Принцесса Трои

Copyright © 2022, Gail Carson Levine.

This edition published by arrangement

with Curtis Brown Ltd. and Synopsis Literary Agency

© Калинина И., перевод, 2024

© eisenleber, илл. на обложке, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Дэвиду:

Спасибо за то, что не оставлял меня и в худшие, и в лучшие времена.

Список персонажей

Троянцы

Аминта – кузина Кассандры

Андромаха – невестка Кассандры, жена Гектора

Антенор – советник царя Приама

Кассандра – царевна

Конни – маленькая собачка царицы Гекубы

Кориф – сын Эноны и Париса

Деифоб —царевич и старший брат Кассандры

Гектор – царевич и старший брат Кассандры

Гекуба —царица и мать Кассандры

Гелен – царевич-близнец Кассандры

Кинфия – кузина Кассандры

Лаокоон – жрец Аполлона

Лаодика – царевна и младшая сестра Кассандры

Майра – гончая Кассандры

Мело – кузина Кассандры

Миртес – придворный музыкант

Паммон – царевич и старший брат Кассандры

Парис – царевич и старший брат Кассандры

Полидор – царевич и младший брат Кассандры

Приам – царь и отец Кассандры

Амазонки

Баркида – первый мастер по изготовлению лука

Гамис – второй мастер по изготовлению лука

Кхаса – старшая кузина Рин

Ланнип – тетя Рин

Пен (Пентесилея) – царица и мать Рин

Ретра – младшая кузина Рин

Рин (Ширин) – царевна

Сераг – тетя Рин

Низкий Черный – конь из низкорослой породы

Высокий Бурый —конь из породы высоких лошадей

Юный Белогруд – пес Рин

Зельке – тетя Рин

Греки

Ахилл – воин

Агамемнон – главнокомандующий греческой армии

Елена – жена Менелая

Гермиона – дочь Менелая и Елены

Менелай – царь Спарты

Прагора – няня Гермионы

Греческие и троянские божества

Афродита – богиня любви и красоты

Аполлон – бог истины и пророчеств, защитник детей

Арес – бог войны

Афина – богиня войны и покровительница городов

Эрида – богиня раздора

Эвр – бог восточного ветра

Гера – богиня семейного очага

Посейдон – бог моря

Зевс – бог грома, повелитель бессмертных

Божество Амазонок

Кибела – богиня земли и солнца, богиня-воительница

Часть первая
Кассандра

Гончая преследует мышь по переулкам обнесенной высокими стенами Трои. Что для гончей – игра, для мыши – борьба за жизнь. И смертные – это мыши, когда боги ведут погоню.

1

Гелиос, бог солнца, еще спал, когда царица-мать Гекуба поцеловала меня в щеку и шепотом позвала: «Кассандра».

Моя гончая Майра спрыгнула с кровати. Я крепко зажмурилась.

Ох! Процессия!

Я резко села. Майра обнюхивала собачку матери, Конни. Потрепав Майру по загривку, я наклонилась еще ниже, чтобы погладить и Конни. Затем обняла маму, чей растущий живот прижался к моей груди, – скоро у меня будет еще один братик или сестренка.

Я вдохнула успокаивающий солоновато-сладкий аромат миндаля, который мама собственноручно растирала, чтобы добавить в нашу еду. Тишина накрыла почти всю женскую часть дома, но, судя по возне неподалеку, Мело, Аминта и Кинфия, которые мне прислуживали, уже были на ногах.

Лампа в руках матери освещала ее счастливую улыбку.

– Моя канефора. Сегодня Троя в твоих руках.

– И на моей голове.

– Да. Хорошо тебе справиться, милая.

Канефора шла впереди процессии, ведя весь город к алтарю в священной роще, алтарю того бога или богини, которым было посвящено празднество. Без помощи рук она несла на голове тяжелую корзину с фруктами, медовыми пирогами и ножом для жертвоприношений. Подойдя к алтарю, она опускала корзину, на чем ее работа заканчивалась. Для празднества во имя Зевса, которое случится через два месяца, выберут новую канефору.

