Муравечество

В меня вселился говорящий осёл: не смогла выбрать заголовок, все такие вкусные – не в кулинарном смысле, и каждый – снайперское попадание в белый свет как в копеечку. Списочек остался позиций на пятнадцать, могу одолжить, если кто-нибудь ещё не знает или думает как закончить критиковать Кауфмана, используя за основу вокабулярия пижонские пародии на названия его же фильмов, например. А ведь мне же ещё же, неукоснительно следуя компульсивно избранной стилистической парадигме, нужно обязательно в эпиграф с корнями выдранную из контекста, истекающую смыслом цитату вставить, в противном случае истинно вам говорю: 4 мая 1925 года земля налетит на небесную ось – как вариант. Поэтому, пометавшись с душераздирающим «Иаа!» между «Читаю на ходу. Пусть обыденные обыватели сами следят за тем, чтобы не врезаться в меня», «Мазлтов, жидовская ты морда, мазлтов» и «Ты же не зараженная сифилисом мышь, ты человек, да? – Да, – говорю я. – Если выбирать из двух», выбираю четвертую из соответствующего списочка (осталось штук.. эммм… полтыщи еще, точнее не совру), помня кауфанский же завет про конец, вмонтированный в начало. Да будет эта:«А ну, бл*дь, испытали сдвиг парадигмы, сволочи!»Можно начинать. Камера. Мотор. Стоп. Есть ещё список загадочных и внезапных слов навроде «солипсизм», «Исидор Изу» или «культурный приапизм», которые нужно непременно и непринужденно вставить в текст, о чём бы ни была книга, хушь о хищных грибах, друзьях человека, – но это я зря проговорилась, его не одалживаю, нет его, забыли. Теперь точно всё – то есть начало.Изнурительным знойным днем завязнув-пропав всей птичкой-кукушкой в «Бесконечной шутке» Фостера нашего Уоллеса – примерно на фразе «из-за недостаточно высокого рейтинга Пемулис не заслужил бесплатных предложений от производителей одежды, а потому играет в футболках с надписями типа „ПАУКИ-ВОЛКИ ОЛСТОНСКАЯ ШК.“, „ЗАБОТЛИВЫЕ МАМЫ ВЫБИРАЮТ“, „ДЬЯВОЛЫ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ОБЛИЧЬЕ ТУР ГВБВД“ etc. – я встала (передо мной встал) спасительным выбором: бросить всё и набравшись „концептуальной отваги“ читать литературную сингулярность, двусмысленно одобренную Уильямом Гибсоном? Или бросить всё и пусть, наконец, повылезают шестипалые из-под земли и сами будут виноваты в бесконечных самоповторах Пиньоля? Или… Стоп. Тут ритуальное убийство говорящего осла бобром – осёл, естественно, пострадал, но слабонервные, уверена, сюда не добрались, детям до 16, а старикам не место… Или вспомнить всё – вот оно самое – „Муравечество“, которое упорный, полезный и трудолюбивый Поляринов, способный поднимать предметы в 50 раз тяжелее его самого (два с половиной килограмма примерно) тоже рекомендует „дешифровать по модели Т. Пинчона или Д. Ф. Уоллеса“ – семь бед, один ответ – или покориться квантованной реальности. Вариант по мне! Но, послушно покорившись и дочитав до фразы: „Я не думаю: „То, что на тебе футболка с „Рамонс“, ещё не делает тебя Рамоном, и, более того, сами „Рамонс“ не носили футболки с „Рамонс“ я не думаю далее по тексту: « я не думаю: «На самом деле это не женщина“, а думаю, что не человек для субботы, а суббота для человека, и сейчас как раз суббота, бросаю всё и иду гулять изнурительным знойным днем. Догуливаю до блошиного рынка – удивительное место вне пространства-времени, кабы быстро не находилось у метро «Удельная“ в субботу – где человек, изображённый на футболке, продаёт мне футболку, на которой он изображён в футболке, на которой он изображён в футболке, на которой… в субботу И поверьте, эта картинка – лучшая из существующих в обитаемых вселенных рецензия на Кауфмана, по какой модели ее не дешифруй. Но вы же не поверите. Поэтому что там по списку цитат: «Я стал другим и больше не могу жить, осуждая чужое творчество..Я больше не могу писать критику»? хм.. нет, вот эта: «Я едва сдерживаю восторг. Уже хочется начать заново. Нужно начать заново». Что ж, сами виноваты.