Укротители демонов

Всем студентам настоящего, прошлого и будущего посвящается.

Смерть на грядке

Пролог

Представьте себе огромную, длиной в десять тысяч километров, а шириной – в восемь, скатерть, сшитую из множества разноцветных прямоугольных лоскутков. По периметру она огорожена заборчиком из гор высотой в десять километров, по углам торчат еще более высокие пики. В центре поднимается величественный Влимп, обиталище богов, которые, по преданию, и создали этот выкидыш космической фантазии, носящий название Лоскутный мир, из кусков понравившихся им вселенных.

Лоскуты, каждый размером двести на сто шестьдесят километров, состыкованы безо всякого порядка, и разделены четкими границами. Прямая линия может отгораживать джунгли от громоздящихся ледников или безводную пустыню от моря.

Крошечное солнышко, которое светит, но не греет, вращается вокруг коротких сторон скатерти. Под ней находится поддон – Нижний мир, где трудятся, поддерживая высокую температуру в сотнях громадных печей, демоны. Без их тяжкой работы Лоскутный мир давно бы замерз под холодным дыханием космоса.

Стороны света тут называются не совсем обычно, есть Восток и Запад, а также Право и Лево по ходу солнца.

В этой истории нас будет интересовать в основном один Лоскут, примечательный в первую очередь тем, что он почти целиком занят городом, называющимся, как и кусок Мировой Скатерти, его приютившей, Ква-Ква. Имя это произошло, как следует из древних легенд, оттого, что вдоль реки, протекающей в данном Лоскуте, некогда обитало огромное множество лягушек.

Лягушки вымерли, их заменили люди. За тысячи лет город разросся и стал самым большим, грязным и мерзким на всем пространстве Лоскутного мира. Его пытались захватить столько раз, что историки сбились со счета, но завоеватели все время успевали обрасти семьями и потомством, прежде чем добирались от окраины до центра. Они становились добропорядочными горожанами, а на долю их потомков выпадало следующее нашествие.

Также Ква-Ква знаменит основанным в незапамятные времена Магическим Университетом.

Глава 1

Звуки, темной ночью доносившиеся из сада Магического Университета, можно было назвать сопением, кряхтением и пыхтением. Время от времени они прерывались вполне членораздельными возгласами:

– Ах, чтоб тебя… вылазь, зараза! Сопротивление бесполезно… Ух!

Произносилось все это ломким юношеским баритоном.

Чуткий слух уловил бы еще один голос, тонкий и противный, точно комариный писк.

– Уйди! – возмущался этот голос. – Я нажалуюсь прохфессору… Нет, декану! Да что это за люди пошли, среди ночи будят и тащат куда-то! И еще называют себя разумной расой!

Зоркий взгляд, проникнувший за высокий забор Магического Университета, в просторечии называемого обыкновенно МУ, различил бы среди деревьев, в том месте, где располагались грядки со всякой волшебной ботвой, невысокую человекообразную фигуру.

Склонившись к земле, она что-то яростно из нее тянула, словно тот самый дедка из сказки, решивший обойтись без помощи бригады в составе бабки, внучки, Жучки, кошки и вольноопределяющейся мышки.

– Не куда-то! – пыхтела фигура, совершая дергающие движения. – А для важных научных опытов! Хватит корнями цепляться!

– Враки! – натужно отвечал тонкий голос с самой земли. – Опять самогонку из меня гнать будете! Алкоголики юные! Вот я в ваши годы…

– Ты в наши годы… – начала было отвечать фигура, и тут же замерла, к чему-то прислушиваясь.

Прошелестел по верхушкам деревьев ветер, слабый свет мелькнул среди стволов. Тот, кто только что стоял на грядке, рухнул без единого звука. Треснули сминаемые стебли.

– Эй? – удивился тонкий голосок, принадлежащий мандрагоре. Более никто из обитающих на грядках разговаривать не умел. – Ты где?

