000
ОтложитьЧитал
Было темно, мороз стоял в ночь крепкий, однако отсутствующий ветер облегчал путь пешего, мимо проехала ночная повозка, везшая откуда-то задержавшегося позднего гостя. Однако, проходя по мосту Мойки, сквознувший в лицо Григория речной ветерок пронёсся вдоль мостовой дороги от тёмного автомобиля, осветив фарами Григория. В автомобиле также ощутилась у Распутина некая насторожённость к сидящим внутри. Однако, не задерживаясь на этом, он спешил в свою кровать и, быть может, употребить немного вина, что недавно ему подарили посетители. Мысленно пожелав им здоровья, Распутин уже планировал на завтра побывать в доме ростовщика, узнать о здоровье брата его жены. Но новый день после вечернего звонка в дом Юсуповых обошёлся иначе. К двум часам следующего дня, без предупреждения приехав в двуколке, в его квартире появился юный князь Феликс Юсупов.
– А-а! Маленький… – обрадовался ему Распутин. Он обнял молодого человека. – Ну, любезный мой друг, раздевайся, проходи. Винцо откушаем? А то шампанского?.. – затейливо намекнул ему «старец», глядя на молодое лицо знакомого ему офицера лейб-гвардии.
«Маленьким» Григорий Распутин называл князя из-за любви к нему, шутя в сочетании с тем, что отца князя звали так же, и, чтобы иметь различие для себя, игриво Распутин обращался к князю с таким отличием в том, что юноша выглядел весьма юным, но ярким должностным своим одеянием был уравнен с командующим чином гвардейского полка. Юсупов-младший, однако, не принимал к себе такого прозвища, но лишь терпел от того, что тот был знаток лечения просящих его прихожан и знаком с его родителями, которых очень почитал. Женитьба с Ириной, казалось, объединяла его с этим старцем. Жена Ирина не могла забеременеть, Распутин был нужен князю Юсупову и этим. И всё же частое уединение Распутина от общества Юсупова вело характерный повод подтрунить князем над Распутиным, «связать» его, ввести в свое общество, которому Распутин так противоречил, а именно – новое перестроение монархии. Свержение царя с трона и утверждение Государственной Думы. Правление капиталистов в Российской империи.
Но лишь пока с отдалённой целью личной деталью Юсупов желал поделиться по совету его матери, по вопросу своей супруги. Без откровенного желания он пришёл в обитель друга царствующей семьи.
– Есть конфеты, Григорий Ефимович, – показал гость коробку.
Он обрадовал хозяина квартиры. Распутин призвал прислужника, находившегося в другой комнате, принять гостя. На звук в прихожую вышла Матрёна, она поздоровалась с князем. Феликс Юсупов только сейчас узнал, что есть настоящая деревенская деваха, здорова, кругла лицом и в теле, и с говором, в отличие от городской речи. Феликс позже не раз делился мнением со своими друзьями о встреченной им девице. В комнате, где спал и принимал гостей Распутин, было обыденно, не богато и не бедно, но витал запах какой-то тоски, и здесь хотелось скорей напиться, чем вести разговоры и распивать чай, что располагало к общению по поводу его личности.
Юсупов присел на указанный стул, кося взгляд на не застланную одеялом кровать и мятую подушку. Он почувствовал неудобность, что отнял человека от его отдыха мыслей.
– Матрёна, голубушка, будешь с нами чайку? – выкрикнул Распутин в открытую дверь, обращаясь к дочери.
С той стороны отказали, Распутин закрыл дверь и накинулся на коробку с конфетами.
– С ликёром аль так? Просто начинка? – спросил он с улыбкой в лицо князя.
– С ликёром, как вы любите. Матушка прикупила, – сказал Юсупов.
– О! Будь здорова, барыня-матушка Зинаида Николаевна, – так ласково Распутин называл мать князя.
– Передам.
Распутин, заглотнув конфету, раскинулся на кровати, словно постороннего и не было.
– Ирина, жена моя, после рождения первенца стала жаловаться на здоровье да второй раз не беременеет, – начал издали Юсупов.
– Хм, – задумался Распутин, глядя в потолок, сейчас в нём не угадывалось той суровости во взгляде осмысленного паломника.
– По совету матушки прибыл я сюда. Григорий Ефимович, говорит, поможет, – сказал князь.
Распутин молчал, но молчание длилось недолго. Он вскочил с кровати. Подошёл к юноше, провёл ладонью по его голове.
