bannerbannerbanner
Название книги:

Дом с химерами

Автор:
Юрий Иваниченко
Дом с химерами

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Демченко В.И., 2020

© ООО «Издательство «Вече», 2020

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

* * *

Пролог

За сто с хвостиком лет своего бдения бабушка Алевтина знала всё и обо всех жильцах дома, и навидалась всякого – даже в этом своём теперешнем состоянии, когда поле её зрения сузилось до пятачка тротуарной плитки перед готическим порталом подъезда. Правда, она недавно появилась тут, эта красно-чёрная фигурная тротуарная плитка. Алевтина, такая же каменная, но тогда далеко ещё не столетняя, лучше помнила асфальт с латками разной степени древности, а ещё лучше – бурый булыжник дореволюционной мостовой.

…Подкатывал по нему, по бурому булыжнику, богатый экипаж графа Рановского, чтобы выгрузить шумное семейство мануфактурщика Шатурова, в то время как сам граф, убежав от разорения и извозчика, ругался с ним из-под мышки швейцара в щель дубовой двери. Потом и сын графа – уже в асфальтовую эпоху, – ругался с шофером таксомотора из-под той же сенаторской бороды Трофима и по той же причине, что денег не было. А теперь вот и правнук, совсем уж никудышный граф, отпустив такую же, как когда-то у Трофима, бороду, торчит на его посту, на фигурной тротуарной плитке, поджидая экипаж новых хозяев в роли консьержа…

«Занятный, кстати сказать, экипаж, – поёжилась (мысленно) на карнизе эркера бабушка Алевтина и с каменных перепончатых крыльев, сложенных за её горбатой спиной, нехотя вспорхнул единственный её собеседник – жирный, старчески сонливый голубь Вася. Вроде и угадывалось в этом новом экипаже что-то памятное времён НЭПа, что-то от совнаркомовского «роллс-ройса», когда живала тут Ляля Бриль, но разве что в линиях серебристого ландо угадывалось. – Хотя и теперешняя краля, та ещё Ляля…» – с каменно-заскорузлой злобой оскалилась бабушка, сморщив лицо, и без того сплошь изрезанное морщинами-трещинами.

– Поди, заждалась, – скосила она чёрные дыры зрачков под тяжёлыми веками туда, куда косилась и видеокамера из-под её перепончатого крыла. – Ну, жди-жди… глядишь, дождёшься…

Каменная бабушка подразумевала этим своим «дождёшься» нечто абстрактное. Но совсем недалеко от неё, в какой-то сотне метров, ожидал появления серебристого «бентли» совершенно конкретный, хоть и немолодой стрелок в цивильном, известный сотоварищам как Михалыч.

– Уж за полночь, а Генриха всё нет… – проворчал Михалыч, потушил в облупленную доску подоконника окурок затрапезной «Примы» и от нечего делать принялся расставлять на доске медными солдатиками запасные патроны калибра 7.62. Получилась пятёрка обычных винтовочных, образца 43-го года и во главе – красноносый Б-32, соответственно, образца 32-го, бронебойно-зажигательный патрон.

…В то же время в апартаментах на третьем этаже, то есть сокрытый от каменных глаз крылатой бабушки Алевтины, мастер-печник начал извлекать из ниши в каминной трубе деревянную шкатулку. А ещё ниже, во тьме второго подвального яруса, колоритная троица любителей сомнительных подземных приключений готовилась к тому, чтобы «вскрыть» с помощью аммонала узкий вертикальный лаз, из которого, они надеялись, ведёт лаз горизонтальный, называемый на их забавном диггерском жаргоне «ракоход».

Михалыч вновь прильнул к окуляру оптики, но в градуированном перекрестье прицела мишени по-прежнему не было. Потому как в это время мишень, то есть Генрих Иоаннович Варге, шагов за сто до собственного подъезда – собственного во всех смыслах, – негромко, как всегда, бросил водителю:

– Останови-ка тут.

Но водитель и без того уже перекинул ногу на педаль тормоза раньше, чем расслышал, чего от него хотят. Привык. Привыкла и охрана, даже не дёрнулась…

Мишень

Генрих Иоаннович в «лихие», как сейчас принято говорить, 90-е был ещё Георгием Ивановичем, но уже губернатором. Демидовским.

