толпу, но не иллюзорно, а на полном серьёзе.

– Добрый вечер, – подсаживался я к любому пьяному господину за стойкой бара при том же отеле. – Не помешаю?

– Выпьем? – наливал он мне полную рюмку.

Я не любил спиртное, совсем.

– Конечно! – соглашался я, и пока мой случайный знакомый осушал свою целиком, я выливал содержимое, наполняя рюмки по новой.

Уходил я с таких посиделок с бумажником в заднем кармане.

Эти недоумки были до такой степени пьяны, что, обойдя посетителей по кругу, я однажды наткнулся на того, с кого и начал заход.

– Я потерял бумажник, – сказал он, опрокидывая очередную рюмку, наполняя и без того опьяневшее тело очередной порцией коньяка.

– Я угощаю, – положил я его же купюру на стол.

– Вы так добры!

И он был прав. Я и правда был добр. По крайней мере, ему не на что будет пить. Надеюсь, он купил билеты домой.

Я уже разгребал добычу на кухне под тусклым светом старого ночника, когда Лиан вышла из спальни.

Её ночная сорочка просвечивала, оголяя идеально гибкое тело. Пять лет назад она работала гимнасткой в цирке, но как-то раз сорвалась. Больше она так рисковать не стала и ушла из цирка. Точнее, это я её забрал. Мне нужна была ассистентка, женщина и художница по костюмам – со всеми тремя ролями она справлялась сама.

– Четыре часа утра. – Лиан щурилась и прикрывала глаза рукой.

– Ну и что, – пересчитывал я купюры, выкидывая пустые бумажники в мусорное ведро, – есть целый день, чтобы поспать. На работу нам только после заката.

Она посмотрела на кухонный стол, на котором лежали стопочки разных купюр, и вздохнула:

– И тебе не противно?

– А тебе есть чем платить за это жильё? – протянул я ей свёрнутую пачку наличных. Я таки вытащил их из кармана одного толстосума.

Лиан задержала взгляд на деньгах, поморщилась, но всё же взяла и положила их на верхнюю полку кухонного шкафа.

Так и проходит вся жизнь, думал я, мы морщимся, но всё же живём.

Оба мы выросли в бедности, без своих комнат и спален, мы жили всю жизнь в разъездах и спали в домах на колёсах.

Эта небольшая квартирка была нашим первым домом, тем, что не сдвинется с места, если только его не снесут.

Мы жили в хорошем районе, но хозяин был та ещё сволочь. С каждым месяцем цена повышалась.

– Сезон, – говорил он раз в месяц, – я могу сдать её подороже.

Чёртов ублюдок. Когда-нибудь мы купим своё жильё.

Я закончил считать и рассовывать деньги по разным углам квартиры. Лиан знала каждый тайник. Это было на всякий случай. Обычно воры уходят сразу, как только найдут хоть один, они считают, он единственный в доме, но как бы не так. Нам с Лиан будет на что жить, даже если нас обворуют дважды, даже если с обыском нагрянет полиция, даже если не один раз.

Она ступала мягкими пятками по тёплому полу спальни. Утренний свет уже проникал в комнатушку, плавая по кровати и серым стенам. Лиан зашторила окно.

– Если бы ты думал о нас, ты бы давно бросил это нечестное дело, – сказала она, ложась в кровать, укрывая нас обоих одеялом.

Лямка её сорочки ловко спала с плеча, оголив тонкую шею и небольшую грудь. Я не всегда был уверен в том, что любил Лиан, но в такие моменты я чувствовал едва уловимое счастье.

Поцеловав её перед сном, я уже хотел отвернуться, как был пойман её осуждающим взглядом.

– И когда ты стала такой моралисткой? – не выдержал я.

– Ты талантливый иллюзионист, – провела она по моим волосам.

– Я обычный фокусник, малышка.

– Тебе аплодируют стоя!

– Это всегда официанты. Они обычно стоят.

Она замолчала, её глаза, как всегда, засверкали отблеском от подступающих слёз.