Но ответа не последовало, и болтливое растение испуганно примолкло. Рядом с ним произошло нечто странное – это оно чувствовало всеми ветками, и древний инстинкт подсказал единственно верную тактику – замереть и не отсвечивать. Душа мандрагоры стремительно скользнула в корень.

Тело нашел на рассвете немой сторож, обходивший сад. По зеленой, перепачканной землей мантии можно было заключить, что погибший учился на факультете магии нечеловеческих существ, по четырем полоскам, вышитым на левой стороне груди и расположенному чуть ниже изображению собаки – что принадлежал к четвертому курсу кафедры магии животных.

Но опознать студента оказалось невозможно. Вместо лица скалился начисто обглоданный череп.

Проверять, сохранилось ли что-то под мантией, сторож не стал. Героически поборов рвотный рефлекс, он побежал за дежурным преподавателем.

Примерно час спустя, когда через ворота входили ненормальные студенты, проснувшиеся к первой лекции, грядка с погибшим напоминала облитый валериановой настойкой пенек в доступном для котов месте.

Все кипело, суетилось и вопило.

Грядки чуть не погибли под наплывом преподавателей, решивших лично посетить место происшествия. Над телом склонились два поцента с кафедры медицинского колдовства, вокруг бегали специалисты по транспортной и управленческой магии, хотя делать им тут было совершенно нечего. Любопытство оказалось сильнее здравомыслия и даже лени.

Яростно дискутировали, сверкая глазами и размахивая руками, два прохфессора, представляющих кафедру нечеловеческих рас и кафедру магии растений.

– Эта мандрагора – растение, поелику в земле обитает, корневищами обладает и листовидна сверху есть! – брызжа слюной, доказывал один.

– Никак нет! – язвительно отвечал другой, скручивая из пальцев фигуру, носящую ботаническое название «фига». – Мандрагора суть разумная раса, поелику способна к речи, обладает интеллектом и даже сварливым характером!

В оном достойный специалист по растениям успел убедиться, поскольку куст, который он пытался расспросить о том, что происходило ночью, отвечал: «Ничего не знаю, спал я!», а на обещание пустить его на корзинки послал прохфессора в компостную яму, после чего общаться отказался.

– Вот уж нет! – судя по покрасневшему лицу знатока разумных рас, дискуссия грозила перейти в фазу рукоприкладства. Отвечать за мерзкую мандрагору, явно замешанную в смертоубийстве, не хотел никто.

За спинами преподавателей замелькали фигуры студентов. У них, как известно, нюх на происшествия гораздо лучше, чем у обычных разумных созданий, и утаить случившееся в университете не смогли бы даже боги, собравшиеся ради такого дела вместе.

Первым возник, точно сгустившись из воздуха, главный сплетник кафедры пограничной магии Айра Петян, прославившийся тем, что три года подряд проходил программу второго курса. Синяя мантия болталась на нем, как на пугале, сальные черные пряди свисали до плеч, а взгляд профессионального переносчика слухов был остр и блестящ.

Вслед за Петяном потянулись другие. Толпа росла и густела.

Декану факультета магии нечеловеческих существ, студентов которого с незапамятных времен прозвали «уродниками», пришлось пробиваться сквозь нее при помощи собственного посоха.

Мэтр Тугодум, не стесняясь, охаживал любопытствующих по спинам и ягодицам.

– А ну разойдитесь! – вещал он сварливым, пронзительным голосом, напоминающим шум работающей дрели. – Все на занятия! Тут вам не ярмарка, чтобы толпиться!

Студенты при виде начальства чуть подались в стороны, но стоило декану добраться до места происшествия, вновь сомкнулись вокруг галдящей и пересмеивающейся стеной. Но увидеть дальнейшее им не удалось.

Декан взмахнул посохом, пробормотал что-то, и мантии студентов, ожившие от ловко брошенного заклинания, потянули хозяев к учебному корпусу. В волне воплей, писка и визга любопытных утащило прочь. Последним волокло Айру Петяна, который изо всех сил цеплялся за деревья и кусты.

Закончив студенческий экзорцизм, мэтр Тугодум повернулся к коллегам.

– Ну что? – поинтересовался он у медиков.

