Часть1
Саша и Ирек
Я: Пусть тебя не пугает, о, путник, мир, в который ты ступаешь! Пусть ты не дрогнешь, глядя на смуту и хаос. Пусть свет твоего Тоум-Ра не погаснет, что бы ты ни увидел.
R: Попав в новый мир, не огорчайтесь, увидев его негативные формы коммуникации и социального устройства. Бывает хуже, но реже.
Кодекс Хранителей, пункт 73.
– Вставайте, щенки! – по Саше прошлась легкая, но крепкая и гибкая хворостина. Он вскочил на ноги, спросонья нащупал за собой шершавый дуб и в пару прыжков ускользнул за него. Хворостина продолжила гулять по неповоротливому Иреку, который только просыпался, охая от резких болезненных ударов.
– Встать, встать! Кто поздно встает, тому тюремная роба жмёт! – голосил Гарг, смотритель за щенками. – Встать!
Он замахнулся и особо хлестко огрел нерасторопного мальчугана прямо по шее. Ирек взвыл, перекатился на корточки, поднял толстый зад и попытался удрать прямо на корточках. Тут же встретил макушкой дуб, упал и заскулил.
– И впрямь как щенок… – вздохнул Саша, осторожно выглядывая из-за дуба.
Гарг с досадой посмотрел на Ирека, который потирал макушку и стонал. Наконец плюнул на землю и гаркнул:
– Я ваши следы увидел ещё у опушки! Пока шёл к вам, топал так, что меня можно было услышать на другом конце леса! Когда крикнул – вы только начали сопеть и потягиваться, как месячные котята у мамки под брюхом! Вы мертвы, щенки! Оба!
Яростно переломив хворостину о колено, он развернулся и пошёл к хвойным зарослям, которые окружали маленькую опушку со старым дубом по центру, которую мальчишки на свою беду выбрали для ночлега.
И уже перед самыми зарослями сказал худшее, что могло прозвучать для мальчишек утром на рассвете:
– А раз мертвы – то и есть не хотите. Где это видано – мертвяки, да чтобы истощали запасы Стаи! Обойдётесь без завтрака. Жду вас через полчаса на выходе из Леса, у ржавого вагона. Опоздаете – лишу и ужина.
Шагнул и исчез среди хвойных зарослей – только его и видали. Был Гарг – и нету Гарга.
…
Бескрайний лес, когда то был зеленой чащей, в которой кишела живность – сегодня больше похож на заброшенную свалку. Сухие мертвые стволы деревьев, а между ними – заросли, словно из колючей проволоки. Лес пронизывает сеть еле заметных тропинок, идти по которым приходится осторожно, постоянно отмахиваясь от острых колючек, стараясь случайно не напороться на одну из них глазом.
Сюда десятки лет назад и укрылись воры, когда городские власти начали беспощадно расстреливать на месте взрослых преступников, а детей – которые нарушили закон, или по какой-то причине оказывались на улице – отправлять в тюрьму.
Когда-то здесь водились белки, ежи, собаки и коты – но воры давным давно сожрали всех подчистую. Только малая часть живности успела убежать в город и поселиться на чердаках и крупных парках.
И этот лес, в который не смел соваться ни один городской житель, любой неосторожный шаг по которому мог оставить на теле глубокую царапину, а то и лишить глаз – был одним из последних лесов на планете.
После того, как полвека назад климат резко потеплел, растаяли ледники, и под водой оказались девяносто девять процентов суши. Остались только горные города и леса, которым повезло вырасти поближе к небу.
А это совсем небольшие островки. Они не смогли вместить в себя всех оставшихся в живых людей – а люди были. Когда “Всемирный Потоп” из сказок ученых стал реальностью, люди всерьез озаботились постройкой лодок и кораблей. Поэтому больше половины населения планеты – спаслись.
Континенты теперь в прошлом, остались только острова. На них теснятся те, кому посчастливилось там родиться, плюс те немногие, кому удалось занять свое местечко.
Остальные – до сих пор пытаются, только теперь уже силой. На всех места не хватит.
