Чудеса под снегом. Рассказы о любви и волшебстве в большом городе

© Бодлер А., текст, 2024, © Рихтер А., тест, 2024, © Кот Ю., текст, 2024

© Сешт А., текст, 2024, © Рыльский Г.В.; Рыльская Т.П., текст, 2024

© Шаталова В., текст, 2024, © Урбанская Д., текст, 2024

© Каретникова Е., текст, 2024, © Фим Ю., текст, 2024

© Волкова С., текст, 2024, © Дубинина М.А., текст, 2024

© Наумова С., текст, 2024, © Воджик Х., текст, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Самая холодная ночь за сто лет. А. Рихтер

1

Winter kommt! Winter kommt!

Flocken fallen nieder^[1].

Самолет взлетел, и уши, как обычно, заложило. Анна смотрела в иллюминаштор: земля, нарезанная полосками, быстро исчезала за плотными облаками. Наконец-то она сможет вздохнуть спокойно. Ну, или почти. Почувствовать себя в безопасности у нее получится лишь тогда, когда ее ноги вновь коснутся земли. Самолет качнуло, и она вздрогнула. Неужели турбулентность?.. Уже?

В кресле рядом с ней сидел показавшийся ей немного странным мужчина в годах. На нем был твидовый костюм винного цвета и совсем не подходящий, даже несколько вульгарный галстук желтый, с мелкими коричневыми оленями. «Настоящее преступление перед модой», – подумала Анна. Впрочем, чужой стиль или его отсутствие не должны были ее волновать.

– Могу я предложить вам воды? Или, может быть, сока? – спросила стюардесса в черном строгом костюме с оранжевым платочком на шее.

С оранжевым?.. Разве они всегда были такого цвета? Или дело в том, что Анна давно не летала этой авиакомпанией?

– Прошу прощения… – снова обратилась к ней стюардесса.

Анна, будто очнувшись, пробормотала:

– Воду, пожалуйста. И как можно холоднее.

Стюардесса отошла, и мужчина, подмигнув, обратился к Анне с вопросом:

– Не боитесь замерзнуть? Говорят, новогодняя ночь в Бонне будет самой холодной за последние сто лет. Я бы не рискнул пить что-то ниже 45 градусов.

Если Анна что и ненавидела больше, чем летать на самолетах, так это внезапно заговаривавших с ней незнакомцев.

– Я рискну, – коротко ответила она, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать разговор.

– Ого! Смотрю, вы настроены решительно, – заметил мужчина и, отстегнув ремень безопасности, повернулся к ней.

Анна подняла взгляд – широкое лицо незнакомца было в крупных морщинах, мелких пигментных пятнах и веснушках. Нос картошкой, а глаза… В глазах светилась доброта. Его улыбка была по-детски беззаботной. Анна почувствовала неловкость за свой резкий ответ.

– Вы в Бонн по работе? Или родных решили навестить? – продолжил сосед, явно настроившись поболтать.

И Анна тут же вновь рассердилась. «Вам-то что за дело», – хотела огрызнуться она, но сдержалась и лишь сухо сказала:

– У меня в Бонне дела.

Ну, теперь-то он уж должен понять, что светской беседы не выйдет. Однако добродушный господин намека не понял. Или сделал вид, что не понял.

– Канун Нового года – идеальное время для небольшого путешествия, не правда ли? Я вот не очень люблю покидать родной дом, но раз в году…

Его слова журчали бесконечным потоком. Время от времени слух Анны выхватывал из него отдельные слова: «снег», «елка», «игрушки»…

Самолет опять качнуло, и Анна вздрогнула.

– …столько счастья, столько улыбок! – продолжал мужчина, словно не замечая полного отсутствия реакции с ее стороны. – А как-то я отвлекся, и едва не перевернулся вместе со всеми подарками. Чуть все кости не переломал, представляете?

Анна зачем-то кивнула.

– Ну и ну. А вот я никогда ничего себе не ломала.

Хотя это было неправдой. Еще в школе, несколько раз, играя в волейбол и неудачно отбив мяч, она ломала пальцы рук. Но она надеялась, что надоедливый сосед хотя бы с третьего раза поймет, что у нее нет ни малейшего желания поддерживать беседу.

