000
ОтложитьЧитал
Глава 4
Отступление второе, историческое
Предыстория начатой мною секретной операции уходит корнями на десять лет назад. Тогда мы поступили в космодесантное училище. Причем не только мы с Гарольдом, мечтавшие об этом как минимум пять последних лет обучения в школе-интернате. Мы еще и обманом завлекли на армейскую службу нашего третьего друга, Романа Бровера. Казалось бы, этот парень, выглядевший как худой, длинный заяц и имевший это прозвище, ну совсем непригоден для такой деятельности. Но с нашей помощью он и поступил, и выдержал первые, самые тяжкие месяцы адской муштры.
В училище прорвалась и наша одноклассница Клеопатра Ланьо. Вредная, заносчивая стрекоза, она в школе раздражала меня только одним своим видом. Мы все трое были в шоке, когда увидали ее на приемных экзаменах. Дальше, правда, начались чудеса с превращением Ланьо из гадкого утенка в мою любимую девушку, которую я целовал и носил на руках уже к концу первого курса. Причем Клеопатра еще долгие годы потом умудрялась скрывать свое истинное имя и происхождение.
Именно Клеопатра и познакомила нашего пускающего слюни при виде любой девочки Зайца со своей подругой, которая была уже на втором курсе. Ну и нашего Романа Бровера так тряхнуло разгоревшейся любовью к Магдалене, что он стал вытворять престранные вещи. Добился для нее совместной с нами практики, во время которой нам повезло совершить кучу подвигов и геройски спасти Януша Второго – в те времена наследного принца. Это он уже гораздо позже, после подлого убийства его отца, вынужден был взойти на престол и стать императором. А когда я женился на Патрисии, Януш, с которым мы прекрасно ладили и дружили, стал мне шурином и быстренько отрекся от трона в пользу своей единственной сестры. То есть уже тогда некие могучие силы нам помогали в некоторых безвыходных ситуациях, а наши боевые награды или внеочередные звания никогда не задерживались.
Может, именно тогда на просьбы геройского Романа Бровера и обратило внимание высшее командование. Ибо Заяц вбил себе в голову, что, бегая с автоматом и натирая мозоли бронежилетом, до генерала не скоро дослужишься. И, будучи неплохим аналитиком, обладая уникальной памятью и умением разобраться в любом информационном пространстве, решил переметнуться во внешнюю разведку. То есть предложил отправить себя вместе с супругой куда-нибудь в тыл врага, чтобы заниматься там любой деятельностью по усмотрению главного управления.
Дело всегда нужное, и подобные молодые кадры как раз лучше всего и приспособлены к глубокому внедрению в любые структуры возможного противника. Начальство в таких добровольцев вцепляется мертвой хваткой и старается использовать на полную катушку. Да и хохотушка Магдалена, неожиданно для нас всех, согласилась отправиться вместе с Романом хоть в преисподнюю.
Вот друга от нас и оторвали на втором году обучения. А куда отправили и где он продолжал служить Оилтонской империи, мы даже права не имели спрашивать. Только и вспоминали иногда в узком кругу нашего бесшабашного Зайца, который получил секретное прозвище Коршун, и прикидывали, до какого звания он уже дослужился. Все-таки подобным агентам каждый год засчитывался за три, не говоря уже об утроенной зарплате и прочих, связанных с досрочной пенсией, льготах. Правда, уже сейчас, оглядываясь на свою карьеру и на карьеру того же Гарольда, который тоже пару месяцев назад стал полковником, я начинал сомневаться, что Броверы дослужатся до генеральских погон раньше нас.
Уже потом мы узнали, что нашего друга с женой отправили внедряться в промышленные структуры королевства Пиклия, где до сих пор на троне находился злейший враг Оилтона, продажная и мерзкая сволочь Моус Пелдорно. Именно с этим узурпатором в последние годы были связаны главные кровавые потери Оилтонской империи, смерть отца Патрисии и гибель очень многих дорогих и близких нам людей.
Но и этого мало. Благодаря нашему наивысшему допуску, который мы получили несколько лет назад как командир Дивизиона и его заместитель, нам с Гарольдом стало известно о провале всей нашей агентурной сети в Пиклии. Из-за того, что моусовцы использовали людей с удивительными возможностями, а также из-за предательства некоторых наших чиновников и подкупа парочки военных, все усилия нашей внешней разведки в той области Галактики пошли прахом. По некоторым данным, все наши агенты были уничтожены во время арестов или казнены после многомесячных пыток.
