000
ОтложитьЧитал
Предисловие
Открытая дверь продуваемого со всех сторон старого сарая, стоящего на краю деревни, болталась на ветру. Студёный ветер охапками носил внутрь снежные осколки, а скорые зимние сумерки чертили в близком лесу глубокие тени. Уже нужно было уходить, но он стоял не двигаясь. Крик жертвы давно напитал его слух, но теперь незнакомец жадно ждал, когда глаза – эти окна жизни – наконец перестанут светиться, остановятся, зрачок дёрнется и навсегда потухнет.
А пока, развлекая себя, он следил, как тяжёлая, тугая капля волочет по лезвию ножа красный влажный след. Дойдя до края острия, она на секунду задержалась, потом перевалилась через кончик клинка и полетела вниз, на стянутую морозом корку земляного пола, и здесь кляксой разбилась, поймала последний луч умирающего за горизонтом солнца и стала такой же чёрной, как и всё пространство вокруг. Он тяжело вздохнул, поморщился и повернулся на выход, всё было кончено. Опять он отвлёкся на последний золотой росчерк дня, поставленный ско́рописью в глубине синих туч, а жертва издохла. Он так и не насладился этим мигом.
Ну ладно, сегодня без десерта, хотя можно было бы себя побаловать, ведь завтра предстояла тяжёлая работа: последний заказ в этой местности и, как назло, нужно было закрыть ритуалом жизнь человека. А этого он делать не любил. Гораздо интереснее выслеживать и убивать своих, кроить их существование по собственному лекалу, обреза́ть земные путы и отправлять непослушных стервецов в глубину неведомых человечеству миров.
Он тяжело шёл по глубокому снегу, на ходу обтирал руки о снежное полотно, докрасна тёр позаимствованное лицо и дышал открытым ртом, чтобы изнутри выветрить вонь жертвы, тот самый аромат, который был драгоценностью, когда он вставал на след. Но после того, как ритуал был завершён, он чувствовал запах гниения, слышал, как внутри умирающего тела останавливается движение, как стирается завеса аромата жизни…
– Чё, совсем как мы? – как-то пьяно дышала ему в ухо грудастая девица, нахально подсевшая в кабаке за столик.
– Ну да.
Он зачем-то вдруг рассказал ей о себе, своей работе и теперь, уставившись в зеркало бутылки, сидел раздосадованный. Девицу придётся убить. Прям невезуха какая-то. Приехал в маленький городок приструнить разошедшуюся не на шутку «добрую ведунью», сделал работу и мог бы ехать. Так нет, повёлся на запах жареного мяса и зашёл в местную забегаловку: после ритуала всегда очень хотелось есть.
«Да», повторил он, но уже про себя. «Мы совсем как вы, точнее, вы как мы, но создатель дал вам только физическую оболочку, в остальном люди довольно бездарны, поэтому мне всегда жалко убивать беззащитных существ, которых даже толковым соперником не назовёшь».
Вынырнув из своих мыслей, он наконец выбрался из чащобы, смешался с толпой, ввечеру бредущей на электричку, и поехал в город. Нужно было ещё поработать над дневниками и отдохнуть.
Глава 1
«Вещи, созданные Мастером, несут в себе отпечаток энергии. Способность её увидеть порождает истинное знание. Мастер аккумулирует собранную энергию в искусстве созидания и эволюции своего ремесла. Божий промысел выделяет из толпы подходящих людей, идущих в одном направлении. Как бы дополняющих друг друга. Каждый человек составляет ту совершенную модель, созданную Мастером, в котором есть искра энергии и если человеку удаётся её рассмотреть за защитным слоем эмоций, чувств, то он на пути к подлинному величию и истинному мастерству отношений. Усилие одной лишь воли, скорее всего, не принесёт положительного результата, потому что знание рождается изнутри, хотя кто-то, возможно, через усилие идёт к Знанию и получает результат в том или ином виде. У Бердяева написано, что выстраданный опыт остаётся с нами навсегда, но с нами остаётся любой опыт, начиная с опыта рождения. Результат – не всегда истина. Цель, Знание, да и сам путь, на котором стоят метки правильности направления – есть движение вперёд. Любая созданная вещь – прежде всего пережитый опыт знаний, опыт жизни, опыт внутренних и внешних влияний в интерпретации сознания индивидуума. Работа духа подразумевает под собой не только открытость Знания, но и фильтрацию истинного и ложного. Здесь как раз самые опасные ловушки, т.к. отличить такие вещи может только внутреннее сознание и дух, рождённый не внешним воздействием на человека, но его внутренним пробуждением.», – стряхнув с листа бумаги невидимые пылинки, мужчина прочитал написанное и вздохнув отложил ручку в сторону. Он глянул в сторону маленького оконца, заиндевевшего от стужи. Там, в рассветной дымке наступающего утра, было видно плавное движение снежных хлопьев, которые проживали свой краткий жизненный миг, зародившись в небесных высотах, чтобы слиться с общей снежной массой, плотно укрывающей землю.