Все тогда перенимали стиль бывшего свердловского первого, ставшего вдруг первым всероссийским. Стиль, узнаваемый заботой партийного отца о беспартийных, а чаще и беспортошных чадах. Это когда по дороге из закрытого распределителя остановится вдруг радетель народный у витрины заурядного гастронома и грозно так сведёт брови, глядя на синюшный труп курицы. И с глухонемым недоумением спросит:

– А что это у вас… такое? Сосиски где, палтус, зельц?

Народ, который такие фамилии только на медных табличках кабинетов и читывал, радостно за спиной отца и заступника оживится, а продавщице заурядного гастронома – хоть сквозь пол провались. Уж кто-кто, а она-то знает, что из распределителя только эта вот «синяя птица» и долетает призраком чужого счастья. А то, что в когтях она донесёт, уже под прилавком – и давно расписано: завскладу, директору мебельного, нужному человечку в ЖЭУ…

Теперь же, нет. Не комедию ломать, не являть народу святую простоту свою и доступность приходил Генрих Иоаннович к блистающей витрине продуктового супермаркета «У Иваныча». Сам. Лично. Такого рода сакральный акт не передоверишь никакому посреднику, ни попу, ни шаману. Акт поклонения всё-таки.

Кому поклонения или чему? Да самому себе, – уму своему, прозорливости и предприимчивости. С этого первого своего детища, частного магазина, отожравшегося от Горпищеторга, как наглое хозяйское порося средь худосочных казённых собратьев, и началось восхождение товарища Варге к одноимённому господину. К нынешнему трону председателя правления банка «Красный кредит». Потому и оставлен был как памятник, место ностальгического забытья, начально-капитальный «Иваныч» во владении г. Варге. И по сей день любил господин пройтись, заложив руки за спину, вдоль прилавков, мимо рядов баночек, штабелей пакетов и россыпей сыпучих товаров…

Акция

Президентский «бентли» г. Варге, по-хозяйски проигнорировав знак «стоянка запрещена», приткнулся серебристым рылом к кромке бордюра, как раз напротив светодиодной радуги «У Иваныча». Хозяин сам выбрался, а «бентли» мановением руки послал далее, дескать: «Пешком пройдусь».

«Бентли», притормозив у дверей супермаркета на считаные секунды, тотчас продолжил движение. Отсчитывая подъезды № 1, № 2, он направился к хозяйскому подъезду № 3. Из джипа охраны со степенной неспешностью появилась и охрана – такие, днём и ночью в слепых очках и чёрных костюмах. За хозяином «уважаемые кроты» не последовали. Не столько приученные к крутому его нраву, сколько спокойные за него. Тут, в «Иваныче», в единении с народом, за Г.И. Варге жизнь – как полагал он сам, – тряслись все народа представители. И специальное подразделение «секьюрити».

Но не успел в этот раз Генрих Иоаннович даже дождаться, как разъедутся стеклянные створки дверей, опознав хозяина глазком фотоэлемента, когда началось…

– Встречайте, пошёл… – деловито буркнул один охранник в рукав.

Другой охранник принялся шарить взглядом по сторонам, разумно полагая, что наблюдение может вестись и от самой машины. Завертел головой, пристально вглядываясь в лица прохожих. И потому не сразу увидел, как со встречной полосы, вызывая повальный скрежет тормозов, вдруг круто, с перекосом на правый борт, развернулся в их сторону этакий призрак бандитских девяностых.

– Да ну на хрен… – не поверил глазам своим охранник.

В опущенное окно джипа высунулась горилла. Самая настоящая. С застывшим выражением мрачной злобы и калашом в руках, вернее, в чёрных косматых лапах. Такой себе вождь антиколониальной революции.

Потому-то учёный, но как-то так и не приученный бодигард не то что «глок» из кобуры выхватить – присесть не успел, сражённый удивлением и пулями калибра 5,45 наповал…

Глава 1. Явление героя

Капитан Точилин, старший оперуполномоченный уголовного розыска, производил впечатление человека, который к решительным тридцати трём так и не понял: «А на кой чёрт всё это надо было?» – и более того, уже купил билеты к этой самой матери. Да вот, то одно, то другое, никак не вырвешься…

Прямой начальник Арсения Точилина, начальник УГРО Центрального райотдела подполковник полиции Камышев В.С., находил капитана опером довольно средних показателей и весьма непредсказуемым, но с долей необъяснимого оперативного везения.