Говорят, где-то далеко за горизонтом есть плавучие острова, построенные из мусора. Говорят, они растут день за днём. Говорят, на них нет законов и нет городов – просто люди, которые день за днём живут и радуются, что живы. Говорят, до них даже можно доплыть. Туда отплывает катер от городского порта. Вот только билет до островов стоит столько, что придётся ограбить банк.
Так что, остается лес, и Город, в который Саша и Ирек сейчас пойдут на дело под присмотром Гарга.
– Не понимаю, почему ты не завел следы? – Саша шёл по еле заметной воровской тропе, осторожно раздвигая перед собой ветки.
– Замёл, – хмуро отозвался Ирек, задев и сломав ещё одну сухую ветку. Саша скрипнул зубами: теперь можно понять, что они здесь шли. “Замел” он, как же… – А зачем ты выбрал это место под дубом? Дураку понятно, что если искать нас, то только там!
– Нормальное я выбрал место, если бы ты не шел по лесу, как носорог по чашкам. Ну и болван же ты, Ирек!
Ирек не ответил, и два мальчугана шли какое-то время молча, отряхиваясь от ночных ужасов.
В лесу всем снились кошмары. Все их видели, и никто ни с кем не делился. Но иногда, когда Саша пересекался по утрам со стаей, то замечал в глазах воров – и старших, и младших – застывший ужас, который ещё не успел выветриться дневными заботами.
– Тебя в последние пару недель как подменили. – пробурчал Ирек. – Даже Гарг меня молотит чаще, чем тебя.
– Будь расторопнее, и тебя молотить не будет. – пожал Саша плечами. – Я что ли в твоих бедах виноват?
Немного погодя лесной сумрак стал чуть светлее. День был жарким – те редкие лучи солнца, что пробивались сквозь хвою, мальчишки ощущали на коже, как если бы кто-то касался её горячим пальцем.
Гарг уже стоял там. Прислонился тощим скелетом к стволу старой сосны и смотрел на ржавый поезд, который бросили на рельсах лет так двадцать-тридцать назад, и дымил папироской.
Мальчишки пытались идти как можно тише, но он всё равно услышал. Даже не обернулся, просто крикнул через плечо:
– Щенки. Сегодня у нас очень важное дело. Вы ведь, небось, только кости на халяву из общего котла способны воровать? Сегодня посмотрим – вдруг ещё на что-то годитесь. Идите за мной. Я по дороге расскажу что к чему…
…
Схватив сумку, Саша быстро побежал к выходу из городского парка. Повезло! Полицейский на выходе лениво болтал с продавщицей мороженого, стоя под большим зонтом, и не обратил внимания на тощего загорелого мальчугана. А изящная кожаная сумка в его руках больше подходила для взрослой руки в гладкой перчатке, а не для тонкой исцарапанной детской пятерни. Но Саша всё равно перешёл дорогу, нервно обернулся и рванул вверх по улице!
Но какой же сегодня ад… Саша ещё на половине подъёма пожалел, что забыл в лесу бутылку с водой и надел сегодня сандалии, а не кроссовки, надёжно припрятанные для лучших времён под корнями большого дуба. Асфальт плавился, и с каждым шагом отлеплять подошвы было труднее и труднее.
Нет ли погони? Далеко ли Ирек отвёл незнакомцев? Может быть, уже бегут следом? Саша бежал, прислушиваясь изо всех сил, готовясь услышать гневный окрик, бросить сумку и ускориться. Но на пустой улице, воздух которой накалился под палящим солнцем, слышался только топот его сандалий.
Как и условились, Саша добежал до зеленого десятиэтажного дома, последний раз оглянулся, вытер пот и облегченно нырнул в тень жилого двора. Вдохнул прохладу, отдышался. Зашёл вглубь двора и присел на скамейку – она как раз стояла в тени большого тополя. Кинул сумку под скамью.
Осталось дождаться Ирека…
Ушёл. Погони нет. Саша утихомирил дыхание, окончательно успокоился и достал из внутреннего кармана маленький синий блокнот, на обложке которого сиял рассвет над городом.
Саша любил свой блокнот. Хотя бы за то, что дома на обложке, на которые падал первый луч солнца, словно светились изнутри. Город на обложке был красивым и его хотелось любить – в нём не было полицейских с дубинками, бесконечной борьбы за жизнь, воровства, грабежей и прочих занятий, милых сердцу любого беспризорного – вечно голодного, вечно злого существа.