– Извините, – подняла Анна руку, увидев проходившую мимо стюардессу. – Я просила воды.

– Да-да, сейчас, – улыбнулась та и поправила платок на шее. – Может быть, хотите вегетарианский сэндвич с рукколой и солеными огурцами?

– Просто принесите воды.

Анна потерла переносицу. Сколько еще до конца полета? Пятнадцать минут? Полчаса?

– О, я ведь не представился! – Мужчина вдруг протянул ей руку. – Я Отто. Отто Майер.

– Очень приятно, герр Отто… – она слабо пожала его руку. – Меня зовут Анна.

– А я вас узнал! – весело заметил он. – Сначала думал, что обознался, но теперь пригляделся и понял – это же вы!

Оттянув галстук, будто тот начал его душить, он негромко пропел:

– «Вид твой распугал всех ко-о-оз, ах, проклятый варикоз… Покупай скорей наш гель – будет…»

– Да-да, – Анна сердито посмотрела на него, мечтая, чтобы он замолчал. – Это я. Девушка из рекламы геля от варикоза. Прошу вас, тише!

Отто поднял руки в примирительном жесте:

– Понимаю! Фанаты…

Анне стоило больших усилий не закатить глаза.

– Спасибо за понимание, – проговорила она.

Стюардесса наконец принесла воды, Анна сделала несколько больших глотков и отвернулась к иллюминатору. Лучше весь полет трястись от ужаса, чем слушать давно осточертевший ей рекламный джингл в исполнении соседа.

Средство против варикоза… Анна ненавидела его даже больше, чем перелеты и случайные разговоры.

Одно необдуманное решение, и вот уже все вокруг при виде тебя начинают напевать эти проклятые строчки. Она вздохнула. Ей было двадцать лет, и она мечтала работать на телевидении. Кто знал, что все так обернется? Ролик с ее участием вошел в топ-10 самых надоедливых реклам года по версии местной газеты, а в интернете можно найти больше ста пародий. Ее останавливали на улице, с ней фотографировались, даже фотожабы делали! Вот только никто не знал, насколько все это отравляло ее жизнь. Никто не знал, что ей приходилось выслушивать от телепродюсеров и кастинг-директоров… Никто не знал, что она чувствовала, когда вместо серьезной работы ей предлагали сниматься в рекламе сомнительных товаров или приглашали на третьеразрядное шоу талантов…

– Грязный пиар – тоже пиар, – сказал ей как-то Франц, друг детства.

Раньше они были неразлучны, но последние семь лет лишь изредка созванивались. – Они еще пожалеют, что не давали тебе нормальную работу. Но однажды ты станешь самой популярной ведущей Das Erste^[2] и твой телефон будет разрываться от звонков!

Анна не спорила – он ведь так старался ее подбодрить. Но все понимали, что ее карьера безнадежно испорчена. Анна из кожи вон лезла, чтобы смыть с себя это пятно варикозного позора. Но ей уже двадцать семь, и последние пять лет она продает двери. Ах, простите, – не просто двери, а «двери высшего качества по приятным ценам». Дуб, орех, экзотические породы. Доставка, установка, гарантия.

– Боитесь летать? – голос Отто раздался над ее ухом, словно протрубили в горн.

– Что? Почему вы так решили?.. – рассеянно спросила Анна.

– Вы так стиснули этот бедный стаканчик… У вас что, с ним личные счеты?

Это была просто дурацкая болтовня. Но Анну она почему-то развеселила.

– Да. Он из пластика, а я этого не одобряю.

Отто посмотрел на нее так, что ей стало не по себе. Ей вдруг показалось, что она испортила ему настроение. А еще – что ему все о ней известно: о неудачах на работе; о помолвке, расторгнутой за две недели до свадьбы; даже о «сникерсе», который она надкусила в зале ожидания и бросила в сумку, и теперь подкладка вся в шоколаде и липкой карамели…

– Какие у вас планы на Новый Год? – спросил Отто с прежним добродушием, и наваждение рассеялось.

– Планы?.. – вздохнула Анна.

Не было у нее никаких планов. Только глупая идея, пробудившая ностальгию и заставившая отправиться в путь.

Когда она сказала маме, что хочет съездить в старый дом бабушки Милдред, та несколько минут молчала. Анна даже подумала, что их разъединили.

