Пролог
Коты тщательно примяли траву и уселись вокруг белоснежного перса. Над поляной повисло подобострастное урчание. Перс покрутил короткой шеей, оглядывая присутствующих. Его круглые, с оранжевым оттенком, глаза смотрели пристально, изучающе.
Сидевший рядом с ним кот, желтый словно прокуренная занавеска, истерично выкрикнул:
– Все?!
– Все! – подтвердили коты и почтительно склонили головы.
Желтый кот преданно взглянул на перса.
– Все, Армандо!
Перс с ответом не торопился, как никуда не торопится истинный лидер, чувствующий свой непререкаемый авторитет. Коты внимали тишине.
Наконец, Армандо поднял лапу и провыл:
– Братья мои родные, други мои верные, мы проделали очень долгий путь, полный лишений и опасностей! Нам было трудно, нам было очень трудно, но мы с честью преодолели все преграды, мы стали сильнее, мудрее и добрее! Все было не зря! К сожалению, многие из нас не дошли! Давайте вспомним имена ушедших и почтим их память! Цитрус, огласи весь список, пожалуйста!
Желтый с готовностью выдвинул когти на обеих лапах.
– Первым мы потеряли Фунтика, – произнес он и втянул один коготь. – Его переехал дальнобойщик по дороге в Оху!
Все скорбно и тихо завыли. Кроме одного кота, поджарого, с удивительно ровными полосами на боках и спине, делающими его похожим на матрас – он протестующе мотнул узкой головой.
– Фунтика собаки загрызли. В Чите. А переехали Тягача.
Армандо недовольно взглянул на желтого.
– Слышал? Ты почему факты искажаешь? Мне тебя уволить, что ли?
Цитрус с досадой почесал впалую грудь.
– Ну какая разница, а? Переехали, собаки погрызли – какая разница? Его нет уже!
– Уволен! – выкрикнул Армандо и припечатал приказ ударом белоснежной лапы о траву.
Цитрус вздрогнул и, понуро опустив голову, отошел в сторону. Армандо обратился к полосатому.
– Ко мне подойди, Матраскин!
Тот нерешительно приблизился. Армандо кивком головы указал на место возле себя. Матраскин, еле сдерживая восторг, уселся рядом.
– Матраскин, огласи весь список, пожалуйста.
– Почту за честь, – подобострастно прошипел новый секретарь, размотал лапами воображаемый свиток и деловито зачитал:
– Тягач – попал под колеса фуры по дороге в охинский аэропорт. Няша – похожая участь, только уже под колесами маневрового поезда в Хабаровске. Фунтик – погиб в неравном бою с бродячими собаками в Чите. Братья Арзамазовы – отравились крысиным ядом на складе в Иркутске. Селиван – разбился при падении с колеса обозрения в Красноярске. Дядюшка Макар – скончался от старости по дороге в Кемерово. Лулу…
– При чем тут Лулу?! – недовольно перебил Армандо. – Мне тебя уволить, что ли?! Зачем ты вспомнил имя этой предательницы?!
Матраскин засуетился в предчувствии краха едва начавшейся карьеры.
– Просто подумал, раз она не с нами, ее тоже можно записать в потери.
– Подумал он! Кто тебя уполномочил думать?!
Матраскин закусил лапу, страдальчески вращая глазами.
– Еще раз что-нибудь подобное подумаешь – выгоню и прокляну!
– Я понял, Армандо. Не повторится. Дальше зачитывать?
– Не надо! Настроение испортил только, тупой кретин! Пошел отсюда!
Матраскин расстроенно мяукнул и под злорадное шипение Цитруса ушел в круг. Остальные коты сидели с испуганно склоненными головами, и только подрагивающие уши говорили о том, что они внимают каждому слову.
Армандо оглядел их и вдруг расстроенно вздохнул. Покаянно ударил себя по голове (несильно, для драматизма сильно и не надо), шевельнул мохнатыми ушами и виновато произнес:
– Братья и сестры, я только что позволил себе несдержанность по отношению к своему ближнему! Я буду просить прощения у богини Киси!
Никто даже не спросил, почему он, оскорбив Матраскина, просит прощения у богини. Похоже, никто даже не задумывался об этом – слишком велик был авторитет лидера, который всегда прав.
