Часть 1
Глава 1
«Дорогой дневник, сегодня четверг, 2 октября, 2014.
Прошло уже четыре месяца с момента, как мы с мамой переехали из пригорода в Индианаполис, и с момента, как я делала последнюю запись.
За это время произошло очень много событий, о которых мне не хватит сил и времени рассказать сразу. Например, о самом переезде, о том, как я его переживала или о наших с мамой отношениях. Это все безусловно важно, но причина по которой я сейчас пишу эти строчки совершенно иная и чужеродная для меня. И мне несомненно хочется ее запомнить.
С переездом в Индианаполис, мне казалось, что моя жизнь окончательно пойдет под откос. Ведь это новый район, новая школа, новые люди, новый дом в конце концов, который мама купила не сказав мне. В общем, настоящая жизнь с чистого листа поневоле социально неумелой девочки-подростка. Поэтому я даже не могла представить что меня может ожидать в старшей школе. Мне было страшно и я готовилась к самому худшему, но вероятно, сама не зная того, я продала душу дьяволу, потому что все оказалось абсолютно противоположным моим представлениям.
Школа в районе ближнего Нортсайда, в которую меня зачислили, на удивление была не такая паршивая как предыдущая, да и буллинга как такового, за месяц обучения, я еще ни разу не встретила. К тому же, эта школа отличилась еще тем, что каждому новоприбывшему (а нас было трое в этом году), дали по одному ответственному наставнику из наших будущих классов, которые должны помочь нам как можно быстрее адаптироваться в новой школе.
Мне досталась Джуди. Джуди Андерсон. В первый день нашего общения, я думала, что она назойливая стерва, но в дальнейшем, я корила себя за это, потому что на деле, она оказалась довольно милой и дружелюбной. Просто иногда любит много болтать.
В первый день, она провела мне длинную экскурсию по школе и кампусу. Познакомила с некоторыми ребятами, которые в дальнейшем якобы должны помочь мне выбрать внешкольные занятия. А на второй уже познакомила со своими собственными друзьями, которые быстро приняли меня в свою компанию.
Для меня такое дружелюбие все еще в новинку. У меня ведь никогда не было больше одного друга. А здесь их целых пять и все они очень хорошие:
Рэйчел Торрес – лучшая подруга Джуди. Она хоть и отличница, но не зануда. Даже наоборот, у нее не плохое чувство юмора, а еще у нас с ней схожий музыкальный вкус. Ее предки выходцы из Мексики, что вполне объясняет ее красивою южную внешность. Мне она нравится.
Том Калхоун – парень Джуди. Они начали встречаться еще летом прошлого года, когда им только-только стукнуло по пятнадцать. Как по мне, такие ранние серьезные отношения могут привести к большим проблемам, но с другой стороны, дело каждого.
Том кстати, в отличие от большинства в школе, из довольно обеспеченной семьи, но родители его воспитывают очень достойно. Он очень отзывчивый, галантный, а также участвует в школьном совете и в этом году планирует избираться на пост школьного президента. Ну просто мечт, а не ребенок.
Сэм Дэвис – возможно это прозвучит слишком стереотипно, но Сэм – чернокожий высокий парень, который с шести лет увлекается баскетболом и планирует связать с ним всю свою жизнь. Он почти постоянно говорит об этом, что мне иногда начинает казаться, что он ужасный зануда с которым не о чем поговорить кроме игр.
Майлз Эванс – лучший друг Сэма. О нем я ничего толком не знаю, кроме его фамилии и пристрастия спорить с учителем всемирной истории (у нас совместный урок). Мы еще конечно ходим вместе на географию и химию, но с ожесточенными дискуссиями о военных сражениях и любых других исторических событиях, я заметила, не повезло только мистеру Гролу. Иногда такое поведение даже раздражает, но в целом он довольно милый, только курит, как по мне, чересчур много.
