© Калинина Д. А., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *
Глава 1
История эта началась в одном маленьком городе. И пусть никто этому не удивляется, ведь и в маленьких городах тоже может произойти кое-что необычное, о чем хочется поведать миру. А то даже как-то несправедливо получается: все время в новостях нам показывают и рассказывают о том, что криминального и опасного каждый день происходит в мегаполисах. Посмотришь, и складывается впечатление, что в местечках уединенных, живущих тихой и неспешной жизнью, вроде как и произойти ничего такого не может. А ведь может, и еще как!
Однако это лишь присказка, а сама сказка впереди будет. Но пока что Леся со своим мужем Эдиком ни о чем таком опасном и заставляющем сердце биться быстрее даже не думали. И прибыли они в означенный тихий городок как раз потому, что надеялись укрыться тут от суеты, шума и гама мегаполиса.
Впрочем, нельзя сказать, что молодая пара жила в центре города, скорее уж на окраине. Но в последнее время жизнь в ближайшем пригороде больше не соответствовала их представлениям о тишине и покое. Как ни старался владелец коттеджного поселка огородить свой «Чудный уголок» от подступающей со всех сторон цивилизации, ему это больше не удавалось.
Соседнюю деревеньку еще до кризиса выкупил какой-то заграничный толстосум, который и теперь не оставил идеи построить тут образцово-показательный поселок, этакий уголок старушки Европы в матушке-России.
Еще во времена Петра проживающие в России немцы и прочая иностранная братия предпочитали селиться в своих слободах. Нынешние их потомки следовали примеру предков и тоже предпочитали селиться кучно. И желательно таким образом, чтобы ничего вокруг не напоминало им о том, где они находятся на самом деле, а казалось бы, что они у себя дома.
Так что основная цель застройщика нового поселка заключалась в том, чтобы все тут было строго по-европейски, по стандарту, как нравилось его клиентам. Но пока для того, чтобы запущенная русская деревенька стала соответствовать европейским стандартам, пришлось вырубить приличную полосу русского леса и проложить дорогу к поселку, почему-то опять же в соответствии с нормами Европы.
И все бы ничего – не последний это был лес в нашей стране, можно бы и забыть, небось пройдет время – новый вырастет, да только дорога эта проходила аккурат мимо «Чудного уголка». И теперь по ней каждый день с ревом ползли тяжело груженные фуры, причем движение они начинали с шести утра, будя всех в «Чудном уголке» своим шумом. А следом за ними принимались сновать туда и сюда грузовики со стройматериалами и рабочими, отравляя воздух выхлопными газами и опять же нарушая тишину. Ну а уж бетономешалки оставляли за собой такие широкие отвратительно-грязные лужи жидкого раствора, что это уж было совсем не по-европейски.
Почему-то толстосума из Европы все эти несоблюдения элементарных человеческих правил общежития ничуть не смущали. И напрасно жители «Чудного уголка» устраивали демонстрации, выходили на дорогу с плакатами, протестуя против шума и неудобств, которые приносило им строительство по соседству, хитрый толстопуз не желал с этим считаться.
Владелец «Чудного уголка», которого жители любовно за глаза звали Тараканом и который был ни мало ни много, а генералом, хотя и в отставке, предпринял несколько попыток урезонить обнаглевшего капиталиста. Но вернулся обратно, отплевываясь и чертыхаясь.
– Продали! – ругался он. – Все продали!
– Что продали-то?
– Честь и совесть в первую очередь продали!
Когда жители попросили объяснить причину, он сказал:
– Этот гад додумался, где и кому можно сунуть на лапу. И сунул! Видать, много и многим сунул, раз меня даже и слушать не стали, взашей турнули и заявили, что строительство ведется по всем правилам.
Таракану удалось добиться лишь того, что к ним в «Чудный уголок» прибыла проверяющая комиссия, призванная замерять уровень шума от проходящих мимо тяжелых грузовиков. Но, видимо, толстосум и тут подсуетился, потому что стоило комиссии приехать, как количество грузовиков резко сократилось с двух десятков в час до одного, который был нагружен едва наполовину да и ехал еле-еле. Конечно, уровень шума, который он создавал, был минимален.