Блокнот Саша забрал после налёта на книжный магазин. Два месяца назад один из беспризорников, который целую неделю шарился по Городу, прячась на ночь в канализацию, нашел проход в крупный торговый центр. На самом краю неприметной улицы был люк, а от него – один единственный тунель, который кончался другим люком. Мальчик сверился с потертой картой – прямо над ним был торговый центр, с кафе, ресторанами, продуктовым магазином…
М-м-м! Килограмы мяса, колбасы, сыров, чипсов, круп, хлеба, литры газировки… И все прямо над головой! В обход камер на входе в магазин!
Мальчик осторожно приоткрыл люк и тут же услышал голоса. Эх! Люк выходил в людное помещение и нужно было дождаться ночи, чтобы ход не перекрыли.
Пойти один мальчик испугался, вернулся в Лес и рассказал напарнику, предложив пойти на дело вместе. Наворовать, набрать побольше, а после уехать из Леса подальше, навстречу красивой и сытой жизни.
Друг согласился. А потом проболтался. Наутро обоих нашли с заточками в боку. Нечего мечтать о красивой жизни вдвоём наедине. Сытость она или общая, или ничья.
Слух про лаз в Торговый центр быстро облетел лес. На ближайшей сходке решили идти брать магазин завтра же. И пошли.
Магазин! Целый продуктовый магазин! Кто-то уже у себя в голове хрустел колбасой, глотая слюну и с голодухи срывая по пути хвою. Многие доели утром все, что припасли на самый черный день: сухую горбушку хлеба, полпачки сухариков, вяленую мышь…
Ближе к концу пути страсти накалились. Мир вокруг понемногу распадался, оставались только мечты о еде, и уже только из-за них них люди были готовы убивать, не в силах разделить фантазию и реальность, как никогда раньше приближаясь к состоянию зверей.
– Возьму килограмм 5 колбасы в продуктовом… – мечтательно прохрипел Сизый, скрипнув за собой люком и спустившись в канализацию по ржавым скобам на стене.
– Куда ты её денешь? – сипло спросил Головаст, поднимая ворот куртки – под землей было влажно и прохладно. – 5 килограмм разом – или живот скрутит, или сгниёт. Лучше мне дай половину.
– Да я тебе лучше ухо оторву, чем дам половину моей колбасы! – взбеленился Сизый, в его руках сверкнула заточка.
Чуть не началась резня, но обоих быстро развели и отвесили по затрещине. Сперва дело. А после – хоть передушите друг друга во сне.
А после был душный вонючий лаз, тесная щель с колючей решёткой до нормальной трубы, лестница вверх, к люку.
И страшное разочарование! Стая аж взвыла. Канализация привела всех в книжный магазин. Книжный! Намертво запертый изнутри, без доступа к торговому центру! Даже в кассе были кошкины слезы – всего сто шестьдесят рублей.
Прежде чем уйти, Стая разгромила магазин подчистую – сломали полки, сорвали плакаты со стен, разбили все лампы и все, до чего дотянулись. Растоптали и разорвали книги… А Саша громить и топтать книги не захотел, зато ему попался в руки блокнот, с ручкой на пружинке. Взял, сам не понял зачем. Просто рука потянулась, да и обложка понравилась.
И теперь писал каждый день. Про голод с утра и до вечера. Про то, как страшно опять идти воровать. Про то, как в любой момент их с Иреком могут поймать и уволочь в “Питомник”. Про Ирека – как он однажды свернул шею голубю – а после выкинул его в мусорку. Про Лес – тёмное и дремучее убежище безнадзорных, в который трусят совать нос самые матёрые полицаи. Про безнадёгу над головой вместо неба. Про надежду уехать отсюда.
Писал вечером перед сном про всю боль, которая копилась под сердцем с утра.
И заметил, что засыпать стало легче. Просыпаться тоже.
И сейчас – только выдалась свободная минутка, достал блокнот, ручку и застрочил то, что носил в голове с утра…
“Хочу на теплоход, который отходит от Города. Забыть про страх, про голод, про жару днём и собачий холод по ночам. Плыть себе и плыть. И Ирека с собой взять. Он хоть и дурак, но с ним хоть куда.