– Печалишься, маленький? – с улыбкой во взгляде спросил мужчина.
Князь не знал, что ответить: бестактность, необоснованность поведения Распутина вызывала в нём неопределённость. Распутин выпрямился.
– Будет всё хорошо, мой дорогой. Но… надо повидаться с Ириной, – квартиросъёмщик подошёл, словно его мысли были совсем о другом, к комоду, на верху которого был заварной чайник.
– Чайку? – спросил он.
Юсупов отказался. В этот момент Григорий оценил ситуацию, стал вдруг серьёзен.
– Ты, мой хороший, иди к маме, скажи: я буду на днях там, и посмотрим на твою Ирину.
Юсупов глядел на него опечаленным взглядом, даже жалким. Ему как никогда нужно было рождение второго ребенка, наследника Юсуповых. Перед приворожником он ощущал себя как на ладони. Слух о его желании быть в женском белье и подчинённым грубым мужиком, тайном желании юноши, о котором мог узнать Распутин, беспокоил его об этой страсти, он точно знал, не знает ни его мать, ни отец. Но догадывался лишь только если князь Дмитрий Павлович, двоюродный брат царя.
– Ну а всё же, мой милый, чайку заварного? Вчера вот заваривали, сама Матрёна хлопотала. Ох уж она у меня и хозяйственна, прямо куда ни придёт – приберёт, уложит, только спрашивать надо, где что лежит, прибрано, – улыбался сквозь заросли лица Распутин. – А так всё равно, но, что где-то лежит, положит – так там и остальное найдёшь.
Юсупов не осознавал, к чему всё говорит их друг семьи. Быть может, сватает за него свою дочь, так она хоть и юна, но необразованна, да и не чета его княжескому роду, гадал князь, и женат он. Он очередной раз отказался от чая. Да и в его планах не было засиживаться у этого бородача, в чём интерес был только в его общении, в познаниях какой-то учёности в философии.
«Ведь что есть мир, – говорил как-то Распутин на одном из вечеров в доме Юсуповых, на котором присутствовал юный князь, – негодование. Негодование в том, как мы его понимаем. У каждого своя речь, у каждого своё мнение, оттуда свои причины, оттуда же свой вывод. Иногда который выводится как заблуждение».
И ещё что-то о религии, как её понимают. Об историях, связанных с его паломничеством. Ему наливали, он безутешно рассказывал и делился своим опытом или историями, в основном рассказами об Иерусалиме. Но сколько раз из его уст пробегала тема, относящаяся к мировой войне и новому возможному перевороту в стране российского населения, о котором никто не желал слушать, лишь только юный князь Феликс Феликсович вслушивался в речи опытного и мудрого по своему существу человека. Делясь впоследствии о нём со своими друзьями как по отечественным курсам, так и зарубежным старым, давним связям.
Наконец, продолжая находиться в комнате Распутина, Юсупов-младший проник в теории «старца», как и относился он с уважением, рьяно, не только как к приближённому к царскому двору, но и питал уважение и интерес к самому взлохмаченному и, по одной стороне его мнения, странному, но интересному человеку, чьи речи вроде как давали некое познание, но и частично удручали молодого человека. Распутин мог говорить без умолку, даже перебить собеседника, но так, что никто этого не заметит.
В один из тех же вечеров посещения Распутиным дома Юсуповых на Мойке. Это было два года назад, юный князь Феликс Феликсович стал свидетелем, однажды приняв от него некое высказывание, Распутин, как отметил для себя князь, находился в тот раз в каком-то нервозном состоянии, с виду это было определено как обеспокоенность на лице человека.
Повод был приглашение Распутина по поводу Пасхи. Не раз проводившего таинства церковной традиции, городские люди как никогда искали Распутина в помощь для уклада этого святого праздника.
– Ежели повернуть яйцо другой стороной в чашечку, – говорил Распутин, – не острой, так, ваше благополучие, и останется вам вот этой стороной, ежели острием – то порядок, и быт будет сам стремиться к благополучию.