Поценты переглянулись, потом правый из них заговорил. И лучше бы он этого не делал.

– Исходя из материалов произведенного сего дня осмотра, мы с коллегой сочли возможным инкриминировать смерть.

– Потрясающий вывод! – усмехнулся декан. – Дальше!

– Сия смерть наступила впоследствии анормальной ликвидации органических составляющих телесной ткани…

– Говорите нормально! – грозно сверкнул глазами Тугодум. – Вы не на лекции! Отчего он умер?

– Мы не знаем, – тихо ответил второй поцент, – такое впечатление, что его частично и мгновенно обглодали, причем не только снаружи, но и внутри. Никаких следов магии.

Декан наклонился, разглядывая тело, мантия на котором была разрезана. От головы остался только череп, поперек груди тянулся широкий проем, сквозь который видно было, что отсутствует половина сердца, а в легких зияют дыры.

– Части тела словно испарились, – сообщил один из поцентов, – и никаких следов зубов или когтей.

– Зверинец проверили? – мрачно поинтересовался Тугодум. – Может, кто оттуда сбежал?

– Все осмотрели, – подобострастно ответил прохфессор, возглавляющий кафедру магии животных. – Все на месте, защита в порядке, клетки целы.

– Может, это какое-то дикое животное? – предположил кто-то из младших преподавателей. – Хищник?

– Самый опасный хищник нашего Лоскута, – скептически ответил прохфессор животноводства, – это бродячие собаки. Но их проникновение на территорию Университета исключено.

– Демон? – предположил Тугодум, взглядом, сулящим пытки, щекотку и публичную порку, отыскивая заведующего кафедрой демоноведения.

– Никаких признаков проникновения из Нижнего мира, – пожал тот широкими плечами, – а у нас в лабораториях демонов сейчас нет.

– Кто же тогда? – с таким количеством яда в голосе, что его хватило бы на добрую дюжину змей, вопросил декан. – Боги? И на что им сдался этот студент, который, судя по всему, занимался мелким воровством?

Ученые мужи дружно замотали головами и загудели, точно рой пчел, демонстрируя полное согласие с начальством.

– Кстати, за Торопливыми послали? – Тугодум водрузил на лицо маску величайшего отвращения.

– С час назад я отправил одного из ассистентов, – сообщил глава кафедры нечеловеческих рас.

– Что же, я думаю, к обеду они прибудут, – декан усмехнулся так криво, что усмешка вышла почти вертикальной.

На лицах его коллег расцвели одинаковые понимающие ухмылки.

Городская стража, носящая гордое название «Торопливые» славилась в первую очередь медлительностью. Ее доблестные воины прекрасно знали о вреде стресса для здоровья, и редко усложняли себе жизнь спешкой на место преступления.

Если из соседнего переулка доносились дикие вопли: «Помогите! Убивают!», стражники, чаще всего, решали, что это чья-либо шутка и топали мимо, ну а к месту кражи являлись обычно через пару дней.

Но в этот день все почему-то случилось не так. То ли командир Торопливых Игг Мухомор, носящий звучный титул Магучий Единственый Ночальник Торопливых (сокращенно – МЕНТ) устроил с вечера разнос подчиненным, то ли сам попал под гневную длань городской власти в лице мэра Мосика Лужи.

В любом случае мэтр Тугодум не успел насладиться осознанием того, что в мире есть существа настолько тупые и медлительные, как стражи порядка.

– Всем стоять! – истошный крик заставил всех вздрогнуть. – Лицом к стене, руки за голову!

Ученые мужи принялись озираться, но стены рядом не нашлось. Лицом можно было встать разве что к земле, но брякаться носом в грязь никому не хотелось. Наиболее пугливые из преподавателей принялись поднимать руки, прочие просто застыли в нелепых позах, напоминая собрание статуй, вышедших из-под резца скульптора, помешавшегося на создании фигур в мантиях.