Забыть про лес, про Стаю, и про всё остальное. Вот только копить на билет на теплоход год или больше. Где взять такую кучу денег?
Сейчас сижу рядом с сумкой. Если в ней будет хоть пара купюр, их можно заначить хоть бы под деревом и не показывать Гаргу. Сказать: сумка была, денег не было…”
Когда Саша совсем продышался, услышал ухание совы – их с Иреком сигнал. Дождался, пока Ирек ухнет ещё дважды, после сложил руки у рта лодочкой ухнул совой и крикнул сойкой, что означало: “Всё в порядке, подходи ко мне”. Заодно давая напарнику понять, где он сидит.
Секунду спустя раздались грузные шаги и тяжёлое дыхание. Ирек – самый толстый мальчишка из всей Стаи. Никто никогда не ходил с ним на дело днём, только Саша.
Ирек подкатился вплотную и вылупился на блокнот и ручку.
– Ты умеешь писать?
Саша сунул ручку в блокнот, кинул их на траву.
– А ты нет?
– Кончай ерундой заниматься! – Ирек хлопал глазами и разевал рот, как рыба на берегу. – Мне чуть хвост не прижали!
– Но не прижали же. – ещё раз пожал плечами Саша. Правда, от “ерунды” обидно кольнуло в животе. Что сказать? Ирек есть Ирек. – И сумку я унёс, всё в порядке.
– Ну да. – мгновенно согласился тот. – Я их отвёл на место, пустил вперёд, а сам тикать. На выходе из парка обернулся – они за мной не бежали. Значит, всё хорошо.
– Да. – кивнул Саша. – Всё хорошо. Я стащил сумку. Только странно, что два взрослых в парке, и оба такие глупые. Я думал, один пойдёт за тобой, а второго придется уболтать, или просто подкрасться сзади и стащить.
– Что дальше? – почесал затылок Ирек. – Они нас не найдут?
– Теперь уже нет. – Саша тряхнул головой. – Давай посмотрим, что там.
Документы? Папки с бумагами? Пока Саша тащил сумку, слышал бумажный шелест. Хоть бы был кошелёк с деньгами…
Деньги. Сумку до краев наполняли толстые пачки купюр.
– Обалдеть… – выдохнул Ирек.
– С ума сойти… – вторил ему Саша.
Настоящие. Он вытянул одну купюру – свежая, хрустящая. С водяными знаками и профилем правителя в центре.
Целые пачки купюр – даже навскидку, одну такую пачку один средний городской житель зарабатывал за год.
Здесь было будущее. Здесь лежала свобода. Сытость. Тепло. Прохлада. Бери и кидай руками вверх, как в дурацких кинофильмах!
Заначить? Спрятать? Сегодня же ехать подальше! Схорониться, а после… вон из Города!
А первым делом – досыта поесть.
На радостях мальчишки забыли о том, кто дал им наводку на двух парней. Кому они приносили каждую добычу. И кто уже ждал их в этом дворе, нетерпеливо переминаясь с одной костлявой ноги на другую.
По спинам мальчишек пробежали мурашки, когда позади вдруг раздался неприятный кряхтящий голос, от которого словно несло жженой резиной.
И этот голос был им хорошо знаком. Его обладатель обожал дурацкие поговорки, а ещё он легко убивал – со свистом и с улыбкой открывая дорогу на тот свет.
Таков был Гарг – надсмотрщик за малолетними ворами, который учил их трём китам воровского искусства: Воровать, Убивать и Убегать. При этом не упуская ни одного шанса отвесить затрещину каждому подопечному.
Мнительный, жадный, беспощадный старина Гарг.
– Прыг-скок, пику в бок! Неплохо, неплохо! Я знал, что из вас, двоих губошлепов, выйдет толк. Если будешь много слушать – будешь мандаринки кушать. С моей милости, сегодня вечером получите пайку побольше. А теперь отойдите и дайте дяде Гаргу стать чуточку богаче!
Кант и Ёжик
Я: Тоум-Ра – есть глас Истины, и он же – твой верный друг и советник. Осознай свою удачу, Хранитель! Ты имеешь доступ к кладези единственно истинной мудрости, что заложена в основе мироздания! Спроси – и ответ будет дан.