Ну и Джуди – о ней я и так уже написала. Я просто очень рада, что мне повезло с ней сдружиться. Ведь если бы не это, на вряд ли бы я познакомилась хоть с кем-то в этой школе.
И вряд ли бы Майлз, с которым я и без того толком не общалась, пригласил бы меня проводить сегодня до дома.
Значит ли это, что я ему нравлюсь? Не знаю. Но он задал мне этот вопрос прямо в столовой при остальных ребятах, после чего Джуди с Рэйчел не давали мне прохода весь оставшийся учебный день.
Сплетничая в туалете, Джуди призналась, что Майлз почти две недели не давал ей покоя, жалуясь,что никак не может решиться пригласить меня хоть куда-нибудь. А Рэйчел в свою очередь, разозлилась из-за того, что ничего об этом не знала и ушла не разделив радость с Джуди.
Только вот лично мне, до сих пор сложно описать то, что я чувствую по этому поводу. Это как выиграть лотерею в тысячу баксов, где все окружающие радуются и поздравляют тебя, а ты даже не в состоянии понять что с этим выигрышем делать.
У меня никогда не было отношений. Мне только пятнадцать. Я еще не знаю что такое любовь, как она рождается в человеке, какая она на ощупь, и нужна ли она вообще, если в конце концов кто-то может внезапно заменить ее болью.
Из-за этого мне снова стало страшно, но в то же время ужасно любопытно. Поэтому я хоть и заробела тогда в столовой, но все же дала Майлзу согласие проводить меня.
Мы договорились встретиться у школы возле центрального входа сразу после занятий. Но так как мне пришлось немного задержаться после урока математики, Майлз нетерпеливо стоял за территорией школы и докуривал, как он мне позже сказал, третью сигарету, находясь в компании Сэма и Рейчел, которые при виде меня сразу же ушли.
Как только я подошла к Майлзу, он, быстро облизав пухлые, слегка обветренные губы, сделал последнюю затяжку и выкинул остатки тлеющей сигареты в рядом стоящую урну.
Мои колени ужасно тряслись от волнения, но я старалась не подавать виду. Мне хотелось казаться более опытной в общении с мальчиками, чем есть на самом деле, даже не смотря на то, что я не была уверена в том, что у нас с ним вообще что-то получится.
И я не знаю как так вышло, но к моему большому удивлению у нас оказалось много общих тем для разговоров. И хоть в основном, Майлз был инициатором каждой темы, я удивлялась тому, насколько она мне оказывалась близка.
Буквально всю дорогу мы болтали обо всем на свете, все больше узнавая интересных фактов друг о друге и перестав замечать как идет время, опережая нас самих.
Я до сих пор помню, как слегка прохладный ветер неспешно перебирал листья у нас под ногами и как с каждой минутой на улице становилось все темнее. Мне казалось это из-за пасмурной погоды, но на деле выяснилось, что наша с ним прогулка продлилась почти два с лишним часа вместо привычных мне тридцати минут ходьбы от школы до дома.
Мне еще ни с кем не доводилось так долго болтать на любимые темы. И так забавно получается, что еще вчера я не только не знала о Майлзе толком ничего, но и даже не думала о нем, как о потенциальном парне. А сегодня я пишу о нем в своем дневнике, как о самом приятном человеке на свете. Неужели именно так и начинает зарождаться любовь?».
Продолжая с улыбкой думать о сегодняшнем дне, Эллисон закрыла толстую тетрадь с твердой заклеенной всякими стикерами обложкой, в которой хранила свои самые сокровенные мысли, и спрятала на самое дно нижнего ящика рабочего стола, завалив его грудой всякого мелкого хлама.
Эллисон была обычным подростком с собственными тараканами в голове, который любит бунтарскую музыку мертвых музыкантов и холодные хлопья на завтрак; который носит растянутые свитера и одни кеды до тех пор, пока в них не образуются мышиные дыры, проводя большую часть жизни в своей комнате и изучая самостоятельно игру на старой расстроенной гитаре, пока родители растрачивают себя на нелюбимой работе.