– Ладно, умники, расслабьтесь, я пошутил, – басисто расхохотался первый из приближающейся к месту происшествия троицы. Одет он был в клетчатую юбку, национальную одежду горцев, обитателей Лоскута Низкие горы, на круглом красном лице застыло свирепое выражение, а с плеч, несмотря на теплую погоду, свисал плотный черный плащ.

Сбоку его оттопыривало что-то, подозрительно похожее на меч.

У других мечи были на виду. Судя по потертым ножнам и одинаковым неудобным рукояткам, носить их могли только городские стражники. Все прочие просто постеснялись бы выйти на улицу с подобными отходами оружейного дела.

– Вы кто такие будете? – приняв вид оскорбленного достоинства, спросил мэтр Тугодум.

– Стража, или не видишь? – лениво растягивая слова, ответил длинноносый парень, кудри которого, торчащие из-под форменного шлема, были аккуратно завиты и намазаны чем-то блестящим.

В кустах за грядками что-то шелохнулось. Торопливый в юбке среагировал так быстро, что никто не понял, что происходит. Рука его нырнула под плащ и тут же вернулась, держа что-то маленькое. Раздался звонкий щелчок, и из кустов донесся сдавленный вопль.

– Попался, гад! – с удовлетворением заметил Торопливый и, спрятав под плащ маленький арбалет, ринулся к кустам.

Преподаватели с ужасом наблюдали за происходящим.

Из убежища в зарослях шиповника был за шкирку извлечен воющий от страха Айра Петян с торчащей из плеча короткой стрелой. Воспользовавшись тем, что заклинание декана ослабло, он вновь пробрался к месту убийства.

– Шпионил, сволочь, – довольно сказал Торопливый в юбке, – ну что, будем его бить или отведем к нам?

От ужаса Айра Петян замолк. Глаза его выпучились, словно он сел на ежа.

– Э, – осторожно вмешался мэтр Тугодум, – это всего лишь наш студент…

– Брось его, Дука, – лениво проговорил длинноносый, склоняясь к телу. – Давай займемся делом…

Торопливый в юбке с сожалением встряхнул любопытного студиозуса за шкирку, выдернул из его телес стрелу, после чего Айра Петян был сильной рукой возвращен в объятия шиповниковых кустов. Судя по возобновившемуся вою, они не оказались особенно ласковыми.

– Кто нашел труп? – поинтересовался третий из стражей порядка, невысокий и плотный, точно мешок с картошкой.

– Наш сторож, – сообщил декан.

– Где он?

– У себя в сторожке, у входа, – Тугодум поднял руку, – но…

Договорить ему не дали. Длинноносый, оказавшийся, судя по всему, старшим, рявкнул:

– Сержант Калис – допросить сторожа! Выполнять!

Торопливый в юбке, перезаряжавший арбалет, едва не выронил его, отдал честь, со звоном приложив руку к шлему, который на его голове смотрелся, точно корыто, и вихрем сорвался с места.

– Сержант Ргов! – продолжал командовать носатый щеголь. – Осмотреть здание! Собрать слухи!

– Но… – вновь попытался вмешаться декан, но его явно не слышали.

– Есть! – низкорослый стражник, пыхтя и придерживая болтающийся на бедре меч, размерами больше похожий на нож для резки мяса, отправился в сторону учебного корпуса.

Мэтр Тугодум обиженно замолчал, буравя главного из Торопливых сердитым взглядом. Делал он это осторожно, помня о том, что от подобных взглядов в исполнении мага иногда могут остаться самые настоящие дырки.

Торопливый, несмотря на присущую своей профессии толстокожесть, что-то почувствовал. Закончив созерцать труп, он поднялся.

– Э, мне… хм… нужно, наверное, назваться, – с легкой ноткой неуверенности пробормотал он, – я – лейтенант Поля Лахов.

Не успел декан ответить, как наметившееся взаимопонимание сил науки и общественного порядка было нарушено самым неприятных образом.

– Молчит, гад! Отказывается давать показания! – громкий и грубый голос принадлежал, без сомнения, сержанту Дуке Калису.