Понятное дело, что мы поклялись отомстить за своего друга, как только представится возможность. Увы! Нам тогда так тяжко пришлось, что до сих пор поражаемся: каким чудом сами выжили? Но зато именно в тот тяжкий период мы тоже накрыли огромную сеть моусовской агентуры на Оилтоне. А захватив в плен одну очень коварную даму, которую называли Горгона, мы выяснили у нее много трагичных деталей о печальной кончине наших агентов. Эта самая Горгона участвовала в раскрытии и ликвидации наших товарищей, которые работали с Романом и Магдаленой Бровер. Но! Именно она, а потом и ее подельники в один голос утверждали, что сами Броверы так и не были ни найдены, ни арестованы. Пропали, словно в воду канули.
И у нас появилась надежда, что ушлый и пройдошный Заяц, а правильнее говоря, Коршун, придумал нечто такое, что помогло ему с женой спрятаться. Причем настолько глубоко, что его ни моусовцы отыскать не могут, ни с нами на контакт выйти не удается. Да вдобавок и выбраться оттуда у парочки никак не получается.
Несколько месяцев у нас никак не получалось заняться этим. Вначале свои шкуры спасали, потом порядок в империи наводили. Но как только вздохнули с некоторой (так и хочется скорбно подчеркнуть: «с некоторой»!) свободой, я дал распоряжение работать в этом направлении нашему лучшему аналитику. При таких возможностях, когда у него в подчинении имелась жуть какая огромная мощь всего аналитического аппарата Оилтона, Алоис развернулся в полной мере. Из кучи, казалось бы, никак не связанных между собой фактов он по крупицам собрал мозаику.
Получалось, что за несколько дней до провала всей нашей агентурной сети Роман как-то догадался, а может, и аналитически высчитал предстоящий крах. А так как бежать оттуда у него с женой не имелось ни малейшей возможности, он быстро, решительно и, что важней всего, коренным образом сменил внешнюю окраску своей деятельности. И, произведя несложные манипуляции с документами и чуток подправив свою внешность, стал одним из местных преступников, которые как раз в те дни устроили кровавые разборки между собой. Диктатура Моуса и с негативными элементами подобного толка в своем королевстве боролась весьма эффективно. Припрятавшиеся остатки банд были арестованы, и тех, кто выжил в кровавой мясорубке бандитских разборок, отправили на каторгу. Причем в такой лагерь, где еле выживающие каторжане не имели ни малейшей возможности к побегу.
Если наш друг Роман и хохотушка Магдалена каким-то образом спаслись, то сейчас они влачат жалкое существование. И сами вырваться со страшной каторги никак не в силах, и весточку оттуда передать невозможно. А кто им может помочь? Правильно, только мы! И только нелегальным способом. Потому что намечавшееся возмездие моусовскому режиму, которое готовилось весьма интенсивно в последние месяцы, пришлось отложить на неопределенное время.
И не по нашей вине! А по вине Доставки, которая, со странной настойчивостью поддерживая узурпатора на троне, подняла настолько жуткий вой на всю Галактику в защиту своей марионетки, что наш космический флот был вынужден оттянуться на свои стратегические рубежи и внешнекосмические базы до выяснения обстоятельств.
Конечно, существовали и иные рычаги давления на Пиклию. Хотя бы те же финансовые, к примеру. Хлынувшие на империю реки галакто, при появлении на рынках стахокапусов, могли помочь нам свергнуть любые неугодные Оилтону режимы возле наших границ без единого выстрела. Вся беда таких надежных методов заключалась в одном: страшная медлительность!
Вот потому я и решил – а Гарольд горячо одобрил – срочно собрать команду, разработать планы и в самое ближайшее время тайно прошерстить нужный нам лагерь. Такое дело казалось нам вполне выполнимым. Оставалось только всем незаметно и разными дорогами покинуть Оилтон, а потом точно так же по одному собраться уже в нужном месте королевства Пиклия.