И комиссия по результатам проверки еще и высказала претензии лично Таракану:
– И чем вы недовольны? Все у вас в порядке! Что вы тень на плетень наводите и хорошего человека дискредитируете?
Но стоило комиссии уехать, как грузовики понеслись один за другим, видимо, желая побыстрее нагнать упущенное время.
Леся с Эдиком мужественно терпели все неудобства, полагая, что рано или поздно строительство все же закончится и все в их «Чудном уголке» обретут хотя бы подобие былого покоя.
Конечно, прежней жизни уже не будет. И свежего коровьего молочка, и фермерской картошечки со свининкой, за которыми они ходили в деревеньку, им больше точно не видать. Несколько фермерских семей, проживающих в деревне, были вынуждены перебраться в другие места, подальше от шумного строительства.
Но жаль прежде всего друзьям было не картошки, молока и мяса. В конце концов, Леся и сама выращивала неплохие овощи и зелень. Картошку и мясо можно было купить на рынке или в магазине, а яйца и курятина имелись в самом поселке, где был оборудован настоящий птичник, в котором водились куры разнообразных пород и ослепительно прекрасные петухи. Также тут бродили красивые цесарки, важные индюшки, между ногами которых сновали перепелки. Из птичника был выход к пруду, где могли плавать пестрые утки и белоснежные гуси.
Одним словом, снабжение яйцами и птицей в поселке было поставлено на хорошем уровне. Многие жители брали цыплят или других птенцов, чтобы самим выращивать птичек. Такая забава очень нравилась детишкам, которые с восторгом возились с домашней птицей, а потом угощали родителей домашней яичницей с ярким желтком или пышным ароматным омлетом.
Так что переживали друзья не из-за отсутствия поставщиков свежих продуктов, куда больше их заставлял расстраиваться тот факт, что строительство соседнего поселка, а за ним и еще двух, неизбежно должно было привести к перенаселенности этих мест.
– Одно дело, когда на несколько гектаров земли приходится сто человек, и уже совсем другое, когда число жителей переваливает за тысячу.
А этого оставалось ждать совсем недолго. И когда первые жители соседнего поселка, заселившись в свои дома, принялись бродить по округе, нервы у Леси сдали:
– Прочь с этого Курского вокзала! И подальше!
За выбором дело не стало. Лесю уже давно звали к себе погостить родственники – тетя Лена и дядя Гена. И теперь Леся решила, что самое время воспользоваться их приглашением. Однако когда она сообщила об этом намерении своей лучшей подруге – Кире, та неожиданно возразила:
– Я не могу поехать с вами!
– Как? – удивилась Леся, привыкшая, что вот уже много лет подряд они всегда и всюду путешествуют вместе. – Почему не можешь?
– Врач запретил нам куда-либо уезжать. Он считает, что путешествие с таким маленьким ребенком может быть опасным.
Да, в семье Киры и ее мужа, которого все звали Лисицей за рыжие лохмы и умение выкручиваться из любой, казалось бы, даже самой безнадежной ситуации, наконец-то произошло долгожданное событие. В конце марта у них родился замечательный мальчик – Святослав.
От матери ему достались зеленые прозрачные глаза. От отца – долговязая фигура. А уж рыжие волосы ребенок унаследовал от обоих родителей, так что даже пушок у него на макушке был яркого морковного цвета. Даже сейчас, когда Святослав лежал в колыбельке, было понятно, что он вырастет рыжим и конопатым. А вот в кого он получил спокойный и даже кроткий нрав, было совершенно не ясно. Ведь кротостью ни один из его родителей отнюдь не страдал.
Несмотря на то, что Слава рос здоровым мальчиком, врачи регулярно запугивали молодую мамашу всевозможными хворями, которые могут поджидать ребенка за порогом родного дома. В конце концов даже не чающий в сыне души Лисица, согласный оберегать драгоценное чадушко, насколько это возможно, и тот возмутился:
– Если ты будешь так кутать мальчишку, то он никогда не станет мужиком!