Вслед за голосом явился и сам сержант, толкая перед собой университетского сторожа. Тот мычал и пытался всеми возможными способами доказать свою невиновность, но делать это в согбенном положении с закрученной за спину рукой было довольно затруднительно.

– Так, ты почему молчишь? – грозно вопросил Лахов.

– Да потому, что он немой! – в свой шипящий ответ мэтр Тугодум вложил столько яду, что окажись рядом кобра, она бы от зависти умерла на месте.

Торопливые переглянулись и одновременно почесали собственные шлемы на затылках.

Здание Магического Университета, если поглядеть на него с высоты птичьего полета, похоже на громадную, брошенную кем-то рассеянным у берега реки Ква-Ква гребенку с четырьмя толстыми прямоугольными зубцами.

От ее основания по краям отходят назад два зубца потоньше. Они предназначены для подсобных и хозяйственных помещений, и ограничивают собой задний двор, почти целиком занятый парком. В его левой части, почти у самой ограды, расположились грядки с магическими растениями, ставшие местом неприятного происшествия.

Торчащие вперед зубцы, которые так же мало подходят для причесывания, как топор – для плавания, отведены под факультеты. В каждом – четыре наземных этажа лабораторий, аудиторий и прочих необходимых для учебного процесса помещений. Подземные этажи, которых, по слухам, пять, содержат места более интересные, и пускают туда далеко не каждого студента.

Основание гребенки – пространство общего пользования. Тут пристроились кафедры, услуги которых нужны всем факультетам – истории Лоскутного мира, теории магии, и многие другие. Кроме них, нашлось место ректорату и прочим службам, работающим на благо всего МУ.

Все это пронизано многочисленными лестницами и переходами, изгибающимися, петляющими и ветвящимися самым причудливым образом. Архитектор, некогда сооружавший здание, страдал безумием, и порядка в его творении оказалось примерно столько же, сколько в борделе во время пожара.

Ориентироваться во всем здании не мог никто. Самые старые прохфессора, прослужившие на ниве магического образования лет двести, могли бы запомнить все аудитории, но их подводил склероз. Обычные преподаватели знали лишь окрестности собственной кафедры, студенты – чуть больше. Время от времени в отдаленных закоулках отлавливали бедолаг (по большей части, первокурсников), бродящих по коридорам с горестными стенаниями: «Люди! Ау! Где я?»

Чужому же человеку, первый раз попавшему в здание, сориентироваться тут было сложнее, чем отыскать в муравейнике гардероб. Но доблестный сержант Торопливых Васис Ргов этого не знал. Ведомый приказом начальства, он бестрепетно вошел в университет, по мере сил смешался с толпой студентов (с тем же успехом, как масло смешивается с водой) и приступил к выполнению задания.

В студенческих харчевнях всегда стоит одинаковый, не зависящий от направления ветра и времени суток запах горелого теста и тухлого мяса. Как одно сочетается с другим – не в силах объяснить ни один научный трактат, ведь блюда, которыми потчуют мучеников науки, не так часто состоят из этих двух компонентов.

Харчевен в МУ было четыре, по числу факультетов. Та, что относилась к ведомству магии нечеловеческих существ, носила провокационное название «Сушеный дракон». Узнай о нем хоть один представитель расы разумных рептилий – не миновать университету налета и пожара.

В «Сушеном драконе» всегда было полно народу, даже в пору занятий, хотя студентам вроде бы приличествовало в это время поглощать знания, а не грубую пищу.

На переменах же местному столпотворению мог позавидовать городской рынок.

Арс Топыряк, учащийся третьего курса кафедры демоноведения, с трудом протискивался сквозь толпу, держа в руках поднос со снедью. Словно корабль в бурном море, он прокладывал курс к столу, за которым расположился, заняв место, его приятель Нил Прыгскокк.

Когда Арс плюхнулся на стул, жалобно при этом скрипнувший, то вздох облегчения, вырвавшийся из его груди, сдул бы средних размеров привидение, случись оно поблизости.

– Ну что, похаваем? – вопросил Нил, улыбаясь во всю наглую, рыжую, да еще и веснушчатую физиономию. – А то у меня после этой лекции в животе урчит!

