Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России

© А. И. Солженицын, наследники, 2015

© Н. Д. Солженицына, составление, 2015

© «Время», 2015

* * *

Вход в тему

Сквозь полвека работы над историей российской революции я множество раз соприкасался с вопросом русско-еврейских взаимоотношений. Они то и дело клином входили в события, в людскую психологию и вызывали накалённые страсти.

Я не терял надежды, что найдётся прежде меня автор, кто объёмно и равновесно, обоесторонне осветит нам этот калёный клин. Но чаще встречаем укоры односторонние: либо о вине русских перед евреями, даже об извечной испорченности русского народа, – этого с избытком. Либо, с другой стороны: кто из русских об этой взаимной проблеме писал – то большей частью запальчиво, переклонно, не желая и видеть, что бы зачесть другой стороне в заслугу.

Не скажешь, что не хватает публицистов, – особенно у российских евреев их намного, намного больше, чем у русских. Однако при всём блистательном наборе умов и перьев – до сих пор не появился такой показ или освещение взаимной нашей истории, который встретил бы понимание с обеих сторон.

Но надо научиться не натягивать до звона напряжённых нитей переплетения.

Рад бы я был не пытать своих сил ещё на такой остроте. Но я верю, что эта история – попытка вникнуть в неё – не должна оставаться «запрещённой».

История «еврейского вопроса» в России (и только ли в России?) в первую очередь богата. Писать о ней – значит услышать самому новые голоса и донести их до читателя. (В этой книге еврейские голоса прозвучат много обильнее, нежели русские.)

Но, по порывам общественного воздуха, – получается чаще: как идти по лезвию ножа. С двух сторон ощущаешь на себе возможные, невозможные и ещё нарастающие упрёки и обвинения.

Чувство же, которое ведёт меня сквозь книгу о 200‑летней совместной жизни русского и еврейского народов, – это поиск всех точек единого понимания и всех возможных путей в будущее, очищенных от горечи прошлого.

Как и все другие народы, как и все мы, еврейский народ – и активный субъект истории, и страдательный объект её, а нередко выполнял, даже и неосознанно, крупные задачи, навязанные Историей. «Еврейский вопрос» трактовался с многоположных точек зрения всегда страстно, но часто и самообманно. А ведь события, происходившие с любым народом в ходе Истории, – далеко не всегда определялись им одним, но и народами окружающими.

Слишком повышенная горячность сторон – унизительна для обеих. Однако не может существовать земного вопроса, негодного к раздумчивому обсуждению людьми. Увы, накоплялись в народной памяти взаимные обиды. Однако если замалчивать происшедшее – то когда излечим память? Пока народное мнение не найдёт себе ясного пера – оно бывает гул неразборчивый, и хуже угрозно.

От минувших двух столетий уже не отвернуться наглухо. И – планета же стала мала, и в любом разделении – мы опять соседи.

Я долго откладывал эту книгу и рад бы не брать на себя тяжесть её писать, но сроки моей жизни на исчерпе, и приходится взяться.

Никогда я не признавал ни за кем права на сокрытие того, что было. Не могу звать и к такому согласию, которое основывалось бы на неправедном освещении прошлого. Я призываю обе стороны – и русскую, и еврейскую – к терпеливому взаимопониманию и признанию своей доли греха, – а так легко от него отвернуться: да это же не мы…

Искренно стараюсь понять обе стороны. Для этого – погружаюсь в события, а не в полемику. Стремлюсь показать. Вступаю в споры лишь в тех неотклонимых случаях, где справедливость покрыта наслоениями неправды. Смею ожидать, что книга не будет встречена гневом крайних и непримиримых, а наоборот, сослужит взаимному согласию. Я надеюсь найти доброжелательных собеседников и в евреях, и в русских.

Автор понимает свою конечную задачу так: посильно разглядеть для будущего взаимодоступные и добрые пути русско-еврейских отношений.