– Детка… – начала мама, – может лучше приедешь к нам? Я куплю в лавке у Ганса твои любимые берлинеры^[3], посмотрим «Ужин на одного»^[4]. Мы давно не собирались вместе.

– Нет, мам, не хочу, чтобы вы меняли планы из-за меня. Я же знаю, вы уже договорились встретиться с друзьями.

– Ну и что? На Рождество ты не смогла приехать из-за работы, так может, хоть на Новый год? Мы все отменим!

– Даже не думай! – строго проговорила Анна. – Я заеду в бабушкин дом, а потом сразу в отель. Встречу Новый год и полечу обратно.

– Ты уверена? – в мамином голосе еще звучали сомнения. – Точно не хочешь к нам? А что Маттэо об этом думает?

Анна ответила только на первый вопрос.

– Точно, мам.

– Давай я хоть Францу позвоню, думаю, он с радостью составит тебе компанию. Вы же так любили этот дом. Как вспомню…

– Ни в коем случае! – перебила ее Анна. – У него полно дел. В последний раз, когда мы с ним говорили, он жаловался, что даже позавтракать не всегда успевает, а ты хочешь, чтобы он тащился на другой конец страны!

– Берлин не так уж и далеко, – вздохнула мама. – Но как скажешь. Если вдруг передумаешь, напиши. Люблю тебя.

– И я тебя, – сказала Анна и убрала телефон в карман.

* * *

– Анна? – Отто вопросительно смотрел на нее. – Вам не хочется об этом говорить? Я лезу не в свое дело?

Она хотела ответить что-нибудь уклончивое, но слова застряли в горле. Отто вдруг потянулся к ней, накрыл большой горячей ладонью ее замерзшую руку и по-отечески улыбнулся. Все ее чувства вдруг обострились… Перед глазами возник камин с тлеющими в нем углями, она чувствовала запах еловых веток, ощущала на губах вкус лимонада, который им с Францем разрешали пить только по праздникам. Она удивленно уставилась на соседа и как только открыла рот, слова полились сами.

– Когда я была маленькой, мы часто встречали Новый Год у моей бабушки. Гостей было столько, что я даже сосчитать их не могла. Кажется, взрослые соревновались, сколько друзей поместится в доме. Это было самое лучшее время в моей жизни.

– Почему? – спросил Отто, не убирая руки.

– Мне никогда не бывало там скучно. Я играла или помогала дедушке Бернару готовить имбирное печенье. Мне так нравилось наряжать елку!.. И там… Понимаете, там я никогда не чувствовала себя одиноко, – улыбнулась она. – Мы веселились, гадали на расплавленном олове, а как-то Франц привез мне леденцы Berlingot, которые тетушка Уна купила для него в Париже. Мы поспорили, кто сгрызет больше конфет. У меня откололся кусочек переднего зуба, а Францу стало плохо, и теперь у него аллергия на сладкое…

– Вам, наверное, здóрово досталось… – заметил Отто.

– Нет, бабушка кого угодно могла успокоить, – Из ее глаз вдруг полились слезы, но она этого не заметила. – Даже мою маму, которая любую мелочь может раздуть до масштабов вселенской катастрофы.

Он замолчала, слова комом встали в горле.

– Ее больше нет, да? Вашей бабушки? Вы летите не к ней?

Анна закрыла глаза.

– Да, – с трудом проговорила она. – Бабушка умерла десять лет назад, когда мне только исполнилось семнадцать. Ее долгое время мучил кашель, но она все откладывала поход к врачу. А потом уже было слишком поздно…

Она прерывисто вздохнула.

– Дом так и не продали. У мамы хватило сил только на то, чтобы сложить вещи в коробки. Раз в год, конечно, папа заводит разговор о том, что земля стоит дорого, и мы могли бы неплохо заработать, если бы наконец разобрались с документами. Но мама не хочет продавать этот дом. Думаете, это глупо?

– Не возьмусь судить о поступках вашей матери, – сказал Отто, а затем добавил: – Но почему бы вам самой не поселиться в этом доме? Судя по всему, вы его любили.

Анна помрачнела и отстранилась. Странные ощущения покинули ее. Она похолодела: с чего это она вдруг так разболталась с незнакомцем?

