Приключения – это не увеселительная прогулка в сияющий майский день.
Дж. Р.Р. Толкин
Все события повести вымышлены, всякие совпадения случайны
1.Африканский день
К утру кондиционер в спальне начинал дребезжать. Первый раз это случилось еще с месяц назад. Из-за этого дребезжания мы стали просыпаться раньше обычного. Точнее, просыпалась Лида, она будила меня, а я вставал, шел и выключал кондиционер. Под утро здесь немного прохладнее, чем днем, и часа два-три можно обойтись без искусственного охлаждения. Затем мы засыпали снова. Я, естественно, пытался устранить неисправность, вызвав мастера, но тот не смог найти причину такого избирательного поведения кондиционера, ведь днем тот не дребезжал.
– Это очень старый механизм, – объяснил мне такой же старый сморщенный кондиционерщик. – Он имеет свои слабости.
На мой вопрос, можно ли что-то сделать, мастер улыбнулся во весь беззубый рот и показал жестом, что можно только выкинуть. Я бы так и поступил, но кондиционер, как и квартира, нам не принадлежали.
Однако сегодня я проснулся сам. Лида, накрытая простыней до самых плеч (ей редко бывало жарко), спала на боку сном младенца, уткнувшись носом в подушку и разметав свою каштановую гриву. Но главное – кондиционер не дребезжал, просто работал с обычным шумом. На часах была половина шестого, и до звонка будильника оставался ровно час. Какое-то время я просто лежал, уставившись в потолок. Понял, что больше не усну и, старясь не шуметь, поднялся с кровати. Осторожно ступая по прохладному плиточному полу, я вышел из спальни в гостиную, а оттуда, сунув ноги в кожаные шлепанцы, через стеклянную дверь на балкон.
Жара еще не началась, хотя и особой прохлады тоже не ощущалось. Пусть солнце пока и не взошло. В здешних местах оно появлялось сразу в считанные минуты, утверждаясь в своем владычестве и накрывая город жарящими напропалую лучами. Я облокотился на перила и стал смотреть вдаль, на бетонную набережную, широкую реку какого-то серо-мутного цвета и густые ярко-зеленые джунгли на том берегу. Африка. Все как по Высоцкому в его песенке: «В желтой жаркой Африке, в Центральной ее части…». Я был во всем с ним согласен, кроме, пожалуй, цвета. В местах нашего обитания цвета больше были зеленые, но дольше на севере действительно преобладали желтые. Вот уже около полутора лет я любуюсь на здешние красоты, с тех пор как устроился на работу в Россотрудничество и поехал ведущим специалистом в эту африканскую страну, расположенную в самом сердце континента. Несмотря на витиевато звучащую должность, я был в Российском культурном центре обычным переводчиком с французского, закончив в свое время специалитет романо-германских языков.
Мой брак насчитывал столько же времени, сколько и жизнь в Африке, потому что женился я как раз накануне отъезда. Неизвестно, как долго бы еще проверяли мы с моей женой Лидой свои чувства, но будущая загранкомандировка все расставила по своим местам, и мы дружно пошли под венец. А жизнь в чужой стране вдалеке от мам и пап укрепила наш союз, на мой взгляд, как нельзя лучше. И вот теперь Лида уезжала, вернее, улетала в Россию по самой прозаической, но уважаемой причине – беременности. Она должна была рожать через два месяца, и на общем семейном консилиуме ее приговорили к возвращению домой, так как медицинское обслуживание в стране пребывания оставляло желать лучшего. Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. Нельзя сказать, что моя жена обрадовалась такому решению, к тому же лететь ей предстояло одной, до окончания моего контракта оставалось полгода, а свой отпуск я уже успел отгулять. Но, как говорится, назад дороги не было. Билеты выкуплены, вещи собраны и до авиарейса оставались ровно сутки.