1995

* * *

Эту книгу я писал, исходя лишь из велений исторического материала и поиска доброжелательных решений на будущее. Но надо и не упускать из виду: за последние годы состояние России столь крушительно изменилось, что исследуемая проблема сильно отодвинулась и померкла сравнительно с другими нынешними российскими.

2000

Круг рассмотрения

Какие могут быть границы у этой книги?

Я отдаю себе отчёт во всей сложности и огромности предмета. Понимаю, что у него есть и метафизическая сторона. Говорят даже, еврейскую проблему можно понять только и исключительно в религиозном и мистическом плане. Наличие такого плана я несомненно признаю, но, хотя о том написаны уже многие книги, – думаю, он скрыт от людей и принципиально недоступен даже знатокам.

Однако и все основные судьбы человеческой истории конечно имеют мистические связи и влияния – но это не мешает нам рассматривать их в плане историко-бытийном. И вряд ли верховое освещение всегда обязательно для рассмотрения осязаемых, близких к нам явлений. В пределах нашего земного существования мы можем судить и о русских, и о евреях – земными мерками. А небесные оставим Богу.

Я хочу осветить вопрос – в исторических, политических, бытовых и культурных отношениях только, – и почти только в пределах совместной двухвековой жизни русских и евреев в одном государстве. Я и думать не смею касаться четырёх-трёхтысячелетней глубины еврейской истории, уже внушительно наслоенной в стольких книгах и в бережных энциклопедиях. Не берусь я рассматривать историю евреев и в самых близких к нам странах – Польше, Германии, Австро-Венгрии. Я сосредоточиваюсь на русско-еврейских отношениях, притом с перевесом на XX век, знаменательный и катастрофичный в жизни обоих наших народов. На трудном взаимном опыте нашего сосуществования, и с попыткой рассеять непонимание ошибочное и обвинения ложные, а напомнить и об обвинениях справедливых. Книги, напечатанные в первые десятилетия этого века, уже и сильно не поспели в охвате этого опыта.

Конечно, современный автор не может при том упустить из виду уже полувековое существование государства Израиль и огромное влияние его на еврейскую, и не только еврейскую, жизнь во всём мире. Не может, хотя бы для объёмности собственного понимания, не попытаться для себя самого сколько-то вникнуть и во внутреннюю жизнь Израиля и духовные направления в нём, – а тогда невольно, боковыми отблесками, это может отразиться и в книге. Было бы непомерной претензией со стороны автора включать сюда основательное рассмотрение принципиальных вопросов сионизма и жизни Израиля. Однако я большое внимание придаю публикациям современных культурных российских евреев, проживших десятилетия в СССР, затем переехавших в Израиль и, таким образом, имевших случай переобмыслить на своём опыте многие еврейские проблемы.

Часть I
В дореволюционной России

Глава 1
Включая XVIII век

В этой книге не рассматривается пребывание евреев в России прежде 1772 года. Мы ограничимся здесь лишь несколькими страницами напоминания о более древнем периоде.

Первым русско-еврейским пересечением можно было бы счесть войны Киевской Руси с хазарами – но это не вполне точно, ибо хазары имели только верхушку из иудейского племени, а сами были тюрки, принявшие иудейское вероисповедание.

Если следовать изложению солидного еврейского автора уже середины нашего века Ю. Д. Бруцкуса, какая-то часть евреев из Персии через Дербентский проход переместилась на нижнюю Волгу, где с 724 после Р. Х. выросла Итиль – столица хазарского каганата^[1]. Племенные вожди тюрко-хазаров (ещё тогда идолопоклонников^[2]) не желали мусульманства, чтобы не подчиняться багдадскому халифу, ни христианства – чтоб избежать опеки и византийского императора; и оттого около 732 племя перешло в иудейскую религию. – Само собой была еврейская колония и в Боспорском царстве (Крым, Таманский полуостров), куда император Адриан переселил еврейских пленников в 137, после подавления Бар-Кохбы. Впоследствии еврейское население в Крыму устойчиво держалось и под готами, и под гуннами, и особенно Кафа (Керчь) сохранялась еврейской. – В 933 князь Игорь брал, на время, Керчь, Святослав же Игоревич отвоевал от хазаров Придонье. В 969 руссы уже владели всем Поволжьем, с Итилем, и русские корабли появлялись у Семендера (дербентское побережье). – Остатки хазаров – это кумыки на Кавказе, а в Крыму они вместе с половцами составили крымо-татар. (Караимы и евреи-крымчаки, однако, не перешли в магометанство.) – Добил хазаров Тамерлан.