Розенбергер Розенберг – едкий и въедливый нью-йоркский кинокритик, предпочитающий подписываться гендерно-нейтральным инициалом Б. во избежание. Но у него радикально-гетеросексуальная борода, афроамериканская подружка – вы наверняка её видели, если в 90-е смотрели американское ТВ изнурительным знойным днем, и Ричард Докинз в друзьях по фейсбуку. Он эпатажно считает гением Апатоу и «талантливым антисемитом» Жан-Люка Годара. Он не еврей. Он самовлюбленный мегаломан и тревожный невротик, пафосный интеллектуал, еще в детстве зачитавший до дыр «Теодицию» Лейбница, на короткой ноге с комическим дуэтом Гегель-Шлегель, для него не существует авторитетов, правда – его господин, он грозный составитель маскулинных рейтингов и рабочих списков, где есть слова «эндемия», «Ги Дебор» и «общественный цугцванг»: даже бытовые мысли сами собой облекаются в его голове пуленепробиваемой оболочкой отточенной иронии – фабрика мечты! – хоть без редактуры в «Искусство кино»: «Старбакс – это умный кофе для глупых людей. Это Кристофер Нолан от мира кофе». Но это есть профанный путь, и Б. Розенбергер Розенберг пишет рецензии, только когда и если посмотрит фильм семь раз: сначала правым полушарием, потом..– впрочем, не стану пересказывать, наверняка, все права и способы защищены, включая «опыт безымянной обезьяны» – пишет так, словно танцует в темноте, пишет так, словно никто не читает, так, словно словом останавливает энтропию – на плёнке и во вселенной. Он сразу здесь, если он нужен. И если не нужен. Он невысокий, невзрачный, нелепый и жалкий. И борода у него серая. Он постоянно боится быть неправильно понятым и не понравится девушке, продающей умный кофе. Как же зовут его афроамериканскую девушку? – ну вы ведь наверняка её видели, странно, что нет. Да, он не еврей. Он читает лекции на втором этаже Макдональдса и показывает в назидание смотрителям зоопарков фильмы с нулевой развлекательной и художественной ценностью – конечно же «Синекдоха, Нью-Йорк» Кауфмана, тот головоломный бардак, который Кауфман называет кино, ту безнадежную тягомотину, что Кауфман выдумывает тяп-ляп на ходу, очередные инфантильные сырые идеи Кауфмана, окутанные идиотской секретностью во избежание. И после каждой критической запятой Розенбергер наш Б.Розенберг (не еврей) проваливается в люк. Канализационный. А потом с облегчением в Годара. И опять в люк. «Сценарист Чарли Кауфман пишет очередную псевдоинтеллектуальную мульку, а один из его друзей-режиссеров снимает ее на пленку». Снова в люк? Не, это Андрей Плахов сказал, он, наверное, не проваливается. И сколь бы лестным не представлялось кинокритикам представлять «Муравечество» долгожданным и симметричным ответом на годы каторжного труда по добыче редкоземельных смыслов и оттачиванию некулинарных вкусов, мне вот всё ж мерещиться, что главный герой, которому суждено Кауфманом найти, потерять, искать по всем обитаемым вселенным, в пространстве и времени (а на Удельной смотрел?), в прошлом и будущем, в постели с незнакомками, и в кабинетах психоаналитиков, в ящике для носков, в платоновской пещере, полной Дональдов Транков с лазерным зрением, в голове Джона Малковича, в брюхе кита вместе с библейским Джоной Хиллом, в курсивах, в сносках, в цитатах и самоповторах, в стране Незримого,в вечном сиянии разума, в романе Пелевина и дефиците маргарина на Песах в 2008 году, в гипносне, в пророчествах говорящего осла (ныне убиенного), в последнем и статичном уцелевшем кадре, в киноэнтропии неснятого и невиданного, снятого и забытого в муравейнике через миллион лет после того, как вымер последний критик и Сэм Беккет с ним— самый лучший фильм, финальный фильм про всё и всех-всех-всех, фильм, который «показывает не только, кто мы, но и чем можем стать, а также кем были и кем могли бы стать, а также кем не являемся и кем не станем», главное