Он воздел лапы к солнцу и протяжно завыл:
– Великая Кися! Я оскорбил своего брата! Если ты считаешь, что я недостоин прощения – покарай меня своими смертоносными и справедливыми лучами!
Армандо раскинул лапы и закрыл глаза. Коты робко переводили взгляды с него на солнце и обратно. Но ничего не произошло: солнце продолжало спокойно висеть на небосводе, безмятежно парили стрижи и тихо качались высокие тополя.
Армандо приоткрыл один глаз, затем второй. Сложил лапы вместе и прошипел в полупоклоне:
– Благодарю, мудрая Кися!
И оскалился.
– Богиня милостива и справедлива! Поблагодарим ее, братья и сестры!
Коты синхронно втянули уши, приосанились и захлопнули глаза. Сквозь плотно стиснутые зубы прорвался странный звук, похожий на свист закипающего чайника. Коты закачались в трансе, затем резко, словно повинуясь команде, упали ниц. Межзубный свист превратился в вой, надсадный и пугающий.
Армандо тоже выл, но более членораздельно:
– Кися! Великая прародительница котов и кошек, справедливая богиня и смелая воительница, мы славим тебя!
Коты подхватили:
– Мы славим тебя, мудрая и милосердная Кися!
Кружащий над полянкой стриж, совершенно обалдевший от увиденного, опустился перед белоснежным вожаком.
– Ребята, а вы чего тут делаете, а?
– Свали! – процедил Армандо.
Но любопытный пернатый не унимался.
– Не, серьезно! А вы чего тут устроили, а?!
Кот нервно взмахнул лапой – стриж, оглушенный ударом, упал в траву и тут же взлетел, уронив пару перьев. Сделал пару кругов над поляной и улетел.
Коты с закрытыми глазами резко подняли лапы и принялись пританцовывать. Это был странный танец. Танец безумных фанатиков.
– Вы избранные, братья мои! – продолжал завывать Армандо.
– Мы избранные! – подхватили все, пританцовывая с поднятыми лапами.
– Кися любит вас!
– Кися любит нас!
– А что вы готовы сделать ради Киси?!
– Мы готовы сделать все!
– В огонь?!
– В огонь!
– В воду?!
– В воду!
Армандо растянул холеную морду в улыбке и громко хлопнул лапами, прерывая танец.
– Посмотрите направо, братья!
Коты послушно повернули головы в сторону леса.
– Там находится село! Там живут наши братья и сестры, которые нуждаются в нашей вере! Прислушайтесь! Вы слышите, как они просят нас прийти к ним на помощь?! Вы слышите?!
Коты задергали ушами, но все, что они слышали – это звуки леса: пение птиц и шорох ветра в кронах, но из страха перед лидером один за другим заголосили:
– Да, верно! Слышу плач одинокого котенка!
– И я слышу! А еще кто-то кричит на кошку за то, что она не ловит мышей!
– И кот орет, будто что-то себе прищемил!
– Точно! Мы должны им помочь! Должны!
Армандо важно закивал.
– Все правильно, братья мои! Мы должны освободить их, привести сюда и обратить в нашу веру! Они заслуживают быть с нами! Они – одни из нас!
Коты завыли, зашипели и замяукали, выражая полное согласие.
– Ночью, братья мои, мы пойдем и освободим их! Ночью! Да поможет нам богиня Кися!
Коты разбежались и принялись в исступлении точить когти о стволы деревьев.
Глава первая
Барсик захлопнул шестой том интереснейшей научной саги «Анализ ДНК и белков математическими методами». В блаженстве закрыл глаза, вытянулся и задрожал от наслаждения. В клетках его большого и извилистого головного мозга шли бурные эволюционные процессы, строились новые нейронные связи, а от избытка гормона дофамина черепную коробку приятно распирало изнутри.
Подобное с Барсиком случалось, прямо скажем, нечасто – в лучшем случае прочитанные книги вызывали снисходительный скепсис, в худшем – ощущение потерянного времени и справедливый вопрос: а на кого, собственно, сия псевдонаучная макулатура рассчитана?!
Но сегодня он был крайне доволен. Правда, приятное послевкусие немного портило отсутствие равного собеседника, с которым можно обсудить прочитанное, подискутировать или даже немного поспорить. Но таковых в его окружении не было. Кроме сестры Майка – Агнессы.