Впрочем, ряд исследователей полагает (точных доказательств нет), что в каком-то объёме евреи переместились в западном и северо-западном направлении через южно-русское пространство. Так, востоковед и семитолог Аврахам Гаркави пишет, что еврейская община в будущей России «была образована евреями, переселившимися с берегов Чёрного моря и с Кавказа, где жили их предки после ассирийского и вавилонского пленений»^[3]. К этому взгляду близок и Ю. Д. Бруцкус. (Есть мнение и: что это – остатки тех «пропавших» десяти колен Израиля.) Такое движение, может быть, доканчивалось ещё и после падения Тмутаракани (1097) от половцев. – По мнению Гаркави, разговорным языком этих евреев, по крайней мере с IX века, был славянский, и только в XVII веке, когда украинские евреи бежали от погромов Хмельницкого в Польшу, языком их стал идиш, каким говорили евреи в Польше.

Разными путями евреи попадали и в Киев и оседали там. Уже при Игоре нижняя часть города называлась Козары; сюда Игорь добавил в 933 пленных евреев из Керчи. Потом прибывали пленные евреи в 965 из Крыма, в 969 – козары из Итиля и Семендера, в 989 – из Корсуни (Херсонеса), в 1017 из Тмутаракани. Появлялись в Киеве и западные евреи: в связи с караванной торговлей Запад – Восток, а может быть, с конца XI века, и от преследований в Европе при первом крестовом походе^[4].

Также и более поздние исследователи подтверждают хазарское происхождение «иудейского элемента» в Киеве XI века. Даже ранее: на рубеже IX–X веков в Киеве отмечено наличие «хазарской администрации и хазарского гарнизона». А уж «в первой половине XI в. еврейский и хазарский элемент в Киеве… играл значительную роль»^[5].Киев IX–X веков был многонационален и этнически терпим.

Таким образом, в конце X века, к моменту выбора Владимиром новой веры для руссов – не было недостатка евреев в Киеве, и нашлись из них учёные мужи, предлагавшие иудейскую веру. Но выбор произошёл иначе, чем в Хазарии за 250 лет до того. Карамзин перелагает так: «Выслушав иудеев, [Владимир] спросил: где их отечество? – „В Иерусалиме“, – ответствовали проповедники, – „но Бог во гневе своём расточил нас по землям чуждым“. – „И вы, наказываемые Богом, дерзаете учить других?“ – сказал Владимир. – „Мы не хотим, подобно вам, лишиться своего отечества“»^[6]. – После крещения Руси, добавляет Бруцкус, приняла христианство и часть козарских евреев в Киеве; и даже: из них? – был затем, в Новгороде, один из первых на Руси христианский епископ и духовный писатель – Лука Жидята^[7].

Сосуществование христианской и иудейской религии в Киеве не могло не привести учёных мужей к напряжённому сопоставлению их. В частности, это родило знаменательное в русской литературе «Слово о Законе и Благодати» (сред. XI в.): утверждение христианского самосознания у русских на века вперёд. «Полемика здесь так свежа и жива, как она представляется в посланиях апостольских»^[8]. Ведь это был всего лишь первый век христианства на Руси. Тогдашних русских неофитов иудеи остро интересовали именно по размышлениям религиозным – а в Киеве как раз и были возможности контактов. Этот интерес был выше, чем при новом потом соседстве с XVIII века.