– Но ведь сопли…
– И что? У всех сопли! Переболеет и поправится. Будто бы у меня в детстве соплей не было. И ничего! Жив, как видишь!
Но Киру совершенно зазомбировали педиатры, поэтому в ответ на разумные доводы Лисицы она лишь забубнила:
– Сопли провоцируют рост аденоидов. В будущем это может стать серьезной проблемой, понадобится хирургическое вмешательство. К тому же, если насморк станет хроническим, можно получить осложнение в виде отита.
– Ты стала редкой занудой! И рискуешь вырастить из ребенка какое-то тепличное растение, которое способно загнуться от первого же дуновения свежего ветерка.
Кира и сама чувствовала, что говорит и делает что-то не то. Но авторитет врачей был сильнее голоса здравого смысла. А желание уберечь ребенка от опасностей заставляло ее раз за разом наступать на горло собственным желаниям.
Поэтому сейчас, едва сдерживая слезы, Кира обняла подругу и сказала:
– Поезжайте с Эдиком без нас. Может, так будет даже и лучше.
– Да почему же лучше?
– Отдохнете там… спокойно. А то со Славкой какой отдых? То ему есть, то ему пить, то ему спать, то он обкакался, то еще чего.
– Ну и что с того? – пожала плечами Леся. – Он маленький ребенок – это нормально, что он все это делает.
– Но мы все четверо от этого изрядно устали.
Теперь Кира едва не плакала. От постоянного напряжения нервная система у нее совсем расшаталась, и теперь любой пустяк мог довести ее до слез.
– Нам надо было разъехаться с самого начала. Как я допустила, чтобы мы остались жить под одной крышей?
Коттедж, в котором проживали четверо друзей и маленький Славка, когда-то был разделен на две равные половинки. В свое время подруги приобрели в общую собственность одну половину, потом докупили и вторую, соединив их уже в полноценное домовладение, где у каждой пары была своя спальня, плюс две гостевые спальни, впоследствии превращенные в рабочие кабинеты мужчин, столовая, гостиная, кухня, библиотека и зимний сад. Последний был по совместительству еще и бильярдной, хотя все в доме были в равной степени не в восторге от такого соединения. Леся клялась и божилась, что табачный дым, испускаемый некоторыми гостями, крайне вреден для ее азалий, которые начинают хуже цвести. А Эдик и Лисица в свою очередь утверждали, что дым – это ерунда, а вот бильярдный стол просто невозможно перекосило от повышенной из-за растений влажности.
Но в целом, всем в доме хватало места. И рождение Славки ничего не изменило в этом раскладе.
Славка был такой маленький, когда его принесли из роддома! Леся до сих пор не могла опомниться от той радости, которая охватила ее, когда она впервые увидела этот милый теплый комочек. Она полюбила Славку сразу же и впоследствии много раз убеждалась, что не прогадала. Славка отличался удивительно ровным характером, плакал он крайне редко и лишь по серьезным поводам. Да и перед тем как зареветь, он долго кряхтел, вертелся, тихонько попискивал, подавая окружающим недвусмысленные сигналы. И лишь в том случае, если никто не спешил ему не помощь, издавал короткий басовитый рев. Ему до сих пор не нужна была даже своя спальня. Мальчик с удовольствием засыпал рядом с кроватью родителей, а так как поспать он любил и – редкий случай! – хорошо спал даже по ночам, то и им он ни капельки не мешал.
– Да у тебя уникальный ребенок! Он нам ничуть не мешает!
– Не мешает? – переспросила Кира. – Но вы сказали, что хотите отдохнуть, что уезжаете, и я подумала…
– Мы уезжаем из-за постоянного шума машин и строительной техники, которые курсируют мимо нашего «Чудного уголка» дни напролет.
– Ах, вот оно что… Тогда поезжайте, конечно!
На сей раз Кира улыбнулась уже не через силу, а от всей души, как умела она одна. И пожалуй, теперь умел еще Славка.