При мысли о возлюбленной Барсик тоскливо вздохнул. Вспомнился недельной давности разговор на тему смелости и мягкотелости. Агнесса утверждала, что ему следует быть более решительным, чтобы всякие хамоватые хомячки не смели его оскорблять, не хихикали за спиной и не называли с усмешкой «уморастом». На вялые аргументы, что слово «умораст» происходит от слова «ум», она возразила, что дурацкое определение само по себе звучит крайне уничижительно, а из уст Бореньки – и вовсе как последнее оскорбление. А он, мягкотелый Барсик, молчит и позволяет тому наглеть еще больше.
Барсик попросил ее не путать мягкотелость и неконфликтность. И с обидой добавил, что если уж на то пошло, то он в состоянии дать Бореньке отпор, но только в случае, если тот говорит что-то совсем уж антинаучное, кладет на постулаты или вообще откровенно врет. А все остальное можно и пережить.
Агнесса, видя, как сильно расстроили Барсика ее слова, сказала, что верит в него. Верит, что он на самом деле – не слюнявый Барсик, а свирепый снежный барс, рыцарь без страха и упрека, этакая взрывная смесь интеллигентного лермонтовского Печорина и бесстрашного гладиатора Спартака. Но все эти качества надежно спрятаны в темных закоулках его души, а на поверхности плавает то, что плавает – безвольный и слабохарактерный рыжий Барсик.
На прощание кошка сказала, что пока он не принесет в зубах оторванные уши Бореньки, о встречах с ней может забыть. И хотя насчет «оторванных ушей» было сказано в переносном смысле, он четко понял: Агнессе нужен смелый и решительный спутник по жизни…
Барсик спрыгнул со стола и подошел к большому зеркалу. Оскалился и выпустил когти, затем грозно рыкнул. Получилось весьма убедительно. Но это наедине с зеркалом, а в жизни как быть?
Он поковырялся в недрах долгосрочной памяти и выудил оттуда следующую информацию: за смелость и решительность отвечает передняя поясная извилина, находящаяся в медиальной части головного мозга под мозолистым телом в поясничной борозде.
Ага. И что это значит? А значит это то, что если каким-нибудь образом стимулировать этот участок мозга, то можно запустить его активность и, как следствие, стать смелым.
Но как это сделать?
Мышцы, например, можно накачать путем упражнений с отягощениями, выносливость – развить двигательной активностью с нагрузкой на сердечно-сосудистую и дыхательную системы, память – натренировать с помощью специальных ассоциативных техник и мнемонических приемов, но вот как воздействовать на отдельный участок мозга? Да так, чтобы остальные не задеть?
Просверлить дырку в черепе и просунуть туда оголенный провод? Глупо и опасно. И потом, Барсик сильно сомневался, что строение головного мозга котов и людей – идентично.
Он подошел к книжному шкафу, распахнул стеклянные дверцы и бегло пробежался глазами по корешкам энциклопедий в поисках книги «Нейробиология и нейропсихология кошачьих» академика М.О. Зжечкова. Искомая книга обнаружилась на самой верхней полке.
Кот запрыгнул на стол, перескочил на шкаф и, вцепившись когтями передних лап в полку, повис напротив нужной книги. Аккуратно закусил верхний край переплета и уперся растопыренными задними лапами в соседние книги. Пыхтя и извиваясь, вытянул наполовину, отдохнул немного и принялся раскачиваться. Тяжеленный четырехсотстраничный фолиант вырвался из плена, полетел вслед за падающим Барсиком и настиг его ударом края твердого переплета прямо в область медиальной части мозга. Кот, потеряв сознание, растянулся на полу.
Очнулся он уже бесстрашным как Спартак – ибо никакой самый филигранный хирургический скальпель, никакой самый точный лазерный луч, никакие передовые нанотехнологии не могут воздействовать на мозг лучше, чем обычная книга.
***
– Тимоха, окно на кухне открыто, смотри, чтобы все было нормально, – сказал ушастый хозяин сидевшему на заборе Тимохе.
Тот успокаивающе вытянул правую лапу: не бзди, Маруся, я Дубровский!
Хозяин вывел беременную жену за калитку и усадил в «Жигули». О чем-то недолго поболтал с подошедшим соседом, сел в машину и укатил. Тимоха потянулся и зевнул. Пойти поспать, что ли?