Пытаясь рационально объяснить свое раннее вставание, я решил, что дело в скором расставании со своей половиной. Я точно знал, в России Лиде будет хорошо, ее будут лелеять и холить сразу две семьи: ее и моя. Тем более, что мы оба единственные дети, и в этом смысле я за нее не беспокоился. Другое дело – я. Я привык, что мы с Лидой все делим на двоих: и радости, и проблемы, привык советоваться с ней по самым разным вопросам и совершенно отвык быть один. Один вопрос питания был для меня почти неразрешим. Обедать ежедневно в ресторанах я позволить себе не мог, готовить самому – адские муки. Я не ленив, например, с удовольствием прибираюсь в доме, а вот готовить люблю не особо. Все же пришлось под руководством жены научиться приготовлению нескольких дежурных блюд. Короче, я должен был выкручиваться сам, такое твердое условие поставила мне жена, обозначая этим еще одну кровоточащую проблему. Мне ведь предстояло вести жизнь одинокого холостяка в окружении, по мнению жены, мира страстей и пороков. То и дело случавшиеся адюльтеры в семьях российской колонии добавляли проблеме остроты. Не то, чтобы она мне настолько не доверяла, просто хорошо знала женскую натуру. Попытки ее переубедить особого успеха не имели. Оставалось лишь одно проверенное средство – тотальный контроль за моими действиями и состоянием с помощью телефона и скайпа. Каждый вечер я должен был отчитываться о проведенном дне. Доверяй, но проверяй, внушала мне Лида. Вспомнив об этом, я улыбнулся, и тут же к моему плечу прижалась жена, подкравшаяся совсем тихо.
– О чем мечтаем, молодой человек? – спросила Лида, придав своему симпатичному личику сурово-чекистское выражение. – Или о ком? – суровость усилилась и в голосе.
Я повернулся и посмотрел на нее. Поистине мою жену ничем нельзя испортить, даже аккуратный круглый живот, обтянутый пижамой, придавал ей удивительное очарование. Ничего не ответив, я просто поцеловал ее в пухлые со сна губы.
– Доброе утро, милая!
– Не уходи от темы, – милая и не думала отставать. – Ты последнее время часто задумываешься. Плохой знак, Валентин!
Она не выдержала допросного тона и засмеялась.
– Ты чего так рано проснулась? – спросил я, усаживая ее в плетеное кресло и пристраиваясь рядом.
– А ты?
– Даже не знаю. Переживаю, наверное.
– Вот и я волнуюсь. Как долечу, как ты тут без меня. Поневоле мысли разные в голову приходят. Мы ведь еще ни разу так надолго не расставались.
– Что делать? – пожал я плечами. – Как говорится, обстоятельства непреодолимой силы. Ничего, Лида, осталось недолго. В октябре мой контракт заканчивается, и я приеду.
– Сейчас июнь, не так уж и скоро. А если ты не вернешься? Я, значит, останусь с ребенком, а ты тут женишься на местной красавице, только тебя и видели? Парень ты больно доверчивый, враз окрутят.
– Напрасно ты так считаешь. Я не поддамся, ибо предан и верен тебе до скончания дней.
– Ох, и сладкие речи вы, сударь, ведете, а за вами глаз и глаз нужен! Мне ли не знать? Я до сих пор только и делала, что отгоняла от тебя липучих поклонниц. Вот уеду, ты и пустишься во все тяжкие.
– Никогда! Слышите, никогда! – патетически воскликнул я. – Никогда не найти вам другого такого! Я – кремень, вот увидите.
Так, шутя и пикируясь, мы сидели на балконе, пока не дождались звонка будильника. Лида пошла в душ, а я, облачившись в футболку и шорты, натянул на ноги кроссовки, повесил за спину рюкзачок и спустился по наружной лестнице во двор. Он был большим, асфальтированным, с неизменными сейчас в любом присутственном месте парковочными местами, обозначенными белой краской. По периметру дома, исключая фасад, были выложены диким камнем клумбы, усаженные разноцветными цветами. В углу двора у самого забора стояло одноэтажное здание, где находились гараж, хозяйственный блок и жилая комната, в которой ночевал наш сторож Симон. За домом, или виллой, раскинулся сад, перечерченный узкими и посыпанными гравием дорожками. Рекомендовалось ходить только по ним, чтобы не столкнуться со змеями, которые могли проникнуть на территорию. Бороться с ними вменялось в обязанность Симона, заодно и садовника. Периодически он приносил и показывал нам убитых змей, получая за каждую десять долларов, но были ли они убиты именно в нашем саду, оставалось только гадать.