Затем больше столетия евреи интенсивно участвовали в обширной торговой деятельности Киева. «В новых городских стенах (закончены в 1037) имелись Жидовские ворота, к которым примыкал еврейский квартал»^[9]. Евреи Киева не встречали ограничений или враждебности от князей и даже имели покровительство их, особенно Святополка Изяславича, так как торговля и предпринимательство евреев были выгодны для казны.

В 1113, когда, после смерти Святополка, Владимир Мономах всё ещё, из совести, колебался занять киевский престол ранее Святославичей, – «мятежники, пользуясь безначалием, ограбили дом Тысячского… и всех Жидов, бывших в столице под особенным покровительством корыстолюбивого Святополка… Причиною Киевского мятежа было, кажется, лихоимство Евреев: вероятно, что они, пользуясь тогдашнею редкостию денег, угнетали должников неумеренными ростами»^[10]. (Есть указания, например в «Уставе» Мономаха, что киевские ростовщики брали до 50 % годовых.) При том Карамзин ссылается и на летописи, и на добавление В. Н. Татищева. У Татищева же находим: «Потом Жидов многих побили и домы их разграбили за то, что сии многии обиды и в торгах христианом вред чинили. Множество же их, собрався к их Синагоге, огородясь, оборонялись, елико могли, прося времяни до прихода Владимирова». А после его прихода киевляне «просили его всенародно о управе на Жидов, что отняли все промыслы христианом и при Святополке имели великую свободу и власть… Они же многих прельстили в их закон»^[11].

По мнению М. Н. Покровского, киевский погром 1113 носил социальный, а не национальный характер. (Правда, приверженность к социальным толкованиям этого «классового» историка хорошо известна.)

Владимир, заняв киевский престол, так отвечал жалобщикам: «Понеже их [Жидов] всюду в разных княжениях вошло и населилось много и мне не пристойно без совета князей, паче же и противо правости… на убивство и грабление их позволить, где могут многие невинные погинуть. Для того немедленно созову князей на совет»^[12]. На совете принят был закон об ограничении ростов, который Владимир включил в Устав Ярославов. А Карамзин, следуя Татищеву, сообщает, что по решению совета Владимир «выслал всех Жидов; что с того времени не было их в нашем отечестве». Но тут же оговаривается: «В летописях напротив того сказано, что в 1124 году [в большой пожар] погорели Жиды в Киеве: следственно их не выгнали»^[13]. (Бруцкус поясняет, что это был «в лучшей части города целый квартал… у Жидовских ворот рядом с Золотыми Воротами»^[14].)

По крайней мере один еврей был в доверии у Андрея Боголюбского во Владимире. «В числе приближённых к Андрею находился также какой-то Ефрем Моизич, которого отчество – Моизич, или Моисеевич, указывает на жидовское происхождение», и он, по словам летописца, был среди зачинщиков заговора, которым был убит Андрей^[15].Но есть и такая запись, что при Андрее Боголюбском «приходили из Волжских областей много Болгар и Жидов и принимали крещение», а после убийства Андрея сын его Георгий сбежал в Дагестанк еврейскому князю^[16].

Вообще же по периоду Суздальской Руси сведения о евреях скудны, как, очевидно, и их численность там.

Еврейская Энциклопедия отмечает, что в русском былевом эпосе «„Иудейский Царь“ является… излюбленным общим термином для выражения врага христианской веры», как и Богатырь-Жидовин в былинах об Илье и Добрыне^[17]. Здесь могут быть и остатки воспоминаний о борьбе с Хазарией. И тут же проступает религиозная основа той враждебности и отгораживания, с какою евреев не допускали в Московскую Русь.