Мужчина встал и, оглядев скудное жилище последнего времени своего пребывания в этом северном городе, снова вздохнул. Жалко было расставаться, здесь хорошо думалось. А главное – от постоянного холода не было места досужим размышлениям и приятно было наградить себя теплом камина после выполненной работы. Но пора было собираться в путь: в этом городе его больше ничего не держало, свою последнюю работу он должен сделать сегодня ночью. Разворошив ещё раз камин, он огляделся и, согнувшись под низкой притолокой, вышел. Наспех преодолев каменные ступени с въевшимся запахом старости и пыли, он задел плечом стену и стёр паутину инея, красиво оплетавшую чьи-то литературные труды, и вскоре вырвался из мрачной парадной.
Бодрящий холод сразу въелся в открытые участки тела, мужчина остановился на пороге и огляделся из тени дома, как из укрытия. От люков клубами поднимался тёплый воздух, и люди, словно призрачные тени, двигались в этом водовороте густого тумана, пронизанного розовым заблю́ренным солнцем, как в замедленной съёмке. Мужчина несколько секунд рассматривал это немое кино, потом вдруг очнулся и не сразу понял, что так привлекло его внимание. Было странно уловить какой-то манящий запах, не известный до этого момента, а что было ещё хуже – он испытал незнакомое доселе чувство волнения, хотя и не знал, как это должно быть.
В следующую секунду туман развеялся от чьего-то стремительного движения: идущая через двор девушка словно разорвала этот густой сумрак и вошла в этот мир, неся за собой солнце. Она была отстранённо другая, окружённая ореолом искрящегося запаха. Девушка прошла мимо замершего на месте мужчины, мельком глянула на него, чуть скосив глаза, и снова исчезла молчаливом театре теней.
Боясь потерять её из виду, словно заворожённый, мужчина отклонился от цели своего путешествия, и, наблюдая за её ускользающим силуэтом, двинулся по следу охватившего его странного чувства. Хотя никогда прежде он не нарушал своих планов, да и женщин он рассматривал только как объект, который превращал его мысли, его записи, его обучение в одно целое, в некий арт-объект. Потом он получал квинтэссенцию проделанного пути, после чего можно было вернуться домой, получив новый опыт, новый путь и снова стать художником. Вдруг он понял, что за своими размышлениями он потерял цель. Взгляд его заметался, забился между стенами домов, отыскивая незнакомку, но её нигде не было. Он осторожно покинул переулок и сразу же обнаружил девушку, спешащей через мост. Ему показалось, что солнечные лучи бережно передают её от одного к другому и несут над застывшим в ледяном дыхании зимы городом. Вдруг она кому-то помахала рукой, поскользнулась, но удержалась на ногах, и толкнув высокую деревянную дверь, оборвала связующую визуальную нить. Абсолютно подчинённая этому видению воля влекла его вслед за ней. Яркая вспышка солнца на латунной табличке, высветила название организации, куда она пошла: четыре выбитых в металле буквы Г.У.В.Д. Но это не остановило мужчину, он вошёл в здание и пошёл за её ароматом, который теперь он смог бы вычленить из миллиарда запахов. Она уже исчезла из поля зрения, но шлейф тревожащих душу ароматических ноток ещё плыл по коридорам, и мужчина безошибочно шёл за ним. Он в принципе всегда хорошо ориентировался по обонятельным маркерам, но это всегда был запах жертвы, и он чётко знал, что ему делать, а сейчас он терялся в своих ощущениях и не мог остановиться. Его так влекло это необычайное чувство, оно настолько было свежо и ново, что прагматичность его разума давно уже угасла лампочками на мониторе, которые следили за его передвижениями…
– Что случилось? – эхом отразился голос от стен в почти пустом помещении.