– Я не могу, – ответила она и, коротко извинившись, отвернулась.

Остаток полета Анна ругала себя за излишнюю откровенность. «И кто только тянул тебя за язык? – упрекала она себя. – Еще рассказала бы, где документы лежат. А заодно и пин-код от банковской карты назвала».

Анна даже не заметила, как самолет приземлился. Все ее мысли вертелись вокруг предстоящей поездки по заснеженной дороге. Ей хотелось выйти одной из первых, поэтому она отстегнула ремень и протиснулась мимо Отто в проход, забитый людьми.

– Анна! – окликнул ее сосед.

Она оглянулась. Отто все еще сидел в кресле, будто вообще не собирался вставать.

– Вы все делаете правильно. Милдред будет счастлива, что вы наконец-то собрались ее навестить!

Глаза Анны широко распахнулись, она остановилась, но кто-то нетерпеливо подтолкнул ее к выходу.

«Я ведь не говорила, как зовут бабушку…» – пронеслось у нее в голове, но спешившие к выходу пассажиры увлекли ее за собой.

«Дождусь его у трапа, – подумала Анна. – Что за фокусы?!»

На улице было холодно. Анна спрятала нос в воротник пальто.

«А что, если это какой-нибудь престарелый фанат? И теперь будет преследовать меня? Что еще ему известно, кроме бабушкиного имени? Адрес родителей?.. Ой, мамочки!.. Тогда нужно бежать без оглядки, а не топтаться тут, поджидая его».

И она нырнула в автобус, который должен был отвезти ее в здание аэропорта.

2

 
Es ist kalt. Es ist kalt.
Weiss ist alles wieder^[5].
 

Анна уже несколько минут сжимала в руке ключи, но все не решалась подойти к двери. Дом бабушки Милдред совсем не изменился с тех пор, как она была тут в последний раз. Все выглядело так же, как и девять лет назад.

Конечно, стоило приглядеться, – и можно было заметить признаки того, что дом долго простоял заброшенным. Об этом свидетельствовала и потускневшая, потрескавшаяся краска на зеленой входной двери; и окна, которые раньше с такой любовью украшали гирляндами. Теперь стекла помутнели, лестница, ведущая на крыльцо, покосилась и почти утонула в сугробах, с крыши свисала бахрома сосулек.

– Ну, здравствуй, пряничный домик, – прошептала Анна. Так она называла его в детстве. – Давно не виделись.

Внезапно налетел порыв ветра, она приняла это за добрый знак и шагнула вперед.

* * *

Внутри пахло сыростью и чем-то прокисшим. Анна щелкнула выключателем, но свет не зажегся. «Хорошо, что я приехала пораньше, – подумала она. – Через час тут совсем стемнеет».

В доме было прохладно, поэтому снимать пальто она не стала.

Полумрак добавлял всему загадочности, чехлы на мебели нагоняли тоску.

– Как же это все… – произнесла Анна и остановилась, подбирая слово. – Неправильно…

Где мигающие гирлянды? Где ель с большими стеклянными шарами и разноцветной мишурой? Она бы все на свете отдала, чтобы снова почувствовать запах дымящегося раклета^[6], который дедушка готовил к их приезду.

Анна прикоснулась к темному чехлу, которым был накрыт диван. Ей вдруг захотелось узнать – выцвела ли ярко-оранжевая обивка или осталась прежней? Ухватившись за край чехла, она сдернула его на пол. В воздух поднялся столб пыли, а обивка… все же выцвела.

Усевшись на диван, Анна достала телефон, чтобы посмотреть, сколько времени. 16.01. «Может, все-таки позвонить Францу? Но зачем?.. Он наверняка готовится отмечать Новый Год с друзьями. Нет, ни к чему это», – решила она.

Перед ней громоздились картонные коробки. Некоторые были так набиты вещами, что, казалось, стоит до них дотронуться, как они лопнут. Анна подтащила одну поближе, открыла. Первым, что попалось ей на глаза, оказалась пожелтевшая от времени открытка с милой картинкой: двое ребятишек в зеленых курточках и смешных шапках с помпонами лепят огромного снеговика. Девочка старательно прилаживает вместо глаз черные пуговицы, мальчик протягивает ей морковку – сделай ему нос! Поверх смешных нарисованных рожиц неровно наклеены их с Францем лица. Анна вспомнила, как они вырезáли их из фотографии, которую стащили из семейного фотоальбома Франца. И выражение лица его мамы, когда она увидела, что общий снимок испорчен.