– Ох, и умны вы, Григорий Ефимович, – отметила на это высказывание Зинаида Николаевна, – вам бы в божием храме службы нести, читай, до самого владыки на верх встанете…
В комнате для гостей было несколько приглашённых человек, двое из них – офицер станичного уезда, который вёл тайное наблюдение за Распутиным. Он поглаживал короткую бородку, внимая словам «царского друга». Распутин не стал открывать то, что владыка и ряд епископского сана не благоволят житию Распутина. Не приемля его в церковном уряде. Где, впрочем, был лишь один в метрополии церковный урядник завсегда рад появлению Распутина в храме. Где сам Григорий бывал редко. Как и редко появлялся в гостях у Юсуповых, выпивая там чай горячий и мятный, как любил Григорий в своём селении, такой лад напитку по поселениям его губернии был редким, но не худшим из обилия местных других сортов со вкусом лаванды и бергамота.
– Григорий Ефимович терпеть не может томительные служебные упоения, – добавил её муж генерал-лейтенант.
На что Распутин промолчал, он не желал спорить с упрямством как казавшееся для него графа.
В комнате появился младший Юсупов, его скорая женитьба определялась неким сообщением через Распутина, брак, которого Григорий Ефимович не желал, считая юношу не подготовленным к серьёзным отношениям, но не был противником, когда венчание уже было назначено.
– А-а, юный князь, – обрадовался вошедшему Распутин, – ну как, всё готово к венчанию-то? Чай, невеста-то уже заждалась?
Князю всегда были лестны слова «старца», но по обыкновению молодости лет слова жившего по своим законам человека, все любимого мужика, и его разными существующими положениями были бесчувственные к пониманию. Ему нечем было изменить принять желание о женитьбе сына Юсуповых.
– К вам, Григорий Ефимович, думаю, это дело не относится, – с нежелаемой грубостью сказал юный князь.
Но в словах князя состояла скорее надменностью. Конечно, Распутина это зацепило. Но он, как всегда, скрыл это в себе, а ведь Григория Новых никогда не стоило бы обижать, ни в коем из случаев.
Так, был пример.
Люди из купеческого строя обвинили в конокрадстве Григория Новых уже как петербургского Распутина сообща с его неприятелями и выпивохами. Сам Григорий выбирал, с кем кутить, а кутить хотел с ним в Покровском если не каждый, но каждый знакомый ему был рад его общению с ним. Спустя годы после побоев ими Распутина один из клеветников в войне между Германией и Россией 1914 года потерял сына, его дочь вышла замуж за хлыста-сектанта, в скором времени разошлась с ним и уехала при неведении своих родителей. Для купца и ростовщика из команды обвинителей Куприянова было также неутешным делом, младший сын умер в болезни. Распутин узнал про эти дела, позже заметив в этом своё проявление, решение суда небесного как не распределителя человеческих судеб, но проявление как примеру в другом. Однажды он излечил маленького малыша от хвори по приглашению в еще по названию Санкт-Петербурге из обжитых слоёв населения, перебравшихся в столицу односельчан. Тогда целитель бывал едва ли не в каждом доме, и вот попросил он воды для паренька, и тут к нему подбежали бесноватые юные девушки и выбили из рук кружку. Тогда Новых, недолго думая, схватил за шею одну из девиц и, взглядом своим проникая в её очи, с присталью произнёс молитву. Как вдруг девицу затрясло, но не от удушья – Новых контролировал ухват, – а от нечто другого. Тут же она поникла, у неё потекли слёзы, девица заплакала. Григорий прижал её к себе.
– Ничего, девонька, – сказал он, – ушло из тебя лихо. Не зайдёт снова. Я помолюсь, и не зайдёт, – говорил он тихо.
Весть об избавлении Лукерьи Никитичны от беса пронеслось по проулкам Санкт -Петербурга. Но и о том всё же позабыли. А о малыше, которому со временем уже 14 лет исполнилось. О таких моментах Распутин молчал в барских местах, да и о том, что его дети остались на попечении жены Прасковьи, тоже не хвастал. Рассказывал лишь однажды в одном из посещений дома Юсуповых, как в посёлке боролся однажды с мужиком.
– Так тот мужик меня стороной дальше всё обходил, я же его на лопатки-то положил, а сам и не знаю как. Думаю, тогда случай был. Зима-то короткая оказалась. Снег-то подтаивал, вот он соскользнул обувкой-то, а всё считает, что я его сглазил. Эко што вот народ что не придумает, – весело подытожил Распутин, уже целясь на бутерброд с колбасой.
– Икорки, икорки, Григорий Ефимович, кладите, – сказала радостная его появлением к выходным и уже под хмелем Зинаида Николаевна, урождённая Юсупова. – Неделю на рынке не было, совсем ловля застоялась, говорят, – произнесла хозяйка дома Юсуповых.