Женщины, впрочем, находили наружность капитана вполне романтической и подходящей для выбивания по субботам маминого паласа и других мужественных поступков, – так что многие просили его помочь расстегнуть сзади вечернее платье и завязать там кухонный передник, чтобы стабилизировать Арсения в пространстве и времени. Но задумывался вдруг капитан в неподходящее время: «А на кой чёрт мне это всё надо?..» – и замирал, пока женщины не начинали пугаться и бежать от Точилина с периодичностью раз в полгода.

…Капитан посмотрел на дежурного с такой тоской, что старому майору, помнившему ещё, должно быть, Дзержинского не в бронзе, а в оригинале, безотчётно захотелось погладить Арсения Точилина по стриженой макушке. Словно хозяин ту самую собаку, которую в такую погоду и на улицу выгнать грех.

– Надо, Сеня, надо…

– Я не Сеня, – механически поправил дежурного капитан Точилин. – Арсений я.

– Да хоть Амфибрахий, а надо.

То, что «надо, Сеня…», подтверждала и разноголосица в динамиках КАСУ – Комплекса автоматизированной системы управления дежурных частей, рвущая тишину дежурной оперчасти. Арсений даже поёжился в чёрной петле шарфа.

– Что там? – растирая заспанную физиономию ладонями, спросил его соратник по ночному дежурству, старший лейтенант Кононов.

– «Перехват», конечно, – пожал плечами Арсений, натягивая скрипучий кожаный реглан.

– И чего перехватываем?

– Чего перехватываем, не знаю, но чего «выхватим», если что, – догадываюсь, – кивнул Точилин на дежурного, тычущего клавиши АСУ с малограмотным упорством. – «Сирену» уже объявили. Сейчас начальство подвезут.

– И всенепременно выхватим! – зачастил правдоподобной ленинской скороговоркой ст. лейтенант В.И. Кононов. – Огребём и отхватим сугубо. Если сейчас же, все как один, не умрём за это! А где умрём-то?.. Куда бежать, чего перехватывать-то? Промедление, знаете ли, хрен знает чему подобно.

 

– Понесло, – скривился капитан, направляясь к двери. – Вылез-таки из мавзолея. В дом Шатурова едем.

– Ну, тогда точно, – как-то сразу сник ст. лейтенант Кононов В.И., и в самом деле Владимир Ильич, или просто Ильич. Так его называли почти все в отделении, но не столько по возрасту (и тридцатника ещё не было), сколько по уважению к непреходящей, хоть и заимствованной мудрости, сквозящей в репликах и разговорах старшего лейтенанта. – И выхватим, и выгребем сугубо, – продолжил ст. лейтенант. – По полной и по любому, ибо… – Рубящий жест окончился взмахом отчаяния.

Глава 2. Место действия

Вдруг встретившись посреди затрапезной купеческой застройки прошлого века, дом Шатурова останавливал прохожих, заставлял всматриваться, задрав головы, в угрюмых средневековых горгулий, обсевших готические фасады, вновь оборачиваться – и креститься, заметив, что горгульи также оборачиваются вам вслед.

Проще говоря, если «архитектурные излишества» доходных и прочих домов вокруг были всё больше кондитерского манера, этакие кренделя a-ля Рюсс, то дом Шатурова был словно перенесённым из средневекового германского эпоса. Из страшной сказки. И временами – даже очень страшной.

Уже в 1910 году тут покончил с собой один из последних графьёв Рановских, снимавших в доме дешёвые номера. Не пожелав отдать просто так «фабрики рабочим!» и уехать за границу, заперся в секретном сейфе-шкафу сам миллионщик Шатуров. Да так и не вышел никогда из своего потайного убежища, сколько ни просили, ни простукивали стены прикладами товарищи из ЧК. Занявший его апартаменты комиссар III ранга Дикой застрелился, предчувствуя арест, и вслед за ним стрелялись комиссары II и I рангов; даже кафель в клозете отмывать не стали. Зачем? С этим предчувствием, беспрестанно витавшим в стенах дома, тут вскрывали вены, травились мышьяком и совали головы в газовые духовки многие жильцы «фонда горкома партии». А в январе 91-го вышел в окно верхнего этажа старый директор «Мосвторсырья», а в августе 98-го – хозяин «Москоу Сэконд Хэнд» и тоже разорившийся миллионер.

