Чиновник для особых поручений

© Юрий Каменский, 2019

© Вера Каменская, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Часть I
Неучтенный фактор

Глава 1
Из огня да в полымя

…С пустяка все, в общем-то, началось. Конечно, когда собираешься на «огнестрел», все семь чувств мобилизуются по полной. А тут делов-то, учителку допросить по мошенничеству. В числе прочих доверчивых дур дала деньги на дешевую черную икру. Ну, это же додуматься надо! Так, где эта умница преподает?

Стас заглянул в ежедневник. Гимназия № 1520… а, в Леонтьевском, рядом со старым МУРом. Сам-то он, конечно, этого не застал, здание в Большом Гнездниковском снесли еще до войны.

Погода была на удивление солнечная. Для московского марта явление, прямо скажем, нетипичное. Можно и пешочком пройтись, благо не так уж далеко, а то уже все легкие в кабинете прокурил.

Старший лейтенант Сизов сбежал по лестнице, предъявил постовому на выходе удостоверение и, открыв тяжелые двери, вышел на улицу. Солнышко светило уже по-весеннему, а вот ветерок дул довольно свежий. Он, сощурившись, поглядел прямо на солнце, застегнул до горла молнию на куртке и медленно сошел по ступенькам.

Стайка смешливых студенток торопилась в стеклянную кафешку, окидывая его на бегу оценивающе-озорными взглядами. Следом степенно прошагал пенсионер в профессорских очках, ведя на поводке рыжую таксу с поседевшей мордой. С балкона ее гулко приветствовал басом черный дог, стуча хвостом по ограждавшим его свободу прутьям – видать, старые знакомцы. Бабуля, спеша к подъезжавшему на остановку автобусу, неловко задела его хозяйственной сумкой, и тут же ее саму чуть не сбил с ног скейтбордист, торпедой пролетевший мимо.

Где-то на грани слышимости завывала сирена «скорой помощи», спеша на вызов. В воздухе зависло сизое облако выхлопа от кативших волной машин – еще часок, и начнутся «пробки». У каждого свои дела и заботы, никому до него и дела нет. Неторопливо шагая по Страстному бульвару, Стас думал не о предстоящем допросе. Чего там голову ломать? Все просто. Из головы не выходила вчерашняя книга. Имя у автора было какое-то интересное – Мархуз… или фамилия такая? Он даже забил это слово в «Яндекс», узнав, помимо всего прочего, что это какая-то сказочная зверюга. Уже по этому было ясно, что писатель – большой оригинал.

Книга была написана в жанре альтернативной истории. Такое впечатление, что весь литературный мир просто помешался на этой «альтернативке» – кромсают эту бедную историю кто во что горазд. Впрочем, «Старший царь Иоанн Пятый», не в пример другим сочинителям, написан был весьма занятно. И заставлял задуматься, если уж на то пошло. Хотя бы о том, что наша жизнь – это цепь сплошных случайностей. Вот, к примеру, заболей он сейчас, и все дела, которые у него в производстве, достанутся Мишке.

Не в том даже дело, что сожитель по кабинету будет клясть его последними словами. Просто стиль работы у них очень разный. Михаил, прямой, как ручка от лопаты, работая с подозреваемыми, подавлял их волю. Нет, не кулаками. Битье – последнее дело, чистой воды профанация. Ну, заставишь ты человека протокол допроса подписать, и что? Посидит он недельку в камере, послушает опытных «сидельцев», с адвокатом поговорит – и пошла в прокуратуру «телега».

И не в том беда, что оперу прокурорские и «охотники за головами» ведро крови выпьют. Ее и по надуманным поводам сосут – только в путь! – а просто жулик в судебном заседании ту же песню споет. И будет оправдан, это же вам не старые времена, ведь конец XX века на дворе. Гуманизация, гласность, плюрализм и еще бог знает сколько всякой модной светотени. Спасибо просвещенной Европе, можно подумать, что до них мы щи лаптем хлебали.

Так что Бредбери, пожалуй, в чем-то был прав – если в меловом периоде раздавить бабочку, получишь на выходе другого президента. Другое дело, что никто этой закономерности, конечно, не проследит и примет как должное. Еще и скажет с умным видом: «История не знает сослагательного наклонения». Это она сама вам доложила, что ли?