Я нервно барабанила пальцами по бедру. Во время вчерашней репетиции корзина опрокинулась. Если я ошибусь сегодня, пострадает весь город.

Мать выбрали канефорой, когда она была в моем возрасте, и она отлично справилась со своей задачей. Однако в прошлом году на празднике Артемиды, богини охоты, канефора споткнулась. После этого на протяжении шести месяцев олени, кабаны и кролики сторонились земель Трои, и наши охотники остались без добычи.

Сегодняшнее празднество было посвящено Аполлону, моему любимому бессмертному. Бог света! Исцеления! Истины! Пророчеств! Защитник детей!

Особенно пророчеств.

Вот бы я могла заглянуть вперед и узнать, что сегодня я избежала катастрофы, – каким бы облегчением это было! А если чему-то суждено было пойти не так, я могла бы это исправить.

Других я бы тоже предупреждала. Будьте осторожны на лестнице! Не ешьте эту лепешку! Завтра в вашей корзинке для шитья спрячется гадюка!

Кинфия подошла ко мне, держа в руках позолоченный гребень.

– Тетя Гекуба, мы ее подготовим. – Она с готовностью начала сражаться с моими колтунами, весело хихикая, если я вскрикивала.

Майра завиляла хвостом. Ей нравились все присутствующие.

– Мы все спланировали. – Мело втиснулась рядом с Кинфией. – Я отвечаю за украшения.

Аминта, самая застенчивая, держалась позади.

– Я помогу с пеплосом^[1], – и едва слышно добавила: – Самой важной частью.

Аминта вряд ли могла заметить, как я ей улыбнулась. Мне бы хотелось подружиться с ней и Мело, но они были так близки, что, казалось, для других места уже не хватит.

Мы с моими помощницами были двоюродными сестрами. Им было по семнадцать – на три года старше меня.

Наклонившись, я обхватила руками морду Майры. Ее глаза были такими блестящими. Она была моим другом.

Мама повесила лампу на ширму за моей кроватью и ушла, сказав, что скоро пришлет кашу. Конни затрусила за ней следом. Если я сегодня не опозорюсь, мой ткацкий станок поставят рядом с маминым, и я смогу работать в ее теплой компании.

– Сначала прическа. – Кинфия жестом велела мне сесть на кровать.

Встав на колени позади меня, она заставила меня опустить голову и с силой провела расческой по спутавшимся волосам.

Я едва сдержала вскрик.

Майра заскулила.

– Тебе больно? – Кинфия дернула за колтун еще раз.

Я стиснула зубы.

– Канефора выше боли.

Наконец, расческа не нашла на своем пути ни одного препятствия. Кинфия легонько потрепала меня по голове – иногда она была милой.

Мело подала ей тонкую льняную ленту, которую надо было обернуть вокруг головы и вплести в свободную косу. Это было сделано довольно быстро.

– Твоя очередь, – сказала Кинфия Аминте.

Слуга принесла поднос, на котором стояли миски с кашей.

Я велела поставить его на мой прикроватный столик. Остальные сами о себе позаботятся, но я была слишком взволнована, чтобы есть.

– Нет! – мой окрик был адресован Майре, которая тут же отступила от еды. – Хорошая собака!

Майра тут же завиляла хвостом. Она была лучшей собакой.

Руки Аминты были заняты церемониальным пеплосом, и, споткнувшись, она едва не упала в кашу. Счастливо избежав столкновения, кузина расстелила ткань на моей кровати.

Только бы я не споткнулась!

В отличие от наших повседневных шерстяных платьев, сегодняшний пеплос был из льна. Его собственноручно соткала моя мама, и на ощупь он был мягким и нежным, как кожица винограда. На кремовой поверхности ровным строем расположились пурпурные треугольники, на расстоянии ладони от края. Никогда прежде я не носила ничего настолько красивого.