«Любимой Милдред – от Франца, будущего профессионального футболиста, и Анны, которая станет ведущей новостей!» – перевернув открытку, прочитала Анна.

На ее лице появилась глупая улыбка. Она вновь заглянула в коробку, представляя, что перед ней сундук с сокровищами. Чего там только не было! Даже фантики от ее любимых конфет, старые деревянные игрушки, тетради, письма, открытки. Много открыток… Анна осторожно и с любовью перебирала вещи. Вынула фотографию в рамке, стерла пыль со стекла. Фигура отца на переднем плане была размазана – установив на комод фотоаппарат с автоспуском, он метнулся обратно, чтобы успеть присоединиться к остальным, но не успел, и на фотографии вместо него появилось размытое пятно, над которым четко проступала корона. Мама, уже сообразившая, что ежегодный снимок для семейного альбома безнадежно испорчен, взмахнула руками. Оленьи рога на ее голове съехали на бок. Ее лучшая подруга – Лаура, мама Франца – державшая в руке красную свечу, смотрела в объектив и улыбалась так, будто снималась в рекламе зубной пасты. Ее муж Йохан хохотал, держась за живот. Анна стояла впереди и кривлялась, Франц у нее за спиной показывал рожки.

Снимок никому не понравился, а бабушка его сохранила и даже поместила в рамку.

Анна бросила фотографию обратно в коробку, хлопнула по дивану ладонью.

«Не стоило сюда приезжать, – подумала она. – Глупая, глупая! С чего я решила, что это какой-то знак? Кто вообще верит в знаки, когда тебе почти тридцать?»

Проверяя почту в свой последний день в мюнхенской квартире, она заметила ярко-синий буклет, на котором причудливыми буквами было написано: «Возвращайся туда, где тебе всегда хорошо». Анна так и не поняла, что это была за реклама, но слова засели в ее голове. И путешествие в Бонн показалось ей хорошей идеей. Что ей было терять? С работы, которой она посвятила несколько лет жизни, ее уволили, заменив кем-то молодым и квалифицированным. «Очень жаль, но у тебя самые низкие показатели продаж, – с поддельным сочувствием сказал директор их интернет-магазина. – Нам нужен тот, кто будет повышать наши доходы. И любить двери.»

«Пошел ты к черту!» – подумала Анна, но вслух сказала:

– Приятно было вместе работать…

А сразу после этого она узнала, что Маттэо, с которым они были вместе еще с университета и собирались вот-вот пожениться, изменяет ей.

В тот день она рано возвращалась домой. Мысли о работе не давали ей покоя, она несколько раз набирала номер Маттэо, но тот не отвечал. А подойдя к дому, Анна вдруг увидела его в обнимку с длинноногой брюнеткой. Сначала она решила, что ей показалось, но потом он повернулся, чтобы поцеловать незнакомку, и земля ушла у нее из-под ног. Она замерла, не зная, что делать дальше.

Уже был выбран день свадьбы – в январе, уже куплено платье… Она разорвала помолвку и, хотя Маттэо клялся ей в любви и умолял остаться, в тот же день ушла от него.

Забравшись с ногами на диван, Анна обхватила колени руками, уткнулась в них лицом. Ей не хватило ни сил, ни смелости рассказать обо всем маме и Францу. Зато хватило, чтобы отправиться в Бонн по велению какой-то бумажки.

«Перестань себя жалеть! – пронеслось у нее в голове. – От этого твои проблемы никуда не денутся».

Она вновь взглянула на коробку, потянулась за каким-то конвертом. Вытряхнула из него листок и узнала свой кривой детский почерк. Это было ее письмо Вайнахтсману, немецкому Санта-Клаусу. Бабушка Милли обещала отдать письмо ему в руки.