Визг тормозов хлестнул по нервам, заставив вскинуть глаза. Сверкающий радиатор «лэндкрузера» надвигался на него неотвратимо, и время словно растянулось. Стас уже чувствовал тепло от двигателя, запах сгоревшего бензина, машина надвигалась медленно и неуклонно, как паровоз, идущий под уклон. Тело не успевало уйти с пути, а тут еще нога зацепилась за бордюр.… Он рванулся что было сил, и вдруг… прямо перед глазами возникла храпящая лошадиная морда, в лицо пахнуло едким лошадиным потом. Конец оглобли ударил в грудь, выбивая из легких остатки воздуха. Улица закружилась перед глазами. Последнее, что он услышал, падая на спину – это отборный мат.

…Приходя в себя, он почувствовал неприятный холод на лице, словно его уткнули мордой в подтаявший сугроб. Стас попытался смахнуть это холодное, но кто-то удержал его руку.

– Лежите, молодой человек, – произнес спокойный мужской голос.

В голове все еще продолжалось вращение, он открыл глаза и увидел склонившегося над ним человека с бородкой. Свет раздражал, и Стас опять смежил веки.

«Врач со скорой, – всплыла мысль. – Еще не хватало в „склиф” загреметь. Вот хрен им: вроде не сломано ничего. Неделю продержат, а я потом дела лопатой разгребай. И откуда взялась лошадь?»

А люди, стоя над ним, обсуждали его так, словно его тут не было, или он уже умер.

– Видать, нездешний…

«С чего бы это? Коренной москвич, между прочим…»

– Мериканец, видать. Вишь, штаны строченые. Я одного такого видал…

«Это он о джинсах, что ли? Нашел, блин, диковину – джинсы в Москве… Деревня, что ли? Да их в любом селе…»

– Не помер бы…

«А вот хрен вам, не дождетесь».

Пересиливая себя, Стас открыл глаза и попытался сесть.

– Лежите, лежите, вам вредно шевелиться.

Опять этот, с бородкой.

– Мне лежать вредно, – буркнул Стас. – Времени нет.

Он с трудом поднялся, прислушиваясь к себе. Грудь, конечно, побаливала, но вполне терпимо. Отряхивая брюки, опер мельком бросил взгляд на стоящих рядом людей. То, что с ними «что-то не то», он понял сразу. Но вот что именно не то? Сознание постепенно прояснялось и потихоньку начинало давать оценку той информации, которую, не скупясь, подавали глаза.

Сейчас, конечно, самой странной одеждой удивить кого-либо трудно, но чтобы вот так, все сразу? Словно попал в массовку на киносъемках о «старом времени». Естественно, что извозчик, стоящий рядом с пролеткой, одет, как извозчик начала века. И дама с манто на плечах – ну прямо барыня с картинки, а рядом с ней открыла рот простецкого вида бабенка в плисовой юбке. Сопел и озадаченно скреб пятерней макушку пузатый дядька. Лезли на глаза вывески с «ять». «Ряженые», в свою очередь, пялились на него, как детсадовцы на новогоднюю елку. Сейчас, конечно, каких только сервисов нет… и шоу… кого сейчас этим «ретро» удивишь? Но куча логических нестыковок росла лавинообразно.

Вместо асфальта – брусчатка. По Страстному за все время проехала одна машина – такое же ретро, как и все вокруг. Разные там фаэтоны, пролетки… да и то не слишком много, в сравнении, разумеется, с тем потоком машин, который он видел минут пять-десять назад. И последней каплей – рослый городовой, направляющийся именно к ним. В том, что это был настоящий городовой, Стас даже не усомнился. Три гомбочки на шнуре – городовой высшего оклада или унтер-офицер.

Это только в дурном чтиве герой, оказавшись в непонятном месте, долго щиплет себя за все части тела, пытаясь проснуться. Если человек не пьян и в своем уме, спрашивается, к чему лишние телодвижения? И так ведь видно, что это явь, а не сон. Веди себя соответственно обстановке, потом разберешься, как тут оказался. Когда будет время. Если будет.

– Что случилось, господа? – Городовой вежливо приложил пальцы к козырьку.