Аминта сложила его на две неравные части. Более длинная сторона опустится мне до самых лодыжек, другая – чуть ниже талии.

– Подними руки, пожалуйста.

Я держала их над собой, пока она заворачивала меня в пеплос. Он был идеально скроен, и Аминта отлично знала свое дело, так что ткань не обвисла у меня под мышками. В этом одеянии я буду выглядеть грациозно, а не неуклюже.

Кинфия, пританцовывая, подошла ко мне, держа две фибулы, которыми ткань скреплялась на плечах.

– От зависти я могу случайно уколоть тебя, Кассандра.

Только она могла сказать такое, словно это я была виновата, что стала канефорой.

Она закрепила иглы и провела их сквозь ткань, даже не коснувшись меня. Бронзовые фибулы были украшены бледно-голубыми терракотовыми бусинами. Закрепив пеплос, Кинфия взяла миску с кашей и начала есть, откинувшись на своей кровати.

Аминта обернула мою талию пурпурным поясом, который лег поверх и длинной, и короткой части пеплоса спереди и под более короткой сзади. Если я замерзну, то смогу накинуть ее на голову и плечи.

И, наконец, Мело принесла украшения для торжественных случаев: золотая спираль браслета на руку, увенчанного крошечной фигуркой Посейдона, бога моря; золотые серьги с гранатами; кольцо с рубином. Однако ничто из этого не было особенно важно. Единственное, что действительно имело значение, – ожерелье.

Мело поднесла его ко мне, держа на вытянутых руках, пока мы хором читали загадку: «Что такое коричневое, загорелое и липкое, тяжелое, как золото, дешевое, как воздух, привычное, как облака, и любимое богами».

Повесив мне на шею связку сушеного инжира, Мело нараспев произнесла:

 
Сперва петля.
За ней узелок.
Пусть держится крепко.
 

– Или горе к нам придет, – закончила я, переиначив последнюю строчку. Инжир символизировал процветание и обильный урожай, и мне следовало быть осторожной: если ожерелье упадет с моей шеи, Трою будут ждать голодные времена.

Мы любили богов, они были добры и прислушивались к нашим мольбам— но также легко их было и оскорбить, и тогда они становились бессердечными и мстительными. Мы нуждались в них – ради урожая, погоды, музыки, счастливых семей – ради стольких вещей! Мои пальцы заледенели, стоило мне только подумать о том, что может произойти.

Мело сделала шаг назад.

– Тебе так повезло. – Ее отец был недостаточно богат, чтобы его дочь могли избрать канефорой. Она взяла свою кашу и начала есть стоя.

Я почувствовала укол вины.

Поставив миску на стол, она достала из сундука свой лучший пеплос.

Аминта помогла Мело облачиться, а я скрепила ткань ее медными брошами, на которых не было бусин.

Аминта пробормотала:

– Ты в детстве никогда не падала?

Наверняка падала, и не раз, но у нее, в отличие от меня, правую бровь рассекал шрам. Канефора должна быть без единого изъяна. Мне и правда повезло.

Ответила ей Кинфия:

– Гнев не омрачит слова Царицы Совершенства. Она говорит только правду – и делает это как можно мягче. В противоположность обжорам, она почти ничего не ест.

Я покраснела. Я ведь так и не притронулась к своей каше. Она бы тоже не ела, если бы у нее внутри все переворачивалось от волнения!

И я действительно разозлилась – в основном на нее.

Кинфия могла бы стать канефорой, когда ей было четырнадцать, как мне сейчас, если бы она проявляла больше уважения к матери.

Аминта взяла свою кашу и прошептала:

– Кассандра, ты прекрасна, как Афродита.

Афродита была богиней любви и красоты. Смутившись, я потрепала Майру по шее.

– Ты самая красивая собака в Трое.