По успевшей сформироваться традиции я каждое утро совершал пробежку и, совмещая приятное с полезным, забегал в пекарню и покупал там свежие круассаны. Мой маршрут длиной в три километра проходил именно так, что я, делая круг по городу, на обратном пути оказывался перед пекарней.
Утром город был тих и пустынен. Редкие автомобили и такие же редкие прохожие, неизменные солдаты на перекрестке улицы, ведущей к президентскому дворцу,
торговцы овощами, раскинувшие свои прилавки прямо на обочине дороги. Я привык ко всему этому и перестал удивляться экзотичности улиц и пальм, восхищаться колониальным стилем домов и экстравагантностью жителей. И ко мне тоже привыкли, как-никак за прошедшие полтора года по пальцам можно пересчитать случаи, когда я пропускал тренировку. Учитывая жаркий климат, бегал я не торопясь и без наушников. Не то чтобы я не любил слушать музыку, просто на улицах африканского города надо быть настороже, ловить, так сказать, угрожающие звуки.
Наша вилла расположена в наиболее чистом районе, где находятся все посольства и дома самых зажиточных граждан этой страны. Здесь метут улицы и вывозят мусор гораздо чаще, чем в остальной части города. Город был построен при французах, и это наложило на него своеобразный отпечаток.
Хозяин пекарни – алжирец Юсуф, завидев меня, прервал выволочку своих работников и поспешил к прилавку, чтобы обслужить меня в знак уважения лично.
– Привет, месье Валент! Как дела, уважаемый? Как здоровье супруги?
По-французски он изъяснялся без малейшего акцента, с выговором настоящего парижанина, вызывая во мне чувство белой зависти. Ему было лет сорок, и большую часть жизни он провел во Франции, а затем по каким-то неведомым мне обстоятельствам оказался здесь, открыв хлебопекарню и торгуя выпечкой. Полный, черноусый, со смуглым улыбчивым лицом, Юсуф выделял меня среди остальных покупателей, уж не знаю почему.
Сегодня мы, как и все последнее время, подробно обсудили самочувствие Лиды, мимолетом коснулись мировых новостей и перешли к местным, поскольку Юсуф был их главным поставщиком.
– Слыхали о новой причуде властей? – спросил он, доверительно понижая голос.
– Представляете, наш президент приказал конфисковать партию игрушечных автоматов Узи под предлогом их сходства с оригиналами. Мол, бандиты смогут использовать их при ограблениях и налетах. Каково?
– Да уж, мудро, – усмехнулся я.
В чем-чем, а в оружии, причем настоящем, в стране недостатка не было.
– Подано как очередной успех в борьбе с преступностью.
– А что вы хотите? Народу нужны успехи, – улыбнулся я.
– Как? Народу нужны успехи? Браво, месье, вы стали говорить афоризмами. Обязательно при случае вас процитирую.
– Что вы, – застеснялся я. – Вы меня переоцениваете, месье Юсуф, я просто неуклюже строю фразы.
Хозяин засмеялся в голос, грозя мне пухлым пальцем. Деревянными щипцами он ловко побросал круассаны в бумажный пакет с логотипом пекарни, приняв деньги, пожелал удачи. Забрав выпечку, я сложил ее в рюкзак и потрусил домой.
Наша калитка закрывалась на электрический замок, со двора его можно было открыть, нажав на кнопку. А вот снаружи кнопка лишь оповещала о приходе. До половины восьмого звонок звенел в комнате Симона. Мне пришлось в течение десяти минут давить на безответную кнопку, ожидая, когда Симон подаст признаки жизни, и еще пять ждать, пока он появится и откроет мне калитку.