– Дык, это… – замялся извозчик.

– Господин городовой, – выступила вперед дама в манто, – вот этого господина иностранца сбила лошадь вот этого извозчика.

Глядит победно, нос кверху – ни дать ни взять отличница, «сдающая» училке шалунов-одноклассников. Ну, погоди, зубрилка…

– С чего вы, собственно, взяли, что я иностранец? – пожал плечами Стас. – К вашему сведению, я потомственный москвич.

– Ну, вы так одеты, – стушевалась дама. – Я прошу прощения, конечно…

Городовой, повернувшийся к извозчику, замер и вновь обратил взор на Стаса.

– Действительно, сударь, одеты вы, прошу прощения, более чем странно.

С легкой руки «совковых» писателей облик городового царской России сформировался как стереотип гоголевского Держиморды – эдакий здоровый бугай, причем обязательно хамоватый и не дурак кулаком в рыло зарядить. И сейчас Стас с интересом разглядывал унтера. Ну, разве что здоровый, конечно: рост за сто девяносто, это точно. Литые плечи, ни грамма лишнего веса, кисти рук (именно они очень многое говорят об уровне подготовки) как у хорошего бойца – широкое запястье, крепкая ладонь, пальцы сухие и сильные.

В остальном, как говорится, с точностью до наоборот. Держится, как профессионал – уверенно, но без хамства. Глаз цепкий, как у хорошего опера. Когда он окинул Стаса быстрым взглядом, тому, грешным делом, показалось, что он и ствол под курткой засек. Хотя, по идее, не должен бы…

– Будьте любезны, господин москвич, предъявить мне свой паспорт. И вы документы свои несите, – это уже извозчику.

Тот вздохнул и покорно поплелся к пролетке.

– Ну-с…

– Паспорта у меня с собой нет, – спокойно ответил Стас, лихорадочно соображая, стоит ли предъявлять служебное удостоверение. «Ксива» действительна до 1995 года. Трудно предсказать реакцию городового на такой документ. Ни черта, конечно, не понятно, но то, что он каким-то макаром провалился во времени – печальный факт. «Бритва Оккама» сбоев не дает – ничем другим происходящее объяснить было нельзя.

– Ну, что ж вы так-то… – Полицейский укоризненно покачал головой. – Разве вам неизвестно, господин…

Он вопросительно посмотрел на Стаса.

– Сизов Станислав Юрьевич.

– …господин Сизов, что при ношении оружия паспорт обязательно нужно иметь при себе? Это же у вас пистолет под курткой, я не ошибаюсь?

Пока он произносил эту тираду, Стас уже прокачал вариант – как ему в этой дурацкой ситуации поступить.

– Господин городовой, у меня есть служебное удостоверение. Но, боюсь, если я его предъявлю, ситуация запутается еще больше.

– И что вы предлагаете?

По глазам полицейского было видно, что он тоже прокачивает возможные варианты.

– Я прошу вас сопроводить меня в полицейское управление. Это ведь рядом, если не ошибаюсь? К господину извозчику у меня претензий нет. Но его данные я бы записал, на случай, если вы в моем рассказе усомнитесь.

– Гм, – хмыкнул унтер. – Нечасто, надо сказать, меня самого приглашают пройти в управление. Обычно бывает наоборот. Запоминать извозчика нужды нет, потому что он нас и довезет. Не так ли, Артем Ефимыч?

– Дык, мы завсегда, – просиял возница, у которого после слов Стаса, было видно, камень с души свалился. – Прошу!

– Вы позволите мне сесть вперед? – любезно поинтересовался у стража порядка Стас.

Он предпочел не дожидаться приглашения унтера. Ежу понятно, что тот спину не подставит.

– Сделайте одолжение, – чуть заметно усмехнулся тот.

«Не задержание, а прямо светский раут какой-то, – подумал Стас, усаживаясь на мягкое сиденье. – Цирлих-манирлих».

Городовой, придерживая шашку, уселся напротив, извозчик свистнул, и под цокот кованых копыт пролетка проворно свернула в Большой Гнездниковский.

«Вот же занесла нелегкая, – мелькнуло в голове. – И что родителям сообщат? Пропал без вести при исполнении?»