Как бы то ни было, сегодня мне хотелось обладать одним-единственным качеством – хорошим равновесием. Я шепотом спросила у Аминты:

– Как думаешь, я ее уроню – корзину?

– Все будет в порядке.

Кинфия нас услышала.

– Может, и не будет. Случиться может все, что угодно. Ты можешь чихнуть. Кто-нибудь другой может на тебя наткнуться. Змея…

– Хватит! – хором шикнули на нее Аминта и Мело.

Майра залаяла, окончательно прогнав сон из женской части дома.

Но слова Кинфии уже сделали свое черное дело. Я воображала всевозможные бедствия: муху, севшую мне на нос; сильный порыв ветра; молнию Зевса, поражающую корзину с безоблачного неба.

Мело и Аминта держали меня под руки, пока мы спускались по лестнице, – той самой, по которой я носилась туда-сюда по сотне раз за день, когда была младше.

– Канефора не должна упасть, – сказала Мело.

Они тоже волновались?

Майра убежала вперед и улыбалась нам от самой нижней ступеньки.

Во внутреннем дворике журчал фонтан, окруженный каменными скамейками. Я рухнула на одну из них, и Майра свернулась калачиком у моих ног. Мело и Аминта устроились на другой скамейке и зашептались, слишком тихо, чтобы я могла их расслышать. Со своей скамьи Кинфия молча смотрела на мозаичный пол.

Вдоль внешних стен стояли глиняные горшки, в которых цвел лавр. Его цветы были цветами Аполлона. Я возблагодарила бога за их дымный аромат.

– Наша Кассандра! – прогремел отец, спеша в сопровождении матери из гостиной. Он остановился недалеко от меня, его щеки округлились от улыбки.

Я проглотила комок в горле. Обычно он выглядел таким серьезным и важным.

Почувствовав его хорошее настроение, Майра подбежала и оперлась о него передними лапами. Отец коротко похлопал ее по загривку, затем выпрямился.

– Я хочу запомнить тебя такой. – Он ненадолго замолчал, глядя на меня. – Этот мягкий изгиб бровей, отмечающий сладость и нежность нрава, твой широкий, чувственный лоб.

Я покраснела, смущенная и обрадованная его словами, но как бы он разочаровался, принеси я беду!

– Прекрасное троянское лицо. – Потянувшись назад, он нашел руку матери, вставшей подле него. – Любовь моя, у Кассандры твои алые губы, с которых могут слететь лишь добрые слова.

Мать тоже покраснела.

– Я благодарна тебе и богам за румянец на ее щеках. – Отпустив его руку, она села рядом со мной. – Тебе нравится ее пеплос, Приам?

Он повернулся к супруге с улыбкой.

– Он неподражаем! Мне и всем троянцам повезло, что у нас есть вы обе. – Он протянул ко мне руки, и я бросилась в его объятия. Отец поцеловал меня в лоб.

Я была готова расплакаться. Мы с Майрой вернулись к матери, и я прижалась к ней. Мысленно я поблагодарила всех богов и богинь за то, что одарили меня такими родителями.

Отец поманил нас широким жестом.

– Идемте же.

Когда мы все, включая двух собак, вышли за пределы дворца, со всех сторон раздался клич. «Лу-ло». Площадь была забита людьми, толпа выплескивалась в близлежащие улочки и переулки – все это были жители Трои, которых я обязана была сберечь.

Все еще держась за руки, мы спустились по трем ступеням, ведущим к площади. Когда мы оказались внизу, отец и мать отпустили меня. Старая жрица Аретуза подняла корзину дрожащими руками и, когда я шагнула вперед, опустила ее мне на голову. Ай! Тяжелая!

Плавной походкой, но с колотящимся сердцем я двинулась вперед. Майра держалась рядом. Пожалуйста, не попадись мне под ноги, Майра!

Мать и отец последовали за мной, хотя Конни не смогла бы за ними угнаться. Позади нас дюжина жрецов вела четырех упитанных жертвенных быков. Аполлону поднесут любимое лакомство богов – жир с их бедер. Остальное после пойдет на пир троянцам.

