S-T-I-K-S. Цвет ее глаз

© Каменистый А., Холодова А., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

«Внимание! Любое посягательство на эту иммунную считается актом агрессии против Азовского Союза. Виновники подлежат уничтожению на месте или занесению в черный список первой категории.

Всем военнослужащим и гражданским лицам Азовского Союза от лица Гражданского Совета приказываю немедленно доставить эту иммунную в Центральный стаб, обеспечив охрану и сведя к минимуму ее общение с посторонними.

В том случае, если она будет обнаружена мертвой или погибнет при транспортировке, приказываю принять все необходимые меры для оперативной доставки тела в один из двенадцати главных стабов. Также следует обеспечить сохранность тела.

Если тело значительно повреждено или оперативная доставка затруднена, приказываю его похоронить. Для этого желательно выбрать место, где произрастают цветы (луг, поле, клумба). На тело, по возможности, надеть белое платье, на могилу возложить белые орхидеи (или другие белые цветы). В том случае, если произвести захоронение невозможно, тело следует уничтожить (подрыв, сжигание), или надежно скрыть на стандартном кластере накануне перезагрузки, или привести в неузнаваемый вид. Личный браслет необходимо снять (перерезав крепление ремешка алмазным инструментом или ампутировав руку) и доставить в канцелярию ВСП департамента.

Дата. Подпись представителя ВСП департамента. Отпечаток пальца воспитанницы. Ментат-метка воспитанницы. Группа крови и Rh воспитанницы. Рост. Цвет волос. Цвет глаз. Особые приметы. Номер в каталоге».

Стандартная форма записки при браслете-маяке воспитанниц средних и старших групп Цветника.

Глава 1
Нужно больше розового

С мишенью мне сегодня не повезло. Всем нормальные достались, в том смысле, что грязные, с одеждой жуть как все плохо, лица несимметрично расплывшиеся – будто недогоревшие свечи, на голове полный кавардак, ну и дальше по списку полный комплект нехорошего. А мой издали почти на нормального человека похож, а не на дергающуюся на привязи уродливо выгнувшуюся фигуру типа, мечтающего лишь об одном – освободиться от пластиковых пут, после чего слопать меня с чавканьем и хрустом, не теряя время на возню у плиты.

То есть сырой и даже живьем.

Вот уж мишень так мишень, ее будто специально подобрали, чтобы настроение в хлам испортить. Полноватая тетка лет сорока в нелепой двухцветной юбке и такой же дурацкой блузке, причем свободный верх, ни капельки не сочетался с зауженным низом. Она явно и до заражения была не очень-то адекватной, ведь это уже даже не безвкусица, это откровенная глупость, способная изуродовать самую идеальную фигуру. На живой такое сочетание смотрится смешно, на такой, конечно, все по-другому, смеяться никому не захочется. Пусть юбка и омерзительно грязная, как это всегда бывает с нижней частью одеяния тех бродячих, которые еще не растеряли свои тряпки, но волосы почти в порядке, лицо даже можно принять за нормальное, просто сонное, и под глазами чернеют вытянутые синяки, похожие на натеки некачественной туши. Семикратный оптический прицел позволяет даже с такого расстояния различать аккуратные пятнышки ярко накрашенных ногтей, а ведь они чуть ли не в первую очередь меняются до неузнаваемо-уродливого состояния. По всему заметно, что моя цель переродилась недавно.

Возможно, еще вчера она была нормальным человеком. На что-то надеялась, чего-то боялась и пыталась узнать, почему мир так жестоко изменился и за что ее посадили в клетку вместе с такими же ничего не понимающими людьми. А потом – раз, и нормальные мысли остались в прошлом, теперь ей хочется только есть без оглядки на диету, причем есть особую пищу, без которой зараженные быстро теряют силы и перестают развиваться.

Ее, разумеется, хорошенько накормили, чтобы побыстрее двигалась, после чего связанную привезли сюда – в место, где нашли смерть немало таких же.