А может, его обратно в свое время перекинет? Нечто подобное он краем уха слышал… или читал… и, что самое смешное, зафиксированы такие случаи были именно в царской жандармерии, да еще парочка за границей – кажется, в Англии.

…Как и ожидал опытный опер, пролетка остановилась не у главного крыльца.

По знаку городового извозчик придержал лошадей у незаметного подъезда.

– Всего вам, ваше степенство, – пожелал он в спину Стасу.

– Ждите здесь, – обронил унтер. – Вас вызовут. Проходите, пожалуйста.

Они прошли длинным коридором, поднялись по лестнице, прошли еще одним коридором, затем снова спустились.

– Сюда, – указал городовой на тяжелую дверь из темного дерева.

Войдя, Стас сразу понял, что его привели в дежурную часть. Попади он в любое государство, дежурку ни с чем не спутаешь. Те же запахи, те же звуки, за стойкой – к бабке не ходи – дежурный. И плевать, что форма на нем не серая, а звезд между двумя просветами не одна, а две. Один взгляд, брошенный на них, едва они шагнули через порог, сказал все. Повинуясь жесту городового, Стас присел на деревянную лавку рядом с барьером. Мысленно усмехнулся, приметив за стопкой бумаг, на тумбочке, медный чайник.

– Кого привел, Семенов? – Привстав, дежурный с любопытством оглядел Стаса (смотрел, конечно, в основном на одежду).

– Непонятный случай, господин пристав, – сдержанно произнес городовой.

– Угу, – буркнул тот. – У меня этих случаев полный «собачник». Пиши донесение и шагай на пост. Дойдет очередь, разберусь.

– Извините, господин пристав, – твердо сказал Семенов. – Случай, действительно, неординарный. Господин Сизов, покажите нам свое удостоверение, сейчас самое время. И пистолетик ваш, будьте любезны.

Стас, изрядно вспотевший в кожаной куртке, вжикнул «молнией» и, достав красную корочку, подал ее Семенову. Тот, не спуская с него взгляда, передал документ приставу. Затем опер плавным движением расстегнул «оперативку» и, медленно вытянув двумя пальцами родной ПМ, протянул его городовому. Тот с удивлением осмотрел пистолет.

– А я-то думал, что все оружие знаю, – озадаченно посмотрел он на дежурного. – Приходилось вам видеть такое?

– Это что, бельгийский? – спросил пристав, взяв оружие у Семенова.

– Русский, – криво улыбнулся Стас.

Как ни просчитывал он свое положение, все равно выходило безрадостно. Исход варьировался от «плохо» до «полный п. дец». Что не радовало, конечно.

– Это где у нас такое? – услышал он и поднял голову.

Дежурный пристав, раскрыв его служебное удостоверение, пялился в него, как та коза на афишу.

– Министерство внутренних… Эс-эс-эс-эр… и печать какая-то странная….

– Действительно до восьмого августа тысяча девятьсот девяносто пятого года, – прочитал Семенов и посмотрел на Стаса. – Да, сударь, вы были правы, пригласив меня сюда. Ну, я все-таки надеюсь, что вы как-нибудь сможете это объяснить.

– Объяснить-то не вопрос, – хмыкнул тот, решив плюнуть на все и идти, что называется, «ва-банк». – Сможете ли вы поверить моим словам?

– Ну, я тут столько сказочников уже видел, – хмыкнул пристав. – Одним больше, одним меньше….

И Стас рассказал. Спокойно, не торопясь, по порядку. Когда он назвал свой год рождения, оба слегка приподняли брови. После эпизода с джипом и сменившим его извозчиком дежурный кивнул Семенову на дверь, и тот, не проронив ни звука, вышел. Вернувшись минут через десять, он положил на стол дежурного густо исписанный бланк.

– Извозчик полностью подтверждает, что сей господин возник из ниоткуда прямо посередине улицы. – На вопросительный взгляд пристава он добавил: – Договориться они не могли. Господин Сизов в сознание приходил на моих глазах. Да, и….

Городовой махнул рукой. Это и без слов было понятно – на кой ляд извозчику это надо?

– Ну, и что делать прикажете? – потер щеку дежурный. – Решительно теряюсь….

– Вы можете мне сказать, – нарушил паузу опер, – какое сегодня число? И какого года?