За волами шествовали замужние женщины и вдовы; за ними картинно выступали незамужние девушки, зорко выглядывая тех, кто обратит на них внимание; затем шли юноши, чьи мысли почти наверняка были заняты играми, которые начнутся после жертвоприношений; и, наконец, женатые мужчины и вдовцы.

Флейтисты выводили мелодию, которая перекрывала стук наших сандалий. Мужчины возносили хвалу Аполлону, женщины – его сводной сестре Афине, богине битв и защитнице городов.

Сколько же величия в том, чтобы быть троянцем!

Широкий Путь Бессмертных вел от площади к восточным воротам. Вдоль дороги возвышались знаменитые внутренние стены Трои, поднимавшиеся на два роста моего любимого брата Гектора, который был самым высоким мужчиной в городе. Выложены они были из камней красных, белых, желтых и коричневых тонов, складывающихся в изображения борющихся атлетов, несущихся в галопе лошадей, сидящих у ткацких станков женщин, парящих воронов Аполлона и молний Зевса, повелителя богов.

Стены опоясывали величественный верхний город Трои, где протекала вся общественная жизнь: там находился гимнасий^[2], рынок; амфитеатр, в котором принимали законы и разыгрывали пьесы; и суды, где законы претворяли в жизнь.

Наконец, мы добрались до ворот. Дрожащей рукой я велела Майре остаться, и она повиновалась.

Процессия свернула с мощеной улицы на грунтовую дорогу, ведущую к священной роще. Земля здесь была неровной, а я не могла опустить голову, чтобы посмотреть себе под ноги. И почему я тренировалась только на наших мощеных улицах? Запаниковав, я замедлила свой величественный шаг и ползла теперь не быстрее улитки.

Жрец за моей спиной спросил дрожащим голосом:

– С девушкой что-то не так?

Я заставила себя не обращать на него внимания. Один осторожный шаг, за ним другой.

Наконец, почувствовав себя увереннее, я пошла немного быстрее. Минуты текли. Может, мы прошли уже где-то треть пути? Или только четверть? И с чего мне вздумалось стать канефорой?

Под ремешок сандалии забился камушек и застрял там, с каждым шагом впиваясь в кожу. Ой!

Что мне было делать? Я остановилась. Корзина покачнулась. Ай!

2

Позади меня процессия сбилась с шага и замерла. Кто-то громко спросил: «Почему мы не двигаемся?»

Кто-то другой закричал: «Аполлон, прости нас!»

Жрец начал молиться.

Корзина выровнялась. Мне хотелось потрясти ногой, чтобы избавиться от камешка, но тогда бы я точно уронила свою ношу.

Неужели я разгневала кого-то из богов, и это было наказание?

Ай! Я снова двинулась вперед, каким-то чудом держась ровно и не хромая. Через несколько минут я почувствовала, что нога стала мокрой. Мама за спиной ахнула.

Вскоре кровь смазала камешек и вымыла его из сандалии, но боль не ушла. Хоть корзина и не упала, разгневают ли богов моя рана и этот камешек? Перестала ли я быть канефорой без изъяна?

Почувствовать землю под ногой. Перенести на нее вес. Здоровая нога. Другая нога. Я не дрогнула.

Мы продолжили путь к алтарю, где я сняла с головы корзину и опустила ее на землю, так ничего и не уронив, и с облегчением повела плечами.

Затем начались жертвоприношения и молитвы, а кровь на моей ступне запеклась и остановилась.

Все еще беспокоясь из-за того, что стала кровавой канефорой, я ждала начала игр в первом ряду трибун к югу от священной рощи. Аминта села рядом, не прикасаясь ко мне, но положив руку Мело на плечи. Жаль, здесь не было Майры, которая прижалась бы к моим ногам.