В письме Анна рассказывала, что целый год примерно вела себя и хорошо училась, поэтому кто, как не она, заслуживает получить огромный мешок конфет. И она больше не картавит, как доктор Херц и обещал в прошлом году. Так что теперь она сможет стать ведущей новостей или какого-нибудь развлекательного шоу. А еще она слишком коротко подстриглась, и теперь ее светлые волосы завиваются и она похожа на барашка, поэтому хорошо бы, чтобы они поскорее отрасли обратно. И, конечно же, просила таксу, хотя Франц назвал эту породу «коротколапым недоразумением».

Анна отложила письмо. Нет, все-таки не стоило сюда приезжать.

«Никакой это был не знак, – подумала она, вставая с дивана. – Я надеялась, что полегчает, когда окажусь в любимом месте, но стало только хуже».

Оглядев напоследок гостиную, она поняла, что больше никогда сюда не вернется. С этими мыслями Анна потянула ручку входной двери, но дверь не открылась. Она дернула посильнее, но дверь, кажется, заклинило. Она уперлась ногами в пол и потянула двумя руками, но и это не помогло.

Анна взяла телефон, и увидела, что связи нет. Она оказалась в ловушке.

3

Falle, falle, weisser Schnee, kalter Schnee, kalter Schnee!^[7]

Анна бросилась к окну в гостиной, но старые ручки заледенели, и, как она ни билась, повернуть их не смогла. Она снова, в десятый уже раз достала телефон, но связи все еще не было.

– Черт, черт! – выругалась она. – Да как так-то?

Вспомнив, что на кухне тоже есть окна, она быстрым шагом направилась туда. Но не успела толкнуть дверь, как услышала странные шаркающие звуки. Она подумала, что так, наверное, топали бы мыши, если бы носили крохотные ботиночки.

Глупости! Кто еще тут может быть, кроме нее? «Маньяк, скрывающийся от полиции», – услужливо подсказал внутренний голос. «Вор, наконец польстившийся на бабушкино столовое серебро. Или еще хуже – Отто, который проследил за ней от аэропорта и теперь… теперь…»

– Анна, милая, заходи! – раздался с кухни громкий голос. – Я же знаю, что ты здесь.

Она вздрогнула от неожиданности и вскрикнула. Дверь распахнулась, ее окутал аромат специй и лимона, в глаза ударил яркий свет.

– Что случилось, снежинка? – ласково спросил старик в черном фраке и белой накрахмаленной рубашке. – Тебя кто-то напугал? Заходи скорее, рыба почти готова.

Анна не поверила своим глазам. Ее первым желанием было броситься прочь, но она как зачарованная смотрела на старика.

– Дедушка Бернар?

Этого было не объяснить ни логикой, ни здравым смыслом. Перед ней стоял ее любимый дедушка Берни! Невысокий, с редкими седыми волосами, с лукавой улыбкой, по которой она так скучала, он ласково смотрел на нее. Подойдя к ней, он взял ее за руку и похлопал по ней, как делал всегда, когда она была в растерянности или чем-то расстроена.

– Замерзла, снежинка? Проходи же, пора пить твое любимое какао.

Анна осторожно вошла на кухню, которая выглядела такой, какой она ее помнила – переливающиеся гирлянды на окнах, под абажуром медленно кружит фигурка Вайнахтсмана, солонку и сахарницу держат маленькие гномы в зеленых шапочках, а стол застелен не будничной однотонной скатертью, а праздничной – красной, с золотыми цветами.

– Этого просто не может быть… – прошептала Анна и ущипнула себя за руку. – Это невозможно!

– Ты так считаешь? – встревожился дедушка. – Думаешь, Милли не понравится, если я покажусь ей в таком виде?

– Ты… – запнулась Анна. – Ты…

– Да, ты угадала! – хлопнул в ладоши дедушка. – Я нарядился дворецким Джеймсом из «Ужина на одного»! Здорово, правда?

Анна не знала, что сказать. А главное, не понимала, как дедушка, который умер за три года до бабули Милли, оказался на кухне в этом странном костюме и пританцовывал.

– Я, наверное, тоже умерла… – прошептала Анна. – Разбилась на том самолете…

– Что ты там бормочешь? – спросил дедушка, заглядывая в духовку, чтобы проверить, как там рыба. – Скоро все соберутся, а у меня и стол накрыт, представляешь? Ох, как же я соскучился по готовке!

Анна заставила себя улыбнуться и пробормотала:

– Дедушка, а ты… Как ты здесь оказался?