Он уже собрался спрыгнуть во двор, но внимание привлекли замаячившие в конце улицы знакомые фигуры. Коты шли гурьбой, о чем-то беспокойно переговариваясь.
– Что за сходняк, братва? – поинтересовался Тимоха, когда те подошли к забору.
Вперед вышел серый кот с длинными, свисающими до земли, усами.
– Разговор к тебе есть.
Тимоха немало удивился. Право собирать толковище было только у него, а тут они сами пришли. Причем, все четырнадцать. Видно, разговор действительно предстоял серьезный.
– И о чем разговор, Метла? – холодно спросил он.
Кот опустил голову.
– Ну?! – поторопил Тимоха.
– Короче, Клим говорит, чтобы ты либо к нам переходил, либо…
Метла замолчал.
– Либо? – в нетерпении уточнил Тимоха.
– Либо ты должен уйти из села, – закончил Метла.
– Нормальная такая канитель! – развеселился Тимоха. – А если не уйду?
Коты молчали. Тимоха прекратил скалиться, спрыгнул перед ними и зловеще прошипел:
– Я вопрос задал: что будет, если не уйду?
Метла покосился на остальных в поисках поддержки, но те упорно отмалчивались. Тимоха поддел когтями его подбородок и заглянул в глаза.
– Хорошо, тогда другой вопрос. Кто такой Клим?
– Брат Майка, – просипел Метла.
– Я знаю, что он брат! – заорал Тимоха. – Я спрашиваю, кто он есть по жизни, чтобы мне тут условия ставить?!
– Ты же знаешь, что он с Джеком в кентах. Зачем тебе лишний головняк?
– А при чем тут Джек?! Что-то не пойму, кто мне предъявы кидает: Джек или Клим?! Если у Джека есть вопросы, то пусть задает их лично! То же самое касается и Клима! Где он сам?! Пусть придет и пояснит за шорох!
– Не шуми, – раздалось за спинами котов. Они расступились, пропуская серого беспородного кота. Сходство с младшим братом Клим имел несомненное, но Майк был намного более утонченным в комплекции и взгляд имел обаятельно-хитрый, Клим же, своим массивным телосложением и холодным взглядом, внушал страх.
– Я здесь, – Клим сел перед ним.
Тимоха снова оскалился.
– Вижу. А где твои бусы, Клим?
– Какие бусы?
– Стеклянные! Чем-то же Джек тебя приманил в свой патруль?!
– Тимоха, давай без грубостей? Тебе уже озвучили условия: либо ты вступаешь в наш патруль, либо уходишь из села. Ты единственный тут, кто живет не по правилам.
– Это по каким еще правилам?! Я с тобой разговариваю только из уважения к Майку! Но это не значит, что ты можешь указывать, что мне делать и куда идти!
– Тимоха…
– Я не договорил! Мне интересно, кто ты есть такой, чтобы мне правила диктовать?!
– Я не диктую, я тебе даю выбор: либо в патруль…
– Да ваш тупой патруль мне вообще ни в одно место не тарахтел! – взорвался Тимоха. – Вы же клоуны! Ходите по селу по ночам, все такие важные, мышей амбарных смешите! Я тебе что, Петрушка новогодний?! И еще раз спрашиваю: кто ты такой?!
– Ты знаешь, кто я. А вот ты кто такой? Кто ты без Майка?
Услышав это, Тимоха взбесился окончательно. Он уперся носом в нос Клима и прошипел:
– Я – Тимоха Ангорский! Еще вопросы есть?!
Клим тоже стал заводиться.
– Я вас, блатных, терпеть тут не буду! Это мое село! Все было тихо и спокойно, пока вы не появились! Тут, конечно, к Майку тоже претензии имеются!
– А ему боишься предъявить? – насмешливо спросил Тимоха.
– С братом я разберусь! Я сейчас с тобой разговариваю! В тридцатый раз спрашиваю: идешь в патруль?!
– Да иди ты на хрен со своим патрулем! Патруль-патруль, патруль-патруль, одолел уже со своим патрулем!
Клим недовольно зашипел, но Тимоха отодвинул его лапой и грозно взглянул на остальных.