С нашествия татар прекратилась оживлённая торговая деятельность в Киевской Руси, и многие евреи, видимо, ушли в Польшу. (Впрочем, еврейские поселения на Волыни и в Галиции сохранились, мало пострадав от татарского нашествия.) Энциклопедия сообщает: «Во время нашествия татар (1239), разрушивших Киев, пострадали также евреи, но во второй половине 13 в. они приглашались великими князьями селиться в Киеве, находившемся под верховным владычеством татар. Пользуясь вольностями, предоставленными евреям и в других татарских владениях, киевские евреи вызвали этим ненависть к себе со стороны мещан»^[18]. Подобное происходило не только в Киеве, но и в городах Северной России, куда при татарском господстве открылся «путь многим купцам Бесерменским, Харазским или Хивинским, издревле опытным в торговле и хитростях корыстолюбия: сии люди откупали у Татар дань наших Княжений, брали неумеренные росты с бедных людей и, в случае неплатежа объявляя должников своими рабами, отводили их в неволю. Жители Владимира, Суздаля, Ростова вышли наконец из терпения и единодушно восстали, при звуке Вечевых колоколов, на сих злых лихоимцев: некоторых убили, а прочих выгнали»^[19]. В наказание восставшим грозил приход карательной армии от хана, предотвращённый посредничеством Александра Невского. – «В документах 15 в. упоминаются киевские евреи – сборщики податей, владевшие значительным имуществом»^[20].

«Движение евреев из Польши на Восток», в том числе и в Белоруссию, «замечается и в 15 в.: встречаются откупщики таможенных и других сборов в Минске, Полоцке», Смоленске, но ещё не создаётся там их оседлая общинная жизнь. А после короткого изгнания евреев из Литвы (1495) «движение на Восток возобновилось с особой энергией в начале 16 в.»^[21].

Проникновение же евреев в Московскую Русь было самым незначительным, хотя приезду извне «влиятельных евреев в Москву не чинили тогда препятствий»^[22]. Но в конце XV века у самого центра духовной и административной власти на Руси происходят как будто и негромкие события, однако могшие повлечь за собой грозные волнения или глубокие последствия в духовной области. Это так называемая «ересь жидовствующих». По выражению противоборца ей Иосифа Волоцкого: «Благочестивая земля Русская не видала подобного соблазна от века Ольгина и Владимирова»^[23].

Началось это, по Карамзину, так: приехавший в 1470 в Новгород из Киева еврей Схариа «умел обольстить там двух Священников, Дионисия и Алексия; уверил их, что закон Моисеев есть единый Божественный; что История Спасителя выдумана; что Христос ещё не родился; что не должно поклоняться иконам, и проч. Завелась Жидовская ересь»^[24]. С. Соловьёв добавляет, что Схариа достиг этого «с помощью пятерых сообщников, также Жидов», и что эта ересь была, «как видно, смесь иудейства с христианским рационализмом, отвергавшая таинство Св. Троицы, божество Иисуса Христа»^[25]. После этого «поп Алексий назвал себя Авраамом, жену свою Саррою, и развратил, вместе с Дионисием, многих Духовных и мирян… Но трудно понять, чтобы Схариа мог столь легко размножить число своих учеников Новогородских, если бы мудрость его состояла единственно в отвержении Христианства и в прославлении Жидовства… вероятно, что Схариа обольщал Россиян Иудейскою Каббалою, наукою пленительною для невежд любопытных и славною в XV веке, когда многие из самых ученых людей…искали в ней разрешения всех важнейших загадок для ума человеческого. Каббалисты хвалились… что они знают все тайны Природы, могут изъяснять сновидения, угадывать будущее, повелевать Духами…»^[26].

Напротив, Ю. И. Гессен, еврейский историк XX века, считает, правда не указывая никаких источников: «вполне установлено, что ни в насаждении ереси… ни в её дальнейшем распространении евреи не принимали никакого участия»^[27]. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона утверждает, что «собственно еврейский элемент не играл, кажется, в этом учении особенно видной роли и сводился к некоторым обрядам»^[28]. Современная же ему Еврейская Энциклопедия пишет: «спорный вопрос о еврейском влиянии на секту ныне, после опубликования „Псалтири жидовствующих“ и других памятников… следует считать решённым в утвердительном смысле»^[29].