И хотя в случае с родителями у Эллисон все сложилось немного по другому, чем у ребят с которыми она была знакома, в остальном все было про нее, вплоть до стремления скрывать за ширмой нормальности свое «я», чтобы казаться «своей».
Часы, что стояли на прикроватной деревянной тумбочке, показывали почти десять вечера. Приближалось время сна и Эллисон, лениво переодевшись в пижаму, запрыгнула на кровать, что была расправлена еще со вчера.
Лежа в позе звезды под тусклым светом настольной лампы слева от нее, она навязчиво продолжала прокручивать воспоминания о сегодняшнем дне, забавно дрыгая ступнями под такт не громко играющей музыки в ее наушниках.
Вдруг в дверь ее комнаты раздался тихий, но вполне слышимый стук в дверь. Эллисон тут же выключила музыку и неспешно вскочила с постели, оставшись стоять рядом. Сразу после стука, уставший женский голос за дверью спросил:
– Эллисон, ты уже спишь?
Слегка приоткрыв дверь, в комнату зашла Аманда – мама Эллисон, движения тела которой были не менее уставшие, чем ее голос.
– Ну, я вот собиралась как раз. Что-то случилось? – Растерянно произнесла Эллисон, откладывая на тумбочку свой телефон вместе с наушниками, стараясь не смотреть в глаза матери.
Аманда, аккуратно оперлась о косяк двери, поправив свой грузный темно-зеленый халат, который чуть ли не в два раза был больше нее самой. Дважды задев друг об друга огромные махровые рукава, словно пытаясь укутаться в этот халат поглубже или даже спрятаться в нем, она скрестила руки на груди, держа в одной из них почти полный бокал вина и продолжила диалог:
– Нет… Ничего не случилось, я… я хотела просто узнать как у тебя дела в новой школе?! Какие оценки? Появились ли друзья там? Мы с тобой почти не общаемся и я… просто хотела узнать поживает моя любимая дочь.
– У меня все хорошо в школе, мам. Тебе незачем беспокоиться. На днях я записалась в музыкальный кружок… Ну, ты знаешь… Ты ведь спрашивала меня об этом буквально вчера. – Ответила Эллисон не поднимая своего взгляда на мать, боясь увидеть в ней перманентное презрение в свою сторону.
– Мм. А я что, не могу спросить у тебя об этом еще раз? – Резко и немного подняв тон голоса ответила Аманда. – Я твоя мать и имею право знать, что у тебя происходит в жизни каждый день… Да хоть каждый час. Я столько всего делаю ради тебя… Не смей отдаляться от меня. – Тон Аманды повышался почти с каждым ее словом.
Эллисон сразу узнала этот тон матери, который никогда бы не спутала ни с каким другим. Он отличался особенной спутанностью в буквах и плавающей интонацией целых слов, которые с трудом складывались в предложения, что несли в себе лишь осуждение, гнев и вину.
– Мама… Ты же обещала… – Эллисон наконец взглянула на мать, вложив в этот взгляд все свое разочарование.
– Да, и что с того? Не смей меня в этом упрекать! – Не понижая равнодушного тона, дрожащим голосом ответила Аманда. – Если бы не твой отец…
Аманда резко осеклась, еле сдерживая едкую ненависть внутри. Даже спустя два года, после тяжелого расставания, ей было все так же больно вспоминать об этом. Каждая клетка ее тела ежедневно пропитывалась все большей злобой и отчаянием к окружающему миру. А дочь, которая была как капля воды похожа на своего отца, была самым тяжелым, самым любимым и ненавистным одновременно напоминанием о прошлой любви.
– Мам, ну зачем? – Разочарованно, чуть ли не плача спросила Эллисон.