Как раз на мальчишнике я и дал каждому из друзей задание в предстоящих действиях. А что? И тайну сохранили, и гульнули превосходно! Думаю, если Роман Бровер когда-нибудь и узнает о нашем веселье, то одни сутки опоздания нам простит. Он такой…
Лишь бы сам продержался и Магдалену сохранил…
Глава 5
Система Красных Гребней, планета Элиза королевства Пиклия
Тупая, монотонная работа.
День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, втекающие в мрачные, без просвета надежды годы.
Тонкое зубило, под осторожными ударами молотка, откалывает кусочки спекшегося и спрессованного тысячелетиями песчаника. Главное, не отколоть слишком большой кусок, тем самым нарушив целостность возможно находящегося в пласте палеппи. Но даже когда в свете нашлемного фонаря мелькнет краешек этого природного чуда, еще не факт, что удастся добыть уникальную ракушку без повреждения. Одно неосторожное или неправильное движение, и волнистый корпус природной драгоценности будет нарушен. Тонкий поверхностный слой пропустит воздух во внутренние ткани, и начнется разрушение. После этого ракушку уже не спасти.
Вынув палеппи из спекшегося плена, необходимо вначале пинцетом удалить все крупные налипшие песчинки. Потом промыть добычу в нескольких растворах. Затем подержать ровно три минуты в цементирующем отвердителе и тут же на две минуты засунуть в камеру с жидким фтором. Тут даже задержка в две секунды сказывается. Ракушка может либо покрыться сетью мелких трещин, либо потерять насыщенный, так высоко ценимый перламутровый цвет. Если все проходит с выдерживанием временных параметров, то ракушку на несколько часов оставляют в фиксирующем растворе. Это уже проще всего.
И в итоге получается ювелирное изделие, сравнимое по себестоимости с ценнейшими минералами. Его после украшения и компоновки с себе подобными покупают во всей Галактике за немалые деньги. Продажа палеппи – одна из весьма прибыльных статей экспорта королевства Пиклия, и работы по добыче этих ценнейших ископаемых ведутся только с двумя выходными в месяц круглый год.
История возникновения…
Как вообще природа создала такое чудо? Исследователям не составило большого труда найти ответ на этот вопрос. Вулканические острова. Весьма питательные моллюски, которые обитают в неглубоких заливах и служат пищей для океанских рыбок, называемых утконосами. Рыбки выедают моллюсков своими изогнутыми клювами, красочные ракушки опускаются на дно. За год-два их заносит песком. Время от времени вулкан извергается, и льющаяся в море лава пропекает песок с ракушками до нужной температуры. И опять их заносит песком, и опять утконосы поедают аппетитных моллюсков. Через тысячелетия эти слоеные пироги песка, лавы и ракушек просели на несколько километров и там подверглись длительному воздействию давления и высоких температур. А еще через десяток миллионов лет какие-то ретивые геологи-исследователи добрались до этих глубин и доставили на поверхность природное чудо, которое кто-то назвал по имени своей дочери Палеппи.
Чудо быстро разрушилось, но состав был определен: нечто весьма похожее на натуральный жемчуг, но прозрачный и с яркой перламутровой насыщенностью внутри. Тогда же быстро определили, что требуется сделать с палеппи, чтобы они сохранили все свои прелестные свойства и стали транспортабельны в виде украшений.
И пошла добыча…
А вот с добычей, особенно в производственных масштабах, сразу возникли большие сложности. Со временем шахты прокопали и на суше, что позволило отказаться от дорогостоящих подводных куполов на большой глубине. Но и в недрах оказалось несладко. Давление сказывалось, повышенная температура раздражала, частые смены рабочих в течение суток страшно поднимали себестоимость добычи, а непрерывное мотание клетей вверх-вниз приводило к неоправданным жертвам.
По причине повышенного давления и температуры нельзя было и поднимать породу на поверхность большими пластами, что, несомненно, могло бы резко увеличить добычу. Ракушки трескались и разрушались, если не проходили внизу полного процесса очистки и окончательного затвердевания. Вот потому и приходилось старателям корячиться только внизу, на глубинах.
Правда, со временем выяснилось, что если пожить внизу больше месяца, то организм человека начинает привыкать к условиям жизни на глубине. Большинство работников переставали пользоваться защитными скафандрами с экзоскелетом, у них улучшилось зрение, жара стала привычной, и условия существования сделались чуть ли не комфортными. Стало бытовать мнение о пользе пребывания внизу, и разнеслись слухи об излечении некоторых болезней у тех шахтеров, кто соглашался оставаться внизу на месяц и более.