– Простите, месье Валент, – покаянно бубнил он, пока я сердито шагал по двору.
За завтраком Лида спросила:
– Ты говорил, что сегодня вечером что-то намечается?
– Точно, чуть не забыл. Сегодня вечер в Альянс Франсез (это такая культурно-просветительская общественная организация, работающая при поддержке посольства Франции) по случаю пятнадцатилетия деятельности в стране. И я приглашен с супругой, имей в виду.
– Но ведь я завтра уезжаю. Стоит ли мне отправиться с тобой? Вечер наверняка затянется, а мне еще надо выспаться. Нет, поезжай-ка ты один.
– Можем побыть лишь на официальной части и уехать. Я обещаю, что надолго мы там не задержимся, – не сдавался я.
– Но, тогда встает вопрос, в чем мне там быть? Посуди сам, ну что я надену? Я уже ни в одно нормальное платье не влезаю.
– Типичный женский каприз. Разве мадам Амалия совсем недавно не пошила тебе платье именно на такой случай? Оно свободное и широкое.
– Ага, я в нем уже была на приеме в нашем посольстве на День России, на благотворительном концерте и в ресторане, когда отмечали день рождения твоего начальника. Не слишком ли часто?
– И, возможно, ты наденешь его в последний раз. Кстати, Лида, приглашение мне передала лично мадам Жюстин Дефорж. Она очень хотела тебя увидеть перед отъездом, даже позвонила мне вчера, напомнила. Нехорошо будет, если ты не покажешься.
– А я уезжаю, так что мне все равно. Тебе надо, ты и отправляйся в свой Альянс.
Моя жена имела свой бзик. Ей просто необходимо хорошо одеваться, даже вопреки всему, всем обстоятельствам.
– Лида, у тебя же есть еще одно платье, помнишь, которое растягивается. Ты еще не надевала его никуда.
– И не буду, – упрямо заявила Лида. – Оно дурацкое, это твоя мама мне его подсудобила, а подобные платья, чтобы ты знал, носили в прошлом веке.
– Ладно, – сдался я, – как хочешь. Один я тоже не пойду. Еще нахожусь без тебя. Да и Дефорж пристанет, как банный лист. Почему без супруги? Ах, неужели ей нездоровится? Достанет. Лучше останемся дома.
Я кривил душой, пойти в Альянс мне хотелось. Там ведь будет тусовка без особого официоза, которого мне с лихвой хватало на строгих посольских приемах. Но и давить на жену я тоже не хотел, ей завтра улетать, зачем же портить настроение.
Увидев, что я пошел на попятную, Лида вдруг смягчилась.
– Хорошо, сходим. Проветрюсь перед отъездом, да и когда еще придется посетить настоящих французов.
– А платье?
– Придумаю что-нибудь. Когда все начнется?
– В семь вечера, времени у тебя целый вагон, – подытожил я и засобирался на работу.
Работал я там же, где и жил. Вот ведь свезло, так свезло. Вернее, жил на втором этаже, а контора моя находилась на первом. Когда открывали Русский центр, то вспомнили, что в свое время очередной президент страны подарил нашим военным советникам виллу. После охлаждения отношений в девяностых годах прошлого века она стояла закрытой и заброшенной, и вот снова пригодилась. На первом этаже находились административные помещения: кабинеты, небольшой кинозал и несколько учебных классов. Наверху же были устроены три квартиры. В одной жили мы, две же другие пустовали, потому что мой начальник предпочитал обитать в жилом доме на территории российского посольства. Там же проживала и наш бухгалтер Люся. Остальные сотрудники центра были росгражданками, вышедшими замуж за местных уроженцев, и в жилье не нуждались.