– Вы что творите, чумардосы?! Вы гречку с сечкой попутали?! Вас, честных бродяг и мазуриков, какой-то фраер дешевый гнет, в какую-то блудню патрульную фалует, а вы и рады?! Это он за вас впрягался, когда вам собаки ласты крутили, а?! Или, может, он за вас мазу держал перед Хирургом?! Я вас спрашиваю, говнюки!
Не получив ответа, Тимоха подошел к самому худому.
– Супчик, ты, бродяга, уже много лет со мной! Мы с тобой и пайку делили, и от собак вместе отбивались, ты помнишь?
Супчик молча кивнул.
– Гривой не маши! Ты ответь!
– Помню, Тимоха.
– Тогда я что-то не догоняю, какую роль ты в этом гребучем цирке исполняешь?!
Супчик вздохнул.
– Тимоха, базара нет, мы с тобой давно. Всяко было, многое пережили. Но мне всегда хотелось нормального дома, тепла… не знаю… уюта, что ли. И чтобы жрать до отвала, а не воровать со столов, и чтобы спать не на голой земле, а у батареи теплой.
Тимоха взглянул непонимающе.
– У тебя сейчас и так это есть: и батарея теплая, и занавески в горошек. Зачем эта канитель с патрулем?
Супчик покосился на невозмутимого Клима. Тимоха сдвинулся, загораживая его собой, и повторил:
– В патруль зачем?
– Ну, чтобы не чувствовать себя нахлебником. Чтобы пользу людям приносить, – уныло ответил Супчик и скис.
Тимоха покачал головой.
– Ясно. Кто еще так считает?!
Так считали все. Тимоха это понял по покорно склоненным головам и гробовому молчанию.
– Тупое стадо! Этот патруль нужен не людям, а Джеку и этому туловищу!
Он показал на Клима. Тот ощетинился и выгнул спину.
– Выражения подбирай!
– Не стращай! И не перебивай! Так вот, братва, людям это не нужно! Свою сытную пайку и место у теплой печки вы получите и так! Просто потому, что вы есть! Все любят котиков! А патрули эти… эту мульку Джек замутил только для того, чтобы свое собачье эго почесать! А Клим – шнырь на побегушках! А вы, братва, просто живите и не заморачивайтесь!
– Все должны приносить пользу! – отрезал Клим. – Если ты против – на выход! Срок тебе на подумать – до утра! Я все сказал!
– Что ты там сказал?! – выкрикнул Тимоха, но Клим развернулся и пошел по дороге. Коты разношерстной струйкой потянулись за ним.
Тимоха, обхватив голову, смотрел им вслед. Он пребывал в таком шоке, что даже его богатой блатной лексики не хватало, чтобы описать произошедшее.
– Тим, Тимочка! – позвали сверху.
Он прекратил обнимать голову и вскочил на дерево, где нос к носу столкнулся с Челси. Красотка пряталась в листве и, разумеется, все слышала.
– Что ты тут уши греешь? – недружелюбно прошипел он.
Но кошечка, кажется, была слишком обеспокоена, чтобы обидеться на грубость.
– Тим, может, тебе лучше с Майком поговорить?
– Майка нет. Его и Бореньку Шниперсон в город увез, он там квартиру покупает – решил им показать да посоветоваться. И Арно забрал в качестве толмача. Да оно и к лучшему – я сам разрулю.
– Каким образом? – в сомнении спросила Челси.
Тимоха с досадой запустил когти в ветку и медленно провел, оставляя глубокие борозды.
– Для начала потрещу с Джеком. Интересно, тот вообще в курсах, что за мутки Клим тут устроил?
– Давай без этой твоей блатной фени! – поморщилась Челси. – И если в курсе, то что ты сделаешь?
– А если в курсе, то предъявлю ему!
– Джеку – предъявить?! – ужаснулась она. – Ты понимаешь, что будет потом?! Ты понимаешь, что за Джека встанут Аполлинарий и Берта?! Он им друг! Мне напомнить, что они вместе с Джеком освобождали наше село от Хирурга?! И от тебя в том числе!
– Я помню! – рявкнул Тимоха.
– Хочу еще напомнить, что Клим – сын Аполлинария и Берты. Как думаешь, за сына они тебе голову открутят по часовой стрелке или против?
– Куда ни плюнь – одни кумовья и кореша! – пожаловался Тимоха.