– Ну ты и смешная, снежинка! – Дедушка Бернард надел толстые стеганые варежки-прихватки, чтобы вытащить противень. – Почти готова, – удовлетворенно заметил он и продолжил: – Кто же еще приготовит праздничный ужин для любимой внучки? Ты же из самого Мюнхена сюда прилетела!..

Анна зажмурилась. «Это не может быть правдой, не может быть правдой», – думала она.

– Давай я налью тебе какао, – предложил дедушка. – Посидим, поболтаем, как раньше? Пока этот оболтус не приехал…

Анна не вполне поняла, что он имеет в виду, но ее мысли были заняты тем, что дедушка, кем бы он ни был – духом, полтергейстом или зомби, – знал, что она прилетела сюда на самолете.

Она открыла глаза.

Перед ней стояла кружка с горячим какао. Она обхватила ее двумя руками и, наслаждаясь теплом, не спешила сделать глоток.

Дедушка сел напротив нее, у него в кружке тоже что-то было, но точно не какао.

– Ну, рассказывай, – сказал он, отхлебнул свой загадочный напиток и поморщился. – Ух, я и забыл, каково это! – он передернул плечами. – Почему ты так долго не приезжала?

– Я… Я просто…

– Снежинка, – подбадривающе улыбнулся дедушка. – У меня не так много времени. Давай пропустим ту часть, где ты удивляешься, и перейдем к той, где ты пьешь какао и рассказываешь обо всем своему любимому дедушке.

Анна невольно рассмеялась. Это было так на него похоже!

– Я не могла сюда приезжать, – сказала она, помолчав. – Этот дом… подарил столько теплых воспоминаний, и когда бабушка… Когда бабушка Милли его покинула, тут стало очень пусто. Мне казалось, что детство закончилось. И я решила не приезжать. Потому что это было… очень больно, понимаешь?

– Дорогая… – Дедушка мягко смотрел на нее. – Помнишь, в детстве ты любила играть со мной и Коржиком в снежки?

– А что, Коржик тоже тут? – удивилась Анна и с надеждой заглянула под стол.

Коржик был любимым пуделем ее дедушки, и знал все команды на свете.

– Нет, – покачал головой дедушка. – Коржик теперь стал великолепным бульдогом. Пожалуйста, не отвлекайся. Так что я тебе говорил, когда ты начинала сдаваться?

– Чтобы я перестала хныкать и собрала волю в кулак, – ответила Анна.

– А еще?

– Чтобы спряталась в безопасном месте, где твои снежки до меня не долетят, и там составила план действий.

– Правильно, – улыбнулся дедушка и сделал глоток из своей кружки. – Помнишь, как ты в первый раз победила меня?

– Я построила снежную крепость… На это ушло много времени, но я спряталась туда и забросала тебя снежками из укрытия! – ответила Анна, и перед ее глазами пронеслись видения прошлого: ее покрасневшие от холода руки, высокие снежные башни и Коржик, который, радостно виляя хвостом, делал подкоп…

Дедушка выразительно посмотрел на нее.

– Я потеряла свою крепость? Ты это хочешь сказать? – спросила она.

Она сделала большой глоток какао, тепло разлилось по ее телу. Точь-в-точь такой же вкус, что и раньше.

– Это уж ты сама реши, – усмехнулся дедушка. – Но ты на правильном пути. Кстати, помнишь, о чем «Ужин на одного»?

– Конечно. Об одинокой чопорной старушке, которая отмечает свой девяностолетний юбилей. Все ее друзья умерли, и дворецкому приходится ей подыгрывать.

– Вот именно, – кивнул дедушка. – Он изображает каждого из ее умерших друзей, их голос, манеру держаться, тем самым создавая впечатление, что все осталось по-прежнему.

– И что это значит? – спросила Анна. – По-твоему, я должна приезжать сюда как ни в чем не бывало? Делать вид, что не помню шумных праздников, веселья, настоящей новогодней сказки? Просто жить своей обычной скучной жизнью? Нет, я не могу позволить себе испортить еще и это. Этот дом должен остаться в моей памяти таким же светлым, таким же ярким, как…

– Анна, – перебил ее дедушка, – этот дом становился таким, только потому что ты была здесь. И ты, и Франц, и ваши родители, и множество гостей, даже те, кого я не помню. Ты не можешь вернуть прошлое, снежинка. Но можешь изменить настоящее и дать волшебству немного места в своей жизни.