Когда Леся в день отъезда зашла к малышу, чтобы попрощаться со своим крестником перед дорогой, тот улыбнулся ей такой знакомой улыбкой, что у Леси даже заныло сердце.
Она кинула на мужа страдающий взгляд, а потом снова взглянула на Славку:
– И куда мы уезжаем! – воскликнула она. – Как же мы будем без тебя, маленький?
Но Эдик не был настроен на сентиментальные сопли.
– Ничего, ничего, – деловито взял он Лесю за локоть, уводя подальше от улыбающегося и ему тоже Славки и стараясь не смотреть на малыша. – Раз решили, едем! Нас люди ждут.
И чувствуя, что Леся в любой момент может вырваться и передумать, еще строже произнес:
– Ты обещала своим дяде и тете, что мы точно приедем к ним!
Леся не стала спорить дальше. К тому же Славку что-то отвлекло за окном. И он уже больше не смотрел на нее так, словно она единственная была центром его вселенной. Кира с Лисицей вышли проводить друзей. И у Леси снова защемило в груди.
– Обязательно приезжайте. И Славку с собой берите. Тетя Лена обожает маленьких детей. Говорит, что ее собственные девчонки из пеленок уже давно выросли, а до свадебного платья еще не доросли. Так что в доме одни взрослые, а ей охота понянчить кого-нибудь маленького.
Леся могла бы еще долго уговаривать Киру с Лисицей, особенно Киру, потому что Лисица и так был готов ехать, ему-то дядя Гена вдоволь нарассказывал про замечательную рыбалку у них на речке, где он знает места, в которых водятся окуни размером чуть ли не с предплечья. Лисица же был заядлым рыбаком. И теперь он с завистью поглядывал на удочки, которые Эдик заботливо уложил поверх остальных вещей, а чтобы ничего не случилось с драгоценными, в прямом смысле слова, снастями, еще и прикрепил их специальной сеткой.
– Может, еще и приедем, – пробормотал он, впрочем, без всякой уверенности в голосе. – А? Что скажешь, Кира?
Но Кира уже бежала в дом, потому что ей послышался голос Славки.
Почти плача, Леся махала своим друзьям. Она чувствовала при этом такую тоску, словно прощалась с ними навеки. Но когда машина тронулась с места и выехала за ворота, грусть Леси удивительным образом очень быстро прошла. Девушка завертела головой, стала рассматривать, что происходит вокруг, и скоро почувствовала себя значительно лучше.
Недаром говорится в мудрой народной пословице: в разлуке три четверти печали приходятся на долю остающегося, уезжающий же забирает с собой лишь одну четверть.
Смена пейзажа за окном машины помогла Лесе окончательно забыть горечь расставания. Она всецело сосредоточилась на тех радостях и удовольствиях, которые ждали их впереди.
– А эти твои племянницы, они уже взрослые? – услышала она голос Эдика.
И удивилась:
– Ты разве их не помнишь?
– Не помню. Мы женаты не так давно, чтобы я сумел запомнить всех твоих родственников. Может, и видел, но не помню. Какие они? Опиши их.
– Ну, как тебе сказать… – задумалась Леся. – Ане сейчас пятнадцать. А Тане – семнадцать.
– Красивые они девчонки?
– Симпатичные. Только характер у обеих гадкий. А кстати, ты почему спрашиваешь? – И Леся кинула на Эдика подозрительный взгляд. – Смотри мне…
– Чего смотри-то сразу? – смутился Эдик. – Просто интересно, на кого девчонки похожи. Наверное, на тебя в молодости?
У Леси от злости и негодования даже дыхание перехватило. Теперь он ее еще и старухой обозвал! От охватившего ее возмущения она даже не сразу смогла выдавить из себя достойный ответ.
Сначала только повторяла:
– Слушай… Слушай…
А потом выпалила:
– Нашел тоже старуху!
Эдик смекнул, что совершил промашку, и попытался сгладить свою вину:
– Да я же совсем не о том!
Но Леся уже надулась на него.
– Если я немного старше тебя, это не повод постоянно напоминать мне об этом.