– Не могу понять по какой-то причине сбой, – оператор покачал головой, – но охотник сошёл с дистанции. Он нарушил маршрут и движется в другую сторону от места действия.
– Выведи мне последние данные на экран. А его взбодри немного. – искажённый переговорным устройством голос эхом осел в подвальном помещении.
– Сделано. – оператор нажал несколько клавиш.
… и тут к этому ареолу необыкновенного аромата стал примешиваться сладковатый и такой знакомый запах, узнаваемый из тысячи. Запах жертвы.
– Подождите, индикаторы стали приходить в норму. Странно, он в другом месте, но мы выходим на нужную нам ветвь событий.
***
Стефа́ния, войдя с мороза в тёплое помещение, стянула шапку и, тряхнув волосами, пошла по давно знакомым коридорам, здороваясь со встречными людьми. Вскоре она толкнула дверь одного из кабинетов и вошла внутрь.
– Ох, как холодно. – она улыбнулась сидевшей за столом женщине. – Привет, Марго. Как дела? Судя по прекрасным синякам под глазами, либо много работы, либо ты всё-таки наладила личную жизнь. – ткнув пальцем в стопку бумаг на столе, Стефа́ния продолжила. – Но судя по этой кипе, личная жизнь всё ещё плетётся в конце списка желаний. Заваришь мне чай?
– Чай на полке, чайник в шкафчике. – не отрывая взгляд от ряда фотографий, проронила сестра Стефа́нии.
– Гостеприимно. – Стеф, распахнув короткую шубку, огляделась. – Ладно, чай у тебя гадкий, так что я ненадолго. Посмотрела я твои фотки – ужас, конечно, но я не нашла какой-либо ритуальной связи. – Стефа́ния вытащила из сумки пачку фотографий, поискала глазами место, куда можно их приткнуть, и положила на картонную обложку одной из папок. – Понимаешь, вроде как есть что-то неуловимое, но что это, пока сказать не могу. Я сделала некоторые наброски, но боюсь, это мало чем поможет. Хотя я ещё подумаю. – Стефа́ния присела на стоявший возле стенки диванчик. – Как поживает мой обожатель?
– Извини, но меня гораздо больше интересует, где тот ублюдок, который убил всех этих женщин.
Дверь кабинета приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова мужчины. Ему было примерно за сорок, редкие светлые волосики расползлись поверх черепа неправильной формы, по носу всё время сползали очки в дешёвой оправе, а потёртое пальтишко было измазано штукатуркой на одном плече. Марго посмотрела в его сторону, а его бегающий взгляд несколько секунд елозил по лицу Стеф.
– Я слушаю вас. – наконец не выдержала Марго.
Мужчина с сожалением пошлёпал губами, потом задумался и проговорил:
– Велосипед у меня украли.
– Зимой? Кто сейчас катается, холодина такая? – Марго махнула рукой. – В районное отделение полиции, пожалуйста. Вас дежурный должен был направить.
– Спасибо. – наклонив голову, мужчина стал отступать в коридор. Наткнувшись спиной на какое-то препятствие, он неловко дёрнулся вперёд и из-под пальто показался краешек тяжёлого подвеса или кулона. – Извините. – буркнул он и быстро ретировался.
– Странно. – Стефа́ния снова взяла в руки фотографии.
– Что велосипеды зимой крадут? Ну да, верно. – Марго постучала по столу карандашом.
– Да нет. Мужик мысль сбил. Может, показалось.
Стеф снова пересматривала снимки, где были запечатлены сломанные болью и смертью тела девушек.
– То есть, говоришь, к ритуальным убийствам это отнести нельзя? – Марго подняла на неё глаза.