– Надо разговаривать с Майком. Только он сможет решить вопрос.
– Ты плохо слышишь? Майка нет в селе, и неизвестно, когда вернется! Клим, падла, специально время подгадал!
– Мне страшно за тебя, – всхлипнула Челси. – Может, тебе лучше принять условия Клима?
Тимоха упрямо помотал головой.
– В том-то и дело, что он мне условия ставит. Даже Майк себе такого никогда не позволял. Они точно братья?
– Точно, – вздохнула Челси и провела лапой с розовым бантом по его мужественной, покрытой старыми шрамами, морде. – Хочешь, я сама с Климом поговорю?
Тимоха в изумлении посмотрел на нее и постучал лапой в лоб.
– Женщина, ты вообще понимаешь, что говоришь?! Иди домой, сам разберусь!
Он спрыгнул на землю и чуть не угодил под копыта пронесшейся мимо коровы.
Корова в селе – явление, в общем-то, не новое. Бегущая корова, трясущая розовым выменем, уже вызывает некоторую обеспокоенность. Бегущая корова, на спине которой сидит рыжий кот и орет, безумно вращая глазами: «Поддай газку! Я скорость люблю!» – вызывает шок. Но больше всего Тимоху шокировало, что кот этот – Барсик.
– Беспредел какой-то, – пробормотал Тимоха и пошел в сторону дома Джека.
Не успев пройти и десяти метров, он услышал позади стук копыт. Барсик, вонзив когти в хребет буренки, орал: «Гони, милая!»
Тимоха благоразумно свернул в канаву – в его планы не входило умирать такой глупой смертью. Корова, поравнявшись с ним, сбросила наглого седока и помчалась дальше. Барсик, кувыркнувшись, сбил Тимоху и покатился по траве.
– Ты чего творишь, академик?! – взревел Тимоха. Подбежавшая Челси заботливо смахнула с его морды жидкую грязь, испачкав свою белоснежную шерстку и бант.
Барсик выбрался из лопухов.
– Извини, Тимоха. Я смелость развиваю.
– Как можно развить то, чего никогда не было? – недовольно спросила Челси.
– Уже есть. Но требует развития, иначе атрофируется. Мне книга помогла.
– Понятно. Решил перейти от теории к практике? Плохо получается. Оставайся лучше трусливым, но умным.
Барсик вздохнул.
– Я бы с удовольствием, но Агнесса…
– А что Агнесса? Мне кажется, она ценит в тебе другие качества. У вас много общего: оба умненькие, начитанные.
Барсик помялся.
– Думаешь, Челси?
Кошка кивнула, но тут влез Тимоха.
– Челси, иди домой! Вечером приду!
И игриво шлепнул ее лапой.
– Иди, иди!
Кошка кокетливо взмахнула пушистым хвостом и не спеша пошла по дороге.
– Слушается тебя! – в восхищении сказал Барсик.
– А то! – самодовольно ответил Тимоха. – Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей!
– Тем легче нравимся мы ей, – поправил Барсик. – Пушкин писал: «тем легче».
– Душнила ты, – поморщился Тимоха. – Суть же понял? Вот и прекрасно.
Он отряхнулся и вышел на дорогу.
– Ладно, академик, пойду я.
Но Барсик вдруг прыгнул перед ним.
– Тимоха, научи!
– Чему?
– Всему, что ты знаешь! Мне вот, например, очень импонирует твоя уверенность в себе. Может, тогда Агнесса ко мне вернется?
Тимоха самодовольно оскалился.
– Думаешь, это так легко? Меня жизнь-жестянка учила, а такого в твоих книжках не напишут.
– Вот и прошу: научи! Я люблю учиться!
Тимоха с сомнением посмотрел в его умные глаза и помотал головой.
– Не думаю, что тебе это подходит. Тут характер нужен.
– Так я же говорю: я готов! Готов воспитать в себе этот характер!
Тимоха почесал когтем лоб.
– Ну, можно сразу с практики начать.
– Я согласен!
– Лады. Тогда сейчас идешь к Джеку и говоришь ему: слушай сюда, псина, свой патруль можешь засунуть в свое гузно, иначе я тебя и всю твою кодлу так нагну, что…
Барсик обескураженно замахал лапами.