– А, ну да, – кивнул пристав. – Ваш интерес понятен. Двадцать седьмое августа тысяча девятьсот одиннадцатого года.

– Ладно, господин пристав, пошел я на пост. История, конечно, интересная, но недосуг.

– Иди, иди, Семенов. И в самом деле…

– Прощевайте, господин Сизов. Надеюсь, увидимся еще. Очень мне хочется поспрашивать вас кое о чем. Если не возражаете, конечно.

– Не возражаю, – вздохнул Стас. – Куда я теперь денусь….

Когда за городовым закрылась дверь, он вдруг хлопнул себя по лбу.

– Погодите, господин пристав… у вас ведь Кошко Аркадий Францевич командует?

– Статский советник Кошко – глава нашей полиции. Значит, сохранилось его имя в анналах истории?

– Сохранилось, – кивнул Стас. – А правда, что к нему на прием любой человек с улицы попасть может?

– Правда, – кивнул тот.

– Нужно мне кое-что важное ему сообщить. Как вы понимаете, мне многое известно.

– Понимаю, – посерьезнел пристав. – Ежели вы, господин Сизов, не мистификатор, от вас большая польза выйти может. Сейчас вас проводят. Коренев!

Из смежного помещения вышел высокий молодой человек, одетый, как щеголь.

«Рубите мне голову, если это не опер», – поймав быстрый изучающий взгляд, подумал Стас.

– Коренев Владимир Иванович, сыщик, – представил его дежурный. – А это господин Сизов Станислав Юрьевич, наш коллега. Владимир Иванович, проводи господина Сизова к Аркадию Францевичу. Я его по телефону предупрежу.

Они снова отправились в путешествие по длинным коридорам. На сей раз шли недолго. Корнев несколько раз незаметно, как ему казалось, бросал любопытные взгляды на одежду Стаса, но не заговаривал.

Наконец они остановились перед дверью, на которой красовалась металлическая табличка со словом «Приемная». Открыв ее, сыщик пропустил опера вперед. Сидящий за столом полицейский офицер при их появлении вежливо встал.

– Это вы – господин Сизов? Аркадий Францевич ожидает вас.

Глава 2
Сыщик и опер

Ну прямо как в кино! Портрет царя Николая на стене, тяжелые бархатные шторы и соответствующая времени обстановка – полный антураж. Из-за массивного стола навстречу ему поднялся высокий плечистый мужчина с пышными усами – в точности как на портрете в книге.

– Здравствуйте, Аркадий Францевич.

– Присаживайтесь, пожалуйста! – Русский Шерлок Холмс радушным жестом показал на кожаное кресло. – Как вас прикажете величать? Спасибо, Владимир Иванович, можете быть свободны.

Молодой сыщик, положив перед наальником пистолет и удостоверение, неслышно исчез за дверью.

– Итак?

– Стас. Станислав Сизов. Сыщик.

– А, коллега… – Кошко, раскрыв удостоверение, внимательно изучал его. – Оперуполномоченный, хм… что за странная должность, право слово….

– Что тут странного? – пожал плечами опер. – Хотя да… опер – упал – намоченный. Это у нас так прикалываются… шутят, в смысле.

– Забавно, – хохотнул сыщик. – Упал – намоченный! Умеет русский народ что-нибудь эдакое вывернуть….

– Раньше вообще-то нас звали инспекторами уголовного розыска.

– Ну, гораздо благороднее звучит, – одобрительно кивнул статский советник. – А то упал – намоченный… дурной вкус. Вы в каком году свет увидели, господин Сизов?

– В шестидесятом, – ответил Стас и, уже ответив, сообразил, что матерый сыщик попросту заговаривает ему зубы. – В тысяча девятьсот шестидесятом.

– И пистолет ваш изготовлен аккурат в год вашего рождения, – задумчиво сказал Кошко. – Прямо тебе Герберт Уэллс. И что, машина времени изобретена? Нет, судя по вашим показаниям.

– Нет, не изобрели еще.

– Я так и понял. Знаете, что мне нравится во всем этом происшествии, так это полнейшая его нелепость.

– Ну да, – кивнул Стас. – Выдумать можно было и чего-нибудь пополезнее.