Лекция по предмету «Основы классификации демонических существ» выдалась (как обычно) скучной до умопомрачения. Лектора почти не было видно из-за кафедры, слышался лишь его монотонный голос. Половина студентов спала через пятнадцать минут после начала, вторая – к середине, лишь самые стойкие отличники продолжали скрипеть перьями, изо всех сил сдерживая зевоту. Иногда тягучие завывающие звуки ухитрялись прорваться сквозь ладони и заставляли пугливо вздрагивать тех, кому снились не самые приятные сны.

Лектор принимал зевки за вопросы и продолжал что-то объяснять.

Как Прыгскокк ухитрился проголодаться в таких условиях – оставалось непонятным. Впрочем, есть он хотел всегда.

– Давай похаваем, – без особенного воодушевления ответил Арс, разглядывая то, что занимало его поднос.

Назвать это едой смог бы разве что человек с богатым и нездоровым воображением. В кружке плескалась некая мутная жидкость, носящая название «компот», но судя по цвету и консистенции, могущая оказаться чем угодно, от обмылков с кухни до мочи бешеного быка.

То, что было в тарелках, выглядело не лучше.

Небрежно порубленная горка зелени, которую, судя по засохшей на ней грязи, забыли помыть, изображала салат. Из ботвы выглядывали куски чего-то, похожего на огурцы, а капля белого вещества на краю тарелки символизировала сметану.

Хлеб был такой твердости, точно его сушили специально, а огромная кость с неведомо как задержавшимися на ней волоконцами сухожилий изо всех сил притворялась жареным мясом. Гарнир представлял собой кучку обрезков от самых разных овощей, Арс разглядел морковные хвостики, очистки репы и очень тонкие ломтики кабачков, в основном состоящие из шкурки.

Завершал трапезу горелый пирожок размером с мелкую монету. Начинка его грозила стать сюрпризом. Стоило только надеяться, что ей не окажется героически погибший в печи таракан.

– Даже шакал не стал бы это есть, – сказал Топыряк со вздохом.

– Да ладно тебе привередничать! – жизнерадостно откликнулся Нил, которому аппетит не испортила бы даже найденная в тарелке мокрица. – Ешь давай!

Сам он вовсю грыз кусок хлеба, а доставшийся ему суп исчезал с такой скоростью, словно его откачивали из тарелки насосом.

Не успел Арс управиться с салатом, как по коридорам, перекрывая топот и гомон, пронесся тягучий мощный гул «Бомм! Бомм!». Колокол, висящий у ректората, давал знать, что время перемены закончилось. Часть студентов, дожевывая на ходу, ринулась в коридор.

Бить в колокол, звук которого с помощью хитроумных заклинаний распространялся по всему зданию, было обязанностью пожилого прохфессора, оставившего преподавание и носящего титул Хранителя Времени.

Снабженный песочными часами, он фактически обитал в маленькой каморке около колокола, и только его рукам повиновалась уходящая в громадное бронзовое чрево веревка.

Как-то раз старшекурсники, воспользовавшись рассеянностью очередного Хранителя, добавили ему в чай сонной настойки. Старик благополучно почил, и перемена продолжалась вместо положенных пятнадцати минут почти два часа. Преподаватели, привыкшие все делать по колоколу, благодушествовали, студенты предавались радостному ничегонеделанию, и только когда за окнами начло темнеть, один из деканов что-то заподозрил.

Скандал вышел первостатейный. Хранителя отправили на покой, заменив на более шустрого, пару человек выгнали из МУ, еще несколько отделались разного рода наказаниями.

Услышав колокол, Арс вздрогнул и по привычке собрался куда-то бежать, но вовремя вспомнил, что сейчас «окно». Судя по тому, что народу в харчевне после колокола почти не убавилось, так же было и у всех остальных.

Пока Топыряк сражался с костью, пытаясь обнаружить на ней что-нибудь съедобное, Нил, успевший слопать все, откровенно скучал. Без особого успеха попытавшись познакомиться со второкурсницей с кафедры магии растений, сидящей за соседним столиком, он неожиданно толкнул Арса в бок.