– Подожди! Я не совсем понимаю, разве это уверенность в себе? Мне кажется, это откровенное хамство и банальное неуважение к собеседнику. И потом, эта лексика никак не способствует продуктивному общению и пониманию. Сам Тургенев говорил: «Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык – это клад, это достояние, переданное нам нашими предшественниками! Обращайтесь почтительно с этим могущественным орудием; в руках умелых оно в состоянии совершать чудеса».
Тимоху перекосило.
– Ты сейчас серьезно?
– Абсолютно. А еще он писал: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»
– Понятно. Седлай свою корову – и вперед!
Тимоха махнул в сторону далекого горизонта и пошел прочь, но Барсик не отстал.
– Ты куда? Не думай, я не умничаю, просто по-другому не могу.
– Тогда не стоит себя переделывать. Даже ради Агнессы.
– Ради Агнессы я готов на все. Учи!
– Уверен?
– Учи!
– Предупреждаю: будешь тупить – буду бить. Как говорится: не доходит через голову, дойдет через звездюлину.
– Согласен.
Тимоха усмехнулся и остановился.
– Можешь так?
Он состряпал кривую ухмылку на наглой морде. Барсик попытался скопировать, но вышло неубедительно. Тимоха удрученно пробормотал:
– М-да уж, тут работать и работать. Башню немного разверни. Ага, вот так. Смотришь так, будто уже разговариваешь с покойником.
– Это как?
– Ну будто ты терпилу уже приговорил! Буркалы в кучу собери! Они у тебя не должны бегать – взгляд должен быть твердым, иначе сразу просекут, что с бакланом базарят! Ну вот, уже что-то. И запомни: важно не то, что ты говоришь, важно – как. Говоришь так, будто слова через зубы цедишь. Понял? Спокойно, не менжуясь, грузишь базаром. С чувством, с толком, с расстановкой…
Барсику, этому рафинированному сельскому интеллигенту, криминальные университеты давались нелегко. Зато Тимоха открыл в себе настоящий преподавательский талант: орал громко и раздавал затрещины щедро.
Через полчаса обогащенный новыми знаниями Барсик спрыгнул во двор дома Джека. Тимоха прижался ухом к забору и внимательно прислушался. Ученик не подкачал и сразу начал тоном развязным и безапелляционным:
– Слышь, собака ржавая, базар к тебе! Да ты присядь, что вскочил как прыщ на жопе?! Короче, грызи свою косточку и запоминай: патруль твой гребаный....
Раздался недоуменно-гневный рык Джека и глухой удар лапой. Тимоха поднял голову и проследил за траекторией полета Барсика. Тот с чмокающим звуком влепился в сарай на противоположной стороне дороги, повисел немного и со стоном сполз в траву. Тимоха задумчиво почесал ухо.
– А никто не говорил, что будет легко. Опыт – сын ошибок трудных…
***
Уж сколько она видела таких сел и деревень, попадавшихся на ее пути, – не счесть. И это – ничем не отличалось от остальных. Такое же. Все они одинаковые.
Лулу свернула было к первому дому, но звон цепи за забором заставил пройти мимо – она, конечно, кошка сильная и быстрая, но не дура, чтобы вступать в конфликт с местными псами. Ей хотелось просто раздобыть какой-нибудь еды, выспаться и идти дальше. Впереди долгий путь.
Через десять метров ей пришлось прижаться к забору – мимо, страдальчески мыча, промчалась корова, на пятнистой спине которой восседал рыжий кот и орал дурниной:
– Быстрее, говядина! Скорости дай, скорости!
Лулу нахмурилась.
– Ну и нравы тут.
Впрочем, о происшествии она быстро забыла, увидев небольшое углубление под кирпичным забором. Просунула туда морду и внимательно осмотрелась. Двор был большим и совсем не походил на деревенские дворы, традиционно захламленные всяким скарбом. Да и дом, основательный, из белого кирпича, выгодно отличался от большинства деревянных собратьев.
Лулу пролезла во двор и принюхалась. Не учуяв запаха собак, она медленно обошла дом и заглянула в каждое окно. Внутренняя обстановка ей понравилась: современный ремонт, красивая модульная и мягкая мебель, дорогая техника. Никаких валенок у печи и сушеных грибов на леске от угла до угла.
И, главное, никого. И эта приоткрытая створка одного окна – отдельный повод для радости.