Если архитектура дома, впрочем, была вполне определённой, так называемая «московская готика» начала ХХ века, то вот топография его не раз ставила в тупик и отдельных лиц, и целые организации.

…Один Бог знал, как измучил мануфактурщик Шатуров архитектора. Тот и словами свои страдания передать не мог, только отчаянно махал руками и тряс седой головой, мол: «Слов нет, господа!» Стоило ли оканчивать с серебряной медалью институт гражданских инженеров, чтобы потом выкраивать лишние сажени, зарываться в подвалы и обживать чердаки, и воровски отщипывать у соседей квадратный аршин?.. «Стоило!» – сыто румянилась физия миллионщика после всякой такой отвоёванной пяди. Куда радостней, чем после чтения сметы на украшения фасада. Но, впрочем, отмахивался:

– Ты, брат, каких хочешь чертей на парадном нагороди, а сделай так, чтобы с чёрного хода мне копеечка катила. На то он и доходный дом. Вот тут, голубчик Пал Дмитрич, ещё одна аренда получится, ежели, к примеру, клозет потеснить…

Так и вышло в итоге, что тут вам мало кто мог подсказать квартиру, если только не соседа по лестничной площадке. Не исключено было также, что после № 76 следующий номер, 77, найдётся и в другом крыле, и на другом этаже. В местном почтовом отделении, если при разборке конвертов попадался адрес: Кривоконюшенный № 2/13/9/20, письмо сразу же бросали в мусорную корзину, – всё равно не сыскать. Потому как, если парадный фасад дома, узнаваемый зодиакальными часами и каменными химерами, выходил в переулок, ныне оживлённый не менее иного проспекта, то его ответвления и разветвления терялись в глуши проходных дворов. И не поверишь, что лабиринтами коридоров и колодцами внутренних двориков, то взбираясь на этаж, то сходя на целых два, можно добрести до таблички «№ 2/13/9/20» на парадном.

На месте происшествия

«22.30 уже…» – глянул капитан и на зодиакальные, с медными звёздами «ночного» циферблата и обручами меридианов, часы на фронтоне. И спросил, подсвечивая фонариком рваные дыры пулевых пробоин на чёрном боку джипа:

– И кто у нас тут убит?

Лейтенант ППС, прибывший на место происшествия первым, кисло скривился:

– Это и мне хотелось бы знать, кто у нас тут убит.

– То есть как? – удивлённо повёл бровью Арсений.

– А вот так, – лейтенант кивнул за другой борт джипа. – Тут только охранники Варге.

Капитан мельком глянул на две пары лакировано-блестящих туфель, лежащих рядком, точно в мастерской гробовщика, и поморщился: «Статисты. Антураж ВИП-персоны, не более. Туфли и те – только по паркету скрипеть, не для погони в джунглях, пусть даже и в асфальтовых».

– Варге… – повторил Арсений вслух. – А сам где?

– То-то и оно, капитан, что рифма напрашивается, – попытался пожать плечами в неловком бронежилете лейтенант. – «Бентли» его вон уже у подъезда стоит, – кивнул он в перспективу переулка, в сторону подъезда № 3. – Там его и выгрузить должны были, потому как его подъезд; но, похоже, что Варге раньше вышел, тут, у магазина. И растворился президент банковской группы «Красный Кредит», будто его кислотой разъело, типун себе на язык…

– Внезапно вышел?

– То ли это у них манёвр такой на случай, если у подъезда киллер поджидать будет, то ли и впрямь, баранок к чаю купить хотел. В любом случае, на свою голову вышел, – фыркнул лейтенант ППС и добавил с пренебрежительной провинциальной завистью: – Магазин, между прочим, тоже его. Хотя на кой чёрт продуктовая лавка всех банкиров банкиру?..