Совсем свежая, не настолько изменившаяся, как остальные, вот и дергается поменьше других, а ведь именно рваные движения издали выдают их нечеловеческую сущность – у нормальных людей моторика иная. Этим бегунам дистанция до огневого рубежа – мелкая помеха не только для ног, а и для глаз, ушей и, разумеется, – носов. Прекрасно нас чуют, ведь мы не пытаемся скрываться, а наши сопровождающие специально привлекают внимание зараженных, то и дело размахивая красными флажками. Всем известно, что для потерявших разум красный и оранжевый цвета – самые ненавистные, а уж если окрашенные в них объекты двигаются, твари приходят в неописуемое бешенство.

Один даже руку свою грызть начал – возбудился не на шутку.

Нас на рубеже одиннадцать, плюс Ворона и Соня маячат за спинами. Сопровождение сюда не подпускают, гвардейцы держатся в отдалении, лишь офицер с сержантом уселись на раскладные стульчики шагах в двадцати и лениво таращатся в установленные на штативах подзорные трубы. Десяток с лишним мертвяков, привязанных ко вбитым в землю кольям, изо всех сил стараются порвать путы и помчаться в сторону людей. Для них это лакомая еда, причем ее много, хватит, чтобы восстановить силы, насытиться до отвала, дать богатую пишу прожорливому механизму перерождения, который, в случае удачи, со временем превратит их в настоящих монстров, а не в эту печально-отвратительную пародию на людей.

Этих точно не превратит, сейчас они умрут окончательно. Но такую судьбу можно даже назвать везением, ведь им пусть и ненадолго, но удалось пережить остальных – тех, с кем оказались в одном загоне вскоре после прибытия.

Ворона подошла к сидящему на стульчике сержанту, о чем-то с ним поговорила и, развернувшись, своим, на зависть хорошо поставленным, голосом произнесла:

– Дистанция до цели – сто девяносто метров. Стрелять только по своим номерам и только после того, как их выпустят.

С таким прозвищем ей полагается каркать, но даже я не могу не признать – голос у нее на редкость мелодичный и на мужчин действует безотказно. Вон, все до единого гвардейцы в ее сторону покосились, а ведь они стараются сдерживаться в проявлениях своих чувств.

На плоском дне этой громадной ямы мы очутились уже далеко не в первый раз. Впервые такое со мной случилось в одиннадцать лет, в тот день я впервые подержала в руках настоящее оружие, а не пневматику или страйкбольные игрушки. И убила тоже впервые. При первых выездах мертвяки так и оставались на своих кольях, некоторые из них получали от нас множество пуль, прежде чем неопытные воспитанницы наконец дарили им покой. Затем задача усложнилась – мишени начали отпускать, и с тех пор порядок действий не менялся. Однако воспитательницы все время повторяют одно и то же, разве что цифра дистанции каждый раз другая.

Зараженных для нас привозят не самых слабых, но и сильными их не назовешь, ведь в загонах они не успевают как следует развиться даже при обильной кормежке. Но все равно достаточно шустрые, и это расстояние преодолеют быстро. На середине дистанции проведена черта из насыпанного поверх чахлой травы и песка толченого мела. Ее уже давно не подновляли, дождями успела размыться, да и затоптали сильно при выездах, но все равно разглядеть можно. Если чья-то мишень пересечет белесую линию, воспитанница получит выговор.

Но только не я, моя цель так далеко не уйдет.

День, как назло, солнечный, а мое ненормальное зрение с солнцем не очень-то дружит. Пришлось несколько раз с силой зажмуриться, заставляя глаза работать как следует, а затем, не напрягая правый и не прикрывая левый, расслабленно уставилась на цель. В цифре, озвученной Вороной, я не нуждалась, потому что заранее побеспокоилась высчитать дистанцию по сетке «Mil-Dot», таблицу для своей винтовки помню прекрасно и знаю, что целиться нужно одной отметкой ниже перекрестья.

Некоторые предпочитают выждать, пока мишени почти доберутся до черты. Думают, что с такого расстояния свалить их куда проще. В чем-то я с ними согласна, но в чем-то категорически нет. Опыт всех выездов подсказывает, что в первую очередь зараженных привлекаем не мы, а флажки в руках гвардейцев. Да и сами гвардейцы тоже не могут их не интересовать. В привилегированные подразделения не набирают обделенных мускулатурой и отбраковывают тех, чей рост меньше ста восьмидесяти сантиметров. Такая гора мяса ни одного мертвяка не оставит равнодушным, мы со своими идеальными пропорциями на фоне плечистых высоченных солдат вкусными блюдами не смотримся.