– Вот именно, – кивнул знаменитый сыщик. – Пополезнее, верно изволили заметить. Ничего, кроме головной боли, вам эта история не сулит.

– Это уж точно, – буркнул опер.

Аркадий Францевич потер лоб.

– Рассуждая меркантильно, для вас сие приключение – как зайцу курево, а вот для меня, как для сыщика, это дар свыше… Вы, смею надеяться, в гимназии по истории Отечества хорошо успевали?

– Успевал, – с кривой усмешкой кивнул Стас, вспомнив учебник «История СССР». – А самое главное, сам потом по истории нашей книги читал. Для вас я, конечно, ценный источник информации, козе понятно.

Кошко, конечно, отметил сарказм, прозвучавший в ответе собеседника, но никак на это не прореагировал, только бровь чуть заметно поднялась.

– И про меня память сохранилась?

И по тому, как он это спросил, Стас понял, что вопрос не праздный.

«И тебе ничто человеческое не чуждо», – ухмыльнулся он про себя.

– Про вас помнят, – кивнул он. – Вас ставят нам в пример. Вас называют русским Шерлоком Холмсом.

– Приятно, конечно, слышать. Но я совсем заговорил вас, прошу прощения.

Он снял телефонную трубку.

– Сергей Иванович, будьте любезны, закажите в ресторане обед на две персоны. Нет, сюда. Благодарю вас.

– Ну вот, – улыбнулся Кошко. – Сейчас отобедаем, чем Бог послал, а потом, уж не обессудьте, вы мне расскажете о вашем прошлом, а я послушаю про наше будущее, прошу прощения за каламбур.

…Статский советник аккуратно промокнул усы хрустящей салфеткой. Адъютант внес накрытый салфеткой поднос, на котором стоял накрытый чайник, серебряная сахарница и два чайных стакана в подстаканниках.

– Благодарю, Сергей Иванович.

Кивнув, офицер неслышно исчез за дверью.

– Чай, я полагаю, в России пить не перестали? – поинтересовался Кошко, наполняя стаканы темным, как деготь, напитком.

– Не перестали, – кивнул Стас, отхлебывая из стакана. – Такого, правда, редко попить удается. Спешка, гонки. Пакетики больше.

– Шелковые, как у китайцев, что ли?

– Бумажные, – тяжело вздохнул опер.

– Бумажные? – удивился сыщик. – Ну, это, воля ваша, моветон чистейшей воды. Как можно?

– Бог с ним, с чаем, – решительно мотнул головой Стас. – Есть дело, которое отлагательства не терпит. Через четыре дня, в Киеве, студент Дмитрий Богров выстрелом из револьвера убьет Петра Аркадьевича Столыпина.

– Подробности помните? – Кошко сразу подобрался, как перед прыжком.

– Царь со всем двором будет находиться в Киеве. Там же, естественно, будет и премьер-министр.

Стас рассказывал сухо, коротко, отстраненно. Эмоции кончились, началась работа.

– Начальник Киевского Охранного отделения… по-моему, фамилия – Кулябко…

Кошко молча кивнул.

– …от своего агента Дмитрия Богрова получил информацию, что ночью в Киев прибыла женщина, на которую боевой дружиной возложено произвести террористический акт – убийство Столыпина.

Богров сказал, что знает ее в лицо и поможет, если что, опознать. Кулябко выписал ему пропуск в театр. Богров прошел туда и произвел в премьер-министра два выстрела из револьвера. От мгновенной смерти того спас орден, в который попала пуля. Изменив направление, пуля миновала сердце. Пятого, если не ошибаюсь, сентября, Столыпин умрет в больнице. Говорят, существовала версия, что Богров выполнял задание охранки.

Все время, пока Стас рассказывал, сыщик слушал его не перебивая. За все время он не задал ни одного вопроса. Когда опер замолчал, Кошко долго сидел, что-то обдумывая. Стасу нетрудно было просчитать ход его мыслей. Он сам, окажись на месте Кошко, пробивал бы два направления. Первое – не является ли его странное появление частью гигантской дезы? Непонятно, конечно, с какой целью, но когда ясно станет – поздно будет. В политике порой такие многоходовки прокручивают, гроссмейстер курит! А второе – если это правда, то как уберечь премьера, который по жизни советов не слушает, а прет, как бык на красный свет? Задачка не для первого класса, прямо скажем.