– И что говорят? – раздражённо повертелся Точилин в обе стороны. В сторону подъезда и в сторону супермаркета.

– Мне говорят?.. – не без ехидства уточнил лейтенант. – Да меня тут по ходу ещё и не заметил никто. У него своей охраны департамент целый. Бегают, типа: «Работает ФБР!», того и гляди шуганут, чтобы под ногами не путался. Но, по моим наблюдениям… – зачем-то понизил он голос и оглянулся, – банкира нет ни тут, ни там. Ни возле дома, ни возле магазина.

– Главное, что среди убитых нет, – попытался найти хоть в этом что-нибудь утешительное капитан Точилин.

– Ага, как сквозь землю провалился, – проворчал лейтенант.

А под землей, в то же время

– Долго ещё ждать?.. – Скудное пятно света вызолотило древнеримский профиль диггера по прозвищу Горлум.

– Угомонись, Крыс, – проворчал обладатель брандмейстерской каски, названный Горлумом по созвучию фамилии и аналогии с персонажем Толкиеновской сказки «Туда и обратно» и, недовольно жмурясь, насупил шлем на глаза. – Ибо сказано: – Он глянул на циферблат своих часов, – в 22.35.

– А если он из расписания выбьется? Мало ли что? Может, Аннушка уже пролила масло? – не желал угомониться его напарник, и впрямь суетливый и теряющийся во мраке, как крыса, – крупная, жирная, но едва приметная в тёмном чулане. Только железный лоск на оттопыренных полях немецкой каски обозначал его приблизительное местонахождение. – И теперь все толпятся на рельсах у отрезанной головы Берлиоза, – беспокойной скороговоркой продолжал Крыс нести нервическую ахинею, попеременно удаляясь и снова громче. – И трамвай не придёт, и мы останемся здесь навсегда, то есть пока нас не сожрут гигантские крысы Московского метрополитена…

– А ты что, уже проголодался, Крыс? – лениво поинтересовался Горлум, очевидно думая о чём-то своём.

– Куда мне, я ж хоть и большой, но не гигантский же, – снова на мгновение вынырнула из мрака внушительная камуфлированная туша. – Это вы, как более опытные и старшие товарищи, скорее с меня начнёте.

– Какое, на хрен, масло?.. – вдруг раздался потусторонний рокочущий голос, принадлежавший мертвецки-бледной физиономии с огромными дырами чёрных глазниц. – Ничего я не проливала.

– Точно, Аннушка, – фыркнул Крыс, в очередной раз приблизившись. – Куда тебе. Для этого надо было в библиотеку хоть раз пойти.

– Чего он ко мне с каким-то маслом докопался? – пророкотал голос, искажённый мембранами защечных фильтров противогаза. – А, Горлум?

– Не к тебе, – не сразу отозвался тот. – К Аннушке из «Мастера и Маргариты». Она там на трамвайные рельсы масло пролила. – И Горлум ударился в сленговый пересказ одного из первых эпизодов романа М.А. Булгакова: – И с этого косяка вся байда началась – один чувак залип, и его в дробь поделило, а в его хату неформалы всякие из альтернативы полезли…

– Слышь, ты, подонок, – вновь завертелась резиновая морда, выискивая Крыса чёрными глазами пилота НЛО. – Я, между прочим, три курса Архитектурного с отличием окончила, – угрожающе загудело вытянутое рыло. – Два исторического с восторгом, два семестра занудного корпоративного права на всяк случай и курс кулинарного техникума с лавровым венком. А ты меня на цитатник популярной литературы развёл?! Да я тебя…

Морда наконец смялась в жуткой гримасе и сползла куда-то вниз, а на её месте под козырьком каски явился лик ангела. Даже прехорошенькая головка в пластиковой каске этак безутешно склонилась на плечико, – но при этом из руки в руку ангел с лёгкостью перебрасывал кайло. Маленькое такое, альпинистское, но всё-таки…

– «Хрусть – и пополам…», – с нервным покаянным смешком уточнил Крыс, всё же упорствуя и цитируя всё тот же источник.

– Не могу сказать, что не хотелось бы, – со вздохом созналась Анна.