Наша позиция напротив кольев, но зараженные побегут не прямо на нас, они неизбежно начнут смещаться вправо и влево по направлению к лакомым солдатам. И чем ближе, тем заметнее будет угловое смещение, а так как пули долетают до цели не мгновенно, придется учитывать движение мишеней. Это не так уж и трудно, но зачем мне лишние сложности, если можно легко обойтись без них.

Неразвитые мертвяки непроходимо тупы: некоторые не сразу осознают, что освободились; некоторые от чрезмерного рвения в этот момент валятся с ног. И те и другие оставляют чуточку времени на то, чтобы поразить их головы без поправок на движение. Также можно убить одним выстрелом, если попасть в верхнюю часть позвоночного столба, но по мне – такое проделать куда труднее. Поэтому я всегда выбираю мозг, на начальной стадии он у них не изменен и прикрыт обычными человеческими костями, до «живого булата» зрелых зараженных или, тем более, необъяснимых чудес живучей элиты им бесконечно далеко.

Теперь остается самое главное – не прозевать момент, когда сержант нажмет на кнопку. В моей винтовке всего один патрон, еще два я зажимаю между пальцев, но за последние десять стрельб я обращалась к ним лишь трижды, считая случай с осечкой. Но даже в тот раз это подарило мертвяку не больше пяти дополнительных секунд жизни.

Хотя какая же это жизнь? Кошмарное существование.

Нелепо одетая женщина резко дернулась, в тот же миг до ушей донесся слитный треск одиннадцати детонаторов, которые одновременно разорвали пластиковые хомуты, удерживающие мертвяков возле кольев. И сразу вслед за этим звонко ударил мой выстрел. Винтовка очень красивая, но не очень-то практичная, ведь предназначена для охоты на некрупную дичь и лучше всего себя проявляет при уничтожении пустых бутылок ради развлечения – примерно так о нашем оружии отзывались гвардейцы. Зато отдачи почти нет, я легко успела вернуть прицел, поймав в него свою цель. На миг неприятно удивилась, увидев, что она даже не думает умирать, но тут же успокоилась – мишень неловко упала на колени, затем завалилась вперед, оперлась на тут же подломившиеся руки, зарылась лицом в песок, ноги ее конвульсивно задергались, и эти движения быстро затихали.

Все как обычно, похожие картинки я видела не знаю уже сколько раз. Кто-то принимает пулю мгновенно, кто-то может продержаться секунду-другую, а то и больше, но заканчивают все одинаково.

Прости меня, тетенька, но, думаю, ты вряд ли мечтала стать прожорливым монстром, так что я просто подарила тебе покой.

Но все же это свинство – ставить мишенью мертвяка, так похожего на обычного человека. «Спасибо» Вороне, определила на этот номер именно меня.

Вот ведь гадюка сладкоголосая.

Кроме моей мишени, от своего столба не успела удалиться еще одна – четвертая. Тинка с винтовкой – все равно что черепаха с велосипедом, она совершенно не умеет попадать по движущимся целям и потому с переменным успехом старается повторять мой прием. На этот раз успешно.

Вот упала еще одна фигура, девятая – Саманта отличилась, что очень даже удивительно, ведь стреляет она отвратительно, трех патронов ей хватает далеко не всегда. Миа своему попала в ногу, да так серьезно, что тот свалился и теперь пытается неуклюже ползти, зачем-то высоко вздернув грязный зад. Далеко не уйдет, он почти неподвижный, таких легко добивать.

До белой линии добрались лишь два мертвяка, причем один сильно хромал – тоже ногу зацепили. Вторая и десятая мишень – как обычно отличились Мишель и Кира. Самое смешное, что Кира стреляет даже лучше меня, но только из пистолета, и только из малого калибра. Все остальное у нее из рук валится, такие вот странности.

– Отставить стрельбу! – приказал сержант. – Гвоздь! Чердак! Зачистить оставшихся! Джигит, бери своих и собирайте манатки! В темпе!