– Ну не надо, – протянул я как можно нежнее.

– Значит, этим ты собираешься зарабатывать всю жизнь?

Я посмотрел на неё и вздохнул:

– Когда-нибудь я сорву большой куш, и мы уедем отсюда, купим дом, заведём собаку или кошку, в общем, кого-нибудь заведём. – Сон уже меня забирал. – Животное, как говорится, признак оседлой жизни, признак смирения или чего-то вроде того, в общем, хороший признак. – Я зевал и уже не слышал даже себя самого.

– Дом, – ухмыльнулась она. – Ты собрался ограбить банк?

– Нет, – зевнул я ещё раз.

– Но люди не носят такие суммы в карманах брюк!

– Как-то я нашёл в одном бумажнике чек.

– Он был на чёртову сотню…

– А мог быть на несколько тысяч!

Лиан тяжело вздохнула и выключила прикроватный ночник.

* * *

На тот день у меня не было планов. Я мог просто слоняться по городу или засесть где-то в баре… мог бы, если бы я жил один. Но я был почти женат, и поэтому полдня мы провели в магазинах, выбирая новую утварь на кухню. Я, правда, не понимал, зачем нужна новая посуда, когда старая ещё цела, но подчинялся Лиан. Мне было интересно за ней наблюдать, когда, проходя по стоянке, она не сводила глаз с каждого из столбов, на которых висели объявления из серии «Разыскивается». Разыскивается опасный преступник, разыскивается вор-рецидивист, разыскивается наркоторговец…

Она всё искала и боялась найти на этих листовках меня.

– Разыскивается вор-иллюзионист? – рассмеялся я.

– Не смешно! – цыкнула на меня Лиан. – Я уже спать спокойно не могу! – оглядывалась она по сторонам, складывая пакеты в багажник. – Мне снятся страшные сны. То тебя забирают, то избивают, один раз тебя убили и прислали мне твоё фото!

– Ну и как я на нём?

– Как труп!

– Тебе надо просто расслабиться, – поцеловал я её в щёку. – Посмотри на меня, я сплю как младенец.

– Потому что даже тебе на себя наплевать!

Может, она и была права, но я всё же верил в судьбу – если тебе суждено быть пойманным, тебя всё равно поймают.

Лиан ещё долго ворчала, пока мы добирались до дома, пока поднимались до квартиры, пока я сбегал от неё, отпросившись в ближайший бар.

– Если от тебя будет вонять женскими духами, можешь домой не приходить! – крикнула она мне в окно.

Я помахал ей, не обернувшись, она выругалась и захлопнула окна, дрожь от которых донеслась и до меня, через весь уличный гул.

От меня не пахло ничьими духами, потому что до бара я не дошёл…

За двести метров от него путь мне преградил серый седан без каких-либо номеров и опознавательных знаков. Он вылетел с дороги прямо на тротуар, чуть не врезавшись в стоявшие рядом вазоны. Я видел немало психов и поначалу даже не думал, что эти за мной.

Двери открылись, водительская и та, что за ней; двое парней неслабой наружности схватили меня, прежде чем я успел что-то сделать.

Я сидел на заднем сиденье. Нет, не так – я лежал на заднем сиденье с кляпом во рту и перевязанными глазами. Руки мне тоже завязали, но я успел высвободиться уже через пару минут. На всякий случай я так и держал их за спиной, придерживая и верёвку. Что я мог сделать в мчащемся автомобиле? Заработать себе пулю в лоб? Справедливости ради стоит сказать, что меня не избили. Я, конечно, не знаю, может, меня изобьют потом, может, меня и везут, для того чтобы избить. Перед глазами мелькали лица всех тех, кого я когда-то обчистил: пьяные, потные, лоснящиеся от жира. Честное слово, я не хотел бы попасться ни одному из них. Последним в списке мелькающих лиц было лицо Лиан. Она смотрела на меня из вчерашнего дня и повторяла всё с тем же упрёком: тебя могут убить или посадить…