«Новогородские еретики соблюдали наружную пристойность, казались смиренными постниками, ревностными в исполнении всех обязанностей благочестия»^[30], и это «обратило на них внимание народа и содействовало быстрому распространению ереси»^[31]. И когда, после падения Новгорода, Иоанн III посетил его, то обоих начальных еретиков, Алексия и Дионисия, за все достоинства их благочестия в 1480 взял с собой в Москву и возвысил в протоиереев Успенского и Архангельского соборов в Кремле. «С ними перешёл туда и раскол, оставив корень в Новегороде. Алексий снискал особенную милость Государя, имел к нему свободный доступ, и тайным своим учением прельстил» не только нескольких крупных духовных и государственных чинов, но убедил великого князя возвести в митрополиты – то есть во главу всей русской Церкви – из своих обращённых в ересь архимандрита Зосиму. А кроме того, обратил в ересь и Елену, невестку великого князя, вдову Иоанна Младого и мать возможного наследника престола, «внука благословенного» Дмитрия^[32].

Поразителен быстрый успех и лёгкость этого движения. Они объясняются, очевидно, взаимным интересом. «Когда переводилась на русский язык с еврейского „Псалтырь жидовствующих“ и другие произведения, имеющие целью обольщение неискушённого русского читателя и иногда отчётливо антихристианские, можно было бы думать о заинтересованности в них только евреев и иудаизма». Однако и «русский читатель был заинтересован… в переводах еврейских религиозных текстов», отсюда и – «какой успех имела пропаганда „жидовствующих“ в разных слоях общества»^[33]. Острота и живость этого контакта напоминает ту, что возникла в Киеве в XI веке.

Однако архиепископ новгородский Геннадий около 1487 раскрыл ересь, прислал в Москву несомненные её доказательства и продолжал розыск и обличение ереси до тех пор, пока для её разбора не был собран в 1490 Церковный Собор (под вождением только что поставленного митрополитом Зосимы). «С ужасом слушали Геннадиеву обвинительную грамоту… что сии отступники злословят Христа и Богоматерь, плюют на кресты, называют иконы болванами, грызут оныя зубами, повергают в места нечистые, не верят ни Царству Небесному, ни воскресению мертвых и, безмолвствуя при усердных Христианах, дерзостно развращают слабых»^[34]. «Из [соборного] приговора видно, что жидовствующие не признавали Иисуса Христа Сыном Божиим…учили, что Мессия ещё не явился… почитали ветхозаветную субботу „паче Воскресения Христова“»^[35]. На Соборе предлагали казнить еретиков – но волею Иоанна III их осудили на заточение, а ересь прокляли. «Такое наказание по суровости века и по важности разврата было весьма человеколюбиво»^[36]. Историки единодушно объясняют эту сдержанность Иоанна тем, что ересь уже завелась под его собственной крышей, её приняли «люди известные, могущественные по своему влиянию», в том числе «славный своею грамотностию и способностями» Иоаннов всесильный дьяк (как бы иностранных дел министр) Фёдор Курицын^[37]. «Странный либерализм Москвы проистекал от временной „диктатуры сердца“ Ф. Курицына. Чарами его секретного салона увлекался сам великий князь и его невестка… Ересь не только не замирала, но… пышно цвела и распространялась… При московском дворе… в моде были астрология и магия, вместе с соблазнами псевдонаучной ревизии всего старого, средневекового мировоззрения», это было широкое «вольнодумство, соблазны просветительства и власть моды»^[38].

Еврейская Энциклопедия ещё предполагает, что Иоанн III «из политических соображений не выступал против ереси. С помощью Схарии он надеялся усилить своё влияние в Литве», а кроме того, хотел сохранить расположение влиятельных крымских евреев: «князя и владетеля Таманьского полуострова Захарии де Гвизольфи» и крымского еврея Хози Кокоса, близкого к хану Менгли-Гирею^[39].