Я на эти грубые крики даже не шелохнулась. Для нас гвардейцы – не указ, надо дождаться воспитательниц, и до этого момента любоваться не слишком привлекательным зрелищем – гвардейцы Гвоздь и Чердак с неуклюжей картинностью собираются убить подбегающих мертвяков грубым оружием, похожим на кирки. Патроны слишком ценны, и без того на нас перевели десятка два, если можно обойтись без них, обходятся такими штуками или даже простыми топорами. Выглядит, конечно, тошнотворно, но эти одноклеточные громилы почему-то искренне верят, что мы когда-нибудь хором запищим от восхищения, глядя на их омерзительные «подвиги».

Наша система воспитания подразумевает почти полное отсутствие общения с мужчинами, в том числе и с гвардейцами. В идеале мы даже прозвища их знать не должны. Но почему-то знаем не только прозвища, но и то, что Гвоздь раньше был помощником у ментатов и почти не выбирался из подвалов Главного Управления Безопасности, где неоднократно принимал участие в допросах задержанных, в том числе и с применением пыток. А Чердака, за его заслуги на восточных рубежах в прошлом году, премировали женой из свежих, и он спустя неделю так сильно ее избил, что ей пришлось почти две недели провести в больнице, после чего их подвергли разводу, а такое считается тем еще позором.

Пусть оба как угодно пыжатся, но ни одна из нас даже не улыбнется на потуги столь несимпатичных типов. Ну разве что Лола, но она и мертвяку готова улыбнуться. Ей дай волю, она так и будет ходить с вечной улыбкой крайне недалекого человека – позитива у нее на пятерых.

– Мишель, Кира, мы вами недовольны, – с легкой укоризной произнесла Ворона. – Что вы можете сказать по поводу случившегося? Тем более у вас это далеко не первый раз.

– У меня живот болит так лежать, – попыталась отмазаться Кира.

Мишель благоразумно промолчала. На вид она столь же недалекая, как Лола, но ума у нее все же чуть побольше. Вот и сейчас прекрасно понимает, что любые оправдания бессмысленны.

Воспитанницы старших групп должны везде и во всем демонстрировать высочайшие успехи, Ворону и прочих воспитательниц не интересуют причины их неудач, им нужны все новые и новые достижения.

Впрочем, практическая стрельба – далеко не критичный предмет для орхидей, так что не стоит сильно беспокоиться, если у кого-то с ней нелады. Поэтому серьезный выговор по результатам вряд ли последует.

Ворона, будто прочитав мои мысли, оставила главных мазил в покое и решила подпортить мой мед каплей дегтя:

– Элли, ты не могла бы давать своим мишеням хотя бы несколько секунд, они у тебя не успевают даже на шаг отойти от столба. Со стороны иногда кажется, что ты стреляешь раньше, чем они освобождаются, а это недопустимо.

– Да, госпожа Альбина, простите, постараюсь так и сделать в следующий раз.

В следующий раз я поступлю в точности, как сейчас, но старшей воспитательнице знать об этом вовсе не обязательно.

– Девочки, поднимайтесь. Правильно поднимайтесь.

Слово «правильно» произнесла с нажимом, еще помнит, как Лола в позапрошлый раз, резко вскочив, потеряла равновесие и неуклюже завалилась на колено, отчего гвардейцы рассмеялись, а их придирчивый офицер, пропустив представление из-за болтовни с сержантом, не на шутку рассвирепел и отругал подчиненных разнообразными нехорошими словами. Некоторые я услышала впервые, и не только я. Само собой, мы их постарались хорошенько запомнить, а Ворона, прекрасно это понимая, вечером устроила нам нудную лекцию на тему грязных языков, самоуважения и красоты вежливой речи.

Подняться – целое искусство, чтобы его освоить в совершенстве, требуется потратить не один месяц. Занятия проводятся на самых разных поверхностях: голых досках, спортивных матах, жестких диванах, мягких кроватях и сыпучем песке искусственного пляжа, который устроен возле уличного бассейна. В любой обстановке будущая жена достойного человека должна продемонстрировать максимально женственную грацию.

Это очень важно. Прежде чем даже чуть-чуть пошевелиться, подумай, как это будет выглядеть со стороны. Если неэстетично, нейтрально или тем более – нелепо, лучше вообще не двигайся.