R: Функционирование Тоум-Ра основывается на Общей Объективности и его ответы не подлежат сомнению. Обращайтесь к нему за разрешением сложных и спорных ситуаций.
Кодекс Хранителей, пункт 3.
Спасаясь от гнетущей жары, два напарника нырнули в тень городского парка.
– Это невыносимо… – выдохнул Ёжик, в очередной раз вытирая пот со лба.
Кант же, как будто, вовсе не замечал летнего зноя. Плотный строгий костюм на нём был словно со встроенным кондиционером. Пока Ёжик страдал от солнца, Кант невозмутимо делал свою работу.
К тому же, и Тоум-Ра был при нём – металлическая серебристая сова с мудрыми изумрудно-зелеными глазами, висящая кулоном на шее.
Тоум-Ра Ёжика – крупный перстень, с которого скалился тигр – пришлось снять и положить в сумку. В этом мире, как выяснилось, мужчина носил кольцо только если принадлежал к низшей касте рабов. После десятого плевка в лицо от очередного прохожего Ёжик наконец обратился с запросом к Тоум-Ра – рубиновые глаза тигра загорелись и луч из них указал на заплечную сумку.
Ёжик убрал туда Тоум-Ра и теперь чувствовал себя голым.
Кант же просто смотрел, как стажер осваивается, и ничего не говорил. Хотя Ёжик уже несколько раз бурчал, что “мог бы и помочь новичку…”.
Парк, как и весь город, был абсолютно пуст. Мир, который их отправили инспектировать, оказался жёстким и неприветливым даже для коренных жителей.
Особенно невыносимо было летом: днём палящая жара, как духовке, а ночью страшный мороз. От перепадов температуры стёкла в домах не выдерживали и лопались.
Только к зиме разница постепенно выравнивалась. Зимой начиналась самая благодать – и днём, и ночью на улице стояла приятная прохлада.
А люди… Здесь до сих существовало рабство. Ни у кого не было собственного жилья – любой человек мог занять всё, что угодно – если находил в себе достаточно сил вытеснить с территории прежнего владельца.
Все держалось на очень примитивной системе договоров. При этом имелись полиция, суды – на которых прав был тот, кто убедительнее. И никакого намека на конституцию, кодекс или закон.
Кант видел и не такое, поэтому смотрел на всё довольно равнодушно. У Ёжика же иногда волосы дыбом вставали.
Впрочем, история мира скоро могла подойти к концу. Всё, что видели оба Хранителя, говорило не в его пользу.
Да и солнце уже готово было погаснуть. После полувековой жары, которая растопила ледники, солнце словно надорвалось и теперь теряло силу. Максимум через пару лет оно потухнет совсем и планета погрузится в холодную тьму, в которой нет места жизни.
Кант осмотрелся – парк был пуст. Достал из кармана стеклянный шарик на веревочке – индикатор, который показывал шансы мира на позитивное будущее. Шарик был черным, как смоль.
Мир стоял в тупике, без единого шанса на выживание.
Кант коснулся пальцем совы на шейной цепочке и послал запрос:
– Хранитель Кант и Хранитель Ёжик готовы поставить Вердикт. Что нам делать дальше?
Глаза Совы загорелись. Послышался голос – чистый, тёплый и глубокий.
– Терпение. Милосердие. Мудрость.
– И что это значит, Кант? – Ёжик наклонился к напарнику. – Давай уже ставить Вердикт и уходить? Здесь невыносимо. Во всех смыслах! Мне ещё никогда не было так тошно среди людей. У них словно нет души – я даже не знаю, может быть, это какие-то роботы, у которых закоротило с десяток схем, а настоящие люди сидят где-нибудь под землей, в уютных комфортабельных бункерах с кондиционерами, а этих безголовых послали жить вместо себя…
– Терпение. – как всегда лаконично ответил Кант, задумчиво стуча пальцем по сове.
Но Ёжика понесло – сказалась последняя неделя напряженной работы.
Хранители ходили по планете, наблюдали и делали выводы.