В свой кабинет я к тому же мог попасть по внутренней лестнице, так что много времени это не занимало. Без пяти восемь я уже сидел за столом и просматривал по интернету местную прессу, такое весьма «интересное» занятие входило в мои многочисленные обязанности. Не могу сказать, что все это время я был перегружен работой. Просто она была совершенно другой, по сравнению с гимназией, в которой я два года сразу после окончания университета трудился учителем французского языка. Там мой труд был более напряженным (ведь на уроках редко удается расслабиться) и гораздо хуже оплачиваемым, поэтому приходилось усиленно репетиторствовать. Плюс тематическое планирование, поурочные конспекты и планы воспитательной работы, отнимавшие массу времени. А еще совещания, педсоветы и родительские собрания. Один большой минус. Зато у меня было живое общение, и время проносилось незаметно. Здесь же я занимался в первую очередь отчетами, переводами и написанием справок. Еще приходилось сопровождать директора центра, товарища Отличника (да, не удивляйтесь, Сидоров и Отличник в одном месте, это нечто) на различные мероприятия, устраиваемые властями страны. Я был его бессменным переводчиком (с французским устным были у шефа проблемы). Благодаря этому обстоятельству, за полтора года я перезнакомился с довольно большим количеством людей как из посольств, так и из здешней образованной элиты.
Но бывали дни, и их набиралось большинство, когда я занимался сплошь кабинетной работой. Сидишь вот так, не разгибая спины, а время тянется, тянется, как жевательная резинка или конфета-ириска. Никакого драйва, и скучно, и грустно, господа!
2.Вечер в Альянсе
Вечером жгучее солнце покинуло небо, словно бы опрокинувшись за горизонт, и наступило время коротких экваториальных сумерек. Пусть горелку и отключили, но дневная жара еще давала о себе знать. В темно-синем выходном костюме и белой рубашке, хорошо хоть без галстука, я спустился во двор и сразу же забрался в свой автомобиль- старину Форд «Бранко», который был лишь несколькими годами моложе меня, чтобы завести двигатель и включить кондиционер. Пока салон потихоньку наполнялся прохладой, я выехал из гаража во двор и, ожидая Лиду, сосредоточенно стал крутить настройку радио в поисках более-менее приемлемой музыки. Сейчас мне попадалась сплошь этнографическая, с боем барабанов и воем труб. Только отчаявшись и крутнув шайбу настройки в последний раз, я наткнулся на французский шансон.
Да, я люблю французскую музыку, не только современную, но и прошлого века. Джо Дассен, Азнавур, Далида и, конечно же, Мари Лафоре. Именно последняя была исполнительницей песни «Манчестер-Ливерпуль», мелодия которой звучала фоном для прогноза погоды в телепрограмме «Время» и тронула тогда мое детское сердце.
А вот и появилась Лида. Я вылез из машины, обошел ее и галантно открыл перед женой дверцу. Лида была в платье, совершенно скрывавшем ее живот, с едва уловимой долей косметики на лице и намеренно небрежно заколотыми волосами.
– Так и знал, что мне вновь придется укладывать в штабеля сраженных твоей красотой мужчин.
– Неисправимый льстец! Хотя бы сменил пластинку, я слышу эту фразу с первых дней нашего знакомства.
– Потому что это правда. Она была, есть и будет.
Я плавно тронул машину и сразу проехал в ворота, предусмотрительно открытые Симоном, демонстрирующего с самого утра необычайное рвение. Оно имело свои причины, обычно раз в день я скармливал ему бумажку-другую местных франков, но не сегодня, сегодня он обойдется, будет меньше спать. Какой я все же мстительный субъект.
Проехав по плохо освещенной улице (фонари горели через один), мы выбрались на проспект Свободы, отличающийся от других улиц своей необычайной шириной. Существует легенда, что, когда здесь образовалось независимое государство, первый президент, он же – диктатор, принял судьбоносное решение о создании самого широкого в Африке проспекта. И ему пришлось снести дома бедняков с обеих сторон, оставив без крова сотню семей. Но чего не сделаешь ради торжества справедливости. Проспект Свободы в нашем городе вечером, да и ночью тоже, был особенно привлекателен для населения, как свет фонаря для бабочек. Сюда стекались проститутки для своего промысла, солдаты в поисках дешевой любви, всякая криминальная шушера, торгующая любым товаром от светящихся презервативов до наркотиков.