– Короче, вы, литературоведы… – прошипел Горлум, в очередной раз глянув на фосфоресцирующий циферблат своих «командирских» часов. – Валите в каналью. День Д. Сейчас эпи-бах проверю, и будем ломиться. И тогда я не я… – мечтательно забормотал он, не сводя глаз с зеленоватых цифр.

Нормальным языком это означало что-то вроде: «Уходите в канализацию, время наступило. Сейчас начнутся эпического масштаба взрывные работы, и это окончательно решит проблемы моей личностной самоидентификации».

Крыс его понял и шмыгнул во тьму, не дожидаясь окончания фразы. А вдогонку прозвучало забавно-сленговое, которое можно примерно перевести так:

– Мне трудно определиться, но полагаю, что этот крайне узкий лаз приведёт нас в то место, где не ступала нога метростроевца, и там будет столько антиквариата, что другие диггеры будут слагать об этом городские легенды. Ибо таких сокровищ никто и никогда…

Аннушка, помешкав, потрепала Горлума по костлявому небритому подбородку:

– Всё будет путём. Ты только будь на стрёме. А то провалит крышу, никакой шлем не поможет…

– Ты давай лучше прот намордни и паси пиггера (Ты тоже береги себя и присмотри за начинающим диггером, а то ему явно недостаёт опыта. – Авт.), – с героическим равнодушием проворчал Горлум, не сводя с потолка целеустремленного взгляда. И принялся деловито разворачивать маленький свёрток фольги.

Впрочем, стоило Аннушке раствориться во тьме – только растревоженное мелководье Пресни, заточённой в тоннеле, обозначало теперь её шаги звонким эхом – Горлум уставился ей вслед, облизывая внезапно пересохшие губы. И процитировал из «Властелина колец»:

– Моя прелесть…

На прототипа, впрочем, диггер если и походил, то разве что лысиной, хилым сложением, сутулостью и грустными глазами паиньки, задержанного за незаконное хранение наркотиков. Наконец, отвернувшись, Горлум шаркнул по стене термитной спичкой. Поднес её яростный огонь к концу бикфордова шнура и начал отсчёт. Огонёк бодро карабкался вверх, в чёрный провал шахты, довольно неожиданный посреди равномерно бурой кирпичной кладки потолка.

– 57… 58… 59… – зашлёпал и Горлум за поворот, чуть обозначенный светом шахтёрских фонарей.

А в то же время на земле, где-то наверху, над кирпичной кладкой тоннеля, над его бетонной крепью, над многометровым слоем грунта и многослойной коростой асфальта, – ровно в 22.35 поворачивал трамвай № 61 вокруг углового торца дома № 2/13/9/20 по Кривоконюшенному. И при этом так скрежетал ребордами колёс по рельсам, что и подсолнечное масло, пролитое классической Аннушкой, не приглушило бы этот неистовый скрежет.

…И высоко над землей, на чердаке, процедил Михалыч в неухоженную бороду: «Наконец-то», – и утёр засаленным локтем взмокший лоб. Он чертовски устал от напряжения. Прошло добрых двадцать минут с тех пор, как «бентли» выперся на узор тротуарной плитки перед парадным подъездом. Но дверцы его отчего-то так и не открылись, будто и доехал он сюда по инерции, уже брошенный. «Что бы оно значило?» – недоумевал Михалыч. Обычно лица, сопровождающие «августейшую персону», уже суетились, старались побыстрей запихнуть персону в тяжёлые дубовые двери. А тут тишина, будто всем не до монарха стало, будто вымерли. Уже и трамвай № 61, в котором Михалыч рассчитывал исчезнуть с места преступления, вынырнул из-за угла с истерическим скрежетом, «а Генриха всё нет…»

 

Но нет. Вот наконец-то и отворилась дверца. Та самая, правая задняя.

Михалыч сдвинул пальцем скобу предохранителя, потянул крючок. Знал – времени у него сейчас будет секунда-две, пока охранники не заслонят вампира, чтоб в их тени тот прошмыгнул в свой фешенебельный гроб на ночлег. Привычно прошла слабина холостого хода. Палец упёрся в спусковой крючок, преодолевая тугость пусковой пружины. Преодолел её. И вдруг пробормотал Михаил Михайлович, увидев в привычном контуре грудной мишени, появившейся над дверцей «бентли», непривычные какие-то детали. Вроде как острые собачьи уши?