Положить винтовку, приподнять торс, упершись при этом ладонями в розовое покрывало, под которым скрывается такого же цвета вспененный пластик, изогнувшись в талии, повернуться набок, одновременно запрокидывая голову с таким расчетом, чтобы одним движением перекинуть волосы за спину. Управление прической – самое сложное. Чуть-чуть не рассчитаешь, и половина ее останется болтаться перед лицом, а все прочее улетит назад, и выглядеть ты при этом будешь пугалом или, как выразилась однажды воспитательница Джейн, – лахудрой.

Жаль, что ее так быстро от нас убрали, она знала множество необычных словечек и делилась ими, не жадничая.

Некоторые думают, что полный беспорядок на голове идет многим женщинам. Это верно лишь в единичных случаях, во всех прочих беспорядок лишь кажущийся, на самом деле вы видите одну из самых сложнейших в исполнении и поддержании причесок.

Естественность – то, что выглядит просто, но добиться этого тяжелее всего.

Волосы ушли удачно, теперь приподняться еще больше, оставив под опору всего одну руку, подобрать ногу под себя с таким расчетом, чтобы, вставая, на миг продемонстрировать нижнюю часть бедра с другой стороны. Тут важно не переборщить, порядочные женщины не должны показывать лишнее перед посторонними мужчинами, да и перед своими это далеко не всегда оправданно.

Но и совсем уж мелочиться тоже не стоит, так что элемент непростой, ведь приходится учитывать форму ноги, покрой одежды, особенности ткани и даже ветер, если он достаточно сильный.

Стрелять куда проще, там поправки считать легче, и есть строго выверенная таблица, которая не изменится только от того, что ты наденешь другую юбку.

Сегодня мы все встали, если не на отлично, то на хорошо – точно. По крайней мере, никто не потерял равновесие, как в позапрошлый раз случилось с Лолой. И не вовремя налетевшим ветром не раздуло подол платья, как произошло два месяца назад с Самантой. Должно быть, все до единого гвардейцы успели рассмотреть ее трусики. После такого фееричного конфуза она теперь даже в замкнутом пространстве пытается заранее определить направления всех сквозняков.

В невезучести Саманта вечно соревнуется с Лолой, и не всегда понятно, кто же побеждает в этом странном состязании – страдают обе.

Ворона больше ничего не приказывала, она молча развернулась и направилась к вызывающе розовому Цветомобилю, зажатому между двух скучно-зеленых бронемашин сопровождения. Забраться в него красиво – наша последняя задача на этом этапе, но даже вечно влипающая в неприятности Лола справилась с ней на ура.

Вот и все, теперь остается аккуратно устроиться в кресле, постаравшись проделать это так, чтобы на платье не появилось новых складок, и потом сидеть на месте до конца поездки. Соня раздвинула лесенку стрелка, неспешно забралась наверх к пулеметной турели. Ворона заняла выгодную позицию на кресле, обращенном к салону, с него можно без помех разглядывать большинство пассажирок. Но старшая воспитательница на нас не смотрела, она пододвинула к себе монитор внешнего обзора и уставилась в него с таким пристальным вниманием, будто увидела что-то невероятно интересное.

Ну и на что там смотреть? На чашу давным-давно заброшенного песчаного карьера, где она бывала уже не один десяток раз? На то, как гвардейцы собирают наши винтовки, гильзы и неиспользованные патроны? Или на то, как сворачивают они покрывала и пластик, на котором мы лежали?

Мне эти зрелища еще в первый раз не показались захватывающими, как, впрочем, и всем остальным. Да и Ворона раньше не обращала на них внимания. Без причины она своим привычкам не изменяет, тогда что же сегодня не так?

Неизвестно.