– Деточка, – фыркнула Стеф, – в мире столько ритуалов и столько человек ещё придумать всего может, что у нас с тобой жизни не хватит всё это выучить. Но связь проследить можно, потом уже психиатра приглашать. – она передёрнула плечами. – Я насмотрелась всего, теперь домой боюсь ходить. А как ты связала воедино эти случаи?
– Я как вернулась со стажировки, то увидела похожий случай у нас. Мы там как раз дела разбирали, так сказать, особые. Позвонила, предложила коллегам поработать вместе. Выслала наши данные, они свои. Потом увидели несколько общих штрихов. – Марго замолчала. – Я тоже, наверное, поэтому редко домой хожу. Здесь как-то спокойнее.
– А какие штрихи? – Стефа́ния поднесла фотографию с места преступления близко к глазам.
На этот раз дверь открылась широко, внутрь вместе с запахом мороза влетело двое мужчин. Один высокий темноволосый и несмотря на молодость статный, второй – плечистый, белобрысый и улыбчивый.
– Малинин, где вы болтаетесь? – раздражённо спросила Марго.
– Так ты же сама просила в архив сгонять. – развёл руками Егор.
– Кого? Кого я просила? Вы с Ма́рычевым всенепременно в архив вдвоём должны были ехать?
– Не, я в морге был, – Ваня Ма́рычев подлетел к Стеф. – Здравствуй, душа моя. Ты будешь моей женой?
Сте́фани вздохнула, закатила глаза и ответила:
– Если ты не доведёшь меня до сердечного приступа своими странными повадками, я поставлю твои вопрос на рассмотрение. – Стеф повернулась к Марго. – Если я когда-нибудь нечаянно убью его, ты будешь обязана, как сестра, завести дело в тупик.
– Как родственница, она не сможет вести дело. – резонно заметил молодой следователь Малинин, – а я, так уж и быть, развалю всё расследование.
– Спасибо, друг Егор. – рассмеялся Иван. – Марго, ну почему твоя младшая сестра так жестоко меня ненавидит? Я люблю её, а она издевается.
– Ма́рычев, я не сплю уже несколько суток, а ты пришёл и несёшь ересь. Идите отсюда кофе пить, я скоро приду к вам. Закажите мне еды какой-нибудь. Малинин, ты тоже иди. – Марго подняла трубку зазвонившего телефона и сделала Стефа́нии, Ма́рычеву и Егору изгоняющий жест.
– Я к кадровикам ещё заскочу. Мне пельменей закажи́те. – бросил Малинин и вышел в коридор.
Выходя из здания, Стефа́ния весело смеялась над шутками своего давнего ухажёра, который был давно и безнадёжно влюблён в неё. Остановившись на минуту, она увидела на другой стороне дороги того мужчину, который искал велосипед, он что-то активно говорил в телефон и жестикулировал. И при этом у него был потерянный вид: видимо, ему не удалось доказать дежурному важность своей пропажи. Вдруг, рассерженно повесив трубку, он зашагал прямо к ней и, когда поравнялся, что-то пробормотал.
– Кто это? – Ма́рычев, исчезнувший на минуту, уже стоял перед ней с прибитым холодом букетиком розовых гвоздик.
– Человек-велосипед. – девушка улыбнулась, взяла букетик, и, поднявшись на носочки, прикоснулась губами к холодной щеке оперативника. – Пойдём в тепло.
Весь последующий день прошёл в рутине будничных дел, и домой Стеф попала только к вечеру. Она устало привалилась спиной к двери и прислушалась к тишине своего жилища, потом стряхнула ползущее изнутри ощущение ужаса и подумала, что ещё один день, проведённый за изучением фотографий жертв, и она просто перестанет ходить домой. Вдруг в квартире резко погасло электричество, и Стеф несколько секунд до боли в глазах всматривалась в темноту, потом она потихоньку выбралась из странного оцепенения и прислушалась. Сейчас она совершенно ясно понимала, что на лестничной клетке кто-то стоит. Осторожные шаги за её дверью то приближались, то удалялись, что-то цокало по металлической обшивке, потом снова становилось тихо. Осторожно повернувшись, Стефа́ния приблизилась к дверному глазку, но за ним была темнота, хотя минуту назад, когда она выходила из лифта, там совершенно точно было светло. Она чуть не разрыдалась от страха и бессилия, перед глазами прошла вереница изображений трупов, и сейчас Стеф показалось, что пришли за ней. Стараясь не проронить ни звука, девушка достала телефон, быстро накидала сообщение Ма́рычеву и вздрогнула от оглушительного грохота звонка над головой. В эту же секунду зажёгся свет.