– Что за хрень?..

Но спусковой крючок под пальцем уже дрогнул.

…А в третьем подъезде дома Шатурова, по странному совпадению – которые однако же в жизни случаются чаще, чем в литературе, – где завершалась прочистка неприятно дымящего камина, минутой раньше произнёс мажордом:

– Ну наконец-то. – И посмотрел на внушительный зад, выпиравший из мавританского зева камина. – А то сколько же можно!

Серая дымная вязь, повторяя завитки ампирных рисунков на мраморе, курилась из-под чугунной задвижки щита. Но мажордом смотрел на неё с облегчением. До того было ещё хуже – дым беспардонно валил непосредственно из зева камина, который намедни нежданно-негаданно повелел разжечь господин Варге, и был куда гуще.

Мажордом брезгливо переступил через подвёрнутые под зад печника растоптанные ботинки, стараясь не вступить в сажу и следя, чтобы в коньячном фужере на подносе не возникло излишнего волнения.

– И посмотри потом, любезный… как там тебя, – продолжил он. – Что-то в ванной каплет из-под…

– Я тебе что, Ихтиандр? – гулко и зло отозвалась тёмная каминная пасть.

– Простите, не совсем понял? – не оборачиваясь, задержал мажордом в дверях свою гвардейски прямую спину.

– Не сантехник я! – рыкнул внушительный зад откуда-то с другой, должно быть более приспособленной к артикуляции, стороны. – Я печник! У меня своя и, между прочим, редкая специальность!..

– Подумаешь, человек горячей профессии… – под нос себе буркнул мажордом и, скептически поджав тонкие губы, свободной рукой в белой перчатке толкнул дверь в кабинет. Так было заведено: сразу по приезде Генрих Иоаннович выпьет коньяку, смахнув фужер с ломберного столика, а потом сядет за викторианский рабочий стол. За сочинительство новых вкладов в «Красный кредит» примется. Например: «Всенародный заём на ликвидацию министра образования!» А что? Чем не социальный заказ?

– А это что за хрень?! – удивлённо прогудел печник из тьмы камина.

– Я попросил бы вас… – наставительным тоном заметил через плечо мажордом. – Вы в приличном доме, а можно подумать, что в канализационной траншее на улице ковыряетесь!

– Нет, блин! Я тут в приличном доме, сидя в печке, ноты Сальери правлю!.. – длинно и как-то уж слишком кудряво для своей «горячей профессии» выругался печник с натужной злобой, видимо выдирая что-то из дымохода. – Сунут в дымоход чёрт знает что, а потом… Что это вообще за хрень?

…Сначала будто подтолкнуло в подошвы. Затем на миг показалось, что одновременно во всех окнах громадного дома вспыхнуло электричество. Но как-то уж слишком остро резанули золотые лезвия багровый сумрак московской ночи. Громыхнуло так, что дрогнул асфальт под ногами, или, наоборот, донеслось громыхание подземного взрыва, от которого взволновался асфальт. Под аккомпанемент затухающего рокота в жутком молчании разлетелись по багровому небу чёрные демоны ночи: обитатели взорванных чердаков, голуби и коты. Но их странное молчание восполнил разноголосый вой – взвыли где-то во внутренних двориках и на задворках дома перепуганные машины.

– Что за хрень?! – вскрикнул ст. лейтенант Кононов. Не успев дойти до подъезда, они с капитаном шарахнулись к стене, под широкий карниз цокольного этажа.

Высаженные окна вдруг обрушились звенящим каскадом вспышек и бликов. Вихри пламени, облизав драконьими языками стены, взвились вверх, охватив под конец Алевтину на карнизе эркера, но горгулья словно закрылась от них каменными крыльями. По низу же, вдоль улицы, покатил шквал воплей и бормотания изумлённой публики.

…А ещё ниже, в подземелье, Горлум, разбрызгивая под ногами зловонную жижу, выбрался на четвереньках из-за угла тоннеля и изумлённо пробормотал:

– Что за хрень?!