Кинфия, сидевшая по другую сторону, поздравила меня и тут же добавила:

– В прошлом году канефора Аполлона шла гораздо увереннее и не сбивалась. О твоей окровавленной ноге шептались сначала жрецы, затем матери, так мы и узнали. Матери могут задуматься, какая из тебя выйдет жена, раз ты так легко можешь пораниться. Да и сыновья теперь вряд ли избавятся от засевшего в их памяти образа твоих окровавленных пальцев.

Тише, Кинфия!

К нам спешил мой любимый брат Гектор. Он резко остановился прямо передо мной и глубоким, зычным голосом провозгласил:

– Сегодня на горе Олимп боги возносят хвалу моей сестре! Прекрасной канефоре, которая не дрогнула и не оступилась, несмотря на полученную рану.

Я улыбнулась ему, забыв о Кинфии. Гектор всегда был моим героем и защитником, но он не стал бы лгать. Если он верил, что я справилась хорошо, значит, так оно и было.

Он подпрыгнул на месте, вечно в движении, вечно полный теплой энергии. У брата были черные кудри и округлые брови, так похожие на мои – отец всегда хвалил эту нашу черту. Но у Гектора они были выразительнее – вся сладость медовой соты, а у меня лишь легкий ее привкус.

Брат поднял руку, сложив пальцы буквой «V»^[3], затем опустился на колени.

– Тебе больно?

Я откинула голову назад, беззвучно говоря «нет».

– Не слишком.

Мама поднялась со своего места подле отца и подошла к нам. Гектор мгновенно оказался на ногах и придержал ее за локоть, когда она склонилась надо мной.

– Дай мне осмотреть твою ногу.

Я сняла сандалию.

– Мм. Молодость! Порезы быстро заживают. – Она похлопала меня по колену. – Весь народ восхищается тем, что ты не уронила корзину, – и мы с твоим отцом тоже. Ты проявила поразительную отвагу и решительность.

Она никогда раньше не называла меня отважной. Интересно, действительно ли я была такой, как она говорит?

Кинфия заерзала на своем месте. Хорошо.

Гектор покачал головой.

– Я бы точно уронил.

– Ни за что на свете! – Он был лучшим атлетом Трои.

– Раз ты не боишься боли, – добавил он, – я мог бы обучить тебя борьбе.

Мы рассмеялись. Девушки и женщины не занимались борьбой. Но это было бы забавно.

– Я не могу остаться. Пора мне занять мое место. – Он протянул руку матери и отвел ее обратно к ее креслу.

Я смотрела, как они уходят прочь, склонившись друг к другу. Отец протянул руки матери, когда они подошли достаточно близко.

Трое молодых людей подбежали к нам и вскинули руки, приветствуя моих спутниц. Их лица были пунцовыми. Мело и Аминта тоже покраснели, но Кинфия только скривилась, словно съела лимон.

Кузины были сосватаны этим юношам, официальная церемония должна была состояться через два года. Замужние или нет, кузины продолжили бы прислуживать мне до тех пор, пока я сама не выйду замуж и не перееду в дом супруга.

Они ни разу не разговаривали со своими сужеными. Однако до Кинфии дошли слухи, что ее нареченный был скучен и глуповат. Она нередко говорила: «Только представьте меня со скучным мужчиной!»

Мне было его жаль.

Если всех действительно не оттолкнул вид моей кровоточащей ноги, среди участников были юноши, родители которых могли выдвинуть их на роль моего жениха. Став канефорой, я на шаг приблизилась к тому, чтобы из девушки стать женщиной. Полностью это произойдет, когда я вступлю в брак.

Я внимательно следила за соревнующимися. Этот был грациозен, тот силен, другой легко отвлекался. Некоторые казались веселыми, другие мрачными и сосредоточенными. Что из этого было бы лучшим качеством для мужа? Гектор, мой идеал мужчины, смеялся и что-то кричал своим друзьям. Один раз он помахал мне рукой.