После Собора 1490 Зосима ещё несколько лет гнездил тайное общество, но был раскрыт и он, и в 1494 великий князь повелел ему, без суда и шума, как бы добровольно удалиться в монастырь. «Ересь, однако, не ослабела: одно время (1498) последователи её едва не захватили в Москве всей власти и ставленник их Димитрий, сын княгини Елены, был венчан на царство»^[40]. Но вскоре Иван III помирился с женой Софьей Палеолог, и с 1502 трон наследовал её сын Василий. (А Курицын к тому времени умер.) И еретики после Собора 1504 одни были сожжены, другие заточены, третьи бежали в Литву, «где формально приняли иудаизм»^[41].

Отметим, что преодоление ереси «жидовствующих» дало толчок духовной жизни Московской Руси конца XV – начала XVI века, осознанию необходимости духовного просвещения, школ для духовенства, а с именем епископа Геннадия связано собирание и издание на Руси первой церковно-славянской Библии, ещё не существовавшей как единое собрание на православном Востоке. С изобретением книгопечатания «через 80 лет эта самая Геннадиева Библия… напечатана была в Остроге (1580–82 г.), как первопечатная церковно-славянская Библия, и тогда ещё опередившая этим своим появлением весь православный Восток»^[42]. Широко обобщает это явление и академик С. Ф. Платонов: «Движение „жидовствующих“ несомненно заключало в себе элементы западно-европейского рационализма… Ересь была осуждена; её проповедники пострадали, но созданное ими настроение критики и скепсиса в отношении догмы и церковного строя не умерло»^[43].

Современная Еврейская Энциклопедия напоминает «предположение, что резко отрицательное отношение к иудаизму и евреям в Московской Руси, неизвестное там до начала 16 в.», повелось от этой борьбы с «жидовствующими»^[44]. По духовным и государственным масштабам события это вполне правдоподобно. Но Ю. И. Гессен оспаривает такое мнение: «знаменательно, что столь специфическая окраска ереси, как „жидовская“, не помешала успеху секты и вообще не возбудила в ту пору враждебного отношения к евреям»^[45].

В эти века, с XIII по XVIII, в соседней Польше создавалась, росла и укреплялась в своём устойчивом быте крупнейшая еврейская община, которой предстояло основать массив будущего российского еврейства, к XX веку главной части еврейства мирового. С XVI века происходило «значительное переселение польских и чешских евреев» на Украину, в Белоруссию и в Литву^[46]. В XV веке еврейские купцы из Польско-литовского государства ещё свободно приезжали и в Москву. Но это изменилось при Иоанне Грозном: въезд еврейским купцам был запрещён. А когда в 1550 польский король Сигизмунд-Август потребовал, чтоб им был дозволен свободный въезд в Россию, Иоанн отказал в таких словах: «в свои государства Жидом никак ездити не велети, занеже в своих государствах лиха никакого видети не хотим, а хотим того, чтобы Бог дал в моих государствах люди мои были в тишине безо всякого смущенья. И ты бы, брат наш, вперёд о Жидех к нам не писал»^[47], они русских людей «от христианства отводили, и отравные зелья в наши земли привозили и пакости многие людям нашим делали»^[48].

Есть легенда, что при взятии Полоцка в 1563, по жалобам русских жителей «на лихие дела и притеснения» от евреев, арендаторов и доверенных у польских магнатов, Иоанн IV приказал всем евреям тут же креститься, а отказавшихся, и будто ровно 300 человек, тут же, при себе, велел утопить в Двине. Но историки тщательные, как, например, Ю. И. Гессен, не только не подтверждают эту версию, хотя бы в ослабленном виде, но даже не упоминают о ней.

Зато он пишет, что при Лжедмитрии I (1605–06) евреи появились в Москве «в большом, сравнительно, числе», как и другие иностранцы. А после конца Смуты было объявлено, что Лжедмитрий II («Тушинский Вор») – «родом Жидовин»^[49]. (О происхождении «Тушинского Вора» источники разноречат. Одни утверждают, что это – поповский сын с Украйны Матвей Верёвкин; «или Жид… как сказано в современных бумагах государственных», он «разумел, если верить одному чужеземному историку, и язык Еврейский, читал Талмуд, книги Раввинов», «Сигизмунд послал Жида, который назвался Димитрием Царевичем»^[50].) Из Еврейской Энциклопедии: «Евреи входили в свиту самозванца и пострадали при его низложении. По некоторым сообщениям… Лжедмитрий II был выкрестом из евреев и служил в свите Лжедмитрия I»^[51].