На проспекте действует ограничение скорости – до тридцати километров в час. И это правильно: люди здесь гуляют не только по тротуарам, но и по проезжей части. Вот прямо перед капотом форда пробежали два парня в форме иностранного легиона. А темнокожие девушки разных возрастов, вплоть до самого нежного, призывно махали мне с обочины, не стесняясь присутствия Лиды, смотревшей вперед с индифферентным выражением на лице. Мы свернули с проспекта на авеню Франс, и по ней добрались до Альянса.
– Ого, смотри какая иллюминация! Все в огнях! – воскликнула Лида.
– Что ты хочешь, раз в год они могут себе такое позволить.
– А вы не можете, – упрекнула меня жена. – Вечно вам средств не хватает.
– Мы, Лида, организация государственная, а Альянс – общественная. Две большие разницы.
Лида хмыкнула, а моим вниманием завладел юный парковщик в желтом жилете, экспансивно жестикулируя обеими руками, он увлек нашего Бронко за собой к месту его временного пристанища.
У парадного входа нас встретила улыбающаяся мадам Дефорж, стильная и утонченная дама с хорошо замаскированным возрастом.
– Наряд у нее от Кардена, эксклюзив, – с легкой завистью шепнула мне жена.
– Откуда ты знаешь, может подделка, – успокаивающее ответил я и получил ощутимый толчок в бок.
Мадам Жюстин Дефорж заведовала учебной частью альянса, далеко не самая высокая должность в организации, где одних сотрудников больше полусотни. Однако, как мне казалось, она руководила всем. Ее знали все министры, все важные чиновники, не говоря уж о дипломатическом корпусе. Всякие каверзные вопросы и проблемы она решала на раз. Как-то помогла и мне в получении одного разрешения, которое мы тщились заполучить долгие месяцы. Я очень ценил ее внимание, потому и хотел, чтобы Лида меня сопровождала. Моей жене Жюстин не очень нравилась, она говорила, что та в моем присутствии кокетничает. Странно, но я этого не замечал, мне казалось, она относится ко мне по-дружески, даже где-то по-матерински.
– О, месье Валентин, мадам Лидия! Очень рада вас видеть! – защебетала Дефорж. – Как чувствуете себя, Лидия? Все хорошо? Я узнала о вашем скором отъезде, очень жаль, очень. Вас нам будет не хватать. Правда, правда!
Затем она взяла руку Лиды в свои, оттеснила чуть в сторону и перешла на английский. Моя жена знала его прилично, за полтора года она немного продвинулась и во французском, могла торговаться на рынке и самостоятельно заказать еду в ресторане, но уловить быструю речь истинного француза ей пока было не по плечу.
Все пять минут их беседы я торчал на входе, широко улыбаясь и излучая доброжелательность. В общении с европейцами это необходимый минимум.
– Что она от тебя хотела? – спросил я Лиду, когда, запечатлев на ее щеке поцелуй, мадам Дефорж выпустила мою жену из плена, и мы двинулись внутрь здания, где уже вовсю тусовались любители французского языка (шучу).
– Предлагает рожать в парижской клинике, – сказала Лида.
– И что ты ей ответила?
– Что я подумаю.
– Надо же, какая забота с ее стороны. А на какие шиши рожать – она не сообщила?
– Она говорила совершенно серьезно. И, обрати внимание, сказала буквально следующее: если нас с тобой волнует вопрос денег, она обещает договориться о большой скидке. Дала мне свой личный номер мобильного.
– Как мило! И за что нам такой бонус?
– Мы ей очень импонируем, такая молодая русская семья. Институт брака сейчас в упадке, ей нравится, что мы с тобой приверженцы традиционных семейных ценностей и хотим детей. Уяснил?
– Теперь да.