Понятное дело, народ уловку работодателей раскусил и ни в какие лечебные свойства глубинных шахт не поверил. Да и клаустрофобию никто не отменял! Какой дурак согласится торчать на глубинах долгие месяцы? Станешь богатым, зато превратишься в пускающего слюни дебила? Желающие подобного обогащения путем умопомешательства перевелись быстро.
Тогда правящий в то время король, забрав эти территории под власть короны, переименовал вольные прииски палеппи в лагерь строгого режима и стал засылать в шахты преступников и недовольных его правлением. Вот с тех пор и пошло, что прибыльная статья экспорта Пиклии держится на подневольном труде уголовного сброда и политических противников. Над ними внизу стояли мастера, они же оценщики сдаваемых ценностей да регистраторы рабочего времени. Ну и довольно малое количество надсмотрщиков, жестко следящих, чтобы уголовники не перебили друг друга и не вздумали эксплуатировать один другого. Мастерам и надсмотрщикам, которых меняли раз в две недели, помогали боевые роботы и камеры наблюдения. За всю трехсотлетнюю историю каторги с нее ни разу не сбежал ни один узник.
Попытки заменить людей роботами предпринимались не раз и не два. Но какую только уникальную, точнейшую технику не опускали вниз и не пытались откалибровать окончательно на месте, ничего из этой затеи не получалось. Использовать людей оказалось и продуктивнее, и несравнимо дешевле.
Именно поэтому каторга на планете не просто выживала во все времена и считалась хорошо себя окупающей, а медленно и неуклонно разрасталась. Хорошо еще, что геологами были определены окончательные запасы залежей палеппи. По их расчетам, добыча могла продлиться еще тридцать, максимум пятьдесят лет, если не отыщется новое «слоеное поле». Именно поэтому разрастание тюремно-исправительного объекта не форсировалось, и никто, даже нынешний узурпатор трона Моус Пелдорно, не настаивал на резком увеличении добычи перламутровых украшений.
Так что тем, кто попал на прииск с пожизненным сроком, переезд на новое место не светил. Как ни улучшалось здоровье внизу, как ни привыкал организм к запредельному существованию на глубинах, все равно всплывал моральный фактор, и люди, получившие пожизненные сроки, угасали, прожив максимум двадцать – двадцать пять лет. Последний рекорд был установлен совсем недавно: один знаменитый вор прожил на Донышке, как сами называли свою юдоль скорби заключенные, двадцать семь с половиной лет. Огромный срок! По мнению большинства, такой временной отрезок лишний раз подтверждал, что семейные пары вытягивают намного дольше.
Это уже давно заметили и содержатели каторги. Поэтому процентное соотношение женщин и мужчин всегда поддерживалось как шестьдесят к сорока. Вдобавок женщины лучше чувствовали с годами породу, и именно они чаще всего работали с молотками и зубилами на последней стадии выемки ценности из породы. Тонкая, филигранная работа! Создание семей, как и наличие имеющихся – только приветствовалось. Хотя и проживание в ранге холостяка никто не запрещал. И жить сразу с двумя женами не возбранялось.
Причем не всегда так называемая семейная ячейка образовывалась на тяге представителей разных полов к сексуальной близости. Порой между ними была только чисто платоническая дружба, чувство взаимоуважения и некое родство душ, позволяющее им делить вместе все тяготы здешнего существования.
Большинство же заключенных попадали сюда на определенный срок. И если такие счастливчики доживали до конца своего срока и отправлялись на поверхность, это считалось настоящим праздником и добавляло остальным житейского оптимизма. Еще чаще в истории упоминались случаи, когда на поверхность поднимали невинно осужденных, дела которых были пересмотрены, апелляции признаны основательными, и невиновного освобождали от каторжного труда. Были и такие случаи, когда после апелляции начальника лагеря дело лучших добытчиков пересматривалось и срок тяжкого исправительного труда сокращали. Все верили в подобную счастливую звезду для себя и рвались к трудовым рекордам изо всех сил.