– Повторюсь, даже не думай упрекать меня в этом! – Голос Аманды становился все напряженнее и громче. – Ты даже не представляешь, насколько тяжело мне все это дается! Развод, переезд, решение суда над твоей опекой! Я из кожи вон лезу, чтобы воспитать из тебя хорошего человека в нынешних условиях закрывая глаза на все наше прошлое!
Аманда смотрела прямо в сверкающие изумрудом большие глаза дочери, в которых продолжала видеть бывшего мужа. Сглатывая пробиравшийся к горлу ком и чуть ли не плача, она больше не понимала к чему идет весь этот диалог, который в очередной раз превратился в тяжелую для обеих ссору.
Для Эллисон же, стало понятно, что ее мать, которая обещала ей окончательно бросить пить после переезда и забыть все, что связано с отцом, слишком слабая, глупая и не способная сдерживать свои обещания. Это осознание, внезапно стало порождать в Эллисон глубокое разочарование и ненависть к собственной матери, которое она была больше не в силах сдерживать внутри.
– А мне думаешь не тяжело? – Закричала она. – Мне не тяжело осознавать, что я такое же пустое место для родного отца как и ты?! И что из-за его ухода надо мной стали издеваться те, кого я считала своими друзьями?! Вся школа тыкала в меня пальцем! А потом еще эта Дэбрия…
У Эллисон начали наворачиваться слезы.
Аманде было тяжело возразить что-либо, так как все это было чистой правдой. Тем немее, свои собственные переживания она продолжала ставить выше переживаний собственной дочери, считая их всего-лишь подростковым бунтом, не имеющим никакого отношения к ситуации с разводом.
– Даже.. Не смей… повышать на меня голос, мерзавка! – От накопившейся злости, голос Аманды сорвался. – Ты думаешь я сюда только из-за собственных амбиций переехала, чтобы просто забыть о браке? Нет, я думала о тебе, неблагодарная! Чтобы никто не тыкал в тебя больше пальцем из-за нашего развода и твоей внезапно появившейся воображаемой подружки! А ты мне оплачиваешь таким ничтожным поведением! Еще упрекая меня в алкоголизме… Я имею право расслабиться после тяжелого дня…
Аманда залпом выпила бокал вина, что аккуратно держала в руке, стараясь не расплескать ни капли, во время своей эмоциональности и несмотря на видимо тяжелое состояние дочери, которая вот-вот заплачет, продолжила. правда уже куда более спокойным тоном:
– Пришла поговорить с дочерью, называется… Все. Ложись спать. Я не хочу ни видеть, ни слышать тебя, чертова эгоистка.
После всех болезненных для Эллисон слов, Аманда как можно громче захлопнула за собой дверь и неспешно уходя в гостиную смотреть продолжение любимой вечерней передачи про шеф-поваров, прихватила с кухни новую бутылку красного полусухого.
Эллисон же, как только захлопнулась дверь в ее комнату, рухнула на пол истерично рыдая в свои колени, закрыв голову руками. Боль, которую приносил каждый такой разговор с матерью, была соразмерна острию сотни ножей, пронзающих твою грудь. Ведь тот единственный человек, который должен быть на твоей стороне и защищать тебя ровно так же как львица защищает своего маленького львенка от хищного и сурового мира, сам принимает облик хищника, нравящегося разорвать тебя в клочья.
Теперь, вся та эйфория, что еще несколько минут назад была у Эллисон от ощущения нужности хоть кому-то в этом мире и от осознания, что ее жизнь превращается в сказку, испарялась с каждой пролитой слезой.
Она продолжала прокручивать в голове то дождливое июньское утро, когда ее беззаботное детство резко оборвалось, сменившись мрачными буднями, несущими в себе лишь разочарование и угнетение со стороны каждого ее окружающего.
Глава 2
Когда-то, еще в конце девяностых, заканчивая экономический факультет, Аманда была уверена, что вот-вот перед ней откроется огромный горизонт перспектив.
