000
ОтложитьЧитал
33 года. Еще не приговор, но и мир покорять уже поздно. Два года назад ты похоронил мать. Ее крест и крест бабушки почти касаются друг друга. Два голубеньких креста. Ты лично каждый год обновляешь краску. Стараешься чаще ездить к отцу, который теперь совсем ушел от работы и занялся резьбой по дереву. Стулья на твоей кухне – его рук дело. Ты сидишь на таком стуле, когда Катенька залетает в комнату, падает тебе на колени и, пытаясь отдышаться, сообщает, что решено сносить кладбище. Ты не сразу понимаешь значение этих слов. Наше? Кладбище совсем пришло в упадок, на его месте будет парковая зона. Тебе кажется, что любимая твоя женщина несет какую-то чепуху. Но чепуху все-таки несет администрация района. Этой ночью ты так и не уснешь. Будешь мерить комнату шагами до тех пор, пока не поймешь, что в глобальном смысле все верно. Конечно, могилы снесут и на их месте посадят деревья и траву, но разве это хуже, чем пьяные гулянки и дьявольская символика на надгробиях? Ты одно время пытался гонять неугомонных молодых людей, обращался даже пару раз в полицию, но тщетно. Эти могилы так стары, что уж нет потомков, которые хотели бы защитить прах родных. К тому же, соседи не понимали твоего рвения. Никому кладбище под окнами не нравилось, тем более иноверное. На нем даже церкви не стоит, о чем сетовали старухи. Ты понимаешь, что со сносом все вздохнут спокойно. Так может и тебе должно смириться?
Когда приехали машины и началась возня, ты был еще на работе. Уже паркуя машину, ты увидел, что ограды больше не существует, как и большей части кладбища. Морщишься. Идешь на погром. Место кажется тебе незнакомым, хотя ты часто бывал здесь. Катенька нередко приносила цветы Вене Пророку. Сама она оказалась бесплодна. Вы переживали это горе вместе. Ты понимал, что она не столько Вене носит цветы, сколько своему не случившемуся счастью. Сам ты возлагал цветы к отколотым ногам прекрасного ангела. Раз в два-три месяца обрабатывал специальными веществами. Эта скульптура была белой вороной среди мрачных и серых могил. Благодаря тебе ее не брали плесень, дожди и время. А вот бульдозеры взяли. Среди обломков находишь кусочек белого крыла. Поднимаешь, сжимаешь в руках, плачешь. Вдруг понимаешь, что за многие годы ты так и не посмотрел на имя того, над чьей могилой возвышалось это небесное создание. Усмехаешься. Ой, не этому давно почившему человеку носил ты цветы и берег изваяние. Этот ангел всегда был для тебя тем же, чем Веня Пророк был для твоей жены. Аккуратно опускаешь обломок и идешь домой.
Тебе 64. Ты сидишь за кухонным столом в обветшалом бабушкином доме. Ты приехал вчера вместе с племянником жены. Вместе вы ловко бросали землю и ставили оградку. В соседней комнате стоит небольшой гроб. Ты очень стараешься не думать о нем. Ты рисуешь. Руки немного трусит, но ты, напрягая память и воображение, выводишь плавные линии. Портишь лист за листом до тех пор, пока не понимаешь, что это оно. Остаток ночи плачешь. Скульптура будет готова к сороковому дню. Среди голубеньких крестов сельского кладбища она будет белой вороной. Удивительно прекрасной белой вороной.
Ты идешь по мягкой траве. Каждый шаг дается с трудом, но тебе нравится гулять в парке, что набирал силу на месте старого лютеранского кладбища. Ты еще никому не сказал, но сам чувствуешь, что наслаждаешься солнцем последние деньки. Тебе 86 лет. Ты думаешь. Много думаешь. А последнее время все больше об ангеле. О старом и новом. И о Вене Пророке. И о том, что ты умрешь, и некому будет обрызгать твоего ангела против плесени. И цветы возложить будет некому. Только на закате понимаешь истинную причину того, почему много лет ходил к старому ангелу. Смеешься над собственной глупостью и детскостью. Думаешь о том, что глупо играть в сделки с Богом. Думаешь о Боге. Думаешь, что всегда верил. Всегда верил и просто боялся в этом признаться. Даже самому себе боялся. Кажешься себе очень никчемным и маленьким. Думаешь, как жалко понять все только перед самой смертью. Надеешься, что Бог знает, что истинно ты никому и никогда не желал зла. Вспоминаешь грехи. Много. Слишком много. А стыдно все больше за себя в пятнадцать, спускающего штаны над могилой. Заранее прощаешь мальчишек, если тоже самое будет с тобой. И снова о своем ангеле. Но уже не о каменном.