Анна опустила голову, с трудом удерживаясь от слез. Дедушка вновь взял ее за руку.

– У тебя уже есть крепость, в которой ты можешь укрыться и набраться сил, чтобы жить той жизнью, которой ты мечтала, – сказал он твердо. – Не забывай об этом. Ты проведешь здесь еще много счастливых дней и ночей. Кому, как не тебе, оживить этот дом? – он энергично взмахнул рукой.

– Спасибо тебе, – сказала она. – Я очень скучаю.

– Я тоже скучаю, снежинка, – улыбнулся дедушка, бросив взгляд на окно. – Поднимается метель, а значит, скоро он уже будет здесь. Ступай на чердак, там то, что ты ищешь.

Анна непонимающе нахмурилась.

– Ты же ищешь выход, – напомнил ей дедушка. – Здесь внизу окна уже успели обледенеть, тебе не выбраться. Наверху наверняка найдутся какие-нибудь инструменты.

– Дедушка, спасибо за помощь, – Анна поднялась из-за стола с мокрыми от слез глазами.

– Спасибо за ужин! – он тоже встал и раскрыл руки, чтобы обнять ее.

Анна прижалась к нему, положила голову ему на плечо.

– Я постараюсь построить свою крепость из воспоминаний, – прошептала она. – И устрою самый лучший Новый Год. Вы просто обзавидуетесь!..

– Не сомневаюсь, – похлопал ее по плечу дедушка Бернар. – А теперь иди. И поторопись, иначе замерзнешь.

Она направилась к двери и остановилась, чтобы в последний раз взглянуть на дедушку.

– Фрак тебе, кстати, очень идет! – сказала она.

Все вокруг начало тускнеть, превращаться в серебристую дымку…

– Пойду удивлю твою бабушку! – улыбнулся дедушка. – Такого она уж точно не ожидает.

С каждой секундой он становился все прозрачнее. Свет начал меркнуть, откуда не возьмись повалил снег, налетел ветер…

Анна выскочила за дверь и только тогда все прекратилось.

– Чердак… – задумчиво проговорила она и посмотрела на лестницу.

Словно в ответ на ее слова наверху раздался грохот и, кажется, вскрикнул ребенок.

* * *

Анна поднималась по лестнице, то и дело вздрагивая. Во-первых, она понятия не имела, кого там встретит, а во-вторых, ей было страшно.

– Ты еще кто такая?

На Анну смотрела маленькая светловолосая девочка в пышном ярко-розовом платье с огромным бантом на поясе, похожая на куклу или принцессу. У ее лакированных темно-фиолетовых туфелек лежали осколки вазы.

– Отвечай! – девочка топнула ножкой. – Не то я позову Франца, и он надерет тебе уши. А если он не сможет, то бабушка Милли уж точно справится!..

– Ты – Анна? – В этом капризном ребенке Анна узнала себя и ее брови поползли вверх от удивления.

Она вдруг вспомнила, как прятала в этой вазе любимые конфеты. Это был ее тайник.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – спросила девочка. – Я тебя здесь раньше не видела.

– Я… – Взрослая Анна запнулась, не зная, как лучше ответить. – Я подруга твоей мамы, приехала пораньше. Она о тебе столько рассказывала! Я шла к себе в комнату и заблудилась.

– А-а-а, – протянула маленькая Анна, потеряв интерес к разговору. Она посмотрела на осколки вазы и вздохнула. – Никому не расскажешь, что это я ее разбила?

– Никому, – обещала Анна. – Но лучше бы тебе придумать тайник понадежнее.

– Откуда ты знаешь про тайник? – глаза девочки расширились, она пристально посмотрела на взрослую Анну.

– У меня в детстве был такой же, – нашлась та. – Я тоже прятала конфеты в вазе.

– Я там не только конфеты прячу, – сказала маленькая Анна. – Еще кукольные платья и юбки… Я сама их делаю.

– Сама?! – поразилась взрослая Анна.

Она никогда ничем таким не занималась! Или занималась? Не могла же она забыть?..