– Значит, есть такая версия, что начальник жандармского отделения этому поспособствовал? – сказал наконец Аркадий Францевич. – Кулябко, конечно, бурбон и дурошлеп, каких поискать… но человек честный.

– У меня такое впечатление, что его попросту переиграли, – решился вставить Стас.

Кошко молча кивнул, продолжая что-то обдумывать.

– Значит, так, господин инспектор… кривить душой не стану, есть у меня соображения на ваш счет. Как «про», так и «контра», уж не обессудьте. Коли сами сыщик, то, стало быть, знаете, что в нашем проклятом ремесле доверие дорогого стоит… Но ставки больно высоки. Потеряем Петра Аркадьевича – Россию просрем, прошу прощения.

Он испытующе посмотрел на опера. Стас молчал. Прав был известный сыщик, чего уж там.

– Сделаем мы вот что, – продолжил Кошко. – Я назначаю вас чиновником для особых поручений. Формальности наверху утрясу сам, это моя печаль. Но коли окажется, что вы, сударь, мистификатор, не обессудьте – застрелю сам.

– Я согласен, – спокойно сказал Стас. – О Столыпине и у моих современников такое же мнение. Только главная беда не в террористах, а в царе. Слабоват ваш самодержец, вы уж извините, если чего нарушил невзначай.

– Он уже не только наш, но и ваш тоже, – с нажимом сказал сыщик. – И «нарушил», смею заметить, не то слово. Впредь советую думать.

– Вот вы и додумались, – непримиримо буркнул Стас. – Премьера грохнули, потом сообща Россию большевикам слили. А через восемьдесят лет опера в кабинетах вешаться начали, потому что семья голодом сидит, а зарплату по три месяца не платят.

Его понесло. Но вызывающий взгляд опера натолкнулся на растерянные глаза великого сыщика. Там была такая неприкрытая боль, что Стасу стало стыдно.

– Как такое может быть? – тихо спросил Кошко.

– Простите, – Стасу стало нестерпимо стыдно, словно маленького ребенка по лицу хлестанул. – Простите меня, Аркадий Францевич. У нас там последнее время не все благополучно было. Вам рассказать – не поверите. Да, и не стоит, наверное….

– Стоит, – твердо сказал сыщик. – Но об этом позже. Коли все так, как вы говорите, это поломать надо. Но сейчас главное – Петра Аркадьевича уберечь. Вы, как, – перевел он разговор в более насущное русло. – Свое оружие предпочитаете или из нашего арсенала лучше взять? Боюсь, что такого типа патронов сейчас не найти. Разве что…

Он, осмотрев ПМ, умело отжал защелку, вытащил магазин и, выщелкнув патрон, покрутил в пальцах.

– …от парабеллума Борхард-Люгера подойдет?

– Нет. Этот на миллиметр короче. И тип другой. Вот парабеллум я бы взял. Можно?

– А почему нет? – пожал Кошко могучими плечами. – Парабеллум так парабеллум. Ну и переодеться, конечно, нужно. В эдаком-то виде вас бог знает за кого примут. При вашей новой должности невместно, знаете ли.

– Да кто спорит! – согласился Стас. – Только вот наши деньги тут не в ходу, а ваших у меня, сами понимаете, нет.

– Позвольте полюбопытствовать.

Сыщик взял протянутую двадцатипятирублевку, внимательно ее осмотрел, потер лоб.

– Вот этот профиль мне, воля ваша, кого-то напоминает.

– Ну да, – ухмыльнулся Стас. – Сейчас-то он, пожалуй что, в розыске. Владимир Ильич Ульянов−Ленин, основатель первого в мире государства рабочих и крестьян.

– Основатель государства? – брезгливо покривил губы Кошко. – Адвокатишка этот, социалист?

– Вот потому они вас и сожрали, – безжалостно сказал опер. – Не принимали вы их всерьез. А они с вами либеральничать не будут. Ладно, не ко времени эта тема, потом расскажу со всеми подробностями. Про сон дня на три забудете, ручаюсь.