Смотрели, как города на окраинах материков опускаются в океан, а жители тупо смотрят на наступающую воду, прихлебывая спиртное. Как города в центрах континентов вместо попыток расширить территорию, построить корабельное государство или, в конце концов, повлиять на климат – тратят деньги на развлекательные программы для населения и душат любую новость о том, что творится на краю континента.
Как единицы выкачивают деньги, время и здоровье у миллионов, гордятся искусством убедительно обещать и напоказ красиво жить. И делают вид, что всё в порядке. Хотя Солнце гаснет! Гаснет!!!
Хранители наблюдали, делали выводы и думали, дать этому миру шанс, или нет. И наконец поняли, что… нет.
– Как можно пережить четыре мировых войны, получить от природы с десяток ударов по голове, довести себя до полного краха и ничего не понять?
Ёжик неопределенно обвёл рукой деревья в парке, словно в них был ответ.
– Ставим Вердикт и уходим! Тут даже думать нечего. Хватит. За последнюю неделю я насмотрелся и надумался на год вперёд…
Вдруг гневная тирада прервалась. К Хранителям откуда-то сбоку подошёл, запыхаясь, крупный толстый мальчик в замызганной футболке. Он переминался с ноги на ногу, лицо его было заплакано.
– Помогите. У меня там мама упала, видимо из-за жары. Лежит и дёргается. Вы можете помочь? Можете? Пожалуйста!
Ёжик наклонился к уху Канта.
– Нет смысла. Ставим вердикт и уходим. Этих мам в Городе, да и по планете, сейчас пара сотен. Ко всем не успеем. Да и не надо, если честно. Мы же позавчера не бегали к каждому раненому на южном фронте. Скоро здесь всё будет кончено.
– Пожалуйста… Скорее! – мальчик чуть не плакал.
Кант встал, приняв решение.
– Милосердие. – задумчиво проговорил он, стуча пальцем по серебряной Сове. – Ёжик, идём! Быстрее!
Он дёрнул напарника за рукав, и оба Хранителя быстро пошли за мальчиком, который вёл их в глубь парка. Кант – быстро, как тигр, Ёжик – недовольно, фырча и ворча.
Мальчик был грузный, потный, но бежал на удивление быстро. Дальше и дальше по асфальтовой дорожке, а после, после очередного поворота – в кусты и под деревья. Затем он пропустил их вперёд и, вконец задохнувшись, указал чуть дальше, к большой осине, метра три в диаметре.
– Там, за ней! Быстрее!
– А ты? – подозрительно спросил Ёжик.
– Я больше не могу. – мальчик тяжело дышал и чуть не падал на землю. – Я сейчас… только отдышусь… торопитесь же!
Хранители быстро подбежали к осине, обошли… но за ней никого не было. И никаких следов, что здесь кто-то лежал.
И толстого мальчика позади тоже не было.
В ветвях закуковала кукушка. Ёжику показалось, что кукует она со злорадством.
– И что это было? – развёл он руками.
Кант же внимательно посмотрел вокруг, перевёл взгляд на Ёжика…
– А где твой Тоум-Ра?
– В сумке на скамье… Твою мать!!!
Сосны, липы и осины, да и сама дорожка-обратка словно прокрутились на ускоренной перемотке. Ёжик никогда не бежал так быстро.
И вот она скамья… И на ней ничего нет.
Ёжик заозирался, завертелся, умудрился споткнуться на месте.
Может быть, не та скамья? Или не та тропинка? Или что-то перепутал? Это же невозможно, чтобы…
– Похоже, твой Тоум-Ра украли. – невозмутимо заметил Кант, подбежав следом.
Ёжик почувствовал, что внутри взорвался вулкан, который клокотал с первого дня, как они перешагнули дверь в этот проклятый мир.
– Да что ты блин говоришь, дружище?!
Кант спокойно посмотрел на напарника, который в отчаянии заламывал руки и пинал скамейку. Положил два пальца на сову:
– Тоум-Ра, что нам делать дальше? Ситуация вышла из-под контроля. Прошу разрешения принять крайние меры.
У совы на шее опять загорелись глаза, из них вновь потекла синева – мудрая и печальная. И снова послышался глубокий красивый голос:
– Терпение. Милосердие. Мудрость.