…Арсений Точилин наконец осмелился глянуть из-под руки вверх. Из почерневших оконных проёмов третьего этажа уже поволокло дымом, и его бурые клубы подсвечивало зарево разгоравшегося пожара.

– Ничего себе попытка покушения, – сплюнул под ноги капитан, выходя из своего убежища. – Что дальше? Захват заложников в булочной, массовое самоубийство «Свидетелей Иеговы» или похищение консула Гондураса? Гулять так гулять…

Старший лейтенант (далее ст. лейтенант. – Авт.)Кононов непривычно промолчал, по-прежнему прикрывая голову локтями.

…Стёкла всё ещё осыпались на асфальт – и в них отражалось личико начинающей модели агентства «Биип Интернасионал». Впрочем, ужаса в нём было куда меньше, чем после провального кастинга на суперпрестижное «Лицо сантехники Босх»: всё равно жизнь уже закончилась, как полагала тогда бедная девушка с внешностью перспективной старлетки эпохи раннего Голливуда.

Пламя притихло, будто задумавшись на миг о размере предстоящей ему работы, и в карих глазах «Биип Интернасионал» отражался пока только пионерский костёр у подъезда № 3, где полыхал фешенебельный «бентли», взорванный единственной, но попавшей куда надо пулей патрона Б-32, – почти одновременно со взрывом на третьем этаже подъезда.

…Сунув снайперку СВТ между ржавыми трубами на чердаке дома напротив, Михалыч спустился по железной лесенке на площадку и вызвал лифт. Но тот не работал, и Михалыч, потоптавшись на площадке, побрёл вниз, тяжко пересчитывая ступени сезонно распухшими ступнями. Куда? А он и сам не знал.

– Чем тебе Гондурас не угодил? – проворчал ст. лейтенант Кононов, объявившись наконец за спиной капитана Точилина.

– Да ничем, название подходящее.

– Сходство не есть тождество, – процитировал ст. лейтенант одному ему ведомый первоисточник.

Арсений тем временем поймал за плечо пэпээсника, запоздало мостившего на белобрысую голову полицейский шлем, и потребовал:

– Скорую, пожарных и оцепление!

– 911! – злобно посоветовал лейтенант и, нахлобучив шлем, затрусил к своему белому «форду», сохраняя достоинство стратегического отступления. Впрочем, и без его помощи в Кривоконюшенный переулок со стороны проспекта ворвался истерический вой сирены. «Вряд ли это уже пожарные, – решил Арсений. – Наверное, “скорую” кто-нибудь вызвал сразу после стрельбы “У Иваныча”. Кстати, о “скорой помощи”…»

– Жертвы? – перехватил он другого полицейского, чином поменьше, зазевавшегося у подъезда.

– Вроде не видать, – очнулся тот от разглядывания опустелых окон, похожих теперь на глазные впадины черепа. – Народ учёный уже.

В этом Арсений убедился, да и не сомневался особо. Народ был подготовлен стрельбой возле магазина и самой жизнью. Народ теперь то и дело подворачивался под руку, наступал на ногу и норовил если не затоптать, то увлечь за собой куда-то. И если блондинка, начинающая модель, только теперь ставшая подлинным «Лицом сантехники Босха» – фаянсово-белым, так и осталась брошенной у мусорного бачка, то потому только, что не успела из режима «дефиле» в режим «спасайся, кто может!» переключиться. Так ведь блондинка же…

«Впрочем, есть тут и трезвомыслящие элементы…» – отметил капитан Точилин, заодно бесцеремонно подхватив диву за шиворот, чтоб её не затоптали ненароком.

Среди толпы он заметил нескольких персонажей в чёрной униформе, высыпавших из монументальных дверей подъезда № 3 и с муравьиной деловитостью разбегающихся за углы и в подворотни дома Шатурова. Это действо здорово походило на организацию оцепления, только что и безуспешно затребованного капитаном.

– Господи, аккуратнее нельзя?! – раздражённо пискнула блондинка, рухнувшая с пьедестала самомнения, когда Арсений вздёрнул её за шиворот. – Я, между прочим, вам не это самое, я ведущая модель агентства!


Издательство:
ВЕЧЕ