Она сдала предпоследний экзамен на отлично и уже давно выбрала роскошное бальное платье, очень напоминающее платье принцессы Дианы на австралийском балу, а также, знала с кем пойдет под руку на выпускной вечер. Бен Грин – лучший выпускник 1998 Huntington University, симпатичный и подающий большие надежды парень.
Они начали встречаться еще на третьем курсе, когда на одной из студенческих вечеринок для ботанов, Бен сольно исполнил на гитаре песню собственного сочинения для Аманды, последней строчкой которой было приглашение на свидание. Это несомненно тронуло холодное сердце неприступной Аманды Фелпс. Тем не менее это свидание положило яркое начало их отношений., спустя два года которых они уже вместе танцевали медленный танец на выпускном вечере.
Молодая и самая амбициозная пара была звездой того вечера. Впереди их ждала долгая, счастливая и успешная жизнь. Так пророчили им все преподаватели университета и так же безукоризненно считал сам Бен…
– Я так долго ждал этого момента, ты не представляешь. Ты и я – выпускники, танцуем медленный танец…
– Я тоже, Бен.
– Что-то я не вижу восторга на твоем лице. Это из-за того что ты не влезла в то красное платье? Брось, в этом ты не менее прекрасна. Я люблю тебя в любом образе. Да и вообще не думай об этом. У нас праздник. Веселись.
Бен, не останавливаясь продолжил двигаться под музыку и обнимая Аманду за талию, нежно чмокнул ее в лоб.
– Бен. – Взволнованно сказала Аманда. – Мне нужно тебе сказать кое-что.
– Да? И что же?
– Только пообещай, что не будешь на это резко реагировать. Не хочу, чтобы окружающие нас слышали.
– Что это значит? – Бен впал в полное недоумение.
– Бен, я.. я беременна. Ты станешь отцом.
Он резко остановился, а следом и закончилась мелодичная приятная музыка для медленного танца, которую заменили резвые треки группы Modest Mouse.
– Что ты сказала? Стой, подожди… Ты не шутишь?
– Нет, Бен. Я на четвертом месяце уже. Именно поэтому я не влезла в то красивое платье.
– Ты.. что?
Глаза Бена резко наполнились злостью и отчаянием. Смотря на растерянную Аманду, он видел только крах своего профессионального будущего ради которого он старался все эти годы. От злости его угловатое щетинистое лицо стало покрываться румянцем, что до ужаса начинало пугать Аманду, которая еще ни разу не видела его в состоянии замедленной ядерной бомбы.
– Бен, я.. я думала ты обрадуешься. У нас будет малыш. Я даже уже знаю пол. – Аманда постаралась немного приободрить его и обняла за шею. Но Бен тут же оттолкнул ее, не представляя толком как реагировать на такую новость.
– Ты… ты хоть представляешь… – Бен вытер рукавом светло-голубой рубашки пот со лба и резко схватив Аманду за запястье потащил ее к выходу. – Пойдем. Обсудим это на улице без посторонних ушей.
Закурив крепкий Marlboro, Бен ходил из стороны в сторону в шаге от нервно дрожащей Аманды. Задний двор кампуса освещал лишь одиноко стоящий фонарь, который делал атмосферу еще более напряженной.
– Давно сама знаешь?
– Уже как два месяца.
– Черт! – Громко выругался Бен, пнув ногой перила, сделав следом две затяжки подряд.
– Бен?! Я думала ты обрадуешься. У нас же все было так хорошо…
– Я… Я не знаю что и думать, Менди! Ты два месяца скрывала от меня беременность, в то время как я тебе чуть ли не ежедневно рассказывал о своих планах на будущее! Ты просто молчала и улыбалась мне в глаза, зная о том, что у тебя в животе ребенок, когда я рассказывал о том, насколько для меня важна карьера. Мои родители не простят… Ты…
Бен, встав напротив Аманды и оперевшись одной рукой в стену, уставился на нее тяжелым почти хищным взглядом.