Мне было интересно, где и как французы разместят гостей, я часто бывал в Альянсе и знал, что больших помещений у них нет, только конференц-зал очень скромных размеров. И они меня удивили. Демонтировали стеклянную стену между холлом и конференц-залом, превратив их в один огромный зал. Никаких стульев, пустое пространство перед сценой с установленными микрофонами, где и вращались гости. Все столы, пока еще пустые, расставили ближе к стенам, а переносную барную стойку поставили прямо перед входом. Вышло оригинально и комфортно. Гости в основном были африканцами, и это объяснимо: Альянс делал ставку на выращивание агентов влияния. Но были и европейцы, обыкновенно – дипломаты.
Я разглядел в толпе наших посольских. Самые первые лица среди них отсутствовали и остальные оживленно беседовали в углу зала. Нам приветственно помахали. Мы, взяв у подоспевшего официанта по бокалу шампанского, подошли к ним, поздоровались. И Лида получила свою долю комплиментов, а я, соответственно, тоже раздал комплименты женам дипломатов, затем мы отошли к задней стене зала. Там стояли мягкие кушетки, на них мы и уселись.
– Кстати, мадам Жюстин назвала тебя коллегой, – заметила Лида, возвращаясь к интересующей ее теме.
– Подчеркнула сходство наших организаций. И они, и мы популяризируем свой язык, распространяем культуру.
– Ну да, ну да. Коллега она. А сама смотрит на тебя, как кошка на горячую кашу.
– Не смотрит, а ходит вокруг каши. И не кошка, а кот.
– Тогда она смотрит на тебя, как кот на сало. Так подойдет, господин лингвист?
– Вечно ты все выдумываешь. И ревнуешь зря. Она не в моем вкусе.
– Скажи лучше, что она не в твоем возрасте. Ей лет пятьдесят пять, не меньше.
– А мне говорили, что мадам всего сорок четыре, – подначил я Лиду.
– А выглядит на пятьдесят!
– Не буду спорить, тебе видней. Только напрасно ты меня к ней ревнуешь. Я думаю, что тут дело в другом.
– В чем же, интересно?
Я попытался принять заговорщицкое выражение и сказал:
– Мадам хочет завербовать меня, сделать шпионом, чтобы я сообщал ей о наших ноу-хау в области продвижения русской культуры.
– Нет уж, дудки! Ничего у нее не выйдет, – двусмысленно произнесла жена. – Лучше я буду рожать в нашем городе.
– Ты настоящая патриотка! – похвалил я Лиду, мы стукнулись бокалами и отпили по глотку. Одновременно глазами я пробегал по гостям, выискивая своего начальника. Людей было не столь много, чтобы мой крупногабаритный шеф смог раствориться в толпе без следа. Значит, он не пришел, что меня немного удивило, потому что мне он ничего не сказал. А посетить Альянс ему сам Бог велел. Только я так подумал, как увидел Отличника, целеустремленно направляющегося к барной стойке. Вот теперь все в порядке. Дементий Григорьевич, по случаю торжества, одетый в модный серый костюм и голубую рубашку с небрежно повязанным кумачово-красным галстуком, выглядел очень импозантно. Проигнорировав официанта, он взял у бармена стакан с щедро налитым содержимым, по цвету сильно смахивающим на виски, осмотрелся вокруг и безошибочно определил, где мы находимся. Он отсалютовал нам стаканом, но тут его кто-то отвлек, и к нам шеф больше не подошел.