открытие и окончательное закрытие кинематографа (и еврейского вопроса), шедевр, то и дело сгорающий на фирменном кауфманском огне и возрождающийся со скоростью 24 раза в секунду… это очень длинное предложение, подумываю, вот, как закончить, но.. найти и снова потерять и опять искать, меняя лица, плодя и уничтожая за необходимостью доппельгангеров, избыточные сущности, пошедшие неправильным путем, неправильно понявшие путь, сбривающие и отращивающие бороду; искать, как муравей, захваченный грибком-паразитом, безоговорочно подчиняясь навязчивой и абсурдной идее достижимости совершенства (оно ж может быть или не быть, там или здесь, реальности для него то недостаточно, то слишком много – всей птичке пропасть, в субботу рано, а в среду поздно) снова и снова проваливаясь в люки квантованной вселенной (Some people have eczema; I fall into holes), за дело то и дело поругивая Чарли Кауфмана – что мне там начало мерещиться-то? – да, что это больше похоже на иронично-сюрный автопортрет, ловкий шарж с бесконечной бородой, чем на злободневную сатиру, что одержимый киноман Б. в большей степени Кауфман, чем мы – то морское чудовище, загадочный левиафан-недорыбина с четырьмя руками, которого море выплюнуло на берег на первой же странице книги, в самом начале, примерно в той же степени, в какой море – «это как бы, ну, знаешь, метафора человеческого разума во всей его непознаваемости», в той степени, в которой эта книга гораздо более шутка, чем «Бесконечная шутка»."Позже наступит или не наступит момент, когда память вернется или не вернется". А пока давайте признаем: «Отдельный муравей – дебил», и ещё это:«Ты был бы больше похож на Рамона, если бы надел футболку морпехов Соединенных Штатов»

Долго думала, с чем же сравнить «Муравечество», чтобы, прочитав мой отзыв, вы смогли определиться, зайдёт вам этот роман или нет. Самое частотное сравнение его с «Бесконечной шуткой» кажется мне совершенно неудачным, так как построено оно исключительно на объёме произведений. Сравнение с фильмами Чарли Кауфмана – уже ближе и даёт хотя бы примерное представление о том, чего ожидать (если при фразе «фильмы Чарли Кауфмана» подумать о «Быть Джоном Малковичем» или «Думаю, как всё закончить», а не о меланхоличной «Аномализе»). Но всё же мой идеальный вариант – «Рик и Морти»!«Муравечество» – литературный «Рик и Морти» для синефилов. Уже страшно! И интригующе!Вместо абсолютно отбитого учёного Рика и его туго соображающего внука Морти, перед нами типичный представитель творческой интеллигенции – кинокритик Б.Р. Розенберг, на долю которого выпадают какие-то безумные и абсурдные приключения. Из-за происходящего с ГГ (или в голове ГГ) реальность художественного мира постоянно находится в динамике, и как только у читателя сформировывается её новый смутный образ, он вновь модернизируется или разрушается до основания. Вы как бы начали играть по правилам реалистичного романа о мужике в затянувшемся кризисе возраста, а в итоге вас втянули в фантасмагорию с говорящими муравьями, параллельными мирами, посланиями из будущего, роботами-Трампами и т.п.В моём случае проблема вот в чём: как бы я не любила сюжеты про множественные миры и отвязное безумие, при просмотре «Рика и Морти» мой вестибулярный аппарат не выдерживает. Моё флегматичное сознание ещё обдумывает первую сцену, а герои уже успели 15 минут побегать с бластерами, полетать на космолёте, превратиться в мерзких насекомых, убить всех врагов и вернуться на ужин троллить Джерри. И в случае с «Муравечеством» случилось примерно то же самое. Меня укачало. Возможно, хорошим вариантом было бы прерваться, чтобы отдышаться, и вернуться к тексту попозже, но в итоге я решила идти до конца.Если вы всё ещё ничего не поняли (и даже если поняли), на канале вышло новое видео о «Муравечестве», все подробности там.16:02

Это было невыносимо, поэтому я читал не отрываясь.