– Бен, я… Я…
– Что? Сделала это нарочно?
– Нет…
Аманда была больше не в силах сдерживать слезы и скрывать страх, а Бен, в свою очередь, не мог перестать курить одну сигарету за другой, пока пачка окончательно не опустела.
В тот вечер, Бен Грин и Аманда Фелпс больше не вернулись в зал продолжать праздновать выпускной.
Настроение обоих было испорчено. Бен, попросив таксиста отвезти Аманду домой, помог ей усесться в машину и захлопнув дверцу молча ушел в противоположном направлении.
Казалось бы, поступив на столько подло со своим молодым человеком, у которого были большие планы на будущее, Аманда рисковала остаться матерью-одиночкой. Но Бен, будучи сыном религиозных родителей, как и Аманда к слову, принял довольно сложное для себя решение. Они никогда не простили бы сына, если тот заставил Аманду пойти на аборт. Но и ребенок в не брака был для них не меньшим позором. Поэтому спустя почти три тяжелых недели молчания и игнорирования звонков, Бен пришел к дому Аманды с букетом ее любимых пионов:
– Ты? – Открыв входную дверь, хмуро произнесла Аманда, опустив глаза.
Бен сразу обратил внимание на живот. За такой, казалось бы, небольшой период, он стал еще больше и круглее, из-за чего скрывать положение было уже бессмысленно для обоих. Бен старался в этот раз держать себя в руках и не выдавать свое разочарование положением.
– Я…я хотел в первую очередь извиниться за свое поведение в тот вечер. Ии… И за свое молчание…
– Я уже было думала ты сбежал на другой конец страны. – Тихо произнесла Аманда, вытирая невольно скатывающиеся по щекам слезы.
Бен, хоть и опечалено, но ухмыльнулся.
– Я знаю, ребенок не был в твоих планах так скоро… – Вдруг начала оправдываться Аманда. – Мне… мне надо было сказать тебе раньше. Это моя вина, так что… Ты не обязан, я не буду подавать на алименты и прочее. Строй карьеру…
– Аманда, погоди. Да, эта новость для меня была словно снег на голову или хуже того, не спорю. Я был совсем не готов к такому… Да и сейчас наверно тоже… Но.. я все обдумал. Поэтому я здесь. Это вот кстати тебе. – Бен, выдавливая улыбку, протянул Аманде букет, который та конечно же приняла.
Разговор молодых прервал внезапно появившийся на пороге, прямо за спиной Бена, отец Аманды. Он нес в руках два полных пакета с продуктами, которые частично загораживали ему путь.
Он не сразу заметил Бена и случайно уперся пакетами прямо в спину Бена, который от неожиданности обернулся и впал в легкий ступор.
– Папа, ты опять забыл свои очки в машине? – С легкой улыбкой спросила Аманда.
– Д.. добрый день, м.. мистер Фелпс. – Заикаясь произнес Бен.
–Аа, это ты? Что, небось одумался?! – Отец Аманды, обходя, окатил Бена своим суровым взглядом и зашел в дом. – Ну, ты это… Не стой то на пороге, заходи. Авось не съедим. Фиона шарлотку приготовила на ужин.
Мистер Фелпс ушел оставив молодых снова наедине. Бен жутко мешкался. В каждом его движении и выражении лица чувствовалась скрытая за тревожной улыбкой нервозность.
Тем не менее, в тот же вечер, допивая вторую чашку чая с невероятно вкусным пирогом миссис Фелпс, которым она угощала его раньше каждые выходные, Бен извинился перед Амандой и ее родителями. А к завершению вечера и вовсе сделал ей предложение, в присутствии мистера и миссис Фелпс.
И спустя всего три недели после примирительного ужина, скромно, без каких либо пышных церемоний и гостей, Бен и Аманда расписались в присутствии лишь своих родителей.