Окна Цветомобиля закрыты стальными листами и сетками, но можно посматривать через узкие горизонтальные щели, это не возбраняется. Вот только есть один нюанс – как все остальное, такое следует проделывать с максимальной женственностью, что непросто в моей ситуации. Ведь надо склониться над сидящей у стенки воспитанницей, при этом постараться ухватиться за опору так, чтобы руки оказались чуть согнуты в локтях, – это очень важно. Ни в коем случае не боком, только спиной вверх, с сильным прогибом в талии, постаравшись, чтобы короткое платье натянулось на ягодицах ровно настолько, насколько позволяют приличия для такой ситуации. Но я сижу в проходе, сиденья располагаются вплотную друг к дружке, в столь стесненной обстановке сексуально извернуться так же непросто, как змее заползти назад в свою сброшенную шкуру.

Поэтому предпочла не напрягаться и просто спросила Тину:

– Ну и что там снаружи интересного?

Она, повернувшись так, что натянувшееся платье выгодно подчеркнуло самые привлекательные особенности фигуры, небрежным голосом скучающей дамы (специально, чтобы Ворона услышала) ответила:

– Ничего заслуживающего внимания. Все это я видела неоднократно, не считая того, что Рафик зачем-то таскает эту уродливую трубу.

То, что упомянутый гвардеец впервые за все выезды охранял стрельбище с гранатометом, а не с автоматом, Тина, конечно, заметила раньше, а сейчас просто указывала на это обстоятельство. То есть тоже отметила одну из необычностей этого выезда.

Почти неуловимое напряжение, ощущаемое чуть ли не с самого утра, и заряженный гранатомет в руках Рафика – еще один штрих к этому напряжению. Я это почувствовала, Тина тоже, кто еще такой же внимательный? Или мы видим то, чего нет, накручивая себя без причины?

Трудно что-то понимать до последней мелочи, когда тебе почти ничего не рассказывают о том, что происходит здесь и сейчас. Мы бесконечно оторваны от окружающего нас мира и по мельчайшим деталям пытаемся строить какие-то глубокие предположения, зачастую неправильные или даже смешные.

Главные потребительницы самых неправдоподобных слухов и пустых домыслов – вот кто мы такие.

Зарокотали моторы гвардейских машин, их грубый шум не заглушила даже выкрашенная в розовый цвет тонкая броня Цветомобиля. Его двигатель тоже завелся, и пришлось ухватиться за поручень. Как бы ни старались механики придать нашему транспорту яркий и беззаботный вид, но он так и остался переделанным под реалии Улья грубым грузовиком. Сильно потяжелевший, трясет в нем немилосердно, а уж как мотает на крутых поворотах – слов нет. Непросто при такой езде держаться непринужденно-женственно, но мы стараемся, мы все очень стараемся.

Кто не старается, того рано или поздно переводят в обычные воспитательные дома, а это очень и очень плохо.

Меня не переведут. У меня привлекательная внешность, и я почти со всеми заданиями хорошо справляюсь. Но тоже стараюсь наравне с остальными воспитанницами, потому что испортить репутацию можно очень быстро, на такие примеры мы все насмотрелись.

Тем более, за мной числится столь серьезный проступок, что до сих пор не пойму, почему не вылетела за розовые ворота со скандалом. Так что приходится заглаживать свое прегрешение всеми силами.

То есть почти всеми.

За гулом моторов можно не думать о том, что именно и как именно следует говорить. Поэтому Тина, продолжая время от времени посматривать в щель, сообщала мне результаты своих наблюдений.

– На втором блоке машина стоит, вроде танка, но не танк.

– БМП?^[1] Или самоделка какая-нибудь?

– Не успела рассмотреть, она в капонире стояла, но не очень похожа. Может, и правда танк, но башенка слишком маленькая, будто игрушечная.

– Ну как можно перепутать танк с чем-то другим? И разве там был капонир?

– Не помню, что было раньше, но сейчас он точно есть. Ой, а вот это и правда танк! Стоит у обочины, рядом ремонтная машина, механики ходят с кислыми лицами. Я думаю, что танк сломался.

– Наверное, тебе непросто было сделать такой вывод.

– Ли, не умничай, тебе не идет. Кстати, ты заметила, что на этой дороге постоянно что-то ломается?

– Не накаркай.

– Ты о чем?

– Не хватало еще нам сломаться на таком солнцепеке.

– А, вот ты о чем. Ну так кондиционер работает.

– Он работает, пока работает мотор. И работает плохо.

– Ага, душно тут, а окна не раскрыть. Видела, как Соня сразу полезла к пулемету?