Лулу запрыгнула на подоконник и раздвинула лапами красивую, в оранжевую крупную клетку, занавеску. Кухня ожидаемо оказалась современной и очень большой, с белым гарнитуром и разнообразием бытовой техники. Было видно, что хозяева – люди далеко не бедные. А у богатых людей не может быть пустого холодильника.
– Эй, есть кто дома?! – на всякий случай спросила она и, получив в ответ безмолвие пустого дома, бесшумно прыгнула на светлый ламинат. Быстро пересекла кухню и остановилась перед большим холодильником. Подцепила когтями уплотнительные резинки и потянула на себя – дверца не поддавалась. Тогда Лулу запрыгнула на столешницу гарнитура и ударом лапы смахнула с магнитного держателя лопатку из нержавейки. Спрыгнула, подхватила лопатку зубами и просунула под уплотнительную резинку дверцы. Легла на спину и задними лапами вбила ее поглубже, затем навалилась на ручку всем весом. Дверь открылась с чмокающим звуком – кошку обдало волной морозной свежести.
– Прелестно! – хихикнула она, разглядывая аппетитное содержимое.
Наевшись балыка и колбасы, она долго лежала возле холодильника, борясь с желанием погрузиться в послеобеденный сон. Усилием воли заставила себя встать и выглянула из кухни. Глаза нашарили у батареи пустую лежанку и две миски с водой и кормом.
Корм она проигнорировала (после балыка и сервелата эти непонятные коричневые гранулы смотрелись уж больно по-плебейски), а вот воды напилась с удовольствием. Совсем уж отяжелевшая забралась в лежанку и тут же выскочила. Судя по запаху, лежанка принадлежала коту – уж больно силен был мужланский запах.
Лулу прыгнула на дверную ручку, открывая комнату.
– Красота! – мурлыкнула она, увидев большую спальню. Картины на светлых стенах, большая телевизионная панель, внутренний блок кондиционера, под ним – тумба кремового цвета с ящичками.
Лулу с разбегу влетела на широкую двуспальную кровать и растянулась поперек, раскинув лапы. Уже засыпая, заметила поблескивающий на тумбочке браслет. Сон как рукой сняло. Прыжок – и вот она уже разглядывает дорогую вещицу. В восхищении погладила по тонкой дужке браслета из белого золота и по усыпанному кристаллами Сваровски жуку-скарабею.
– Шикарно! Беру!
Обхватив браслет и поджав уши, она водрузила его на голову. Повернулась к стоявшему рядом зеркалу и задохнулась от восторга – браслет смотрелся словно королевская тиара и очень сочетался с ее серебряной шерсткой и зелеными глазами.
– Ах, пристрелите меня! Невыносимая красота!
С фотографии, стоявшей в рамке рядом с зеркалом, смотрела пара молодоженов: он – в костюме, плечистый, лысый и ушастый, она – миловидная, в свадебном платье. Оба улыбающиеся и счастливые.
– Ну, как говорится, совет вам да любовь! – Лулу выгнулась в изящном поклоне. – За подарок спасибо! Ценю!
Вернувшись в кухню, ударом задних лап закрыла дверцу холодильника и вскочила на подоконник. Выбравшись со двора на улицу, проводила взглядом бегущую корову, на этот раз без седока, и не спеша потрусила по улице. Сытая, довольная и красивая.
***
Барсик долго смотрел в стену сарая. Взгляд его, затуманенный и печальный, заставил Тимоху проникнуться сочувствием. Он успокаивающе похлопал по рыжей голове.
– Тепличное ты все-таки существо, к ударам судьбы неприспособленное. Ты же задачки всякие решать любишь, так?
Барсик кивнул.
– Тогда реши задачу. Дано: один кот встретил трех злых собак. Слово за слово, лапой по столу – не пришли к взаимопониманию. Загнали его в угол, угрожали на куски порвать. Кто вышел победителем?
Барсик подумал немного и ответил:
– Собаки, конечно. Они тяжелее и крупнее кота, лучше развиты физически, их больше количественно. У собаки 42 зуба, следовательно – 126 зубов на троих. И это против 30 зубов кота. А какая порода собак?
Тимоха покачал головой.
– А это имеет значение?
– Конечно! Зная породу, я смог бы рассчитать силу укуса в ньютонах.
Тимоха застонал.