– Чего тебе? – спросил тот, едва не подавившись костью.

– Смотри, Торопливый! Чего ему тут надо?

В харчевню, подозрительно оглядываясь и крутя носом, точно охотничья собака, входил городской стражник. Его начищенный шлем, напоминающий ночной горшок модернистской конструкции, сверкал сквозь кухонный чад, клубами плавающий в воздухе. Меч на боку казался нелепым украшением.

– А, ты не знаешь, – усмехнулся Арс, радуясь, что хоть раз в жизни узнал что-то раньше болтливого приятеля. – Это потому, что прогулял первую лекцию. Сегодня ночью кто-то странным образом убил одного из наших.

– Кого? – зеленые глаза Нила выпучились, нос, похожий на картофелину, зашевелился.

Ответить Арс не успел.

Торопливый, обозрев харчевню, почему-то двинулся к ним.

– Хмм… ухх… мм… – остановившись около столика, он некоторое время грозно пыхтел, сверкая глазами. Отношения между студентами и городской стражей складывались не самые теплые. Первые любили повеселиться, побить фонари у домов зажиточных горожан, попеть легкомысленные песенки на улицах глубокой ночью, побуянить в кабаках. Торопливым все это, по непонятным причинам, не очень нравились, и они при случае поколачивали студиозусов. Те платили им пылкой нелюбовью, а состряпанное в стенах МУ прозвище Тормозливые вызывало у доблестных стражей порядка бешеную ярость.

Вот и сейчас явившемуся в харчевню Торопливому оказалось сложно обратиться к классовым врагам. Но он преодолел предрассудки, и через невнятные звуки и суровое пыхтение с трудом протиснулись членораздельные слова.

– Эээ… вы есть… ыыы… студенты?

Вопрос являл собой верх идиотизма.

Арс поглядел на Нила, красовавшегося в яркой зеленой мантии. Кроме людей, имеющих отношение к магии, подобную одежду никто не носил. Более того, на правой стороне груди у каждого из сидящих за столом красовался символ МУ – корова, поедающая пергаментный свиток, а на левой – три полоски, означающие третий курс, и перекошенная рожа – знак кафедры демоноведения.

– Нет, – невинно ответил Прыгскокк, – мы гномы с огромными топорами. Потомственные горняки.

На лице Торопливого появилось озадаченное выражение. На лбу, пониже шлема, задвигались складки. Должно быть, это символизировало умственную деятельность.

– Это шутка? – предположил он нерешительно, и уже с большей уверенностью продолжил. – Я сержант Васис Ргов. Мы расследуем таинственное убийство, произошедшее сегодня в парке университета. Можете вы что-нибудь сказать по этому поводу?

Несмотря на то, что вопрос был задан двум приятелям, его услышали все, находившиеся в этот момент в харчевне. В «Сушеном драконе» наступила полная тишина. Слышно было, как шипит на кухне что-то жарящееся, и как стучит лапками бегущий по потолку таракан.

– А я думал, что все расследование будет проходить секретно, – сказал Арс.

– Оно и проходит секретно! – кивнул сержант и бдительно огляделся, чтобы проверить, не подслушивает ли его кто недозволенный. В дымной атмосфере харчевни его блестящий шлем неумолимо покрывался копотью. – Но мне велено собирать слухи! Вы ведь учились на одном факультете с погибшим? Может, что-то знали о нем?

– Это у животноводов надо спрашивать, – хмуро кивнул Топыряк, называя студентов кафедры магии животных общепринятым прозвищем. – Поговаривали, что он эликсирами своего изготовления приторговывал… Ну, для лечения болезней у животных. А так – ничего особенного, студент как студент…

Васис Ргов извлек откуда-то из недр организма лист пергамента и с умным видом принялся черкать по нему карандашом.

– Он еще и писать умеет! – в полном восхищении пробормотал Нил.

– А как вы его опознали? Лицо-то не сохранилось? – спросил сержант.