– Сте́фочка, ты дома? – очаровательный южный акцент соседки невозможно было спутать ни с чем.
– Да-да. Что случилось? – Стефа́ния рывком открыла дверь и сейчас на площадке снова горели все лампочки. – Электричества не было?
– Не знаю. Я мусор вынести хотела, но дверь что-то не открывалась, – соседка улыбнулась, – книги твои принесла. Ты что бледная такая?
– Всё хорошо, просто устала. – закрыв дверь, она прочла ответное сообщение от Ивана, быстро накидала отбой и уже жалела, что допустила минутную слабость.
Неспешные домашние дела принесли желаемое успокоение, ломивший весь день виски мороз стал наконец сдавать позиции, а ветер задувал в приоткрытое окно аромат свежего снега. Дом был её крепостью, здесь Стефа́ния проводила многие часы вопреки искусственно созданному ей же самой мнению о публичной жизни. Девушке нравилось учиться, она намеренно выбрала такое сложное направление как религиоведение, и теперь пыталась разобраться в вопросах мироздания.
Добравшись наконец до кровати, она взяла в руки ноутбук, открыла его, откинулась на подушки и открыла глаза, только когда в дверь позвонили. Настойчивый перелив звонка возвещал о том, что сейчас ей как минимум полчаса придётся поить чаем своего спасителя Ма́рычева, который не мог пропустить возможность приехать к ней.
– Иду, иду. Кто там? – она усмехнулась, увидев в глазок встревоженное лицо её обожателя, – Привет. Прости, зря тебя дёрнула. Насмотрелась этих ужасов, а тут поднялась в квартиру, а как дверь закрыла, свет на лестнице выключили. Ну, проходи.
Ваня молча зашёл в квартиру, аккуратно прикрыл за собой дверь и попытался взять девушку за руку.
– Стефа́ния, – казалось, он уронил её имя как тяжёлую ношу.
– Ваня, я прошу тебя, я так устала. – Стеф дёрнула рукой и попыталась высвободиться. – Давай чаю попьём и сегодня обойдёмся без признаний.
– Сядь, пожалуйста. – мужчина придержал девушку за локоть и, пододвинув стул, проговорил, – Я не знаю с чего начать. – сев перед ней, Ваня сжал её ладони в своих и вдруг резко вскинув голову.
Дальше Стеф казалось, что он просто шевелит губами, а всё сказанное им, как тупыми ножницами резало в лохмотья её нормальную жизнь, с каждым словом уходящую в прошлое.
***
Машину бросало на ухабах просёлочной дороги, которая упрямо сохраняла извилистый рельеф даже под толстым слоем снега. Чем дальше они удалялись от города и углублялись в лесную чащу, тем меньше вокруг было ветра; здесь непогода притихла, и в такт поднявшейся к вечеру буре лишь покачивался ровный тёмный коридор столетних елей. Вскоре в конце этого природного туннеля стали поблёскивать синие маячки полицейских машин, в о́тсветах фар мелькали люди, а чуть дальше, на ровном снежном поле, цилиндрами уходил ввысь свет от четырёх мощных прожекторов. Казалось, что кто-то намеренно здесь устроил световое шоу, через которое ветер теперь таскал крошево снега, страшно выл, ломал людей пополам, заставляя кланяться ему и идти, не поднимая головы.
После разговора, Стефа́ния от самого дома не произнесла ни слова, она послушно разрешила себя одеть, села в машину и всю дорогу просто смотрела перед собой. Сейчас, когда они подъехали к точке назначения, девушка даже не пошевелилась, пока Иван не заглушил машину и не повернулся к ней:
– Я всё на свете отдал бы, чтобы ты не видела происходящего. Но тебе всё равно придётся рассмотреть место происшествия. – мужчина помолчал, взял её безвольную руку, прижал к своим губам и прошептал. – Ну и потом я знаю, что ты будешь мучиться всю оставшуюся жизнь, потому что не смогла всё увидеть сама. Я рядом.