Все, кроме двух каторжан. Один – парень, высокий, худощавый и на первый взгляд неуклюжий и рассеянный. Вторая – его родственница, этакая ловкая, неунывающая женщина с блестящими от задора и оптимизма глазами. Имена они имели вполне обычные для подданных пиклийской короны: Си Га Лун и Ве Да Лисса.
Мало того, в первые месяцы своего пребывания на Донышке эта парочка всеми силами скрывала свои опасения, что вдруг за ними явится надсмотрщик в сопровождении боевого робота и скомандует: «С вещами на выход!»
Это означало бы, что поспешный и не совсем чистый обман с документами вскрыт и судьи загорелись желанием выяснить, кто это скрывается под именами весьма и весьма нехороших уголовных элементов. А под именами выживших при разборках уголовников скрывались резиденты оилтонской разведки Роман и Магдалена Броверы.
То, что Си Га Лун и Ве Да Лисса чего-то опасались, опытный аналитик высмотрел бы в нескольких мелких деталях и в линии поведения. Парочка ни разу не пожаловалась на свою долю, не проклинала жестоких судей и только в случае крайней необходимости что-то там вякала насчет своей прошлой жизни. Они сразу стали довольно вежливо, с уважением относиться к мастерам и надзирателям; ровно и без эмоций – к коллегам; и без огонька – к своему каторжному труду. А почему без огонька? Да потому что передовики, пахавшие все свободное время, выделялись, фиксировались мастерами в первую очередь. Им предоставляли для жительства более приличные стационарные модули, выдавали усиленные пайки, вплоть до деликатесов и сладостей, и самое главное, они могли подавать апелляции наверх, чтобы их дело пересмотрели и срок каторги хотя бы скостили. За таких продуктивных работников мастера стояли горой, поддерживали во всем и порой по собственной инициативе, будучи на поверхности, старались разобраться в делах своих любимчиков и как-то им помочь.
Вот такой «ненужной помощи» влипшие в неприятности резиденты опасались больше всего. Первые год-полтора. Потом немного успокоились. Все-таки понимание наивысшей опасности – угрозы гибели превалировало над желанием улучшить условия существования.
Другой вопрос, что такое существование, в конце концов, и самых отчаянных оптимистов сведет в могилу. А значит, следовало жить хоть какой-то надеждой. А надежда была весьма хрупкая. Очень сложно было передать весточку на свободу. Каждого каторжанина, которому повезло выбраться наверх, тщательно допрашивали с применением домутила. Выискивали при этом все контакты с поверхностью и перепроверяли их пятикратно. Так что, даже отыскав надежного товарища, еще нельзя было быть уверенным, что условная фраза в рекламном объявлении или знак, нарисованный в общественном месте, дойдут до высшего руководства.
Мало того, Роман Бровер сомневался и в компетентности самого командования. Ну, появится в газетах и на информационных форумах объявление, обозначающее для грамотных людей: «Мы живы. Сидим в узилище» (имелся и такой сигнал на всякий случай) – а толку? Естественно, что командование пошлет неких, скорей всего желторотых агентов разбираться. Те начнут копать, как и куда делись такие-то. Попросту ходить, выискивать свидетелей, дотошно их выспрашивать и рыться в секретной информации. А подобные действия для опытных моусовских контрразведчиков, что красная тряпка для быка. Их местный шеф, правая рука Моуса, граф Де Ло Кле, отлично вымуштровал. Живо и самих агентов зацапают, а там и до лживых каторжан доберутся.
Поэтому семейной паре, а точнее говоря, отважным разведчикам из Оилтона, ничего не оставалось, как ждать и надеяться только на две вещи: на некий счастливый случай или на разгром, полное уничтожение моусовского кровавого режима. И если уж так разобраться, то шансов у них получалось немало: Оилтонская империя намерена была сделать все, чтобы устранить с политической арены своего главного и непримиримого врага.
Правда, годы шли, Моус продолжал здравствовать и злодействовать, а каторжане так и работали ежедневно на страшных, уже порядком им осточертевших глубинах.
Одно и то же…
Тонкое зубило, под осторожными ударами молотка, откалывает кусочки спекшегося и спрессованного тысячелетиями песчаника. Главное, не отколоть слишком большой кусок, тем самым нарушив целостность палеппи.
День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, втекающие в мрачные, без просвета надежды годы.
Тупая, монотонная работа…