Но соревнования давались ему легко. Вероятно, мой будущий муж вынужден прилагать все усилия, и у него нет времени на то, чтобы размахивать руками. Но это не значит, что он не мил или добр. Откуда мне знать, каков он на самом деле, если я могу только издали наблюдать за ним?

Я снова пожалела, что не могу видеть будущее. Иначе бы я знала, за кого мне суждено выйти замуж. И если бы я увидела, что мы не понравимся друг другу, возможно, я смогла бы убедить мать и отца выбрать мне кого-нибудь другого.

Гектор занял первое место в соревнованиях по борьбе. Я до боли защелкала пальцами^[4].

Мой близнец Гелен не победил ни в одном из соревнований, но в каждом выступил лучше, чем наш брат Деифоб, а только это его и заботило. Гелен ненавидел проигрывать, и я с детства привыкла уступать ему в наших маленьких играх. Я предпочитала поражение его сердитому молчанию и внезапным, будто бы случайным, тычкам.

И я все равно любила его. Когда мы были совсем маленькими, мы все время проводили вместе.

Деифоб был старше нас на четыре года, и пока Гелен был меньше и слабее, нередко делал ему послабления. Но теперь, когда они стали равны, Деифоб жаждал победы не меньше моего близнеца.

После соревнований был пир, на котором троянцы угощались мясом жертвенных быков и жертвенными фруктами, а после, потяжелевшие, двинулись домой. Я спросила у матери разрешения задержаться в священной роще.

– С твоей ногой все в порядке?

– Я уже и забыла, которую из них поранила. – Не совсем.

– Ты можешь остаться. Не волнуйся, если вдруг уснешь до утра. Аполлон может послать тебе вещий сон.

Майра будет скучать, но вдруг я увижу отблеск будущего! Потом я приласкаю ее и все ей расскажу.

Боги могли не только посылать сны. Они могли лично явиться своим избранникам и помочь им.

Или навредить. Зевс, повелитель богов, иногда похищал девушек, которые ему нравились.

Но Аполлон вел себя иначе – бόльшую часть времени.

Когда все разошлись, я села на скамейку перед алтарем божества и его мраморной статуей под ветвями древнего дуба. В мае в нашей теплой стране священная роща превращалась в дикое сплетение лавровых кустов, оливковых зарослей, виноградной лозы и карликовых сосен. Где-то ворковал голубь. Зашуршали листья. Аромат сосны приятно щекотал нос.

Я улыбнулась статуе: сладкому изгибу ее губ, мощным рукам и ногам, тому, как грациозно опускаются к подножию складки туники. Пальцы божества, лежащие на лире, казались чуткими и напряженными, готовыми вот-вот вздрогнуть.

Они легко скользнули по струнам, зазвучала веселая мелодия.

Статуя играла!

У меня перехватило дыхание. Я моргнула, но видение не развеялось. Статуя порозовела, налилась живым цветом.

Через некоторое время он – сам бог? – сел рядом со мной. Я дрожала всем телом.

– Они правильно поступили, избрав тебя канефорой. Никогда прежде я не был так доволен.

Звук его бархатного голоса успокоил меня. От радости я щелкнула пальцами.

– Спасибо.

– Ты повредила ногу. – Он опустился на колени – передо мной на коленях стоял бог! – и осторожно снял с меня сандалию.

От одного его прикосновения я почувствовала себя в полной безопасности.

– Доблестная рана. Ты не уронила мою корзину. – Он провел пальцем по ране. – Вот, так гораздо лучше.

Порез закрылся. Последний приступ боли прошел, а на коже не осталось ни единого следа.

– Ты наилучший бог!

Он снова сел рядом со мной и шутливо нахмурился.

– Я скажу Зевсу, что ты не это имела в виду.

Я рассмеялась.

– Мне понравилось, как боролся твой брат Гектор. Он будет любим богами. – Бог истины тут же поправился: – Некоторыми из них.