– Так Инар всегда носил на пальце это кольцо, – ответил Арс. – Оно только у него было.

– Инар?

– Инар Эрльяиди, – пояснил Топыряк. – Он откуда-то с лева, из-за гномьих гор. Отсюда и имя такое странное.

Стражник записал что-то на пергаменте, после чего спрятал его и неожиданно лучезарно улыбнулся.

– Благодарю вас за помощь следствию, – сказал он значительно. – Город не забудет вашей бесценной помощи! И, хм… – тут нос Васиса зашевелился, ловя плывущие по помещению запахи, густые, точно суп-пюре, – может быть, мне тут съесть что-нибудь?

Студенты за соседними столиками захихикали, предвкушая потеху.

– Не стоит, – проговорил Арс, неожиданно ощутивший что-то вроде симпатии к Торопливому, который мог оказаться вполне славным парнем. – С непривычки от здешней пищи можно получить заворот кишок.

– А как же вы? – глаза сержанта выкатились, а лицо побагровело. Похоже, что обрисованная перспектива вовсе его не вдохновила.

– В студенческом желудке и долото сгниет, – мрачно облизнувшись, вставил Нил.

– Ага, ага, – и страж порядка, медленно пятясь, покинул помещение «Сушеного дракона».

– Так это Инара сегодня убили? – на свободное место около столика тотчас приземлился стул, на котором появилась костлявая фигура знакомого четверокурсника с кафедры магии животных.

– Похоже на то, – без особой охоты ответил Арс.

– Ух ты! – четверокурсник подался вперед, глаза его загорелись неистовым любопытством. – А что там случилось? Зарезали?

– Нет, что-то странное, – Арс пожал плечами. – Точно-то я разглядеть не смог. Его словно обглодали частично. Хочешь выяснить подробности – разыщи Айру. Он все знает.

Айра Петян славился на весь университет как гениальный поставщик новостей. Складывалось впечатление, что о многих вещах он узнавал еще до того, как они случались. На месте будущего происшествия он появлялся раньше всех и жадно впитывал подробности, точно вампир – кровь.

Потом его можно было выжимать, точно губку, и рассказы текли из него потоками, и что самое знаменательное, никогда не заканчивались. Они всегда основывались на правде, но ее Айра разукрашивал по своему усмотрению, добавляя занимательных подробностей. Рассказ о засорении туалета в его устах мог звучать увлекательнее «Сказа о Саше Белом и трех богатырях».

– Как же, найдешь его сейчас, – проворчал четверокурсник, почесывая кудлатую голову. – Наверняка уже треплется по всем углам… А Инара жалко, хороший был парень…

Печально вздохнув, четверокурсник поднялся, а на его место плюхнулся следующий любопытный. Вид он имел наивный и испуганный, что неудивительно – на зеленой мантии красовалась одна-единственная полоска – знак первого курса. С учетом того, что учебный сезон начался десять дней назад, он не провел в МУ и месяца.

– А вдруг это маньяк? – спросил он шепотом, испуганно оглядываясь.

– Кто? – прыснул Нил.

– Ну, маньяк, убивец, – пояснил первокурсник. По его выговору можно было определить, что родом он с востока, из Лоскута под названием «Тайга», славного дикими чащобами и малочисленностью населения, которое в своей глухомани верило во всякую ерунду.

Вроде маньяков.

– Какие маньяки? – рассмеялся Арс. – Их не существует! В славном городе Ква-Ква никто не убивает людей просто так. Только ради наживы, из мести, или находясь в сильном гневе! И для убийства выбирают более удобные места, чем сад университета!

– А может это гномы? Или эльфы? – предположил первокурсник. – Своим мерзопакостным колдовством!

– Тише ты! – осадил салагу Нил. Двери МУ открыты для представителей всех разумных рас (а их в Лоскутном мире насчитывается около трехсот), но учатся тут в основном люди. Эльфы, гномы и прочие нелюди предпочитают постигать магическое искусство традиционным методом – проходя многолетнее обучение у наставника. – Будешь гномов хаять, в глаз получишь!