– Я и не напоминаю.
– Напоминаешь! Только что напомнил.
– Я всего лишь сказал, что, наверное, девчонки похожи на тебя в твои молодые годы. Согласись, тебе ведь уже не пятнадцать лет.
Но было поздно. Леся отвернулась к окну и сделала вид, что не слышит больше Эдика.
– Ну вот, отправились в путешествие, называется! Тебе не стыдно так себя вести?
– Как «так»?
– Как маленький ребенок.
– То старуха, а теперь ребенок?
И Леся не выдержала, сама расхохоталась.
– Чего ты смеешься? – надулся теперь уже Эдик. – Разве я что-то смешное сказал? Или тебе кажется, что я сам по себе смешной?
Бурча друг на друга, они и проехали весь путь. Выглядело это так, словно они прожили в браке уже много лет и успели смертельно надоесть друг другу. К счастью, до городка, в котором проживали родные тетя и дядя Леси, было всего несколько часов езды на автомобиле. Так что молодые успели и поворчать, и помириться, и снова поссориться, и снова помириться. Когда-то в самом начале их отношений каждая ссора воспринималась как неслыханная трагедия. Но прошло время, Эдик и Леся притерлись, и ссоры перестали быть чем-то из ряда вон выходящим.
– Тебе не кажется, что мы в последнее время стали слишком часто ссориться? – спросила Леся у мужа.
– Ссоримся, конечно, – согласился тот. – Но не чаще, чем другие.
Но какое дело Лесе было до тех гипотетических других? Ей было важно, что происходило лично с ней. А то, что они с Эдиком стали все чаще раздражаться друг на друга, ей категорически не нравилось.
Вот тетя Лена и дядя Гена, в гости к которым они спешили, на памяти Леси не ссорились никогда. Более дружную пару трудно было сыскать на свете. Казалось, что никакие жизненные неурядицы не могли заставить дядю Гену повысить голос на любимую жену. И точно так же тетя Лена всегда была мила и приветлива со своим мужем, что бы он ни натворил.
Впрочем, эти двое вообще избегали любых ссор и разногласий с кем бы то ни было. Сделать кому-нибудь выговор было для них мукой мученической. Всем и все они прощали, на многое закрывали глаза, молча сносили обиды, рассчитывая, что нанесший им обиду человек рано или поздно поймет свою вину, раскается и изменится. Их даже не останавливал тот факт, что подобное случалось крайне редко, если вообще случалось. Все равно дядя Гена и тетя Лена не могли изменить себя.
– Более кротких и добрых людей я в жизни своей не встречала. Они даже замечания сделать толком не могут. Все, что они говорят, звучит как похвала.
Вот у этих замечательных, великодушных и просто добрых людей было две дочери, как уже говорилось, Таня и Аня. И выросли эти девочки с редкостно скверными характерами. Просто удивительно, что у добрых и лояльных ко всем родителей на свет появились дочери, воспринимающие все и всех вокруг себя в штыки. Дядя Гена ласково называл дочек «мои злючки-колючки». И это было еще весьма и весьма снисходительное замечание. Впрочем, иначе относиться к людям дядя Гена просто и не умел. И если уж он снисходительно относился к чужим, то близких буквально обожал.
Своих двоюродных сестренок Леся видела не слишком часто, а будь ее воля, так и вообще свела бы общение с ними на нет. Но все же ей приходилось иногда с ними встречаться, и Леся могла сказать, что «колючесть» девочек с годами только возрастала. Никогда и никого эти две по доброй воле не обняли и не поцеловали. А если мать пыталась их приласкать, то они демонстративно отстранялись. Если кто-то из родственников умудрялся улучить момент и чмокнуть пухлую розовую щечку, то девчонки так долго и с таким отвращением терли место поцелуя, фыркая с неприязнью, что во второй раз повторить подобное никто не отваживался.
Нельзя сказать, что тетю Лену не огорчало такое поведение дочерей. Она не раз пыталась с ними побеседовать, и надо сказать, что не она одна. Все родственницы женского пола дружно твердили девчонкам:
– Подумайте о своем будущем. Женихи любят мед, а не уксус.