– Он мой лучший брат, – собрав всю храбрость, добавила я. – Он достоин восхищения, даже богов.

Три вороны пролетели над рощей и уселись на ветке дуба. Они закаркали, но я услышала речь. Воистину! Настоящие слова!

 
Не видит рыба впереди порога,
Вот наше предостереженье богу:
Не мудрость суть твоя, внемли!
И ты, отважная царевна,
Будь осторожна, чтобы избежать беды.
 

– Ты это слышал? – выпалила я. – Они и правда говорили? – Вороны тоже решили, что я отважная!

– Это просто мои вороны. – Аполлон небрежно отмахнулся. Вороны были его священными птицами. – Немногие смертные могут их услышать. – Отложив в сторону лиру, он провел ладонью по моим волосам. – Позволь мне любить тебя, дорогая. Если ты согласишься, прямо сейчас я дарую тебе силу видеть будущее.

Я уже любила Аполлона. Какой же я была счастливицей оттого, что и он хотел любить меня. Ведь это должно было означать, что на самом деле он уже любит.

– Если тебе нужно что-то еще, скажи мне.

Я покачала головой.

– Ты не увидишь ни моего будущего, ни будущего любого другого божества.

Легкая, как перышко, его рука ласково коснулась моей щеки.

– Ты не увидишь ни своего скорого будущего, ни другого смертного провидца, потому что провидцы могут действовать вопреки своим собственным предсказаниям. Ты увидишь только ваше отдаленное будущее. Не в моей власти наделить тебя такими способностями. Понимаешь?

Я кивнула. Необъятное важное будущее! Если я принесла добро Трое, будучи канефорой, насколько больше я смогу сделать, став пророком.

А еще я смогу узнать, за кого мне суждено выйти замуж.

– Ты будешь смертной истины, как я – ее бог.

– Я помогу людям избежать ошибок.

Он поправил меня:

– Только маленьких ошибок, не больших. Ужасный корабль судьбы почти невозможно повернуть.

Я ощутила холодок морского бриза. Зачем кораблю судьбы плыть к Трое? И с чего ему быть ужасным? Отец был хорошим правителем, и никто не мог вспомнить времена, когда бы мы жили не в мире.

Аполлон на мгновение отвел взгляд, затем снова посмотрел мне в глаза. Его бровь приподнялась.

– Похоже, я не могу даровать тебе способность видеть будущее, не даровав ее также и твоему близнецу. Ты не возражаешь?

Мне было жаль Деифоба, соперника Гелена, потому что мой брат наверняка стал бы использовать прорицание против него. И все же я отрицательно покачала головой. Я бы уравновесила проказы Гелена своей силой.

Аполлон велел мне лечь на скамью, затем провел рукой у меня над головой. Вокруг собралось облако блестящих пылинок. Я чуть не задохнулась, когда крошечные осколки будущего хлынули мне в рот. Они забили мне ноздри. Они стучали у меня в ушах. Я захлебнулась, затем глубоко вздохнула, и они защекотали мне горло.

Они растворились где-то глубоко во мне. К воспоминаниям о прошлом присоединились видения будущего.

Я могла изучить их позже, но бог ждал. Открыв глаза, я села, чувствуя себя немного лучше, и неуверенно ему улыбнулась.

Он придвинулся ближе, так близко, что я почувствовала запах гвоздичного масла на его коже. Он приподнял мой подбородок. Его лицо – нестареющий, неизменный лик бога – приблизилось к моему! Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Он поцеловал меня в губы.

Ай! Сглотнув подступившую желчь, я отодвинула – нет, оттолкнула! – его.

Лицо Аполлона покраснело.

– Так ты со мной поступаешь? – он встал.

Я упала на скамью. Я разгневала бога. И была так глупа, что приняла его слова о любви за простой символ заботы.

Сквозь страх, гулом отдававшийся в ушах, я услышала его слова:

– Я вернусь завтра. Не оскорбляй меня снова.