Распутин поблагодарил Зинаиду Николаевну, окинув незаметно ласковым взглядом. В его развратных мыслях она уже предстояла в его объятиях и готова была бы на всё.
– Да… – протянул, задумчиво дополнив жену, в тот же один из пасхальных дней Сумароков-Эльстон. – Забастовки участились. Во многих корпусах появились какие-то болезни, приходится увеличивать места в лазаретах…
– Ой, ой, что ты такое говоришь?! – откликнулась Зинаида Николаевна на слова мужа.
– Часто изолирующие, правда, не доживают. Но это редко. За месяц только один скончался, – признался генерал.
– Что за болезни такие? – поинтересовалась его жена, глядя в поисках ответа то на мужа, то на Распутина, словно лучшего знатока, как человека из народа, будто он знал ответ.
Конечно, Распутин если не знал, то догадывался о происходившем в стране. Но всю правду сказать о том не решался, считал, что будет мешать его жизни радости, упоённой царскими вельможами.
– Так лихорадка какая-то, наверное, после последствий в Восточной Пруссии. Сами же знаете, какое-то было снабжение.
Признавал провал русской армии командующий кавалергардским корпусом генерал-лейтенант Сумароков-Эльстон, считая, что находившиеся в этой комнате были свои, собственно, никакой тайной для россиян не было и то, что лишь случай вернул солдат на родину. Смена канцлера Германии.
– Да это кошмар, – дополнила его жена.
Но дальше мысль развивать она не стала, посчитав это за дело мужской стороны. Распутин же преспокойно допивал свой чай, не желая более касаться ни политики, ни милитаризованных структур.
– А вы что по этому поводу думаете? – спросил его юнец.
Надменный голос вновь укорил крестьянина из Тобольской губернии. Но тот не подал тому виду.
«Опять ты мне тычешь пальцем, щенок», – подумал про себя Распутин, и только. Видное высокомерие раздражало «старца». Однако Распутин считал всё это за баловство возраста.
– Не моё это дело, маленький, – съязвил для себя Григорий, – моё дело правое – помогать людям, молиться за их покой да помогать нашему цесаревичу, чтобы ему было легче, – Распутин перекрестился.
Юного Юсупова вполне удовлетворил ответ. Всё же, перемешиваясь с некой куклой и зависимым человеком, Феликс Юсупов-младший питал к Распутину дружеские желания отношений. Где Распутин, понимая ему в ответ незрелость князя, но его положение считал, не давали бы повод для него к такому обвинению человеком старше его, годившимся ему в отцы. И в этом самопознании принимал ту мысль, что князь всегда искал в нем дружелюбие.
Его отец граф Феликс Сумароков-Эльстон рассчитывал на кадетское образование сына и не замечал в нём надменности. Дальнейшие их разговоры были о простых гражданах, литературе, о правдолюбии Максима Пешкова, Лермонтове, чьи стихи любила читать жена генерал-лейтенанта. Князь Юсупов также случайно задел разговор о мировой индустрии, где Распутин на удивление всех отметил в отличном состоянии германскую технику.
– Да, на ткацкую фабрику, я слышал, были ввезены новые немецкие станки. Вот ведь как разыгрывается их страна, – подметил Григорий.
– А как же электричество?.. Не немцы же придумали, – возмутилась женщина.
– Нет, конечно, дорогая, это выдумки американцев, – пояснил Сумароков-Эльстон.
Распутин не возражал, но на тот ответ у него было своё мнение.
Он посчитал ненужным мировой спор, его тянуло на дерзость между поколениями. Ещё бы, возбудившись этим, ему был повод пойти в кабак и спустить там часть данного ему в довольствие царственным наместникам государства.
– Князь Феликс, ваша свадьба, полагаю, будет успешна, – произнёс в напутствие Юсупову-младшему Распутин, когда тот собирался покинуть гостиную комнату, не найдя повода для своей вставки юношеского взгляда и охладев к разговорам, разочаровавшись в неудавшейся беседе с Распутиным.
– Благодарствую, – сказал Юсупов-младший, развернувшись.
– Ваши слова меня успокоили, Григорий Ефимович. Я не вижу в вас порока и лицемерия, прошу вас, звоните в любое время, – сказал юноша и удалился.
Подействовав тем самым на гостя из Тобольской губернии, как бы успокоившись, Григорий всё же не передумал идти в кабак, искал в голове уже другой повод. «Главное, чтобы там встретились цыгане, – размышлял он. – Это… у Апраксова7 двора где-то… Там их больше вероятностей, что впустят. А! Да будет так!»