Аманда на какое-то время переехала жить в семью Грин, пока не было принято решение по поводу собственного жилья. А Бен, спустя еще неделю получил свою первую, и что самое главное, хорошо оплачиваемую работу.
Не смотря на его юный возраст и раннюю женитьбу, компания Heights Finance Inc. рассмотрели в нем большой потенциал и быстрые аналитические способности. Да и достижения в университете говорили сами за себя.
Его взяли помощником аналитика сразу после первого собеседования из за чего, радости Бена, на тот момент не было предела. Такая удача могла выпасть лишь раз в жизни. Только вот он еще не подозревал как такая удача отразится на его личной жизни.
Ведь сама Аманда безусловно была рада за мужа и его успехи на работе. Вот только будучи уже на седьмом месяце беременности, она стала осознавать, что ее собственная карьера возможно больше никогда и не сложится. Да и хотела ли она эту карьеру так же сильно как хотел Бен? Этот вопрос мучал ее еще очень долгие годы, несмотря на то, что роль домохозяйки ей была абсолютно по душе.
Прошло долгих двенадцать лет совместной жизни Бена и Аманды. Их совместной дочери, которую они назвали в честь американской актрисы Эллисон Хейс, на днях исполнилось уже тринадцать лет.
Бен за это время получил два повышения. Сейчас он был уже главным финансовым аналитиком в той же компании, что позволило его семье обзавестись собственным двухэтажным домом в Гринвуде и купить Honda Accord 2001, спустя всего три года после начала его работы.
За эти годы он ни разу не изменил своей мечте стать лучшим в своем деле. Но как говорила его коллега, почти каждый вечер перед закрытием офиса: «Если ты слишком успешен на работе, значит в личной жизни у тебя полный крах». И она несомненно была права.
Ведь в конечном итоге, все это привело к тому, что одним пасмурным летним утром, когда Аманда думала, что Бен снова остался ночевать на работе или в баре, что уже было в порядке вещей, проснувшись, она обнаружила на тумбочке исписанный с обеих сторон лист А4, в котором было следующее:
«Дорогая Аманда, как бы я не хотел, чтобы это случилось с нами. Но это к сожалению случилось. Я ухожу. В этот раз навсегда. Я не хотел это делать со скандалом, тем более в присутствии нашей славной дочурки, поэтому оставляю тебе это тихое письмо. Только не показывай его пожалуйста Эллисон, скажи ей, что я уехал в командировку, ну или что-то вроде того. Не хочу чтобы мое резкое исчезновение причинило ей хоть какую-то боль.
Сейчас ты крепко спишь напротив меня, уверенная в том, что под утро я точно вернусь. Хоть и пьяный. И ты окажешься права. Я и правда вернусь, но лишь за вещами.
Мне тяжело и больно это говорить, Менди, но я разлюбил тебя еще в тот момент, когда впервые узнал о четвертом месяце твоей беременности. Все эти годы я жил с чувством разочарования и вины одновременно. Я был разочарован в тебе, одновременно виня себя в том, что обманываю тебя столько лет.
Это сложно понять, до того момента, как я расскажу тебе тайну, которую хранил внутри все это время. Я ведь и правда собирался уехать в другой штат, узнав о твоей беременности. Но в тот день, когда я пришел к тебе с извинениями и предложением руки и сердца, незадолго до этого, я встретил твоего отца в продуктовом.
Я не хотел с ним разговаривать и даже старался уйти незамеченным, но этот чертов партизан, умело подкараулил меня у прилавка, поставив перед тяжелым условием.
Он пообещал, что устроит меня в фирму, где работает его лучший друг на должность помощника заместителя финансового аналитика, если я сегодня же сделаю тебе предложение. А если не сделаю, он сумеет меня достать из под земли и найдет способы испортить мне жизнь и карьеру. Он ведь бывший военный в конце концов. Поэтому я не мог отказаться. Мне не оставили выбора. Прости.