Между тем на сцене появилось высокое начальство, и торжество началось. Первым выступила Жюстин Дефорж. Она поблагодарила собравшихся за то, что они откликнулись и пришли на празднование годовщины и предоставила слово послу Франции. Мне первый раз довелось лицезреть столь важную особу в непосредственной близи. И, должен заметить, что выглядел он прозаически: без мундира и регалий, в обычном костюме, чем-то похожий на профессора. Он кратко (и на том спасибо) охарактеризовал, во-первых, значение своей страны в деле совершенствования мирового порядка и, во-вторых, вклад в мировую культуру, если и преувеличив, то совсем чуть-чуть. В-третьих, посол коснулся той важной роли, которую играет в вышеозначенных процессах Альянс Франсез. Завершив десятиминутную речь, встреченную сдержанными овациями присутствующих, посол передал трибуну директору Альянса господину Рено, однофамильцу известного актера. Тот уже более многословно осветил пятнадцатилетний тернистый путь организации в деле просвещения народов Африки, подробно остановившись на наиболее позитивных достижениях. Чтобы не дремать, я в присущей мне ироничной манере пересказывал Лиде основные моменты этой эпохальной речи. Следующим выступал министр культуры (!). Это был моложавый, крепкий, свирепого вида африканец, не слишком уютно чувствующий себя в гражданской одежде. И немудрено! Пришедший к власти несколько лет назад президент, бывший генерал, сформировал правительство из преданных ему старших офицеров. Вот и министр культуры до выборов командовал танковым полком. По окончании его по-солдатски короткого выступления, гости, предчувствуя конец официоза, разразились необычайно бурными аплодисментами, принятыми им на свой счет. И министр радостно разразился малопонятным лозунгом на су-су (язык межэтнического общения народов Западной и Центральной Африки). Вышло грозно и для большинства непонятно. Жюстин тут же выправила ситуацию, поблагодарив всех присутствующих за внимание, и предложила подойти к столам, дабы насладиться фуршетом.
– Видишь, – сказал я Лиде. – Не прошло и тридцати минут, как все закончилось. Вот это скорость! У нас бы часа два токовали. Ты как? Готова к фуршету или отправимся восвояси?
– Давай побудем еще немного. Чувствую я себя хорошо, усталости нет. Почему бы нам не насладиться изысками французской кухни в сочетании со столь же изысканным общением?
– О, как ты язвительна на голодный желудок, жена моя!
Я подал руку супруге, и мы чинно проследовали туда, где более быстрые уже дефилировали вокруг столов, уставленных всяческими закусками. Впрочем, места хватало всем, толкаться не пришлось. Мы, не спеша, пробовали деликатесы, которые оказались очень неплохи. А я еще побаловал себя красным вином отменного вкуса, когда кто-то взял меня сзади за локоть. Так бесцеремонно мог вести себя только Колюня Бекешев, наш вице-консул – обладатель баскетбольного роста и густой каштановой шевелюры. Он происходил, как утверждала молва, из семьи потомственных дипломатов, и потому считался у нас мажором, которому многое позволено. Уж не знаю, мы с Колюней были одногодками, и мне он казался вполне вменяемым. Конечно, был не дурак выпить и поволочиться за противоположным полом, так это в дипломатической среде чем-то исключительным не является. Колюней, а не Николаем Ивановичем он был уже во второй командировке. Мне рассказывали, хотя это и звучит как анекдот, что, представляясь послу по первому месту службы, он так и сказал:
– Николай Иванович Бекешев, но можно просто Колюня.
Сейчас Колюня, судя по покрасневшему лицу, уже был под градусом, хотя времени с начала фуршета прошло всего ничего. Скорее всего, вмазал еще до начала. По-моему, он вообще не просыхал с того времени, как получил ранг третьего секретаря, а случилось это знаменательное событие еще месяц назад. Когда мы подходили к нашим дипломатам, Бекишева там еще не было.
– Привет россотрудникам! – поприветствовал меня Колюня.
– Привет надежде российской дипломатии! Что тебе надо?
– Слушай, Сидоров, в консульском для тебя лежит пакет из Москвы, с последней диппочтой пришел.
– Лично для меня? – уточнил я.
– Для твоего агентства. Какая разница-то?
– А такая, что мой шеф живет на территории посольства, ему будет легче заскочить к вам в консульский. Уяснил? Обратись к нему.
– И то правда! – Колюня отсалютовал мне стаканом с виски, судя по цвету, едва приправленным колой. – Хотя… постой-ка, брат мусью! (Из всех русских и иностранных поэтов он уважал одного Лермонтова и постоянно его цитировал). Я звонил ему и получил разъяснение отдать тебе. Что? Трудно заехать? Да?
– Я завтра с утра везу жену в аэропорт, только после. Лады?