Бросив взгляд на часы на камине, на светящуюся электричеством люстру в потолке, Григорий, впечатлившись разгулом, искал повод отпустить себя и уйти из дворца. А повод был, как всегда, тот и подпитывающий. Небесный взгляд и нежность Зинаиды Николаевны сокрушали в этом мужике, что эта женщина не его, а его друга. И большого в свете человека, а скандал с изменами Распутину был не нужен. Еще, насколько мог, задержавшись до обеда, отобедав, как всегда, скромно за гостеприимным столом, Распутин, подкрепившись с некоторой грустью, направился в обитель веселья – таверну «Две бочки».
Итак, князь Феликс Юсупов-младший в комнате Распутина, договорившись о скорой встрече Распутина с его женой, улучил момент, попав в его объятия, как только тот похлопал юнца по плечу.
– Всё будет хорошо, дорогой Феликс, – по-отечески сказал Распутин.
Сторонников бы это удивило: вместо недоиспечённого бойца любитель царской семьи отнёсся к юноше весьма по-взрослому. Впрочем, для Юсупова этот момент лишь удовлетворил его горделивость. В мыслях бы, наверное, его пробежало: «А… Старик-то учится… Глядишь, нашим человеком будет…» С тем и покинул его покои.
Григорий Распутин с задумчивым лицом внезапно ощутил какое-то осадочное беспокойство, пытался внимать тому, как за князем закрылась дверь. Отчего-то в его понимании его будущее связано с этим юнцом, как ощутил Распутин, если не какая-то беда, то очень близкое расстояние произойдёт у него с ним, приведшее к пустоте. Интуитивно Распутин мог предположить, что следовало бы сделать в одной из ситуаций, дабы не допустить неприятных событий в последующем, но в этот раз последующие события никак не проявлялись, но Григория, сына лучшего вольнонаёмного по всякую работу косаря, в последнее время проявляло на бездумные и, как бы то в том он желал в обществе, рьяные дела.
Наступило 16 декабря8. С утра на окнах появились изморози, воздух проморозился с ночи и стал крепче. Проснувшись наутро, Григорий Ефимович, помолившись, произнеся небольшую молитву, уже хлопотал на кухне. Кухня включала в себя маленькое отделение квартиры, вмещала в себя новомодную печь-духовку на газу. Такие печи индустриализации могли использовать разве что в более зажиточных домах, или ставились в домах для квартиросъемщиков. Он, открыв газ, зажёг конфорку. Квартиранты ещё спали. Распутин уже думал о звонке телефона, когда позвонит ему юный князь.
Весь день в ожидании Распутин никого не принимал. Ответил на пару телефонных звонков причём, когда заслышал звонок, не спеша подходил к аппарату и не спеша, словно заунывно, говорил:
– Алло…
Он гадал, кто же это мог быть, и отчего-то не желая услышать голос Феликса Юсупова, но, обычно, заслышав трель телефона от его долгого звонка, подходила служанка, женщина на два года старше Григория, невзрачная и молчаливая, или Матрёна отвечала бархатным, но твёрдым голосом:
– Слушаю.
Либо сам хозяин квартиры.
– Алло, алло. Да, слушаю вас…
Первым, кто позвонил ему, была модистка. Матрёна заказала новое платье к балу, считая каким-то образом, что её позовут во дворец на Новый год. Это было время после обеда.
К вечеру, к 16:10, позвонили из какого-то приюта, где заведующей являлась Александра Фёдоровна, сделали приглашение по поводу его открытия. Распутин согласился с двояким состоянием по тому ощущению, что тому торжеству не быть. Посчитав за трудности проезд по дорогам. Представив вдруг мероприятие совсем иного характера, катание на льду, по тонкому льду. Впрочем, ни одному бы из ясновидцев или предсказателей будущего, никто из них не знает ни часа, ни дня предвещавшему какому-либо событию.
Наконец время в приёмной комнате для гостей, где можно было вместить человек пять или шесть, но если в стеснённом состоянии. В собственно съёмной квартире обитала дочь Распутина Матрёна Григорьевна, в ее опочивальне можно расположить лишь разве кровать и тумбу для личных потребностей. На часах конца 19 столетия, подаренных кем-то из почитателей Распутина из царского окружения. Возможно, это был подарок самой старшей из дочерей Николая II, вроде Анастасии, или же регламентированно ей посланного через подьячего.