Я помню, как ты удивилась его поведению в тот вечер, но он хитро его спланировал от встречи на крыльце до самого моего ухода, стоя возле мясного прилавка в Крогер.
Я представляю как тебе сейчас больно это читать, мне и самому тяжело сдержать слезы. Я не знаю как могла бы сложиться наша жизнь, разойдись мы еще тогда, но я знаю, что рано или поздно все должно было привести нас к этому самому дню.
И хоть твоего отца больше нет с нами уже как три месяца, я все еще благодарен ему ровно так же как и ненавижу. Я благодарен, за то что он сдержал слово и ненавижу за то, что сделал он с тобой. Но теперь, я хотя бы могу уйти с относительно спокойной душой, будучи уверенным, что ты знаешь всю правду.
Прости меня, Аманда. Я тогда поступил как идиот. Да, и сейчас поступаю не лучше. Но я не могу по другому. Я словно пленник, ждал этого дня тринадцать лет.
За эти годы я так и не смог полюбить тебя заново. И даже Эллисон не могла возродить во мне эти чувства. Я заботился о вас и делал все, только потому что должен был из-за твоего отца.
Да и, раз уж на то пошло, я признаюсь еще кое в чем. Уже как два года у меня есть отношения на стороне. Я отлично прикрывался работой, принося домой хорошие деньги. Но чаще, я просто зависал со своей коллегой Дарьей. Да, это та, что приходила к нам на День благодарения в прошлом году. Мне жаль, Менди. Мне очень жаль. Я подонок и ты вправе меня ненавидеть. Я это заслужил.
Сейчас, передо мной открываются новые горизонты. Меня позвали работать в крупную компанию в Нью-Йорке вместе с Дарьей, еще и по ее же рекомендации. И я не могу упустить этот шанс. Для меня это знак, что моя зависимость от твоего отца и наши отношения с тобой, подходят логическому завершению. Хоть мне и безумно жаль, что все сложилось именно так. И как бы я хотел, чтобы на месте Дарьи была ты, такая же успешная, красивая и не уставшая от образа домохозяйки и матери, любимая женщина.
Документы на развод я уже давно подал и все оформил. Тебе надо будет лишь приехать в суд через неделю подписать их. Дом в котором вы остаетесь жить я оставляю вам, как и твой пикап. Эллисон я тоже делить не собираюсь, но и заботиться о ней не перестану. Каждый месяц я буду присылать чеки с суммой в полторы или две тысячи баксов. Надеюсь этого хватит на ее содержание и будущую учебу.
А еще, я очень надеюсь, что ты перестанешь быть скучной домохозяйкой и начнешь наконец и свою карьеру тоже. Я в тебе не сомневаюсь, Менди. У тебя все получится.
Еще раз прости меня за все. Я идиот и мудак, но по другому поступить не могу.
Прощай. Отныне больше не твой Бен Грин».
Это письмо разделило жизнь Аманды и ее дочери на до и после.
Тринадцатилетняя Эллисон, внезапно для самой себя, сразу же стала жертвой буллинга со стороны одноклассников и домашнего абьюза со стороны единственного родителя, который у нее остался, параллельно борясь с посттравматическим синдромом в полную одиночку.
Аманда же, впала в жуткую депрессию, которую начала вытеснять дешевым алкоголем и обвинять в своих неудачах всех вокруг.
Лишь спустя два года, за которые Аманда пережила все стадии отчаяния и боли, она, решила начать свою жизнь с чистого листа сменив жилье и перестав убиваться горем по прошлому.
Но тем не менее, сидя в гостиной своего нового дома, напротив теплого уютного камина, в котором приятно потрескивали колышки, она решила вновь вернуться в прежнее русло, перечитывая раз за разом это предательское письмо, запивая почти каждое предложение красным полусухим.