…Через два часа старший лейтенант милиции Сизов, а ныне чиновник для особых поручений при главе российского сыска входил в кабинет Кошко. На сей раз он был одет в серый двубортный костюм из шерстяной ткани. Одежда, в принципе, не слишком-то отличалась от той, к которой он привык. За исключением разве что котелка. Но в эти годы появляться на улице без головного убора было решительно не принято.

В кармане лежала солидная пачка денег и документ, удостоверяющий, что Сизов Станислав Юрьевич вам не абы кто, а о-го-го. И как завершающий штрих его нового положения – новенький парабеллум, привычно засунутый за ремень брюк.

– Проходите, Аркадий Францевич вас ожидает, – сообщил адъютант.

– Благодарю вас, Сергей Иванович, – вежливо отозвался Стас, открывая двери.

Уже на самом пороге он быстро глянул через плечо и поймал взгляд, полный неприязни. Да, не любит его адъютант, это ясно, так что и к бабке не ходи. Хотя с чего бы, кажется? Или он всех не любит, кто к его шефу слишком приближен?

– Ну вот, совсем другое дело, – приветствовал его статский советник. – Сейчас подадут машину. Поужинаем в поезде, время дорого.

…Привокзальная площадь встретила их звонкими воплями мальчишек, продающих газеты, которые лихо лавировали меж публики, и криками бойких лоточников, предлагавших горячие, с пылу с жару, пирожки, бублики и прочие печеные вкусности.

На перроне все было чинно – звон колокола, отметившего прибытие состава, пыхтение паровоза, окутанного шипящим паром. И никакой тебе суеты и нервозности при посадке в вагоны. Носильщики в фартуках таскали чемоданы, баулы и саквояжи отбывающих пассажиров под ленивым взглядом дежурного.

А перрон жил своей жизнью. Грудной смех дамы в длинной накидке и галантный поклон провожавшего ее офицера. Веселый щебет малышей, которые под присмотром тощей maman и дородной няньки проследовали в соседний вагон. Чопорный немец важен и невозмутим, а следом семенит «колобок» в котелке и при монокле. На него насмешливо поглядывают молодые офицеры и весело смеются, полные молодости и юношеской бесшабашности. Ага! Сделали стойку на миловидную девицу. М-да, ничто не ново в этом мире!

Раздался первый удар колокола, и провожающие покинули вагоны. На второй удар паровоз ответил свистком и запыхтел, выбрасывая в небо клубы дыма. Поезд вздрогнул, дернулся и, сдвинувшись с места, стал набирать ход. Стас, думая о своем, провожал взглядом уплывающий перрон. Заглянувший в дверь кондуктор вежливо поинтересовался, не изволят ли господа откушать чаю или предпочитают пройти в ресторан. Однозначно, здесь обслуживание пассажиров на должном уровне, это вам не брезгливо-хамский сервис из его времени.

Он постепенно вникал в жизнь этой России и ловил себя на мысли, что ему искренне жаль терять ее такую… За окном вагона проплывала черная, как чернила, ночь с редкими огоньками полустанков.

– Поверьте, Станислав, – вздохнул Кошко, добавляя по чуть-чуть коньяка в стаканы с чаем. – Я ведь старый сыщик, битый-перебитый. То, что вы мне правду говорите, я и так вижу. Не могу понять – продолжал он, – как так могло случиться, что государь вообще с этой, прости Господи, швалью, в переговоры вступал? В девятьсот пятом всех этих робеспьеров один Семеновский полк разогнал, как ветер осенние листья. Где же лейб-гвардия была? Только не говорите, что и они измене предались.

– Не предались, – грустно покачал головой Стас. – Сгинули в Пинских болотах. Он их сам туда направил. Вот так-то, Аркадий Францевич.

Этому диалогу предшествовал долгий рассказ. Стас, щадя сыщика, провел экскурс в отечественную историю. Правда, про самые крайние моменты – про сажание священников на кол и прочее средневековье – он, пожалев нервы собеседника, слишком-то не распространялся. Кошко за глаза хватило и того, что он услышал. Про разгул терроризма он и так был в курсе. Про русско-германскую войну тоже слушал спокойно. Рассказ про расстрел царской семьи заставил статского советника стиснуть зубы, только желваки заходили на скулах.