Стефа́ния покивала, открыла дверь, и на секунду задержавшись, сказала:
– Странно, а я думала, ты совсем меня не знаешь. – Стеф вышла из машины на расчищенную вызванным трактором поляну и пошла прямо по направлению к светлому пятну, куда уже успели лопатами разгрести неровную тропинку.
Посреди заснеженного поля снег был собран в высокую гряду, образовавшую круг, поверх гряды была разлита тёмная жидкость, она въелась в снег, пропитала края, кое-где скатилась до мутной плёнки льда: поле оказалось озером. В круге было четыре разрыва и Стефа́ния прошла внутрь через один из проходов. Девушка медленно подошла к сколоченному деревянному помосту, по краям которого стояли большие фонари и смотрели прямо в небо, а рядом с ними примостились меньшие по размеру светильники, но они были чуть наклонены, и их свет создавал над помостом перекрестье, в центре которого высился шест, на котором висело тело.
Стефа́ния не отрываясь смотрела на нанизанную и уже укутанную снегом фигуру. Сразу бросались в глаза мелкие кудри рыжих волос, перевитые снежным убра́нством, они тяжёлой, влажной шапкой парили над землёй и казалось, что Марго, запрокинув голову, смотрит в небо. Её руки были раскинуты словно крылья, а тело покачивалось на острие шеста, пронзающего позвоночник. Все это создавало удивительное ощущение полёта и невесомости, словно Марго улетала от них. Стефа́ния невольно протянула руку к волосам сестры, но Ваня, стоящий позади, перехватил руку девушки.
– Не надо. – он обнял её. – Пойдём.
Стефа́ния лишь покачала головой и отступила в сторону.
– Иван, – сбоку послышался громкий возглас Малинина, но потом молодой человек осёкся и уже тише добавил, – там из управления приехали. Тебя требуют.
– Иду. – он глянул на застывшую Стеф и спросил. – Ребятам работать нужно, они будут, – он замолчал, подбирая слова, – им нужно тело снимать.
Стефа́ния лишь молча покивала и высвободилась из объятий Ивана.
– Мужики, – Ваня посмотрел на стоящих возле помоста судмедэксперта и криминалиста, – можно начинать. А ты, – он подозвал одного из молодых оперов, – рядом с ней стой. И чтобы никто к ней не подходил, – тихо сказал он.
Ма́рычев быстро соскочил в снег, двинулся в сторону маявшегося ожиданием начальства, но вдруг затормозил и обернувшись проговорил:
– Хоть одна шутка.
– Знаешь, Иван Сергеевич, – пожилой мужчина, тяжело взбирающийся на помост, остановился и отдышавшись проговорил, – она не только тебе другом была. Иди, я за Стеф присмотрю.
– Прости, старик.
Стеф молча наблюдала, как двое давно знакомых ей людей что-то пишут, фотографируют, потом на помощь подоспели ещё несколько людей в форме, и все они дружно попытались снять тело Марго с шеста. Стеф вдруг почувствовала какое-то движение под замершими ступенями помоста и в ту же секунду увидела, как резко отвисла вниз голова сестры, словно сломалась шея. Инстинктивно девушка подлетела и выставила руки, чтобы поддержать голову. В этот момент за спиной раздался громкий сухой щелчок возле одной из куч хвороста, лежащих в основании помоста, послышался отвратительный чавкающий звук, когда тело сняли с шеста, и вдруг Стефа́ния почувствовала, как земля стала вибрировать под ногами.