– Девочкам, если они хотят преуспеть в жизни, надо быть приветливыми и почаще улыбаться.
– Вы обе такие хорошенькие, когда смеетесь!
Что же, это была правда. Аня с Таней и впрямь были красивыми девочками. И наверное, в душе они не были такими уж злыми. И уж конечно, они стремились нравиться окружающим, стремились производить на них впечатление. Вот только по какой-то непонятной причине сестры считали, что заносчивость и спесь красят их куда больше, чем приветливость и веселость.
В общем, нрав у девочек был очень непростой. И когда они еще до появления в жизни Леси – Эдика, а в жизни Киры – Лисицы приезжали к ним с родственным визитом в «Чудный уголок», то успели подругам изрядно надоесть. Надоели девчонки им в первую очередь своими постоянными капризами, которые надо было к тому же постоянно исполнять, а иначе тетя Лена смертельно обижалась, что ее дочери не получают должного внимания от хозяек дома. Ведь единственным, что могло вывести тетю Лену из себя и разозлить, было неправильное, по ее мнению, отношение к ее любимым доченькам.
Леся, если положить руку на сердце, была искренне рада, что на сей раз ее общение с кузинами не затянется надолго. Вместе им предстояло провести лишь остаток сегодняшнего дня и ночь. А уже завтра с утра девочки должны были поехать в летний лагерь и провести там прекрасные двадцать дней, веселясь и развлекаясь в компании таких же молодых ребят и девчат.
Невольно Леся подумала: интересно, а в обществе своих сверстников и сверстниц ее кузины ведут себя такими же буками? Или там они все же смеются и хоть изредка, но чему-то радуются? Потому что Лесе как-то не верилось, что бывают девочки, которые никогда и никому не улыбаются вовсе. Хотя лично она, сколько ни силилась, так и не могла вспомнить ни единого случая, когда бы ее кузины улыбнулись кому-то хотя бы из вежливости.
Но когда Леся сказала об этом Эдику, он заметил:
– Ну как же? Я теперь вспомнил, когда твоя тетя Нина поскользнулась у нас на лестнице и съехала вниз на пятой точке, сосчитав ею все ступени, тогда обе девчонки дико веселились.
– Это когда тетю Нину увезли в больницу?
– Да.
Леся вспомнила, что тетя Нина, отличающаяся внушительной комплекцией и весящая даже в лучшие свои годы никак не меньше центнера, и впрямь ехала вниз по лестнице под аккомпанемент чьего-то хохота. Но так как сама тетя Нина при этом громогласно ругалась, да еще пыталась цепляться за балясины, которые в свою очередь не выдерживали такой нагрузки и вылетали одна за другой с треском, да прочие родственники, собравшиеся внизу, также громко охали и ахали, то неприятный хохот как-то растворился в общем шуме.
– Значит, это они тогда так ржали?
– Думаю, что да. По возрасту только эти девчонки подходили под описание двух твоих кузин.
Вряд ли этот смех можно было поставить в заслугу девчонкам. Все-таки тетя Нина тогда повредила себе копчик, хотя кое-кто из родственников потихоньку и утверждал, что добраться у тети Нины до копчика – это еще постараться надо.
Но девчонок это все равно не красило. Как ни крути, а тетя Нина здорово испугалась. Да и смеяться над тем, что человек грохнулся и ему больно, – это не лучший тон. Не хотела бы Леся, чтобы ее собственные дочери, когда они у нее наконец появятся, вели себя подобным образом. А если у нее родятся мальчики или хотя бы один мальчик? Его-то как воспитывать, чтобы впоследствии не опозорил родную мать перед людьми?
Под воздействием разговора с мужем Леся погрузилась в размышления о том, как ей себя вести с будущими отпрысками, чтобы из них выросли достойные граждане и просто хорошие люди. Она думала всю дорогу, но так толком ничего и не придумала кроме того, что если ее дети станут потешаться над старыми или убогими, то им достанется от нее на орехи.