После Смуты нахлынувшие за её время польско-литовские люди были в России ограничены в правах, и «польско-литовские евреи должны были в этом отношении разделять судьбу своих сограждан», которым запретили ездить с товарами в Москву и замоскворецкие города^[52]. (В договоре московитян с поляками о воцарении Владислава было оговорено: «Не склонять никого в Римскую, ни в другие Веры, и Жидам не въезжать для торговли в Московское Государство»^[53]. А по другим сведениям, евреям – торговым людям после Смуты оставался свободен доступ и в Москву^[54].) «Противоречивые распоряжения указывают на то, что правительство Михаила Фёдоровича не преследовало принципиальной политики по отношению к евреям… относилось более терпимо к евреям»^[55].

«В годы правления Алексея Михайловича встречаются многие данные о пребывании евреев в России – в Уложении не содержится каких-либо ограничений относительно евреев… они имели тогда доступ во все русские города, включая Москву»^[56]. По словам Гессена, среди населения, захваченного при русском наступлении на Литву в 30‑е годы XVII века, было немало евреев, и «к ним применялись те же правила, какие были установлены для других». После военных действий 50–60‑х «в московском государстве вновь появились пленные евреи, к ним отнеслись отнюдь не хуже, чем к прочим пленным». А после Андрусовского мира 1667 евреям «предложили остаться в стране. И многие, как видно, этим воспользовались». Иные приняли христианство, и «некоторые из пленных явились родоначальниками русских дворянских фамилий»^[57]. (Небольшое число крестившихся поселилось в XVII веке и на Дону, в станице Старочеркасской, и около десяти казачьих фамилий произошло от них.) Около того же 1667 англичанин Коллинз писал, что «евреи с недавнего времени размножились в Москве и при дворе», по-видимому при покровительстве придворного врача-еврея^[58].

При Фёдоре Алексеевиче была попытка приказать: «Которые Евреяны впредь приедут с товары утайкою к Москве» – товаров их на таможне не принимать, ибо «Евреян с товары и без товаров из Смоленска пропускать не велено»^[59]. Однако «практика не соответствовала… этому теоретическому правилу»^[60].

К ранним годам (1702) царствования Петра, в связи с его манифестом, призывающим в Россию искусных иностранцев, относится его при том оговорка о евреях: «Я хочу… видеть у себя лучше народов Магометанской и языческой веры, нежели Жидов. Они плуты и обманщики. Я искореняю зло, а не распложаю; не будет для них в России ни жилища, ни торговли, сколько о том ни стараются, и какближних ко мне ни подкупают»^[61].

Однако за всё царствование Петра I нет никаких сведений о стеснениях евреев, не издано ни одного закона, ограничивающего их. Напротив, при общей благожелательности ко всяким иностранцам была широко открыта деятельность и для евреев, а по их возникающей незаменимости находим евреев и в ближайшем доверенном окружении императора: вице-канцлер барон Пётр Шафиров (крупный и плодотворный деятель, но и склонный к мошенничеству, в чём его наказывал при жизни сам Пётр, а после смерти Петра вёл расследование и Сенат^[62]); его двоюродные племянники Абрам Веселовский, весьма приближенный к Петру, Исаак Веселовский; Антон Дивьер, первый генерал-полицеймейстер Петербурга; Вивьер, начальник тайного розыска; шут Акоста и др. В письме к А. Веселовскому Пётр выразил так: «Для меня совершенно безразлично, крещён ли человек или обрезан, чтобы он только знал своё дело и отличался порядочностью»^[63]. Еврейские торговые дома из Германии запрашивали, чтобы русское правительство гарантировало им безопасность торговли с Персией через Россию, но этой гарантии не получили^[64].