В эту секунду стало понятно, из чего сделан круг вокруг помоста. Это были большие кучи сухих дров, пропитанные каким-то горючим. Стеф увидела, как искра, взметнувшаяся вначале одного из полукругов, мгновенно потащила за собой шлейф пламени и потом перекинулась на другие. Стефания беспомощно оглядывалась, понимая, что они уже в кольце плотного огня, который уже перекинулся к деревянной платформе, пожирая её, вытесняя людей, пытающихся собрать столь важные улики. Пламя разрушало тщательно собранную картину, корчило декорации в своих объятиях и вскоре взвилось над самым центром настила рёвом пламенного взрыва, ломающего под собой лёд. Стефа́ния почувствовала, как всё дрожит под ногами. Вода, освободившись от ледяной корки, стала пробираться наверх из глубин озера, и картинка окружающего хаоса стала тонуть в оцепенении оттаявшего льда. Но вдруг пламя снова с рёвом взлетело вверх, и последним ярким пятном для Стеф стало удаляющееся огненное буйство, погружающееся в недра лесного озера.
Ма́рычев, стоявший на берегу, заметил изумление на лице начальника главка, которому он докладывал происходящее.
– Это ещё что за пиромания?
Иван развернулся и увидел лишь, как пылающая деревянная постройка ломается под гнётом огня и уходит в вековой мрак озера среди разорванного взрывом льда. Остолбенев на секунду от увиденного, Ваня услышал чей-то вздох рядом и короткую фразу: «кто-то упал за пределы». Ма́рычев побежал вперёд, столкнул со снегохода одного из полицейских и погнал вперёд наперерез снежному валу метели, к темнеющей на фоне белого снега человеческой фигурке, к которой, глотая снег, также стремительно приближался тёмный язык озёрной воды. Соскочив со снегохода, мужчина провалился по пояс в наметённый наст и стал пробираться к лежавшей без движения фигурке.
– Сейчас, сейчас, я сейчас.
Увязая в ломающейся под тяжестью тела ледяной корке, Марычев оглянулся на расходящуюся полынью, уцепился за лыжу, и кое-как выбравшись из снежной ловушки, снова запрыгнул в снегоход и подъехал совсем близко.
– Стеф. – тихо выдохнул он, когда свесился с сиденья и прощупал пальцами слабо бьющуюся венку на шее.
Вдруг рядом раздался тихий рокот второго снегохода, и Ваня увидел, что это Малинин примчался на помощь.
– Не слезай, срочно развернись. Её в больницу нужно. – закричал Марычев.
Малинин до максимума выкрутил ручку газа, взвился на месте, чуть ли не поставив самоходные сани вертикально, но ловко уронил их обратно на лыжи и встал так, чтобы прицеп подлетел к Марычеву.
– Марычев, быстрее! – заорал Егор. – Полынья близко. Сам не дури, прыгай тоже.
Вода была уже всего в нескольких сантиметрах от снегохода Марычева, когда он водрузил Стеф на сани Егора, потом оперативник почувствовал, как просела задняя часть повозки, прыгнул на боковины снегохода и, прикрывая от метели тело Стеф, поехал к берегу. Его же снегоход ушёл под воду в ту секунду, как он с него спрыгнул.
Ошеломлённый ночными происшествиями лес шумел верхушками деревьев, расступаясь для холодного северного ветра, серый рассвет обнажил уродливую, обугленную, но уже поддёрнутую плёнкой новорождённого льда полынью, посреди некогда тихого озера. Позёмка засыпа́ла колючими крупинками прорехи в снежной глади. Вокруг была тишина, и только белые вихри водили хороводы, скорбно склоняясь к земле.
***
Уже несколько часов пытаясь что-то безуспешно рассмотреть в трещинах лака на рабочем столе, Марычев сидел в своём кабинете. Телефон, поняв безнадёжность звонков, потух и затих, дверная ручка перестала елозить в разболтанном отверстии, наступила тишина. Но вдруг в молчаливом коридоре раздались шаги, и высокий женский голос проговорил:
– Ваня, я знаю, что ты там. Открой мне дверь. Только что звонили из больницы, операция прошла успешно.
Оперативник молча встал со своего места, надел куртку и, открыв дверь, столкнулся с невысокой рыженькой женщиной, ненамного старше его, но уже дослужившейся до майорских звёзд.
– Спасибо, Настя. – уронил он и быстро пошёл по коридору.
– Постой. Ваня, я отвезу тебя. Я на машине. – спокойно сказала Анастасия и пошла вслед за ним.