– Она и до этого так делала.

– Ага, делала – целый один раз, ну или два. Что-то они все какие-то беспокойные сегодня. Случайно не знаешь – в чем тут дело?

Хотелось пожать плечами, но такие жесты в присутствии воспитательниц я давлю в зародыше. Они уместны лишь в ограниченном наборе ситуаций, и эта в нем не состоит. Поэтому ответила, не шелохнувшись:

– Может быть все, что угодно. Помнишь, какая суета началась перед приездом того толстого посла от дальних речников?

– Рафик тогда с гранатометом не ходил.

– Рафика тогда не было, он сюда недавно попал, после контузии перевели в центр.

– И без него было кому такую штуку таскать.

– Беспокойства тогда тоже было много, как сейчас.

– Да, было. И Корнелию от нас тогда забрали.

– Тинка, ты же сама знаешь, что она теперь жена первого генерала речников.

– Ага, конечно, знаю. Только даже одним глазком не видела этого генерала. Хотя бы на фотографию глянуть, интересно – какой он из себя. Ты тоже не видела?

– Если бы видела, тебе самой первой рассказала.

– Спасибо, Ли, я тоже от тебя такое скрывать не стану, – улыбнулась Тина.

У нее серьезные проблемы с внешностью, и они нарастают. Тину это волнует больше всего на свете, а еще мгновенно заводят подначки от некоторых воспитанниц. Нас нельзя назвать близкими подругами, но я не затрагиваю нехорошую тему вообще, а она высоко ценит такое отношение, это нас сближает.

Тина в очередной раз взглянула в смотровую щель и завороженно произнесла:

– Лиска, ты бы это только видела…

– Что там?

– Солдаты. Самые простые солдаты. Или даже рейдеры наемные. Дикие рейдеры. Кто во что одет, все смотрят на нас и смеются.

– Они смеются не над нами.

– Нет, над нами, они прямо на меня смотрят.

– Они не могут тебя видеть за стальным листом.

– Но смотрят именно сюда, и им явно очень смешно.

– Мне тоже смешно смотреть на нашу машину.

– Тебе смешно?! Но что в ней такого смешного?!

– То, что это розовый грузовик, и наверху на нем установлен пулемет, тоже розовый. Это и правда выглядит смешно.

– А мне нет.

– Мне вообще-то тоже. Мы к нашей машинке привыкли, но эти солдаты – нет.

– Ли, ты вообще когда-нибудь видела диких рейдеров или хотя бы простых солдат на последнем периметре?

– Один раз.

– Когда?

– Точно не помню, лет восемь или девять назад.

– Ого! Ну и память! А что тогда случилось?

– Орда пришла из Пекла.

– Правда?! Большая орда?

– Таких никто никогда не видел за всю историю. Просто огромная. Ни одного простого бегуна, все страшные, матерые, развитая элита толпами носилась. Я видела, как оттуда привезли танк с сорванными гусеницами и согнутой набок пушкой. Ее чуть в узел не завязали, представляешь, какая силища?

– Ужас.

– Ага, вот именно, что ужас.

– И что потом было?

– Орду завели на заминированный кластер.

– Это сколько же мин на такое потратили?

– Всего лишь одну.

– Одну?!

– Мина была атомной, ее установили на вышку сотовой связи и взорвали посреди орды, очень много тварей сгорело.

– Но так же нельзя, это радиация, от нее потом нехорошее начинается.

– В тот раз военные все по-хитрому устроили. Мину взорвали как раз перед перезагрузкой кластера, очень точно подгадали, в нужный момент заманив орду. Большая часть радиоактивной гадости быстро исчезла, облако от взрыва понесло в сторону Дона, где-то в той стороне осадки выпали, а там порядочные люди не живут.

– Хитрые какие. Думаешь, сейчас новая орда пришла?

– Не знаю, Тинка, мне никто ничего не говорил.

– Мне тоже.

– Будем смотреть и слушать, кто-нибудь обязательно проболтается или даже все расскажет.

– Ага, так всегда бывает. Но жаль, что прямо сейчас нельзя ничего узнать.

– Узнаем, Тинка, мы обязательно все узнаем. Ну или почти все. Потерпи немножечко.