Раннее утро бродило по тихим больничным коридорам от палаты к палате, везде было спокойно и лишь изредка слышались чьи-то стоны, но вскоре они затихали, и дремота окутывала пространство.
Когда Марычев подошёл к отделению реанимации и уже хотел открыть дверь, его руку перехватила подоспевшая медсестра.
– Куда? Там тяжёлые лежат.
– Я только гляну на неё.
– Да нельзя.
– Нам можно. – спокойно, но очень веско сказала Анастасия и предъявила удостоверение. – Следователь по особо важным делам Колизина Анастасия Ивановна. – На минуту. Мы войдём на минуту, я прослежу.
– Ой, ну только быстро. Мне и так влетит. – посетовала медсестра и скрылась за дверью процедурного кабинета.
Марычев остановился перед стеклом, за которым стоял ряд кроватей, мерцали мониторы и лежали люди, среди которых была Стеф, ещё вчера такая весёлая и жизнерадостная. Настя потянула Ивана за руку и, когда он попытался отстраниться, тихо проговорила:
– Она всё равно тебя сейчас не видит и не слышит. Но я где-то читала, что мы своим беспокойством создаём ненужные вибрации, а здесь и так всё очень плохо. И помни, пожалуйста, что ты, прежде всего, лучший оперативник и только во вторую очередь друг Марго, а уж в последнюю – влюблённый. Сейчас нам необходимы все силы. Но ты в растерянности и панике. Пожалуйста, не выпадай из команды, Марго выпала и вот результат.
– Не надо так. – Марычев выпрямился, мышцы лица напряглись, и он снова отошёл от женщины на шаг.
– Нет, надо. – твёрдо сказала Колизина. – Она в результате своих действий не только погибла сама, но и поставила под угрозу жизни многих людей, в том числе своей сестры. Мы командные игроки, я бы даже сравнила нас со стаей. Недаром каждый из нас изучает изначально одинаковые дисциплины, а затем выбирает узкую специальность, и вместе мы складываем потом мозаику преступления из разных частей. Пойдём, нам нужно собраться и работать.
Марычев лишь вздохнул, кинул последний взгляд на бледный овал любимого лица и послушно вышел из реанимации.
Стеф пыталась уловить обрывки мыслей, пробиться сквозь дымку размытого сознания, выбраться из нарастающей боли, но потом снова отключалась. В один момент она осознала, что видит через мутную пелену перед глазами склонённую над ней, искажённую преломлением света фигуру.
– Вы кто? – смазанный женский голос донёсся до слуха Стеф.
Вошедшая медсестра увидела склонённого над кроватью Стефани незнакомого мужчину.
– Я лекарь. – отозвался мужчина выпрямляясь.
– Новый доктор, что ли? Что-то я не помню вас. – нахмурилась пожилая дама. – Что вы делаете? У неё вся рука красная.
На предплечье Стеф, там где незнакомец держал свою ладонь, действительно расцветало красное пятно.
– Нет, я лекарь, я врачую по-другому. Она скоро поправится. – тихо произнёс он и, направляясь к двери, по дороге перехватил руку женщины и растянул в улыбке губы.
– Что вы делаете? – воскликнула медсестра.
– Удерживаю мгновения вашей жизни. – тихо ответил мужчина и, резко отпустив запястье женщины, открыл дверь палаты. – Я отдал ей слишком много энергии.
***
В управлении теперь уже бывший кабинет Маргариты был забит людьми. Колизина, занявшая место и стол своей предшественницы, отдавала чёткие распоряжения и потихоньку разгоняла коллег с заданиями. Оставшись с Марычевым и Малининым, она выдохнула:
– Чертовки тяжёлый день. – женщина несколько секунд помолчала, потом подняла на Ивана глаза и продолжила. – Стеф в больнице, больше у них нет родственников, – она движением руки остановила порыв Марычева вставить слово, – подожди. Я возьму организацию похорон на себя. Ваня, ты хорошо разбираешься в оперативной работе, а я прекрасный организатор. Давай каждый будет заниматься своей работой. Сейчас важно бросить все силы на раскрытие этого дела.